Ты моя звезда, Мэйбл

Это было обычное лето 2017, спустя год после прошлой поездки в загадочный посёлок близняшки Пайнс снова прибывали в аномальном городке, гостивши у дядюшки Стэнли. Всё было на удивление как обычно, и ничто, казалось, не предвещало беды. Со временем в мирском быту паника, на самом деле, уладилось, и грозная шайка Билла больше не тревожила люд. Все бросили его, разошлись друзья, оставили и забыли. Никто не вспоминал о Шифре, кроме заклятых врагов демона. А именно те были агенты и Временной Младенец. После заточения дитяти в крепкие арктические льды волшебный мир не утихал, грозясь «развалом, если их управитель не вернётся». Обычно распространением этих идей занимались бывшие приближённые Младенца, раннее запугивавшие простой народ приказами склониться пред властью могущественного лжебога. Довольно часто эти слухи походили на чьи-нибудь бредни, однако это не отменяло тот факт, что устрашение, как-никак, работало. Для того чтобы разморозить Дитя Времени, приближённые собрали много денег на устройство для отопления с обычного люда. Уже очень скоро народ, стоял лицом к лицу с агентами, созерцая между тем грозную рожицу Младенца. Работы по освобождению дитяти изо льдов проводились с месяц. До сих пор вспоминается, как зеваки мололи всякую чушь насчёт того, что их божок снова захочет устроить горячий геноцид, коли привередливому управленцу не понравится что-то: «Я отморозил себе руки и ноги, пока вы сушили туловище! Вот вам смертная казнь». …или ещё того похуже. Слухи слухами, отнюдь никто не знал, что же получится из этого в конце концов. Кстати сказать, больше всего интересовавшиеся в политике их государства, занимающие сторону оппозиции, любили втихаря сравнивать Младенца с Биллом. А чем не парочка? Любят устроить переполох, оба относительно жестоки к своим подданным, и оба ненавидят друг друга, имея равное количество сил, в том числе и соперничество. Что ж, что же насчёт разморозки? По окончании работ все были в предвкушении. Помнится, простофили в среднем ряду шептались с друг дружкою, мол, из-за холода у божка атрофировался головной мозг, и теперь страну накроет полная анархия, пока один из агентов не пригрозил ораве холуев своим бластером. Под конец дня все умолкли и пришло время размораживать Дитя. Из далёких областей магического государства собрались разные чиновники и обычные крестьяне. Самый важный агент, Пауэрс, названный правой рукой Временного Младенца, что объединился с тем и помогал борьбе его с Биллом, направившись на полурастопленный кусок льда, скрывающий под собой лишь голову и ноги правителя, произвёл заключительные выстрелы смесью из лавового порошка и песка душ по конечностям дитяти. Пыль, гремящие осколки айсберга и неугомонные ликования народа вперемешку с шёпотом каких-то зевак, всё это смешалось в одну кучу, и агенты закрыли глаза и уши, чтобы сохранить обе вещи: и зрение, и слух. И вот, как только клубни дыма рассеялись по сторонам, возможно было разглядеть, как Дитя щурится и моргает своими глазами-блюдцами. Явно ошеломлённые, не верующие в реальность происходящего, некоторые горожане попадали на колени перед дитятем, в то время как другие стали кричать о любви и патриотизме по отношению к Младенцу… Тот, в свою очередь, как словно их и не слышал, лишь хмуро, пустым взглядом осматривая всё кругом, покосился на агента Триггера и Пауэра, стоявших возле него. — Устроить собрание в главном штабе, — холодно это произнеся, Дитя снова покосилось на народ, ликующий у его пухлых колен. Боковым зрением можно было узреть, как бегут эти двое, что-то крича своим агентам-сотрудникам, боясь не угодить или разгневать Дитя. В их лицах не было ни капли эмоций, но по походке, жестам и мимике чуть ли не всё время прослеживались некая тревога в присутствии Младенца. На собрании явились все министры, мэрия Северной столицы и приближённые, готовые выслушать новые предложения Дитяти. Вернее, как, предложения? Было правильней сказать, что божку больше по нраву было приказывать что угодно всем подряд, вне зависимости от обстановки. Как присуще любому-каждому ребёнку, у Младенца всегда находились глупые и истерические идеи, лишь