Broken bones

Утренние сумерки разъедают тусклый свет от телевизора, закрадываясь в углы гостиной семейства Лейк. Окна здесь открывают редко, об этом говорит спертый воздух с нотами пивного хмеля. Монолог барахлящей коробки прерывает методичный, останавливающийся на невнятное чмоканье, храп. Бернард Лейк — низкорослый мужчина с седыми волосами, и насупленными бровями, совершенно не подозревает о том, что его младшая дочь старательно выуживает смятую пачку «Marlboro» из его заляпанных жиром штанов. — Ещё раз возьмёшь мой плеер без спросу, я засуну тебе его в жопу, — голос старшего брата сердитый и недовольный. Он подобно грому, разрывает царившую вокханалию в комнате, от чего веки Бернарда заходятся в судорогах. Ронни дёргается от страха быть пойманной. Она не горит желанием изнемогать от ссадин на своём лице. — Эллиот, я его не брала, отвали. — Опираясь на ядовитое шипение врёт Лейк младшая. Пачка высказывает из кармана, и она с облегчением достаёт несколько сигарет. Брат выходит из гостиной, пока сгнившие половицы под его ногами скрипят сильнее обычного. Медленно но верно, глава их маленькой семьи начинает приходить в себя, и решая не испытывать судьбу, Лейк выбегает из дома впихивая свою касету в плеер брата. Она поддаётся, и через секунду Лейк расплывается в гадкой и одновременно блаженной улыбкой рассматривает уезжающий «Oldsmobile Cutlass». Недалеко от гаража её ждал собственный мустанг, с двумя колёсами, и немного проржавевшой цепью. В отличии от старшего брата, любившего рассекать улицы города на отцовской тачке, Ронни пахала как проклятая, что бы в конечном итоге получить что-то собственное. Старенький велосипед с коричневой рамой отлично вписался в это понимание. Эллиот всё равно бы не подвез. Золотому мальчишке школы балластом никак не прилагалась фриковатая сестричка. Он был тупоголовым, зависящим от мнения окружающих индюком, таким себе эталоном стремления в глазах школьной свиты. И не то чтобы Ронни хотела иметь с ним дело, но чувство несправедливости закручивалось тугой спиралью где-то под рёбрами, выползая взаимной ненавистью брата. Она выдыхает мерзлый воздух, и раскручивая педали выезжает на пустую дорогу. Осень в этом году непривычно мрачня, и холодная. На околицах лесной полосы собрался утренний туман, пока скрученные, оголенные стволы деревьев склонялись в подобии арки над тёмной макушкой Ронни. До её слуха доноситься знакомая, ретмичная мелодия песни «Call Me», от которой она веки прикрывает в минутной эйфории. Брюнетка делает глубокий вдох, и мир замедляет ход действий. Colour me your colour, baby, Colour me your car. Colour me your colour, darling I know who you are Come up off your colour chart I know where you're comin' from Нету ни мрачной дороги, ни старшего брата, ни отца. Только её методичное прокручивание педаль ведущее в никуда. Call me (call me) on the line Call me, call me any, anytime. Call me (call me) my love You can call me any day or nigh Call me Ей кажется, что дорога в школу перестаёт быть такой захудалой, стоит только включить немного фантазии, и провалиться в собственные думы. Cover me with kisses, baby Cover me with love Roll me in designer sheets I'll never get enough Emotions come, I don't know why Cover up, love is alibi В следующую секунду гул мотора разрывает ежедневную рутину в клочья. Подобно грому, сверкает где-то сзади до определённого момента. И Лейк не успевает продолжить куплет песни играющей в наушниках. Её глаза округляются, а руки чудом успевают выкрутить руль в бок. Синий «Chevrolet Camaro» с диким ревом проносится у её носа, поднимая смесь пожухших листьев вверх. Ронни не успевает понять чем она давиться быстрее: смесью пыли и щебенки, или собственным страхом. Её ноги обмякли, а сердце колотится так, будто-бы вот-вот сломает ребра. Она моргает