*
— Я правда немного поспал. Мой желудок в порядке, детка. Угу, скоро увидимся? — Марк положил телефон в карман, когда дотронулся до своего лица, почувствовав грубое ощущение на челюсти и над ртом. Хэчан часто потирал его щёки, прежде чем поцеловать в уголок губ и ущипнуть за нос так сильно, что казалось, будто он только что подхватил грипп. Когда Марк добрался до офиса и толкнул стеклянную дверь, внутри была только одна его коллега. Она была слишком поглощена своей работой, чтобы заметить его. По субботам никаких дел не было, если только не что-то срочное. Марк не планировал оставаться здесь надолго. — Утречка, — поприветствовал он её. Его кабинет был почти пуст по сравнению с другими сотрудническими. Маленький искусственный цветок, красиво стоящий в углу, идиотская кружка из дома Хэчана с надписью «Сомневаешься? Выпей до дна!» превратилась в его мини-стационарный склад, и заметки от коллег. Рядом с его креслом под столом были аккуратные стопки книг и бумаг, вещи, которые он должен был рассортировать и выбросить в ближайшее время. Она кивнула ему и снова уставилась в свой компьютер. Марк не потрудился начать разговор, слишком устал, и урчание в животе заставляло его замолчать. Он мог бы выполнять свою работу у себя дома: редактировать, пересматривать, исправлять формулы, снова просматривать отчёты и отправить электронным письмом руководству. Но он встал и приехал, чтобы не свернуться калачиком в своей постели ещё на час-два, сегодня суббота! Письмо Хэчана осталось без ответа, заставляя его чего-то ждать. Рутина, по крайней мере, придавала ему некое подобие порядка. Марк покинул заведение до обеда, кривя губы, пытаясь не реагировать на изжогу, которая постепенно усиливалась, и если его коллеге показалось, что он шёл немного странно, то она ничего не сказала. Он осмелился предположить — в разгар попыток выбраться из комнаты как можно быстрее — что у нее была открыта одна и та же вкладка с тех пор, как он пришёл, выдвигая ящики и не слыша щелчков мыши. Пока идёт по парковке и игнорирует пришедшую и уже рассеявшуюся боль, он прокручивает ленту в своём телефоне. В семейном чате было одно сообщение от его матери, случайный фрагмент какого-то устрашающего события. Рыбный дождь? Марк печатает с рекордной скоростью: «Ма, обман, не верь соцсетям». Два электронных письма, одно от его руководства с подтверждением, что она изучит файл опять в понедельник. Он отправил ей ответ, надеясь, что его не попросят добавить еще изменения или, что еще хуже, посетить финансовое отделение, чтобы получить больше данных. Это для него будет слишком хлопотно. И ещё одно от Хэчана, спрашивающее, может ли он прийти позже, и Марк ответил: «Я только что закончил с работой». Это была странная привычка Хэчана, специально отправлять электронное письмо вместо того, чтобы отправить текстовое сообщение, как бы это сделал нормальный современный человек, как бы это сделала нормальная пара, подчеркнул разум Марка. Хотя он никогда не возражал против этого. — Это ощущается по-особенному, понимаешь? Я делаю это только с тобой, — сказал Хэчан милым спокойным тоном, глаза блестели, и он рассмеялся над Марком, прежде чем тот смог спрятать свои красные уши. Мысль исчезла, когда неприятная, но знакомая жгучая боль в груди снова появилась. Хотелось прямиком направиться в уборную, чтобы опустошить желудок. И Марк бежал. Когда вернулся домой, его охватила паника, что-то стало комом у него в горле. И прежде чем стало слишком поздно добежать до ванной, он ухитрился ухватиться за кухонную раковину, и его вырвало. Он не мог вспомнить, как долго он сидел на корточках, выталкивая всё наружу, костяшки пальцев побелели из-за того, что он вцепился в край раковины, а глаза горели. В ушах зазвенело, кто-то звал его — голос, который он знал лучше всех, и боль заставили его заплакать, затем он почувствовал, как чужая рука пробежала по его спине, вверх-вниз, вверх-вниз, нежно массируя затылок, чтобы остановить его от опорожнения желудка снова, разрывая себя на части. Желчь вышла, и боль внутри обострилась — горечь осталась во рту, нос стал мокрым, было трудно дышать. Хэчан заставил его принять две таблетки и стакан тёплой воды, на тумбочке у него было эвкалиптовое масло. Он моргал из последних сил, лёжа под одеялом с задёрнутыми шторами, успокаиваемый грохотом кастрюль, воды из-под крана и запираемых дверей. Марк позже рассказал ему о причинах — рассматривая это как исследовательскую статью, что он три дня подряд допоздна не ложился спать, пропускал завтрак в одни и те же дни, а газированные напитки никогда раньше не были такими вкусными. Это вызвало у Хэчана хмурый взгляд, но он все равно поцеловал его в щёку, бормоча о том, как сильно хотел иногда покормить его с рук — Марк позволял ему. Но вместо этого он сказал, что должен был сопровождать его в приготовлении ужина — как они обычно делали. Он ходил по кухне, а Марк наблюдал, сидел и ждал его.*
