В квадрат возводим попранный вами закон

      Когда дозорные сообщили, что в долине реки обнаружили разграбленный караван и связанных по рукам-ногам, раздетых до портков купцов, Тигнари только ухом и повёл. Станется с этих одичавших пустынников, совсем распоясались! И он бы рад списать всё на алчность и жажду наживы, но последние месяцы не только люди — лес будто сходил с ума. Клёклой становилась земля, редело поголовье кабанов, кислила дождевая вода, а на каменистых бережках оседала белая пена. Лес словно запасался яростью, готовый отразить нападение, и Тигнари чувствовал странный трепет под толстым слоем шершавой коры, стягивая зубами перчатку и прижимая ладонь к стволу.       В тропических лесах и без того забот хватало, а тут ещё и не чистые на руку и, вероятно, недалёкого ума пустынники решили нагреть карманы, Архонты их побери!       Тигнари раздражённо махнул хвостом, но распоряжения дозорным отдал ровным командным голосом. Спугнутых яков поймать, купцов привести в Гандхарву, пригреть-накормить и любезно, без нажима допросить. Если выяснится, что они по скупости решили сэкономить на охране и вместо Бригады тридцати наняли в сопровождение проходимцев из той же братии — что ж, Тигнари пожелает им скорейшего банкротства. Если иные причины — с интересом послушает.       И он слушал, как ювелиры из Ли Юэ, преисполненные духом авантюризма, отправились торговать в Сумеру, заодно закупиться слюдой и поталью, но никто не объяснил на пальцах, что Бригада тридцати — люди чести, особенно если хорошо приплатить, а вот другие похожей расцветки — крайне подозрительные и, возможно, язычники, отрицающие силу земли Властительницы. Поэтому столь тяжкую ношу взвалил на себя Тигнари, и зарумянившиеся после сытной трапезы купцы заметно приуныли, а остальные дозорные поспешили скрыться кто-куда, потому что разящая сила лекций их главы была невероятна.       С наступлением сумерек Тигнари, порядком утомлённый, поспешил уединиться в своей хижине и в тишине-покое разобрать дневные отчёты и распределить ночные маршруты, как доски натужно заскрипели. Потом он расслышал голоса: Коллеи и один из несчастных ювелиров.       — …ом направо. Не бойтесь, наставник просто был сегодня не в духе, — лопотала Коллеи в ответ на неловкий смех, который Тигнари сразу узнал: он принадлежал подмастерью, коего более матёрые товарищи взяли с собой набираться опыта и заодно тяжёлые ящики таскать.       — Не забудьте, что утром встречаемся у входа в деревню, вас проводят до границы Разлома. По поводу яков не переживайте, они дневные животные, по ночам плохо видят и предпочитают сбиваться в группы, так что мы без труда отыщем оставшихся.       — Да, спасибо, спасибо большое, — лепетал юноша, а Тигнари усмехался, то и дело отвлекаясь на свои бумаги, пока, наконец, уже одинокие шаги не замерли на пороге.       — Прошу прощения, предводитель дозора?       Тот обернулся, заметно скривившись от такого обращения.       Взъерошенный, точно мокрый зяблик, юноша топтался в проходе, не решаясь шагнуть внутрь, и прижимал к груди измятый конверт с печатью даршана Спантамад.       — В Сумеру меня попросили передать это вам, когда узнали, что наш караван завернёт в Гаха… Ганхдва… сюда, — сдался он и пошёл пятнами от волнения. Совсем мальчишка, едва ли старше Коллеи.       — Благодарю, что доставил его в целости и сохранности, — улыбнулся Тигнари, про себя раздумывая, что сунь тот письмо не за пазуху, а в украденную сумку с нефритовыми шпильками, линзы ещё с неделю пришлось бы в растворе квасить вместо того, чтоб паковать в сумку.       На что и потратил всё утро, перемежая указания для Коллеи с тихой руганью. Коллеи стояла по стойке смирно, боясь даже пикнуть, хоть и понимала, что гнев наставника предназначен не ей, а некоему дриёшу Мадхаву, которому «финиками бы подавиться».       — Хорошо, я… Я всё поняла! — энергично закивала она, а потом втянула голову в плечи, стоило Тигнари обернуться.       — Четыре дня, не дольше, — повторил он, затянул шнуры на сумке и взвесил её в руках, удивлённо охнув от тяжести. — Вот же ж…       — А с этим что делать? — осторожно уточнила Коллеи, указав на здоровенную стеклянную алхимическую колбу со странной мутно-зелёной жидкостью внутри.       — Разберусь с ней, как вернусь. Там простой элементальный раствор, ничего опасного, — Тигнари распоясал тунику, стащил её с плеча и аккуратно повесил на стул, ведь там, куда он направляется, только удушающий жар и сухой воздух. — Всё запомнила?       