***
Драко Малфой был мёртв. Гроза в его глазах наконец-то успокоилась — зрачки закатились под бледные веки и больше никогда не обратятся в сторону Гермионы. Она могла спать спокойно, правда? Хэллоуин прошел тихо. Рон уговорил жену навестить родителей и они мило посидели в Норе. Рон радовался, что в скором времени может стать папой, ведь они с Гермионой решили завести детей. Миссис Уизли была так воодушевлена, что полезла искать детские погремушки, которые берегла на этот случай. А Гермиона вежливо улыбалась и пила тыквенный сок, изображая нормального человека, который счастлив жить дальше. Но в действительности такой не была. «Нормальные люди не вспоминают убийцу и не скорбят по нему. — твердила себе она, — Нормальные люди живут реальной жизнью даже после войны.» Гермиона так не могла. Она отказалась от идеи написать книгу, но все ещё засыпала со списком погибших за эти шесть лет в голове и просыпалась с образом Драко Малфоя в собственных мыслях. Он просил встретиться с его матерью. Зачем? Очередная злая шутка, чтобы доказать, что он прав? Спустя несколько дней после казни Драко министерская сова принесла посылку. Гермиона с опаской осмотрела маленький сверток и усилием воли заставила себя её вскрыть. Внутри лежал аккуратно свернутый розовый шарф — её шарф, и записка, адресованная ей:«Как-то раз я отобрал этот шарф у егеря, который таскал его за собой повсюду. Думаю, ты будешь рада его вернуть. Считай, что это наглая попытка мёртвого Пожирателя смерти подкупить честную и искреннюю Гриффиндорку, Грейнджер. Я надеюсь, что тебе хватит смелости выполнить мою предсмертную волю и ты всё-таки придешь в гости к моей матери. Слово мертвеца — закон, а если это слово даст настоящий материал для твоей книги, а не набор провокаций — бесценный подарок. Ты ведь не передумала её писать из-за моего представления, верно?»
***
Нарцисса Малфой встретила Гермиону, как дорогую гостью. Она выглядела так, будто вовсе не знает о происходящем за воротами мэнора — идеально собранные волосы, дорогой макияж и изящное чёрное платье. Настоящая аристократка, так сразу и не скажешь, что носит траур по мужу и сыну. Только серые штормовые глаза скрывали подавленную женскую боль. — Добрый вечер, мисс Грейнджер. — улыбнулась она, — Могу я обращаться к вам так? — Да, — ответила тем же Гермиона, решив, что игнорирование фамилии Рона семейная причуда Малфоев. — Миссис Малфой, ваш сын хотел, чтобы мы выпили чаю в честь его памяти. — добавила она на одном дыхании. В голове Гермионы эта фраза звучала более уверенно. — Драко любил чай. — будто не заметив волнения гостьи, поддержала беседу Нарцисса, — Вы пьёте сладкий? — Да. — кивнула Гермиона, осматриваясь. Так странно было вновь оказаться в этом доме. Быть гостьей в поместье, где несколько лет назад ты был пленником и извивался на полу — довольно удивительно. Гостиная выглядела так, будто здесь никогда не было резиденции тёмного мага. Светлые, почти белые, стены, белоснежная скатерть, начищенное столовое серебро и разноцветные цветочные композиции в напольных вазах. — Драко тоже пил с сахаром. — Нарцисса взмахнула палочкой и на столе появился чайный набор. Горячий чайник с двумя изящными фарфоровыми чашками на красивых блюдцах. Для женщины её положения странно не воспользоваться помощью домового эльфа, — Угощайтесь. Думаю, моему сыну было бы приятно узнать, что мы с вами встретились в приличных обстоятельствах. Гермионе стало неловко. Кто она такая, чтобы разговаривать с этой женщиной? Она давала показания против её сына. Не встречалась с ним. Не любила его. Даже не была другом Драко! Гермиона навестила его трижды и в последнюю встречу назвала чудовищем. Какое право она имеет приходить к безутешной матери? — В приличных обстоятельствах? — переспросила Гермиона. — Да. Теперь, когда все ужасы войны позади. Знаете, Гермиона, возможно, я скажу ужасную вещь. Надеюсь, вы простите мне подобную