Хэчан всё ещё жил со своей тётей. Год назад, в августе, спустя три года их отношений, ладони Марка стали потными, а задняя часть его футболки стала липкой из-за жары, которая окутала их обоих. Сердце, казалось, готово было выпрыгнуть из его глотки, но Марк заставил себя спросить его о переезде к нему. Развалившись вместе на веранде, соприкасаясь бёдрами и плечами, соседские дети выкрикивали друг другу правила игры неподалеку от его дома, на столе стояли стаканы с кокосовой водой и тарелка с фруктовыми ломтиками, но почему-то у Марка не было никакого аппетита. Хэчан посмотрел на него, его чёрные волосы развевались на ветру, они снова начали выпрямляться, а глаза были такими карими, что Марк подумал, что он выглядит ещё красивее. — Ты знаешь, что я не могу. Не сейчас. Мне жаль, но тётя, она стареет, — одарив Марка мягкой и извиняющейся улыбкой, он действительно выглядел таким милым-милым, что ещё Марк мог сделать, кроме как утонуть в его присутствии. Он не должен был удивляться. Он даже должен был ожидать этого. Поэтому Марк понимающе кивнул и взял его за руку, сгибая пальцы один за другим. Хэчан придвинулся ближе к нему, положив голову ему на плечо. Марк был немного.. расстроен. Или разочарован, он не хотел много думать об этом. Хэчан мог это почувствовать, конечно, он мог. Он отвёз его обратно в дом его тёти около полуночи, и его поцелуи были настолько нежными, что Марк отчётливо дышал ему в шею. Это становилось забавным, скорее драматичным всякий раз, когда он вспоминал об этом, потому что Хэчан всё ещё так часто навещал его и проверял. Они спорил из-за случайных вещей, расходились, когда их рабочая нагрузка не пыталась их задушить. Несколько дней Марк навещал Хэчана с его тётей, чтобы вместе поужинать в их доме, что Марк любил, тепло и тоска по дому нашли выход и поселились в глубине его сердца. Он засыпал на их диване, сытый и счастливый, потом Хэчан будил его, тащил в свою комнату, и Марк ложился на него сверху, накрывая всем телом и вдыхая аромат его волос. В некоторые дни Хэчан был тем, кто оставался на ночь, и это обычно также значило нечто большее. Утром он оставлял еду на обеденном столе, синюю записку на ярко-оранжевой корзинке с лекарствами на кухонном столе, в которой говорилось, что ему нужно выполнить дела или пораньше пойти в школу, чтобы подготовить к экзаменам своих учеников.*
Марку удалось покинуть офис невредимым в два часа, благодарным за выпуск ещё одной группы студентов и за то, что график был менее строгим в такого рода случаях. В доме было так тихо, что можно было услышать, как воспитатели в детском саду по соседству разговаривали со своими воспитанниками с энтузиазмом, который был возможен только по утрам. Так тихо, как это было в те первые месяцы, когда он только начал жить один разлученный со своими родителями и братом, который женился за два месяца до того, как был объявлен его результат в колледже. Это был тот же самый дом, в котором последний жил пару лет, но Марк прожил здесь гораздо дольше его, и его привязанность была намного сильнее. Это был маленький дом. Его отец купил его как загородный дом, когда он был ещё малышом, а цена была достаточно доступной в этом конкретном районе города. Ничего особенного в этом месте не изменилось, от бледно-жёлтого до белого, передний двор выглядел зеленее, забор был перекрашен, а все соседи на другой стороне улицы переехали некоторое время назад, оставив свои дома медленно разрушающимися и зарастающими дикой травой во дворах. Марк сохранил телевизор своего отца начала 2000-х вместо того, чтобы избавиться от него, из-за своей сентиментальности. Но Хэчан назвал его за это дряхлым, и Марк