Коллеи снова закивала и принялась с готовностью загибать пальцы:       — Переписать пятую главу «Руководства по выживанию по тропическому лесу», с установленного маршрута патрулирования не сходить, заполнить два листа прописей, перевесить вяленые персики на подветренную сторону, в случае обнаружения увядания сообщить Насрин и не пытаться справиться самостоятельно, а ещё…       — Это всё, — с мягкой улыбкой прервал Тигнари и невесомо потрепал её по волосам. Оцепеневшая от внезапной ласки Коллеи уставилась на него широко распахнутыми глазами.       Тигнари с его прямолинейностью и полнейшим отсутствием социальных навыков редко одаривал похвалой, поэтому каждый такой момент был на вес моры. Правда, и ругался он нечасто. Обычно нахмуренных бровей и медленного протяжного вздоха хватало, чтоб понять: дело плохо.       — О, точно, — спохватился Тигнари и отвернулся, нырнув в один из ящиков стола. Хвост взволнованно заходил из стороны в сторону. — На случай, если в моё отсутствие тебе станет плохо.       Внутри протянутой склянки билось о стенки горькое лечебное варево.       Тигнари для верности обвёл хижину взглядом, прикинул что-то в уме и сам себе кивнул: пора.              Вымощенные камнем дороги пружинистым лесным тропам в подмётки не годились, и Тигнари, едва добравшись до развилки, нырнул в лесную чащу, будто спугнутый шумом зверёк. Только обернулся украдкой, чтоб глянуть на силуэт Древа на горизонте да малахитовые крыши библиотеки Академии. Идея сделать крюк через город лишь поначалу казалась ему неплохой, но на одном желании отыскать Мадхава и выпустить ему в зад пучок стрел далеко не уедешь. Тигнари прекрасно понимал, что обстоятельства зачастую сильнее, но если уж учёные договорились работать сообща, то за какой Бездной он теперь в одиночку должен тащить на хребте тяжеленные линзы?       Тигнари представил, как пытается на планере пересечь речную протоку и под весом поклажи падает в воду перезревшим закатником, и нервно хохотнул.       Сумерские леса он знал вдоль и поперёк, но всё равно прихватил с собой карту с пометками. Порядком измятый, но крепкий пергамент был исчиркан рисунками, указателями потайных тропок, а местами и вовсе испещрён ровным, по-академически аккуратным почерком. Сайно обмолвился как-то, что с такой манерой только на досках в лекториях и писать. У него же буквы выходили угловатыми, словно древние руны, и по остроте углов Тигнари научился определять, в каком расположении духа был генерал, отвечая на очередное письмо. А писем, к слову, давно уже не было. Они договорились, что возобновят переписку, как только Сайно разберётся со своей проблемой, но молчание затягивалось, а тревога нарастала.       Сколько прошло с их разлуки? Три, четыре месяца? Тоска казалась иррациональной, она отнимала драгоценное время, которое можно было потратить на исследования, но сейчас, сидя в тени раскидистой адхигамы и зубами стягивая с нитки пластинки сушёного звёздчатого гриба, Тигнари как никогда чувствовал себя потерянным.       К сумеркам он добрался до чащи Апам. Солнца уже было не видать, но редкие отблески острыми копьями пронзали плотно переплетённые меж собой кроны исполинских деревьев. Тигнари заворожённо наблюдал за бьющим из-под земли потоком света, чья природа по сей день оставалась для учёных умов загадкой. Карабкался по поваленным веткам и стволам, чтоб собрать немного грибов руккхашава, часть обжарить на костре, а остальное мелко порезать и плотно запаковать в промасленную бумагу. Гриб, конечно, считался священным и почитался Академией, но традиции есть традиции, а утоление голода и научный интерес — по расписанию. Соскребал с потрескавшейся коры пушистый ароматный мох, который был отличным удобрением и весьма шустро разрастался при должных условиях. Ступать старался как можно тише, вынюхивал плесенников и обходил по широкой дуге. Острым взглядом следил за тигриными хвостами, мелькающими то тут, то там, и уши нервно дёргались из стороны в сторону, реагируя на малейший шорох.       Нещадно клонило в сон и тянуло поясницу от тяжести, но Тигнари, весь световой день проведя на ногах и сделав привал лишь дважды на несколько минут, понимал, что прикорни он сейчас, очнётся только под утро. Лучше дотерпеть до рибата, а там уж можно свернуться уютным клубком на кровати в общежитии.              Караван-рибат встретил его зажжёнными дорожными фонарями и непривычной тишиной. Не гудели ночные торгаши на рынке, не гавкались между собой носильщики, перетаскивая грузы с вьючных яков на тягловых (быть может потому, что первые по какой-то причине толпились у подножия серпантина лестницы, гружёные с копыт до кончиков рогов, а вторые дремали под Стеной). Наёмники Бригады сновали туда-сюда в странном напряжении, а когда один преградил Тигнари путь и затребовал разрешающие бумаги и озвучить причину прибытия, голос у него дрожал.       