несколько раз, проверяет съехавший плеер, сглатывает вязкую слюну и едет дальше. Дорога представляла из себя пересечение нескольких улиц, пестрящими ухмыляющимися тыквами, и обглоданными скелетами, и хотя Лейк никогда не считала себя трусихой, ехала она предельно аккуратно, пока нахлынувший адреналин сменялся пеленой злости. И не то, что бы Ронни никогда не сталкивалась с тупоголовыми кретинами за рулем, она их рожи каждый день видела в собственном доме, но перспектива оказаться под чужими колёсами её не очень то и обрадовала. *** Каждое утро понедельника в старшей школе Хоукинса начиналось до рвотных позывов однотипно. Простое и прочное здание походило на карцер куда больше, нежели на место знаний. Серое небо нависало над кирпичной тюрьмой, не предавая ему никаких красочных мотивов. Она по заученному маршруту оставляет свой велосипед на переполненной парковке, двигается вперёд с приподнятым подбородком, и дрожащим асфальтом под массивными сапогами. И всё бы началось действительно однотипно, если бы в этот раз она не увидела насупленный взгляд брата с противоположной стороны парковки. До Ронни доходит, что не так. Их машина стояла вообще не там, где должна была. На её месте красовалась ярко синяя тачка: вытянутая и резкая, купающаяся не только в лучах тусклого солнца, но и в заинтересованных взглядах. И у Ронни брови ползут вверх от переполняющих её эмоций. Ей не просто кажется, что это та самая машина оставившая её в живых по чистой случайности, это она и есть. Гудящая, опасная, и до ядовитой зависти крутая. Если бы не её самообладание, она бы уже давно отшкребала свою челюсть с асфальта. И её бы мысли так и протекали до окончания уроков, если бы не Гебси Аллен с Полом Харрисоном. Эти парни были до коликов в животе комичными, и мерзкими. Гебси был вытянутым и высоким, часто подводил глаза чёрной краской, и испытывал нездоровую тягу к готическим сублкультурам. Пол в отличии от друга, был похожим на мохнатый шар, он редко мыл голову и любил носить клетчатые штаны в синюю расцветку. Троих их объединяло презрение общества, и нежелание мириться с одиночеством. — Привет, Лейк — произносит Гебси толкая её в лопатки. И Ронни бы рявкнула на него что-то в ответ под свинячий смех Пола, если бы не её задумчивый взгляд, и насупленные брови — ну как тебе? — А? — Он говорит, как тебе — отвечает Пол. — Если вы про тачку, то она крутая, — признается девушка пожимая плечами — а вот её водитель полнейшее дно, ребята. Он чуть не сбил меня сегодня утром. Они вваливаются в школьные коридоры под топот старшеклассников, громкий хохот Пола, и увлеченные сплетни Гебси. Ронни не может сощитать сколько раз он успел упомянуть калифорнийца в кожаных «инженерах» с голливудской улыбкой, и сплетни о испорченных тыквах в разгар Хеллоуина не бесили её так сильно как этот бубнеж над ухом. Её любопытство начиналось на синей тачке, и заканчивалось воспоминаниями о диком реве мотора сегодняшним утром. Но поскольку в этом Богом забытом городе ничего более фееричного не происходит, она более чем уверена, что успеет поглядеть на физиономию виновника сего торжества. Гебс хоть и был изредка полезный в этом плане, но дальше обсмактывать тему «горячей» задницы новоиспеченного ученика Ронни желанием не горела. Лейк удостоверивается в том, что понедельник по мстенне адский день когда на первом же уроке Мисс Олдридж — похожая на вытянутый гелевый шарик, учительница физики, в очках с розовой оправой сообщает о внеплановом тесте, на котором у Ронни вены на лбу вздуваются, пока она сосредоточенно грызёт кончик карандаша в попытках найти правильнные ответы. Учёба стала чем-то отдоленным много лет назад, а из всего перечисленного списка предметов она разбирались только в литературе, и истории, но этого судного запаса не хватало на привелегию «красивые