Точно последняя

— Это точно последняя, — выдыхает парень, чиркая кремниевым колесиком зажигалки и подпаляя кончик сигареты. Курить Хардин начал, кажется, в двенадцать. Тогда ему все казалось игрой — и нескончаемые слезы матери, и очередные погони полицейских за трудными подростками, и драка с каким-нибудь забулдыгой за полупустую бутылку алкоголя. Поначалу ему нравилось ощущение сигареты в губах, запах дыма в легких и теплое чувство жжения в горле. Сейчас он бы отдал все, чтобы из него выбили эту привычку. Курить не вредно, курить не плохо. Курить противно. До омерзения, разрастающемся на красивом лице, до ненависти, обнимающей мертвой хваткой холодными пальцами за глотку. Хардину надоело. Клубы дыма не вызывали восторга, как в самом начале, или успокоения, как чуть позже. Видеть их становилось все привычнее и привычнее, а оттого и хотелось бросить эту привычку. Но он не мог. Не было в жизни ничего альтернативного — что успокаивало бы и дарило хоть пару минут небольшого кайфа. С наркотиками он завязал — это не для него. Потому и приходилось (не)довольствоваться тем, что каждый раз во время очередного нервного срыва на помощь приходила именно та привычка, от которой всеми способами хотелось избавиться. И вот, снова закурив сигарету, Хардин Скотт опять задумывается о своей никчемной жизни. И он имеет полное право так говорить, потому что его жизнь во много раз никчемнее других похожих жизней. Ведь оттуда люди хоть как-то выбираются, но Хардина, по всей видимости, такой расклад устраивает, потому он ничего с этим не делает — он не знает. — Извини, не подскажешь, как попасть в библиотеку? — тоненький, но звонкий голос раздается где-то справа. Без единой эмоции Хардин поворачивается в сторону — сложно признать — приятного голоса, вместе с тем неосознанно думая, как же ласково будут звучать ее стоны. Чуть позади него стоит девушка. Младше него и намного ниже. Светлые волосы собраны в небрежный пучок, некоторые пряди выбились, красиво оттеняя лицо и придавая еще большей кукольности этой девушке. Большие серые глаза блестят так инфантильно, что Хардину на секунду кажется, что перед ним ребенок лет десяти-двенадцати. Ровные белые зубы встречают хмурого парня улыбкой, и девушка странно (мило) морщит нос, когда Хардин слишком долго оглядывает незнакомку, так и не удостаивая ответом. — По-твоему я похож на того, кто знает о местонахождении этой странной локации? — цинично бросает Хардин, вскидывая одну бровь в насмешке. — Действительно, не похож… — с разочарованием выдыхает девушка, опустив взгляд и делая шаг назад. — Тебе в восточное крыло, второй этаж по коридору налево, последние двери с затемненными стеклами. Хардин не видит, как брови девушки дергаются в искреннем удивлении. Не видит и то, как она произносит одними лишь губами благодарность. Он задумывается на секунду, а затем выбрасывает почти целую сигарету щелчком — та летит в урну, но Скотт уже этого не видит, поскольку быстрым шагом идет за незнакомкой. — Я провожу, — угрюмо говорит он. — Ты вроде не похож на того, кто знает, где находится эта странная локация, — парирует девушка, пряча улыбку за закатыванием глаз. — Но, как видишь, я знаю ее местоположение, а ты, видимо, новенькая, заблудишься еще и где тебя потом искать? Его вопрос остается с ответом в виде неловкого приглушенного рукой смешка. Вообще, не в прерогативах Хардина ходить с такой девуш… девочкой. По ней видно, что она далеко не из тех, кто обычно крутится вокруг таких, как он. Хорошенькая. Слишком хорошенькая и невинная. — Меня, кстати, зовут Тесса. — Хардин.

***

Скотт не понял, как так получилось, но в один момент ему захотелось больше, чем просто довести ее до библиотеки. Он искал с ней встреч, так напористо, что даже узнал, в какой комнате она живет. Периодически заваливался к ним под предлогом того, что зашел в гости к соседке Тессы — своей подруге Стеф. Но когда последняя уходила на встречи с очередным парнем, Хардин не спешил покинуть помещение. Они читали вместе, особенно Тессе нравилось, когда Хардин цитировал книги наперед. Или же когда они лежали и засыпали под убаюкивающее чтение Хардина «Великого Гэтсби», «Зеленой Мили» или еще какой-то далеко не спокойной истории. Тесса вскоре начала думать, что у них происходит все как в книгах. Она — примерная девочка с тяжелым прошлым, а он — хулиган без целей в жизни. Ей этот факт начал нравиться до сладострастной дрожи в коленях. А когда в один вечер комната погрузилась во мрак, и руки Хардина начали бесстыдно изучать ее тело, Тессе казалось, что все идет так, как должно быть. И когда перед глазами взорвались цветастые фейерверки всех оттенков зеленого, Янг подумала, что это все слишком прекрасный сон, который закончится противным и ненавистным писком будильника. Хардин точно осознавал, что недостоин ее. Светлая девушка с лучезарной улыбкой просто не может быть рядом с дьяволом во плоти. Ему было плевать. Плевать настолько, что он до эгоистичного вечно просил ее оставаться рядом после каждого раза, когда делал ей до умопомрачения больно. И Тесса оставалась. Потому что верила, что сможет его изменить, что Хардин сильнее того, что пожирало его. Что даже после очередного промаха он исправится. Круг все не размыкался. И даже когда моментов причинения ей боли перевалило за тысячи и тысячи раз, Тесса оставалась преданной своей вере. Пока ей не надоело.