Тигнари без лишних слов показал печать Академии и хотел, было, уточнить, у себя ли местный матра, но помедлил. Время было давно за полночь, а если напроситься на аудиенцию, то Архонты знают, насколько всё может затянуться. Поэтому спросил другое:       — Что за переполох? Проверка нагрянула?       — Так точно, господин. Чиновник на днях приехал, все передвижения и торги приостановлены на неопределённый срок, — дежурно отчеканил пустынник и любезно отошёл в сторону, уступая дорогу.       И с каких пор приезд высокопоставленного сноба сопровождается подобным варварством? Прерывать продовольственный транзит лишь потому, что рибат решил выслужиться перед важным человеком — чушь несусветная, а значит, дело было в другом. И хоть Тигнари догадывался о причинах, всё-таки решил помалкивать и, поправив на плече осточертевшую сумку, направился в сторону таверны.       Марьям, хозяйка «Позолоченного путешествия», дремала за стойкой, но встрепенулась, едва заслышав приближающиеся шаги. Сначала осоловело захлопала глазами, нагло разглядывая Тигнари, а потом расплылась в улыбке:       — Приветствую, господин. Хотите остановиться на ночь?       — Как точно подмечено, — огрызнулся Тигнари и поспешил прикусить язык: усталость просачивалась наружу раздражением.       Но Марьям будто и внимания не обратила или умело сделала вид. Народ через рибат разный проходит, к каждому надо найти подход, и её профессионализму можно было лишь позавидовать. Вот уж кто явно умеет располагать к себе людей.       — Так-так-так, посмотрим, — она принялась листать толстую тетрадь с пожелтевшими листами, и чем дольше, тем больше хмурилась, пока, наконец, не подняла на Тигнари какой-то совершенно по-собачьи грустный взгляд. — Я… мне очень жаль, но в общих комнатах свободных коек не осталось — всё занято купцами и разнорабочими, а в последний отдельный номер два дня назад заселился генерал.       Тигнари уныло кивнул на её слова, решив всё-таки наведаться к матре и настоять на ночлеге, как вдруг замер и нервно дёрнул хвостом.       — «Генерал»? — переспросил он, не веря своим дрожащим ушам.       — Да, генерал махаматра, — с готовностью подтвердила Марьям. — Академия ужесточила правила въезда для жителей пустыни, поэтому генерал прибыл из деревни Аару, чтоб лично обсудить изменения. Больше ничего не знаю, извините.       Вот оно что.       Тигнари показалось, что отполированный камень ушёл у него из-под ног. Дыхание сперло, остывший ночной воздух заскрёбся песчинками в горле, но он поспешил взять себя в руки и, глядя Марьям прямо в лицо, выдал:       — Заселите меня к нему в комнату.       Та на секунду опешила, медленно закрыла тетрадь и улыбнулась так, будто Тигнари сказал несусветную глупость.       — Прошу прощения, но я не…       — Генерал мой старый друг. Он не будет против. Любую ответственность за последствия беру на себя.       Несколько монет застучали по деревянной стойке. Хозяйка ловко поймала их в ладонь, тут же предложила запасной ключ и объяснила, куда идти. Добавила, что таверна на первом этаже с раннего утра подаёт завтраки, но в стоимость проживания они не входят, а если господин изволит, то можно загодя и обед, и ужин, и десерт с засахаренными фруктами приготовить, и обзорную поездку на яках вдоль Стены организовать. К слову, генерал отбыл ещё до рассвета и до сих пор не вернулся, поэтому уважаемому гостю следует иметь это в виду.       Тигнари слушал её с вежливой улыбкой, своевременно выдавая «нет, нет, благодарю, не интересуюсь», а едва получил ключ, поспешил скрыться в белокаменном выпуклом здании и взлететь по лестнице на второй этаж.       В коридорах висел тяжёлый запах пота, специй и уставших натруженных тел, но даже среди этой какофонии Тигнари учуял один-единственный аромат. Он поддел его чувствительный нос, как кончиком пера, увлёк за собой и одурманил, словно ядовитое снадобье. Стал особенно насыщенным напротив узкой двери, а стоило её распахнуть — и кончики ушей задрожали.       Убранство комнаты было скромным: письменный стол с потушенной масляной лампой да стул, широкая кровать и коренастый комод с облупившимся лаком. По полу от угла до угла тянулся выцветший ковёр, песчинки скрипели под подошвами. Никаких личных вещей, на постельном белье ни складки, оно и не удивительно: Сайно никогда не оставлял за собой следов, вышколенный и дисциплинированный военной службой. Разве что в лесу, где почва с жадностью впитывала любой отпечаток, а ветки цеплялись за одежду, ощупывая незваного гостя.       