снившиеся в самых страшных снах, да и то после того как человек прочитает пару-тройку глав «1984» Джорджа Оруэлла. Однако то, что мы сейчас можем слышать от дитяти, нисколько не сон и не театральная сценка по какой-нибудь книге. В руках у этого Младенца лежала огромная власть, и у его ног за смерть, жизнь и истребление своих братьев-сестёр были готовы остаться все, кто не хотел, чтобы первое случилось с ними. А были и настолько поехавшие, одержимые идеею сакрального начала своего управленца, что с радостью подставляли головы к дулам дробовиков, специально совершая проступки, дабы предать себя «самой почтительной смерти», от рук Младенца. Видя всё это кощунство над людьми, любой нормальный агент, родом с планеты Земля, где в штатах есть сводка о законных правах гражданина, да и попросту человека, был бы в замешательстве от такой безобразности в поведении безжалостного божка. Но Пауэр с Триггером на то и пошли в ФСБ, чтобы выполнять какую-то службу; им нравилось быть покорными кому-то и строго следовать чьим-то одним и тем же правилам, взамен получая то, что так хотели, а то бишь власть над собой. Однако от сегодняшней идеи дитяти, и то были в маленьком, если можно так выразиться, шоке, но виду не подали, отбросив смешки у себя в голове, вспоминая, что Дитя — их президент, правитель, и те должны быть покорны ему, какой бы форма правления ни была. Откашлявшись и солидно усевшись на самый главный стул с подкладками, дабы быть наравне с рядом сидящими, Младенец начал: — Как вы знаете, из-за проклятого Билла Шифра я долгое (для дитяти это казалось целою вечностью) время находился в оковах этой ледяной тюрьмы, пока вы не освободили меня, — смотря даже не на агентов, что больше всего внесли вклад в освобождение своего управленца, продолжал Младенец — и я хотел возыметь месть над этим грёбаным треугольником, заставив его мучиться так же сильно и неугомонно, как мучился и я. И не зная, что ожидать от Дитя, все замерев слушали. — Пауэр, э-э… Триггер, приведите ко мне Бога Любви. Не думая, зачем и почему это было бы надо тирану, агенты по привычке использовали силу телепортации, кою даровал им Магический суд, и через минуту-две у стола с Младенцем стоял, недоуменно оглядываясь из стороны в сторону, бывший на помине Купидон. Дитя улыбчиво, с ноткою сарказма в этой, скорее, ухмылке, пролепетало: — Вот тебя-то мне и надо! Бог всё так же недоуменно на него смотрел: — Меня?… Младенец всё ещё продолжал: —Ты должен будешь влюбить демона разума в простую смертную, — говоря это таким тоном, будто ничего удивительного не было сказано, он не переставал хитро ухмыляться. От такой новости все, кажется, были в шоке. Но, как это и бывало, при любом недопонимании это чувство окружение старалось заменить на восхищение, дескать, не всем дано понимать соль столь чудесных, опережающих время идей. А вот Купидон явно сделать этого не мог, всё так же косовато поглядывая на Младенца, как если бы происшедшее был некий неудавшийся розыгрыш. — Послушайте, Ваше Высочество! Как Вы можете такое просить у меня, обычного смертного, по сути, при том что демон находится в каменном заточении и со всем миром взаимодействовать не смеет? — казалось, то был самый естественный в подобной ситуации вопрос, который кто угодно бы задал, оказавшись на месте Купидона, однако Дитя явно не собиралось слушать отговорки Бога Любви. — Отставить! Ты же слышал, что я тебе сказал?! Влюбить — значит, влюбить! — Но сэр… — Никаких но, мы уже к завтрашнему утру извлечём из камня душу того мерзавца (Младенец говорит о Билле) и уже силой заставим тебя это сделать! Купидон был потрясён словами дитяти. Страх, замешательство и шок сейчас очень заметно окутывали неудавшегося Амура, и, ценою в свою жизнь, он был готов сделать абсолютно всё, лишь бы оно было угодно божку. Хоть Бог Любви и понимал, как опасно это может обернуться, ничего поделать он не мог, ибо умирать так рано Купидон боялся, да и просто не видел в этом толку, если не сделает полезное дело для кого-то и не насытиться вдоволь играми с сердцами людей. — Что ж… Вы убедили меня. — Так бы и сразу. На этом для агентов заканчивался данный опутанный тайнами день.