глазки», за которые ей максимум ставили четверку на разминке физкультуры. Поэтому, под конец третьего урока голова Лейк пухнет не только от взваленной информации, но и за недостатка никотина. Она вылетает из кабинета предвкушая заветную, скорее всего помятую от утренних приключений сигарету, когда ей в руки суютую выедающую глаза брошюру. — Приходи, Лейк, я буду рада видеть любых учеников школы, — голос Тины стоящей у стены, одной из популярных девчонок школы, до сморщенного носа слощавый, и насмешливый. — Ну если ты настаиваешь, — недоверчиво хмыкая отвечает Ронни. Она разглядывает несуразное приглашение растворяясь в толпе подоспевших учеников. Если порытся в памяти, то в последний раз на вечеринке в честь Хеллоувина Ронни была четыре года назад, друг Эллиота устроивший её явно не разбирался ни в украшениях, ни в концепции веселья которым там даже и не пахло. Одним словом — смертная скука. Никто ей рад не был, но и за Эллиота храбро державшего пост «крутого» парня школы Ронни доводилось пару раз созерцать обдолбанных подростков, и не то что бы она сама была против накуриться в хлам, но стать причиной инасилования Лейк желанием не горела. Она может, и была отмороженной, но курить и пить предпочитали в уединенных местах с близкими людьми, которые при удобном моменте не попытаются залезть ей под юбку. Мысленно отмечая для себя, стоит туда идти и появятся ли там её аутсайдеры на пару со старшим братом, Ронни не замечает знакомую макушку. Джонатан Байерс настигает её предельно осторожно, прикасаясь кончиками пальцев к вельветовой рубашке, лицо девушки тут же приображаеться в дружелюбной улыбке. — Джонатан, привет, — она незаметно кивает, заправляя смоляную прядь волос за ухо. Они подобно большинству учеников школы были знакомы с ранних пелёнок, и если общение с другими со временем переростало в тугое молчание, то с Джонатаном всё было немного наоборот. Он был нелюдимым, замкнутым в себе подросткам, и их видения мира кардинально отличалось, но даже при таком раскладе оба умудрялись находить хоть и тонкие, точки соприкосновения. Байерс тоже был таким себе козлом отпущения, и это казалось Ронни одной из первых причин почему они всё ещё поддерживали связь — как там Уилл с Мисс Байерс? В прошлом году этот город содрогнулся от мрачных новостей, и если бы это не коснулось их семейства Лейк бы сказала, что в Хоукинсе бывают интересные вести. Но пропажу Байерса младшего тяжело было назвать интересной вестью, скорее жуткой. Когда под её ботинками трещали ветки, а Джонатан надрывая горло звал своего брата в чаще леса Ронни задумывалась, а беспокоился бы за неё Эллиот, если бы она взяла и провалилась сквозь рыхлую почву? В конечном итоге мальчишку похоронили, а потом он вернулся в школу как ни в чем не бывало. И Ронни долго терзали абсурдные мысли по этому поводу. Расспрашивать Джонатана было бесполезно, и бестактно, они в любом случае не общались настолько тесно, что бы он мог приоткрыть занавес царяший над его семьёй. — Привет, — немного скованно отвечает парень — всё хорошо. Мама вся в работе, пытается продать пластиковые тыквы к празднику. Уиллу уже лучше. — Рада слышать! Нечего нового. Надеюсь у неё всё получится, — отвечает Ронни, поправляя лямку рюкзака, её взгляд невзначай ползёт вниз, и она замечает подобное приглашение в руках Джонатана — ты тоже идёшь на вечеринку? Мои глаза мне не лгут? — Аа. это. Да нет, — он отмахивается, скоропостижно засовывая её в карман — думаю нет. Лейк и сама не собиралась идти туда, но секундная мысль о том, что они могли бы пойти вместе промелькнула в её голове так же быстро, как и пропала. Сколько она знала Джонатана был не из тех людей. — Будешь собирать конфеты вместе с Уиллом всю ночь? — Как ты догадалась? — Он усмехается — Ну, не всю конечно, до одиннадцати. — Ты каждый год так