Волнение добралось до хвоста, шерсть встопорщилась, как наэлектризованная. Голова у Тигнари пошла кругом, но бурю эмоций пришлось сурово приструнить, и он принялся методично, одну за другой, вытаскивать из сумки линзы и раскладывать на столе. Лампу зажёг, рассмотрел каждую с особой тщательностью. Мутные, размером с тарелку слюдяные блины мягко рассеивали свет и до сих пор приятно пахли элементальным раствором, хоть и были замотаны в ткань со специальной пропиткой. Тигнари был доволен тем, что доставил их в целости и сохранности, честно выполнив свою часть уговора. Осталась лишь пара расчётов, полевые испытания и можно вернуться к своей успокаивающей рутине в родных лесах, а также в красках расписать Мадхаву маршрут, по которому уважаемый дриёш может отправиться в своём ближайшем путешествии.       Мысль эта немало позабавила предвкушением, но успокоения не принесла.       Матрас оказался жёстким, покрывало груботканным и колючим, Тигнари нравилось. Он отстегнул ставшую декоративным украшением лупу, которую мама подарила при первых же попытках маленького лохматого лисёнка объять бескрайний мир. Ныне же это простая брошь, лишённая всякой практичности, но наполненная драгоценными воспоминаниями. Закинул в опустевшую сумку перчатки и пестрый лепесток плаща, кофту стянул через голову и поправил вывернутое наружу ухо. Желание дождаться Сайно было простым и ясным, как и то, что лучше лечь с краю подальше от двери, к окну поближе — ветер тут сухой и горячий, но наутро (Тигнари чувствовал это в воздухе) будет прохладно, а циклон накатит с запада, как раз к приятному сквозняку.       Мысли гудели в голове потревоженным ульем, болезненно бились о стенки черепной коробки, но заснул Тигнари раньше, чем успел выловить хоть одну из них.              Когда в его жизни появилась Акаша, границы непознанного расширились до необъятных масштабов, и исчезновение сновидений перестало казаться трагедией. То, что нельзя объяснить логикой и расписать по формуле, отныне не имело смысла, и каждый листок, каждая травинка, невесомый взмах крыльев бабочки — это закономерные природные явления, которые можно привести к единому знаменателю росчерком пера. Если чему-то не находилось объяснения после первого запроса в Акашу, значит на пути попалось слишком мало хлебных крошек информации. Действие от противного обязательно приведёт к первопричине, и подобный взгляд на жизнь казался Тигнари наиболее удобным и рациональным.       Иррациональными же ему казались излишние эмоции. Они сбивали с толку, путали мысли и могли привести к ужасающим последствиям. Даже в вопросе спасения чужих жизней нельзя поддаваться порыву, холодная голова и точные расчёты — единственно правильный путь к решению проблемы. Поэтому, когда нелепая слежка генерала за юным студентом вскрылась, последний лишь любезно уточнил, была ли нужда в подобном спектакле и почему вместо клоунады нельзя использовать язык фактов, доводов и аргументов. Сайно тогда покорно согласился, но от привычных методов работы не отказался. На том и разошлись.       Чтоб спустя годы по-прежнему мозолить друг другу глаза и сеять внутри семена сомнений. И у Тигнари под рёбрами, кажется, давно разросся кустарник.       Он проснулся от чужого взгляда, тяжёлого и внимательного, такого липкого, почти осязаемого. Раньше, чем открыл глаза, понял, что в комнате не один. А ещё — вокруг темно. Правда, сквозь щель кем-то прикрытых оконных створок робко пробивался белый свет.       — Я думал, хозяйка пошутила, а это и правда ты.       Тигнари уселся, тряхнул головой, прогоняя остатки сна, и глянул на угловатую тень в углу комнаты. Вторая половина кровати оставалась нетронутой.       — С другой стороны, кому ещё могло хватить наглости.       Смех у Сайно был низким, как и голос, щекочущим где-то под подбородком и за ушами.       — Какими судьбами, Тигнари?       Тень скользнула со своего места — стул даже не скрипнул, — скрылась на мгновение в неосвещённой части комнаты, а потом вынырнула у Тигнари прямо перед носом.       Взгляд у Сайно был колючим и цепким, как его когти, и осознанности в нём было больше, чем в последнюю встречу.       — Приятно видеть тебя в здравом уме, — ляпнул Тигнари и тут же пожалел, потому что поддел край едва зажившей раны и теперь наблюдал, как загораются глаза напротив, будто капля крови набухает.       — Прости меня.       Стало стыдно. Жар заскрёб в затылке и окатил щёки. Тигнари резко зажмурился и растёр помятое со сна лицо, пятернёй зачесал на макушку пёструю чёлку.       — Твоей вины в произошедшем нет.       — На фоне прочего её величина и правда незначительна.       — Во имя Архонтов, ты именно это хочешь со мной обсуждать?!       — Ты первый начал.       Оба замолчали, уставились друг на друга с вызовом, а потом расплылись в ребяческих улыбках. Удушающее напряжение испарилось, распахнулись от сквозняка оконные створки, и вместе со светом в комнату хлынули звуки оживлённого рибата: гул голосов, топот ног, скрежет тяжёлых ящиков о щерблённые камни, мычание нетерпеливых яков.       — Ну, зачем пожаловал?       — Как грубо, генерал.       Завтрак в таверне и правда подавали по расписанию, только проспал Тигнари до полудня, чему был рад больше, чем раздосадован, поэтому сидели они на одном из обтёсанных осколков Стены, лениво жевали сушёные пластинки грибов да вяленые финики и запивали травяным настоем из фляжки. Сайно — в своём остроухом шлеме, Тигнари же капюшон натянул до самых бровей. Песок прогревался так стремительно, что жар уже полз вверх по камням и игриво лизал подошвы.       — Вон там, — вместо указательного пальца Сайно вытянул ногу в кожаной сандалии, — Кандакия недавно обнаружила обезвоженных караванщиков. Попали в бурю, заблудились, побрели на мираж — и увязли с яками в зыбучих песках по самые головы.       Тигнари с ужасом уставился на бесконечные волны барханов в условное «там».       — Спасли?       — Конечно, — кивнул Сайно, шакалий шлем плавно качнулся. — Едва успели. Времени у нас было мало, оно утекало, как песок сквозь пальцы, — и расхохотался.       — Ужасно. Как и ты.       — Да ладно, смешно же!       Но как бы ни старался, Тигнари не мог назидательно нахмуриться: уголки губ дрожали. Надо же, по нелепым каламбурам скучал…       И только он набрал в лёгкие побольше воздуха, как Сайно резко смолк и напрягся, вытянув шею.       — Идут, — кивнул куда-то вниз, закинул в рот последний финик и качнулся назад, кувыркнувшись через голову и камнем рухнув со скалы. У самой земли расправил планер, смягчив приземление, на Тигнари глянул, сощурившись.       — Кажется, — повысил он голос, — ты хотел встретиться с местным матрой. Сейчас самое время, — и по вихляющей тропе двинулся навстречу бредущим по пустыне путникам.       Солнце слепило, но разглядеть в позёмке трёх взрослых и ребёнка у мужчины на руках Тигнари смог. Они брели, низко склонив головы и придерживая платки. Тяжело загребали пористый песок, переговаривались вполголоса, даже слух пришлось напрячь.       — Значит, это Кандакия, — кивнул он сам себе, когда мужчина обратился к сопровождающей их стражнице по имени. Стоило Сайно выскользнуть из-за Стены, как она остановилась и приветственно поклонилась.              Толпа перед резиденцией матры разбухала, как морская губка, ширилась во все стороны и шумела, шумела. Бехнам, щуплый невысокий матра с торчащим чёрным хохолком на затылке, безуспешно сучил руками и не оставлял попыток призвать к порядку.       — Это указ Академии, — лепетал он, — мы не имеем права пропустить вас без соответствующих бумаг…       — Что значит соответствующих?! А это что тогда? — кто-то из толпы потряс стопкой расписок.       — Этот образец недействителен. Новый вы можете найти на доске объявления и…       — Академия должна предупреждать заранее!       — Вот именно. Сколько вообще дней для согласования нужно, а?       — Что прикажете делать с продуктами, господин? Они портятся, а мы теряем деньги.       — Вы даже больных детей в Бимарстан не пропускаете!       Шум всё нарастал, волной прокатываясь над головами собравшихся. Тигнари стоял в тени, в суровом молчании наблюдая за происходящим, и ничуть не сочувствовал матре. Прежде чем выпустить тот или иной указ, уведомления рассылались Академией не только по Акаше, но и письмами в отдалённые уголки страны, где нет зоны покрытия терминала. Каждый житель должен иметь в запасе достаточное количество времени, чтоб как следует подготовиться к переменам. Но тут либо Бехнам пренебрёг обязанностями и не отправил к жителям Аару посыльного, либо халатность Академии, и Тигнари не знал, что хуже.       Из раздумий его вырвал голос Сайно, громкий и командный, как и подобает генералу.       — Прошу минуту внимания.       Он вышел вперёд, заслонив своей внушительной (больше в моральном плане) фигурой Бехнама.       — Несмотря на то, что указы Академии должны исполняться беспрекословно, в Уставе также говорится, что в случае непредвиденных обстоятельств каждый житель имеет право отсрочить исполнение тех или иных обязательств на две недели с момента вступления указа в силу.       — А попроще можно? — выкрикнул кто-то из толпы, и Сайно с готовностью кивнул.       — Новый образец расписок для перехода Стены Самиэль стал действителен три дня назад, значит у вас есть одиннадцать дней, чтоб завершить все сделки, решить все вопросы и оформить новые документы.       Толпа возбуждённо загудела, а Сайно обернулся к матре и, понизив голос, сказал:       — Вы должны были знать об этом, матра Бехнам, и избежать лишних волнений. Я прослежу, чтоб каждый порченный кусок мяса, каждая протухшая из-за простоя рыба была вычтена из вашего жалованья.       