откровенность? Я чертовски рада, что всё это кончилось. — В каком смысле? Нарцисса вдруг улыбнулась, прямо взглянула собеседнице в глаза и мягко ответила: — Шесть лет мой дом был центром страданий и боли Магической Британии. Сосредоточием зла, если угодно. Здесь располагалась резиденция Волдеморта, волшебника с манией величия. Здесь пытали и убивали тех, кто имел смелость противостоять ему. Здесь мой сын превратился из мальчика в мужчину. Слишком рано, по моему скромному мнению, — слова не могли передать весь спектр материнской боли, но Гермиона ощущала её в интонации, — и неправильным образом. Драко встал на путь воина. Принял бой, чтобы спасти меня. Здесь родилась наша семья и здесь же она оборвалась. И вот теперь, когда Волдеморт побеждён, а преступники получили по заслугам, мир может вздохнуть спокойно. — Разве вы не сожалеете о смерти сына? — глупый прямой вопрос, прозвучал совершенно бестактно, но Нарцисса тихонько рассмеялась. — Спасибо, что задаёте прямые вопросы без хождений вокруг да около. — видимо, прямолинейность ей нравилась, — Моя скорбь необъятна и глубока, но даже она не лишает меня презренной радости. Мой муж мечтал о власти и влиянии, я не смела ему мешать. Мой сын стал разменной монетой за амбиции отца и безвольность матери. Всё произошедшее прискорбно, но закономерно. У Драко не было шанса на счастливое будущее, мы с Люциусом отняли его в тот год, когда позволили Волдеморту переступить порог нашего дома. Загубленная жизнь моего сына целиком и полностью наша вина. Я каждый день спрашиваю себя: почему я ничего не сделала, чтобы спасти моего мальчика? Когда он дрожал от ужаса, услышав о своём первом поручении, плакал осознав первую кровь на своих руках, умолял Беллу прекратить то, что она называла тренировками. Многочасовая пытка Круциатусом была призвана воспитать в нём Пожирателя смерти. Я рада, что всё это кончилось. Теперь в моём доме тихо и мучения моего сына прекратились. Я могу воображать, что он просто отправился в Хогвартс и летом вернётся домой. Сердце Гермионы сжалось так сильно, что ей пришлось поджать губы. Глядя на Нарциссу она видела Драко. Теперь, сидя напротив неё, Гермиона понимала, как сильно он был похож на мать. Бесстрастное лицо с выразительными глазами, умение держать королевское достоинство даже будучи загнанным в угол, мимика. От Люциуса в Драко Малфое не было почти ничего. Он целиком и полностью — сын своей матери. Уму непостижимо, что чувствовала эта женщина, потеряв своё продолжение. — Мне очень жаль, — честно произнесла Гермиона. — Я вам верю, — Нарцисса ласково накрыла ее ладонь своей, — Я виделась с Драко перед тем, как… Перед судом. Он говорил мне о вас. Назвал сумасшедшей гриффиндорской принцессой. Было странно слышать, что Драко так восхищён кем-то. Я всегда подозревала, что у него к вам особый интерес, но не ожидала, что он так крепок. — Что вы имеете ввиду? — Вы так и не поняли? — улыбнулась Нарцисса, — Кстати, он просил кое-что передать вам. Я сохранила в целости и сохранности. Думаю, вам будет интересно взглянуть. Нарцисса встала, прихрамывая на одну ногу, и попросила Гермиону подождать пару минут. Гостья решила не спрашивать про хромоту, догадываясь о её происхождении. Хромать Нарцисса Малфой начала в промежутке между девяносто пятым и девяносто шестым годом — в то самое время, когда Волдеморт применил к ней Круциатус. Миссис Малфой вернулась довольно быстро. В руках она несла небольшой конверт, адресованный Гермионе Грейнджер и букет засушенных цветов — гиацинт, белые гардении и нарциссы. — Мой сын оставил два письма. — объяснила Нарцисса, — Одно для меня. Другое для вас. Свое я прочла сразу, ваше хранила до того момента, когда вы решитесь прийти ко мне сами. Прошу, возьмите. Гермиона приняла конверт и прежде, чем вскрыть его, неловко посмотрела на Нарциссу. — Смелее. — подбодрила она. Гермиона неловко вынула письмо и с первых строк ощутила нехватку воздуха.