отомстил, избивая его до тех пор, пока ему не пришлось дважды похлопать его по руке. — Мне кажется, ты чуть не сломал мне ребра, какого хрена, — Хэчан тяжело дышал. Марк только ухмыльнулся, чмокнув его в качестве извинения. На холодильнике была приколота новая записка от его давнего смотрителя: что-то о том, что Марк поливает одно из растений ночью, что приведёт к его увяданию, и напоминает ему запереть заднюю дверь, потому что «я позвоню твоему отцу, если это случится снова, кто-нибудь может легко войти». — Хорошо, сэр, — произнёс Марк вслух, прежде чем достать коробку сока гуавы. Он уже собирался налить его в свой стакан, когда услышал шум снаружи, поворот ручки ограждения, затем кто-то начал возиться с дверью и уронил ключи. Он постоял неподвижно несколько секунд, прежде чем услышал знакомое ругательство, и быстро направился к источнику, как стрекоза, обнаружившая ночью огонёк. И вот он, в оранжевой футболке, тёмно-синих брюках, в самых отвратительных и самых броских носках на свете, его ботинки аккуратно поставлены рядом с ботинками Марка. — Посмотри на себя! Какой красивый, — ахнул Хэчан. Он всё ещё глядел в лицо Марка, пытаясь что-то рассмотреть — ещё одна странная привычка — занятый застёгиванием сумки, мгновение спустя он погладил щетину на подбородке Марка, его рука была холодной и немного шершавой. Марк опирался на его прикосновения, пока Хэчан не заскулил: — Давай, детка. Впусти меня. Выйдя из задумчивости, Марк посторонился, чтобы позволить ему войти. На этот раз он запер дверь, забрав у него большую сумку. — Спасибо, — хватая тарелки и ложки с полки и ставя их на стол. И Хэчан исчезает в своей комнате. Он появился десять минут спустя в другой паре нижней одежды — в боксерах Марка, и Марк осыпал его поцелуями, заставляя их обоих удобно устроиться на своих стульях. Губы несколько раз соприкасались, прежде чем Хэчан оттолкнул его, ворча о голодании от его имени и вероятной диспепсии от имени Марка. — Так сильно скучал по мне? — смех Хэчана эхом разнёсся по столовой. Марк предложил ему блестящее и теплое яйцо, полностью очищенное от скорлупы. Румянец начал проявляться на щеках Хэчана, когда он задержал взгляд на нём чуть дольше обычного. Затем сказал, что красный цвет ему очень идёт. Хэчан пнул его по голени, так что браслет звякнул, а потом попросил Марка заткнуться и есть. Где-то дети весело пели детскую песенку о разных цветах в саду. Марк был так счастлив, что мгновенно начал посмеиваться про себя, волна привязанности захлестнула его, и Хэчан бросил на него странный взгляд: «Что на тебя нашло?» Но он притянул Марка для ещё одного поцелуя и начал ворчать по поводу режима сна. Марк хотел сказать, что от него исходит величие, но он был на грани того, чтобы совершить что-то безумное, поэтому просто кивнул, иначе выставил бы себя дураком. Хэчан никогда не позволил бы ему провести ни одного спокойного дня, если бы он действительно шептал ему на ухо самые глупые вещи средь бела дня. Позже они прибегли к общественному транспорту в качестве альтернативы походу в городской парк, потому что на этот раз вождение автомобиля было скорее утомительной рутиной, чем легкодоступностью. И Хэчан сказал ему, что поезд — это романтично. Мысли Марка уже блуждали по городу в трёх часах езды отсюда, на двух сиденьях далеко позади и по студенческим семестровым каникулам. — Но не тогда, когда всё упаковано и пахнет долгими часами, — продолжил он, незаметно протягивая Марку свой недоеденный сэндвич с тунцом. Рядом с дверью висела ярко-красная табличка «Пожалуйста, не ешьте в автобусе». Бабушку — единственную пассажирку, кроме них — поймали с поличным. Они притворились, что не замечают этого. И когда наступило следующее утро, Марк прижимал его к стенам ванной, заправлял прядь его волос за ухо и шептал свое старое, заезженное признание, прежде чем отправиться домой. Дрожь пробегала по телу, когда руки Марка блуждали по его животу, и Хэчан бы от этого заплакал, склонив голову набок, слишком поглощенный удовольствием, чтобы дать внятный ответ. Но в тот момент, там, в автобусе, сидя рядом с ним, Марк чувствовал запах авокадо и молочного шампуня на его волосах, всё ещё с полным ртом тщательно пережеванного бутерброда, он спросил его, не хочет ли тот остаться на ночь. Хэчан ответил «да».