Тигнари расслышал всё от и до и как-то особо коварно улыбнулся, донельзя довольный тем, каков генерал махаматра на самом деле. Сайно всегда был готов применить силу в случае, когда переговоры не давали результата, и следовал единственному правилу: закон непреложен и должен исполняться.       — Тяжело больные, нуждающиеся в помощи и транспортировке до города Сумеру, — принялся распоряжаться Сайно, пока Бехнам суетился и подгонял наёмников Бригады. — А также те, кто перевозит товары первой необходимости, в том числе скоропортящиеся — вы под моей личной ответственностью. Встаньте по левую сторону и предъявите расписки. Остальным просьба следовать указаниям матры Бехнама.       И народ заметно оживился.              — Матра Бехнам, — обратился Тигнари вместо приветствия, когда площадь перед резиденцией заметно опустела, а справедливо недовольные возгласы переросли в ворчливый шепоток.       Бехнам дёрнулся, как вспугнутый тукан, и глянул куда-то в сторону. Тигнари проследил за его взглядом: у въезда в рибат Сайно помогал семейной чете из Аару усадить в телегу с головы до ног забинтованного мальчугана. Мужчина то и дело кланялся и лепетал бессвязные слова благодарности, женщина плакала беззвучно и от того ещё горше. Тигнари запомнил тяжёлый запах пыли и разложения, когда проходил мимо. На этой стадии элеазара стоит готовиться к худшему, но как же тут будешь готовым?       — В-вы… — Бехнам принялся судорожно рыться в смятых пергаментах.       — Тигнари. Дриёш Мадхав должен был уведомить вас о предстоящих полевых испытаниях.       — А, да-да-да, — затараторил Бехнам, заметно расслабившись. — В том письме господин учёный уведомил о целой делегации, но…       — Но, к моему глубочайшему сожалению, — Тигнари тяжко вздохнул и прикрыл глаза, — господина учёного настигла тяжелейшая диарея во время последнего путешествия, поэтому проводить обозначенные испытания я буду в единоличном порядке.       Бехнам нервно хохотнул и поспешил выделить в сопровождение двух пустынников, хотя и одного уже достаточно. Смотровых башен вокруг рибата было три, по числу линз, а значит самое время заняться установками — уж с ними, надеялся Тигнари, Мадхав не заставит его возиться.       И дриёш правда всё приготовил. Установки, похожие на гипертрофированные оправы для лупы, находились на помосте каждой из башен. Ещё карабкаясь вверх по узкой лестнице, Тигнари заволновался о прочности. Башни хоть и были старыми, но крепкими, и Архонты знают, как глубоко толстые сваи уходили под землю, чтоб выдерживать древние волнения.       Пустынника он отослал обратно, едва тот втащил линзу на самый верх и аккуратно, под гнётом суровых указаний установил в оправу. Щёлкнули замки, обруч по краю линзы туго затянулся, и Тигнари в очередной раз отметил, как же приятно воплощать в жизнь задуманное. Дело осталось за малым: провести несколько вычислений, запустить реакцию и настроить нужный угол, и тогда любое увядание в доступном для обзора радиусе можно будет пресечь ещё на корню.              — И как оно работает?       Сайно вертелся вокруг установки, тёр поверхность линзы то пальцем, то ногтем царапал.       — Через неё ж ничего не видно!       — Само собой, — возмутился Тигнари, нервно дергая хвостом из стороны в сторону. — Я вымачивал линзы в элементальном растворе несколько недель, чтоб добиться оптимального замутнения. Сначала давай реакцию запустим.       Сайно кивнул и щёлкнул по линзе истончившимся электрическим когтём. Поверхность линзы с обеих сторон пошла рябью, а потом муть начала расползаться из центра к краям, будто круги вокруг брошенного в озеро камня, и линза стала кристально прозрачной. Первая обнаруженная зона увядания не заставила себя ждать.       Тонкий поток разложения, едва ли с волосок, поднимался от истерзанной земли, как ил со дна. В этой части Сумеру, где деревья сменялись колючим низкорослым кустарником, а холмы сглаживались жгучими ветрами, единственным препятствием были редкие белокаменные постройки да те же смотровые башни. Но Зеркала семян, как прозвал их про себя Тигнари, были наилучшим решением, чтоб избежать лишних жертв и остановить распространение заразы. Будто одного лишь опустынивания на границе не достаточно!       — Терминальная почка, зреет между корней, — отрапортовал Тигнари поставленным академическим голосом, будто перед комиссией отчитывался, а не стоящим рядом, ни черта не понимающим Сайно. — В двух полётах стрелы отсюда. Думаю, мне хватит и одного.       Сайно любезно отошёл в сторону, вжался в хлипкие ограждения помоста и во все глаза уставился на искрящийся лук в руках Тигнари. Загудела натянутая тетива, распустился на кончике стрелы цветок, а сам Тигнари приосанился, и даже вздёрнутый хвост замер в напряжении. Небо было безоблачным, поправки на ветер не требовалось. Он разжал пальцы.       