делаешь, — беззлобно закатывая глаза, отвечает брюнетка — уверен что не хочешь? Мы могли бы пойти вместе. Ну знаешь, не набухиваться в хлам а просто посмотреть что да как? И её надежда вспихивает с новой силой когда в глазах её знакомого плещится сомнение. Осталось только подтолкнуть: — Ну же! Давай, не будь занудой! — Я не уверен, но думаю. ты права, — и фейерверк радости взрывается в груди Лейк пока по её лицу ползёт сияющая улыбка — тогда может я заеду за тобой в восемь? — Байерс, ты просто прелесть! Заметно, тогда в восемь. — Она переменаеться с пяток на носки, сжимая пальцы от всыхнувшего восторга. — Ага, ну тогда. до встречи? И Ронни кивает со всей своей накопленной искренность, провожая его взглядом. Не то, что бы её радость достигала стратосферы, но приятный осадок перекрывал собой тяжесть раздражения. Гебси с Полом ещё в самом начале звонка направились в негласную курилку школы испытывать самодельные самокрутки. И решив, что опаздывать на урок биологии будет не самым лучшим решением, Ронни выходит вслед за Джонатаном.Включая двух громогласно спорящих идиотов задняя часть школы встречает Лейк на удивление чистым небом, исполинскими деревьями покачивающимся в немом согласии, и обляпанным Бог знает чем асфальтом. Гебси увлечённо жестикуоирует руками, пока Харрис брызжа слюной перебивает его всеми возможными методами. — Чего вы так орете, придурки? — Её руки действуют быстро, по заученным движениям зажигая краешек заветной сигареты. — Сама ты придурок, — рявкает Пол — Гебс тупоголовый баран, решил что пойти играть в Скибол в разгар Хэллоуина отличная идея, представляешь? Это же скука смертная, Ронни! Скажи ему, что пугать малышню на ритуалах с псевдо-распятием интереснее. Лейк втягивает ядовитый дым, который тут же оседает в лёгких, разливаясь удовлетворением под кожей. — Какие нахер ритуалы? В прошлом году на нас натравили копов и за подозрения в сатанизме, — более спокойно отвечает Гебси морща прыщавое лицо. С Полом она действительно была согласна, скибол не вписывался от слова совсем, но идея с распятием была не лучше, учитывая что в прошлом году эти отморозки действительно пытались заниматься сатанизмом, от чего и оказались в участке. — Я пойду на вечеринку к Тине. — отрезает Лейк. — Вас кстати, приглашали? — Чего? серьёзно собираешься идти туда? — Более чем удивлённо спрашивает Гебси. — Не-а. — Она ещё и спрашивает, — закатывая глаза отвечает Харрис— конечно нет! Чем тебе наша компания не угодила? — Ну да. почему нет? — Ронни в ту же секунду пронзает неуверенность, и она медленно пожимает плечами — мы каждый год занимаемся какой-то хренью. Если не сперетический сеанс, так конфеты. — Хренью? То есть, ты хочешь. Окурок от сигареты летит под её берцы, когда друга затыкает Томми Хаген со своими подоспевшими шавками. Гебси вжимает голову в плечи, и всё трое напрягаться от гогота компании. — Ей, гомик, нравится трахаться в задницы? — и злость накопленная за это утро разливается кислотой под кожей от слов этого придурка. — Чего молчишь, Аллен? — Ей чмошник, а твоя подружка знает что ты трахал в жопу Сэнди Купер? — Её голос резкий, и сердитый. Безусловно, насмешки преследовали их троих ещё со средней школы, и лицо этого ублюдка фигурировало там чаще всего, и в этот раз Хаген перешёл черту. И причину его храбрости она замечает не в рыжей Кэрол, чьи глаза округляются предельно быстро после слов Лейк, а в незнакомом ей парне, чьё лицо выражает полнейшую безразличность до того момента, пока Ронни не открывает собственный рот. Он был в джинсовке и ранее упомянутых Гебсом кожаных ботинках, а что самое интересное — носил серьгу. Некоторые старшеклассники ходили в сапогах и джинсовых куртках, но точно не с сережками. С «маллетом» и в расстегнутой рубашке он выглядел как кино звезда на фоне бараньего стада. И