нелепый ты человек

      — А ты часто прислушиваешься к своим желаниям? — намеренно подслушивает Зим, как обращается с неожиданным и для самого Диба, и для Газ вопросом. Они прощались, расходились по делам, а незадачливый Иркен чуть было не прокашлялся в унисон с кашлем объекта его внимания. «Что за нелепый человечишка!» — думает он, укрываясь дальше в тень, но не теряя обзора. Этот его вопрос выбил инопланетного захватчика с цели, заставил нагрузиться мыслями, сомнениями, еще большими, чем были «до» и расследовались «сейчас».       Диб сжимает челюсти, пока Газ, опешив, подняла бровь и бросила уверенное-ядовитое «Гонишь», а потом все-таки ответила на вопрос вопросом:       — С чего ты так вдруг?       — Это важно. Для дела! Для меня.       — Мои желания — это мои желания. Возникают и все.       — Ты не придаешь…?       — Не, не придаю внимания. Меня ждут! — соврала и скрылась в заведении «Bloaty's Pizza Hog», счастливая и довольная. Диб стоял на месте, в контраст сестре поникший донельзя. Зим так бы и проворонил момент, любуясь — он ни за что себе не признается! — человеческим ребенком, пока тот не начнет таки двигаться. Иркен на ПАК’е скрылся во мглу еще сильнее, поглотил ее, забравшись по стене домишка, лелея свой план, что несомненно был невероятно хорош, но… Даже Великий Зим не мог точно ответить, зачем он наблюдает за ненавистным ему нелепым человеком. Ах да, все во имя успеха операции.       По правде. Он был одинок, но жутко горд, чтобы подпустить кого-то к себе.       Захватчик-иркен не понимал мир этого человечишки. Везде он бил и благоухал, две стороны иль две медали, жестокость и милосердие, а может даже мало-по-малу все гнил и гнил, а запах гнили мешался с цветочным. Диб поник. Зим спрашивал все себя, почему нелепый человек не донимает его, как донимал раньше, и не донимает других, чтобы донять Зима с большею силой. Почему он ничего уже не ищет, да грустит, да смотрит, как мерно плывут облака, сидя, как в глупых меланхоличных человеческих фильмах на этой глупой человеческой качели?       Зим думает: «Мальчишка неплохо держался на силе упрямства, но ему не тягаться с великолепным устрашением Зима!», но это приводит его в бешенство. Конечно, он принадлежал к другому миру, буквально и не буквально, и понять Диб тот не мог, как бы не пытался.       А он хотел. Хотел понять и Диба, и Диба-мембрану, и Агента Человека-мотылька, хотел понять этот его мир, и все другие его миры, и все отрасли этих миров, каждый уголок. Но не хотел говорить, не хотел сближаться и прилагать для этого усилий. И это вновь приводит Зима в бешенство. А это бешенство приводит его к Дибу.       Он смотрит на иркена. Зим готов его убить прямо сейчас, направляет оружие, возвышается на ПАК’е. В ответ — тяжелый вздох сквозь сжатые зубы, опущенный взор и скрежет ржавых качель.       Это выбивает настрой Зима, тот грозит оружием еще, еще и еще раз, но бросает это дело и опускается — смотрит на высоте роста Диба, не опускает себя ниже.       — Большеголовый дурак! — пытается Зим раздразнить, распалить, разозлить своего врага, — Как ты смеешь не обращать внимания на самого Зима?       Диб улыбнулся, дрожали уголки губ, но взгляд, такой отрешенный и пустой, и отсутствие внимания на ругань, на злостный комментарий и давление на комплекс расстроили Зима. Закапал дождь, перерастающий в ливень с каждой секундой, но Диб закрылся капюшоном не от него, а от Иркена, стоящего рядом как статуя и не собирающегося ни уходить, ни убивать, ни продолжать говорить. Зим лишь перебирал лапками ПАК’а, мялся, ходил кругами и пытался этим взбесить нелепого человека, ребенка, что потерял что-то. Таким он выглядел — потерянным и переживающим об утрате. Чего? Зиму, честно, плевать, но не плевать на отсутствие интереса.       Иркен взбесился, когда Диб перестал смотреть на него, елозящего туда-сюда, сюда-туда, лишь бы привлечь внимание, и резко откинул его капюшон, заставив таки отреагировать.       — Ты, ты! Ты что творишь? — но голос Диба дрожал и звучал отчаянно, не понимающе.       Забавно.        Зим сложил руки на груди, ПАК шелестит где-то за спиной от неслабого дождя: пришедшая осень немилосердно мокрая.       И Зим понял. Его мир охватывал, собственно, только его, а мир Диба — всех. Этот мир другое требовал, другое брал, был совсем иным, и пахнул даже как-то не так, и дышал — по-другому, здесь существовали обязанности более расплывчатые, чем обязанности иркенов, и существовала ложь более колкая, жестокость — не забава, любовь и почтение, и пестрое множество загадочных и хрупких вещей, непостижимых ранее Зиму, но ведь Зим — великий, и сможет постигнуть все это, а после… Будь что будет.       Иркен хочет узнать, как его мир соприкасается и соприкасался с миром Диба, как близки они были друг другу! «Надвигающаяся судьба II» подождет, и лидеры подождут, и остальные чужие миры подождут.       — Нелепый ты человек. Можешь заболеть. Зим хочет мир, а Диб?