Стрела расчертила долину длинной лианой и пропала далеко за пределами видимости Сайно, как бы тот ни щурился, но Тигнари вдруг резко обернулся, на лице отразилось волнение.       — Попал! — выдохнул он и подскочил к Зеркалу, почти носом уткнулся в линзу, а затем повторил: — Правда попал.              — Чья была идея?       Они сидели на краю помоста, свесив ноги и хвост, и глядели далеко за Стену, на миражи гигантских пирамид и спирали поднятых ветрами песков, штопором уходящих ввысь. Последнее Зеркало за их спинами мерно гудело, то и дело раздавались мягкие щелчки — столкновение дендро и электро элементов порождало всё новые и новые крошечные вспышки стимуляции. Надолго ли хватит активной реакции, Тигнари не знал, но эту проблему он точно не будет решать. Предоставит Мадхаву сухие расчёты и умоет руки.       — Мадхав предложил, я поддержал.       Тигнари залпом допил остатки травяного настоя, дожевал последний кругляш сушёного гриба и выдохнул, наконец, с облегчением: здесь его работа окончена.       — Появление зон увядания в тропиках ещё можно объяснить, но здесь… — он обвёл рукой зубчатую вершину Стены. — Я не понимаю, Сайно, — проговорил совсем тихо, и выглядел потерянным. — В недрах земли что-то происходит, лес чахнет, высыхают водоёмы, количество заражённых элеазаром только увеличивается, а мудрецы бездействуют. В Гандхарве и Вимаре пропадают дети — конечно, мы их находим, но это пока. На прошлой неделе ришболанд напал на путешественников, а тебе ли не знать, как дикие звери стараются избегать исхоженных людьми троп.       Повисшая тишина показалась тяжёлой, как грозовые тучи. Сайно нечего было возразить, только молчаливо соглашаться.       — Индрани и Кази, — начал он хрипло, — та семейная пара из Аару. Мальчишку, кстати, зовут Гори. Они давно подали запрос в Бимарстан, тогда Гори ещё мог ходить самостоятельно. Но ответа всё не было, а Бехнам даже пальцем о палец не ударил. Они под Стеной ночевали, просили, умоляли. Теперь ещё указ этот.       Взгляд Сайно бесцельно блуждал от бархана к бархану, перескакивал с одного чахлого деревца на другое. Тигнари придвинулся чуть ближе, коснулся его плечом.       — Я попытался вразумить этого идиота, даже обуться пришлось — нагретые камни отвратительны. Но он заладил «без официальных бумаг ничего не могу, правила есть правила, требуется согласование обеих сторон», и ведь не поспоришь! Пришлось лично отправиться в Академию, добиваться аудиенции и угрожать проверками; ты как раз в тот день и приехал. Я настоял, чтоб из бюджета выделили моры для возмещения убытков купцам, а ещё напомнил, что мелкие буквы в Уставе это не грязь, а примечания.       Он внезапно прервался и нахмурился.       — Мальчик не выживет. Я приказал Кандакии быть готовой к встрече с ними на обратном пути, но вряд ли они вернутся. Разве что похоронить единственного сына, но пустыня и так завалена трупами. Только Архонты знают, сколько всего погребено под песками.       У Тигнари болезненно потянуло где-то под рёбрами. Мысли завертелись вокруг Коллеи, ответственность за которую сначала тяготила, а затем начала пугать. Генерал махаматра вверил её лесному стражу, потому что доверял, как себе, и это, без преувеличения, великая честь. Тигнари боялся разочаровать его.       Разочаровать Сайно.       В его силах было лишь подавить симптомы, но надолго ли этого хватит?       — А что лечебница?       — Безрезультатно, — Сайно замотал головой. Хищная шакалья морда вторила каждому движению. — После пожара там образовалась аномальная зона, радиус поражения трудно измерить, давление ощущалось на километры. Сейчас можно подобраться ближе, но ненамного. А что, — он вдруг глянул на Тигнари, хитро сощурился и улыбнулся, — большая пустынная собака переживает?       Тигнари ушам своим не поверил, дар речи потерял и ртом захлопал, как выброшенная на берег рыба. Хвост замолотил по доскам.       — Т-ты!..       Сайно смеялся, хлопая себя по колену, смахивал слезы в уголках глаз, пока Тигнари от всей души желал ему провалиться в Бездну. Отца Тигнари разговорить было сложно, но стоило упомянуть его «любимого лисёнка», как дамба безмолвия прорывалась, и словесный поток уморительных историй из детства было не остановить.       — Как он там? — спросил Тигнари, когда Сайно успокоился и поправил скособоченный шлем.       — Полон энтузиазма. Поблагодарил «уважаемого генерала за покровительство, оказанное сыну».       