Дорогая, Гермиона! Если ты читаешь это письмо, значит я напугал тебя в достаточной мере, чтобы ты поступила правильно. И заинтересовал в нужном объеме, чтобы ты выполнила мою последнюю волю. А раз я получил то, что хотел, то считаю долгом дать тебе то, что хотела ты. Ответы на вопросы. Я устал, Грейнджер. Устал нести ношу собственных деяний. Устал осознавать, что не в силах ничего изменить. И как бы ты не била себя в грудь, даже девочка из золотого трио не смогла бы спасти меня от собственной совести. Ты была права, впрочем, здесь нет ничего удивительного, ведь Гермиона Грейнджер никогда не ошибается, — я был мальчиком, которому не оставили выбора. Но этот мальчик стал чудовищем, не найдя в себе сил противостоять обстоятельствам. Я — трус, Грейнджер. Трус, влюблённый в бесстрашную грязнокровку еще со школы. В девушку, которая даже после всех ужасов войны и моих гнилых слов, упорно видела во мне свет. Во мне. В командире карательного отряда Волдеморта. Спасибо. Ты — лучшее, что со мной случилось. Я был рад дотронуться до тебя. Надеюсь, ты не ненавидишь меня ещё больше и не будешь думать, что могла спасти. Не могла. Я умер тогда, в астрономической башне, вместе с Дамблдором и любыми надеждами на счастливую жизнь. Умер, понимая, что мне никогда не быть достойным светлой стороны. Никогда не стать ровней тебе, истинной Гриффиндорке, которая сыграла решающую роль во Второй Магической войне и моей жизни. Я даже рад, что орден победил. Иначе, рано или поздно, мне пришлось бы поймать тебя. Чего я в действительности не хотел. Именно поэтому я помог тебе сбежать той осенью и по той же причине рассказал, где искать меч Годрика Гриффиндора. Хотя, может, ты этого и не помнишь. Вдруг у меня получилось сотворить достойное волшебство изменения памяти? И для полной очистки совести: я бы никогда не смог поступить с тобой так, как описал в наш последний разговор. Если бы у меня был шанс на другую жизнь, я бы любил тебя на языке понятном тебе. Живи свою жизнь счастливо и долго, Грейнджер. Мир, все-таки, благоволит добрым. Ты и здесь оказалась права. P. S. И ради всего святого, верни свою фамилию. Уизли звучит отвратительно.
***
Она ворвалась в дом, беззвучно рыдая. Как маленькая, глупая девочка, которая осознает свое бессилие перед большим жестоким взрослым миром. Одна, запертая в своей голове, с выгрызающей внутренности правдой о истинном положении дел. Она позволила ему умереть. Разрешила заложнику обстоятельств принять высшую меру наказания! Гермиона стала частью системы, частью его проклятого плана! — Глупая, глупая… Какая же я дура! Гермиона швырнула пальто куда-то в сторону. Оно приземлилось на пол или в кресло — болотный чёрт бы его побрал! Руки тряслись, грудь разрывали рыдания, воздух для неё кончился. Как и для проклятого, высокомерного, преданного своей семье и влюблённого в неё Драко Малфоя. Пожиратель смерти. Убийца. Ее тайный защитник. Мертвец! — Идиотка! — взвыла Гермиона, уподобляясь банши, и рухнула на колени. Букет сухоцветов упал рядом. Побледневшие лепестки осыпались с тихим шелестом. Отчаянный плач по тому, кто не был близок Гермионе, взорвал окружающее пространство. Боль и отчаяние, что никогда прежде не брали над ней верх, захватили Гермиону и рвали её на куски. Как дикие звери, чувства раздирали грудную клетку. Слёзы выжигали глаза. Кровь раскаленной магмой бурлила в венах, продолжая поддерживать жизнь в дрожащем теле. — Чёртов ублюдок, — сквозь горькие слезы шипела она, буравя взглядом засохший букет. Белые Гардении — тайная любовь. Гиацинт — печаль и игра. Нарцисс — сильные чувства. Завуалированное, облетевшее, иссушенное послание. Изящный жест в духе средних веков — эпохи рыцарских поступков и кровавых сражений. Прощание о котором никогда не забудешь. — Язык цветов — язык аристократов, — рассмеялась сквозь слёзы Гермиона, — Проклятая саламандра! Сжёг меня дотла, чтобы жить в моем сердце.