what do you feel when you look at yourself?

Чанбин был участником многообещающей рэп-группы 3racha. Он распланировал всю свою жизнь; он и его мальчики станут успешными рэперами, будут получать награды и выступать на больших сценах. В конце концов они нашли бы партнеров, женились, завели детей и продолжали бы читать рэп до самой смерти. А пока что он здесь, вместе с Чаном и Джисоном, сидит в затхлой студии Чана с разбросанными повсюду тарелками с едой и чашками чёрт знает с чем. В углу стоит кушетка с выдвижной кроватью и надувной матрас на полу. Он лежал на надувном матрасе, с очками на носу, с блокнотом и ручкой в ​​руках. Джисон и Чан записывали, он также писал. Он не был самым сильным писателем, но с несколькими изменениями слов и ритма, его послание стало громким и четким. Он слушал ритм песни, пока Чан и Джисон повторяли часть несколько раз, и позволил своим мыслям плыть по течению. Кем он был? Что он хотел, чтобы люди думали, когда смотрят на него? Что он чувствовал когда, смотрел на себя? Этот последний вопрос, который он себе задал, лег в основу его мыслей и записей, чтобы позже их Джисон и Чан смогли настроить и рифмовать. Он вспомнил раннее утро, когда их разбудила дерьмовая старая микроволновка, и Чан проклинал Джисона за такой шум. Проснувшись, он застонал и пошёл в их маленькую ванную, чтобы подготовиться. Там он как всегда посмотрел в зеркало. Он изучал свою острую линию подбородка и то, как его кожа стала мягче; смотрел, как подпрыгивает его адамово яблоко, когда он пьёт воду, как выступают мускулы на руках, когда он снимал рубашку, чтобы принять душ. И, если честно, Чанбин не был уверен, что ему это нравится. Он не был уверен, нравится ли ему смотреть на себя, хоть и знал, что он красив, ведь ему постоянно делали комплименты по всем тем аспектам, которые у него были, по тому какой у него был низкий и хриплый голос, голос чисто мужской. Чанбин не был уверен, что хочет быть красивым. Иногда, когда приходил Феликс, он пользовался косметикой. Чанбину нравилось, что он выглядит помолодевшим и таким женственным. Феликс идентифицировал себя как мужчину, и ничто никогда не изменит этого Феликса, поэтому он мог носить блестящие тени для век и розовый блеск для губ. Ничего бы не изменилось, если бы Феликс не был мужчиной, и ничего не изменилось, потому что он женственный мальчик. Иногда Чанбин задается вопросом, было бы то же самое с ним, что ничего не изменилось бы, если бы он накрасился, оделся более женственно, понял, что он не мужчина. Большую часть времени, Чанбин не думал, что это будет так же, как когда Феликс начал одеваться более женственно. Потому что Феликс был Феликсом, а Чанбин был Чанбином. Он чувствовал себя пустым, одиноким, когда он был с Чаном и Джисоном рядом стало лучше, но все же. Он чувствовал пустоту. Ему казалось, что его здесь нет, что это не его тело, что, может быть, если бы он накрасился некоторыми из блесков для губ и теней для век, которые Феликс хранил в своей аптечке «на крайний случай» он чувствовал бы себя по-другому. Как будто он был здесь, как будто он был им. Или ней. Или ними. Было трудно быть неуверенным, потому что как может что-то, что кажется таким правильным, чувствовать себя таким неправильным одновременно? Иногда он смотрел на себя в зеркало спортзала, любуясь своими мускулами, тем, как его кадык покачивался, когда он пил свой gatorade. Другое, он с тоской смотрел на это палетку с тенями для век, лежащую рядом с антидепрессантами, не желая больше ничего делать, чтобы быть красивым. Было трудно, чувствовать себя таким неправильным. Он не заметил, что Чан и Джисон звали его по имени, когда он писал каждую мысль, которая мелькнула в его голове, о том, что он чувствовал, когда смотрел на себя, потому что он не знал. Это испугало его, он не знал, когда все остальное было таким верным. Внезапно блокнот выпал из его рук и упал на стол, он заметил, что это Джисон схватил его, пальцы Джисона были длинными и нежными с ногтями покрытыми черным лаком. Он хотел бы иметь руки как у Джисона. Затем были руки Чана, махавшие перед его лицом, чтобы вывести его из этого состояния. Руки Чана были сильные и жилистые, они были нежными, но грубыми, и хотя тоже были украшены черными ногтями. Это было не то же самое, что руки Джисона. Чанбин хотел бы, чтобы у него были руки, как у Чана. «Бин-Бин, посмотри на меня, ты с нами?» — тихо позвал Чан, прислонившись к полу, чтобы быть наравне с младшим. «Да.» — пробормотал Чанбин, выходя из транса и глядя на взволнованные лица своих хёна и донсэна. — Что случилось, Бин-хён? — спросил Джисон, сидя рядом с Чанбином на сдувающемся надувном матрасе. «Писал. Думал» — объяснил он, улыбаясь младшему, ему не нравилось, когда Джисон был напуган или обеспокоен. «Можем ли мы прочитать это?» — спросил Чан, потянувшись за красным дневником Чанбина. «Пообещайте мне кое-что сначала.» — сказал Чанбин, глядя на свои руки. Они были худыми и короткими, не такие короткие, как у Феликса, но маленькие. — Конечно, хён, что это? — спросил Джисон, ему стало страшно, что было в этой тетради? «Что в той тетради, то и остается в той тетради, это ничего не меняет, мы об этом не говорим, больше не поднимайте эту тему», — объяснил Чанбин, глядя на своих лучших друзей серьезным взглядом. «Мы обещаем.» — сказал Чан, хватая тетрадь и открывая её на странице, на которой был Чанбин. Чанбин наблюдал за выражением лица двоих, когда они читали абзац, который он написал, он наблюдал, как лицо Джисона превратилось из погруженного в замешательство в расслабленное, что выглядело как облегчение. Тем временем лицо Чана осталось прежним, глаза бегали по рядам болтовни и мыслей в грязной голове Чанбина, а потом тетрадь закрыли. Это поразило Чанбина, они собирались нарушить обещание, они собирались задать ему вопросы. Они собирались сказать ему, что он отвратителен, они собираются отправить его в психиатрическую больницу. Они собирались нарушить своё обещание. Он предвкушал это, ждал вопросов, криков, «почему» с плотно сжатыми глазами. Но этого не произошло, он почувствовал, как кровать прогнулась с обеих сторон, и услышал безмолвную жалобу, Джисона о том, как его задница касалась пола. Затем он почувствовал, как две пары рук обвились вокруг него, пока они ложились, и всё трое сжались вместе свет выключился, и компьютер Чана осветил комнату. «Мы любим тебя, Бин». Ничто никогда этого не изменит, — прошептал Чан, бормоча «что он сказал», когда он зарылся в грудь Чанбина. — Я тоже вас люблю, Чанни-хён и Джисони. — прошептал в ответ Чанбин со слезами на глазах. «Я знаю, что мы обещали не говорить об этом, и мы не будем сегодня спрашивать, но ничего, если завтра, Ханни спросит тебя что-то? Он немного сбит с толку», — улыбнулся Чан, целуя Чанбина в щеку. — Да, я думаю, все будет хорошо… — сказал Чанбин, закрывая глаза и кладя голову на грудь Чана и любовно провел рукой по волосам Джисона.