Тигнари пошёл пятнами от возмущения, шлёпнул Сайно по пояснице кончиком хвоста, но в который раз не смог сдержать улыбки. Он давно не видел родителей. Тоска по ним не была разъедающе-ядовитой, их редкие, наполненные любовью и заботой письма и вовсе сводили её на нет. Был уверен, что в пустыне, пусть и захваченный работой с головой, его отец будет в безопасности под чутким присмотром генерала махаматры и его людей.       — Сказал, чтоб в следующий раз, когда я решу отправиться в Гандхарву, заглянул к нему и захватил подарки.       — Следующий раз будет через три недели, — безапелляционно заявил Тигнари, сведя брови к переносице. — У Коллеи день рождения.       Настала очередь Сайно растерянно хлопать глазами и безмолвствовать.       — Не переживай, — поспешил успокоить его Тигнари, — Зеркала помогут расчистить путь от Стены до леса, а остальное беру на себя. Только напиши заранее, чтоб мне хватило времени.       — Тигнари, я…       — Всё будет хорошо. Коллеи давно о тебе спрашивает, она скучает, — он помедлил. — Мы скучаем.       Сайно отвернулся, надвинул шлем на глаза и едва слышно произнёс:       — Я тоже.              — Это катастрофа.       — Катастрофа — твой юмор-ик!       — Да ладно, шутка про грибные споры просто огонь, а ведь я даже не использую пиро.       Тигнари страдальчески закатил глаза, а Сайно хохотнул в холодный чай.       Изначально Тигнари чётко рассчитал маршрут и время пребывания как в Караване, так и в городе даже с поправкой на форс-мажоры, но вернувшись под вечер в «Позолоченное путешествие», едва успев затянуть горловину порядком полегчавшей сумки, он был застигнут врасплох простым прикосновением.       Тёплая мозолистая ладонь Сайно легла на щёку, и Тигнари жадно потянулся за лаской. Загрохотал по полу шлем, зазвенели браслеты и латунные наручи, шлёпнулись скомканные перчатки да громыхнули о ковёр массивные сапоги. Матрас был жестким, покрывало груботканным и колючим — Тигнари нравилось. Как нравилась и приятная ломота в теле под утро, узелки на шерсти в основании хвоста и пятна-укусы, разбросанные по коже, будто по схеме — чтоб ни один не выглянул из-под одежды.       А сейчас они сидели в таверне на первом этаже, и дозорный безостановочно чихал, потому что специй не пожалели, а суровый генерал изнывал, понятия не имея, что дарить девочкам-подросткам. Тигнари сквозь слёзы, перейдя с чихания на редкую икоту, пытался доказать, что переживания яйца выеденного не стоят.       — Но не могу же я заявиться с пустыми руками!       — Фи-ик!-ники принеси. Она их любит.       — Их я приношу каждый раз, — Сайно заботливо налил ему стакан воды из кувшина.       — Тогда заколку, — Тигнари выдохнул в сторону, словно вместо воды ему подсунули чистую брагу, и выпил всё одним махом.       — Заколку?       — У неё волосы отрасли-ик! Будет кстати.       Сайно занёс над пустым стаканом кувшин, начав в задумчивости сверлить взглядом стену над ушами Тигнари, и тот схватил его за руку, потому что вода чуть не махнула через край.       — Я думал, уважаемый воспитатель заботится о ней.       — Я не…апчхи! — Тигнари шмыгнул носом, издал короткий скулёж, и выражение лица у него сделалось совсем уж несчастным. — Я не знаю, как правильно стричь. Никогда этим не занимался. Да и она, похоже, хочет их отращивать.       На том и порешили.       Сайно через раз приносил с собой украшения. Что-то отдавала ему Кандакия, порядком утомлённая попытками Дэхьи обрядить её, как театральную танцовщицу, и которая немало обрадовалась, узнав о Коллеи. Что-то он находил во время раскопок и, если безделушка не представляла научный интерес, немедленно приводил в порядок и полировал до ослепительного блеска.       У Тигнари запястья под манжетами перчаток были унизаны тонкими браслетами, в ухе качалась серьга. Коллеи только недавно приспособила латунный обруч под подвязку на бедре и расшила капюшон золотым бисером.              Сайно встряхнул сандалии, связал их меж собой и перекинул через плечо. Утонул в песке по самые щиколотки, довольно зажмурился. Тигнари поёжился.       — Ну, увидимся?       — Увидимся.       Три недели — не три месяца, они даже соскучиться не успеют! И это оправдание, пусть и слабое, но подстёгивало обоих. Они сделают всё правильно, и каждый гнилой росток на пути к воссоединению будет безжалостно выкорчеван. Тигнари не позволит одержимости вновь взять верх над разумом Сайно.       Генерал махаматра заскользил по гребням барханов, как водомерка по водной глади. Быстро скрылся за пеленой песчаной пыли, а Тигнари, чихнув напоследок, нырнул в трещины зубастой Стены. Ему предстоял путь до города Сумеру и вынужденный визит в Академию. Когда он доберётся до Гандхарвы, будет выжат как фрукт харра, взъерошен и зол, но ещё долго не перестанет смаковать на языке вкус вяленых фиников.