если бы ситуация была более благосклона, Лейк бы не постеснялась рассмотреть его с ног до головы, но сейчас ловя на себе взгляд чужих глаз, и хищную ухмылку ей хочется провалиться сквозь землю. — Держи свой язык за зубами, Хаген. Пошлите. И они уходят, выслушивать тону облажавщегося дерьма со стороны старшеклассника. Лейк чувствует прожигающий взгляд на своей куртке до тех пор, пока они не оказываються в стенах школы. *** День заканчивается неприятным послевкусием и вялостью. Гебс с Полом на отрез отказались идти на вечеринку, ссылаясь на то, что найдут занятие поинтереснее. И может, так оно и было, но всё же Лейк хотелось верить в то что провести вечер в компании старого приятеля было не таким уж и плохим решением. Эллиота девушка перестала замечать после перемены между четвертым, и пятым уроком. Предположив, что брат свалил ещё в начале дня, Лейк сбрасывает тетради с пыльных полок шкафчика, и прощаясь со ребятами уходит на парковку в поисках велосипеда. Домой она приезжает к трём, примерно в то время когда запах табака исходящий от её волос выветривается, а злость папаши подначенная отсутствием сигарет притупляеться. В прихожей стоит дорожная сумка, а это значит что больше недели ей не придётся ломать себе язык подбирая оправдания. В дни когда Бернард сваливал в командировки, развозя какую-то продукцию по штатам, каждый ребёнок этого дома испытывал небывалое облегчение. Эллиот ссутулился, выдыхая в полную грудь, а Ронни могла делать всё что хотела без воспитательного рукоприкладства. И теперь, провожая его вместе с братом она старалась не выдать облегчение, подбирая слова и опуская обеспокоенный взгляд в пол. Трещины, подобно паутине начали расползаться на их семье три года назад, первого июня 1981 года, в день когда самая родная женщина покинула стены этого дома, оставляя после себя короткое «я буду приезжать». И она была единственной, кого Ронни всеми силами пыталась оправдывать, проглатывая несправедливый ком ярости. Лейк старший напросто утонул в собственном печали, а вышел совершенно чужим человеком. Он больше не проводил время с детьми, никогда не присутствовал на школьных мероприятиях, и вообще делал вид что кроме бутылки дешового пива нечего не существует. И со временем, это стало чем-то нормальным, чем-то таким, к чему можно приспособиться. И злость накопленная за весь день сжимается комом, стоит ей зайти в гостиную и обнаружить там брата с руками на груди, и предельно насуплннными бровями. — Какого хрена ты роешься в моем рюкзаке? — Приглушенным тоном спрашивает Ронни. — Не ты ли говорила, что не брала его? — рука брата приподнимается и она наконец-то видит причину его снисхожденмя до разговора с ней. Этот сраный плеер, который он искал сегодняшним утром. И Ронни вдруг хочется вылить на него всё дерьмо прошедшее через неё за этот день. — Какая ты всё же лгунья. — Я сегодня чуть не сдохла под колёсами автомобиля, — рычит Лейк взрываясь от его укоризненного взгляда — а тебя интересует плеер? Эллиот, ты серьёзно? И взгляд брата смягчаеться, таким от которого жвалки на лице играть начинают. Ронни затыкает прежде, чем брат успевает открыть рот. — Подавись этим плеером, — Ронни отталкивает его, забирает рюкзак и стремится в свою комнату подальше от этих лживых глаз. Их отношения никогда не были слишком близкими, а после ухода матери источились в подобие ледяного айсберга. Эллиот стыдился её круга общения. Он стыдился её интересов. Он стыдился её. И это было больно, до того момента, пока она не обросла кровоточащей ненавистью к нему, к их отцу. Девушка захлопывает дверь комнаты, и погружается на скрипучий матрас под взглядами сотни плакатов на её стене. Дождь к тому времени скопившийся над городом начинает барабанить по стёклам, от чего её и без того свинцовые веки закрываються в беспокойном сне.