***

Хардин вваливается домой пьяный, хотя обещал сотни раз, что напиваться больше не будет (но курить бросил сразу — уже хорошо). Ему плохо. Плохо так, что он крушит все подряд — бьет посуду, переворачивает мебель, срывает картины со стен. Тогда Тесса испуганно выкрикивает из-за угла: «Ты такой же, как твой отец!». Ответом ей служит внезапная тишина на пару секунд, а затем — рев. Прямо-таки звериный, до судорожной боли, сковывающей каждый орган внутри. Тесса от страха неизвестности сжимается комочком в углу комнаты. Сейчас у нее нет теплицы на заднем дворе, куда можно сбежать и закрыться ото всех. Нет одеяла, под которым в детстве пряталась от монстров, а сейчас хочется спрятаться от Хардина. Нет даже сил подняться и убежать в другую комнату, потому что вид беснующегося Хардина сковывает мышцы, превращая их в сплав твердого металла. Ей страшно. Впервые за себя, а не него. Впервые появляется ощущение, что она в опасности, что Хардин не совладает с собой и ударит очень-очень больно. Оставит синяк или что похуже, пусть и ненарочно. А Хардин не думает о том, что его девушка трясется как мышка от страха. Что она сейчас на грани обморока от нервов. Он лишь слышит эхо ее голоса, грохочущего об одном: «Ты такой же, как твой отец!». — Не-е-ет! — кричит он чуть ли не до разрыва голосовых связок. «Не такой!» — отчаянно отрицает Скотт, хотя факты его недавнего пребывания в баре, залитого в глотку виски и прочего бьют по голове так насмешливо и заурядно, что у Хардина отнимаются силы. Когда он обессиленно сползает по стене на пол, Тесса, захлебываясь слезами и трясясь от страха, срывается с места и бежит за дверь. Входную. У Хардина щелкает перемычка в голове ровно тогда, когда раздается громоподобный хлопок. Он вскакивает, моментально забыв о своём состоянии, и думает только об одном. О Тессе. Хардин нагоняет ее в тамбуре подъезда, небрежно (от страха за них) хватает за руку и останавливает. Тесса молча поднимает на него свои раскрасневшиеся глаза, в которых читается только лишь мольба, чтобы он отпустил ее. Что Хардин и делает. Он провожает ее слезливым взглядом, стоя на крыльце. Она бежит и плачет. Громко и горько. Это служит хлесткими пощечинами, что морально бьют одна за одной по нахальному лицу парня. Приходит Тесса, собственно говоря, только под утро. Хардин сидит в гостиной и ждет ее, так и не сомкнув глаз за всю ночь. Он понимает, что ей нужно подумать. Он понимает, что ей нужно время. Потому не остановил. Потому и ушел. Не хотел совершенно, но что-то внутри подсказывало, что так будет лучше. Хардин почему-то знал, что это конец. Чувствовал на уровне подсознания, с чувством чего мириться не хотелось до противного комка тошноты в горле. Тесса стоит в дверном проеме, ее бьет озноб, мелкой дрожью рассыпаясь по коже. Ее измученный вид заставляет сердце болезненно сжаться, а разум твердит: это ты ее сделал такой. Янг зовет его осипшим голосом, и только тогда Хардин подходит к ней. Медленно — будто боязливо — и аккуратно, словно боится спугнуть. — Мы обязаны поговорить. До жути серьезная фраза заставляет сердце пропустить тихий удар. Хардин не знает, чего ожидать, но понимает, что их ждет нечто более серьезное, чем сотни раз до этого, и ему, признаться честно, страшно. — Сколько еще это будет продолжаться? — Что? — Твое эгоистично-агрессивное поведение. Сколько еще раз ты планируешь причинять мне боль? — Тесса… я… Он не сразу понимает, что не может сказать и слова. В легких не хватает воздуха, все плывет в противной фиолетово-зеленой фантасмагории цветов. Он будто в замедленной съемке отшатывается назад, смачно плюхаясь в кресло. На лице Тессы нет ни единой эмоции. Еще два дня назад она бы ринулась к нему в беспокойстве за его состояние, но сейчас ей, почему-то, чересчур плевать. Она не волнуется за него. Хватит, достало. Надоело то, что она всегда беспокоится за его состояние, хочет, чтобы ему было хорошо. Хочет сделать его жизнь лучше. Но ей надоело, что она одна тащит эту ношу на своих плечах, а Хардин тем временем снова и снова втыкает ей в спину ножи по самую рукоятку. Он тащит ее на дно, хочет, видимо, чтобы она тоже утонула в болоте под названием «ненависть и озлобленность». Но хватит, она не позволит больше так с собой поступать. — Я так больше не могу… Мы так больше не сможем. Она знает, что он слышит ее. Слышит ее ломаный голос, ее заикающиеся слова, которые она произносит на грани подкатывающей к горлу истерики. — Тесса, я изменюсь. Я обещаю! Она слышит безысходность в его голосе, отчаяние, вперемешку с раскаянием. Тесса невесело усмехается, пожимая плечами. Обводит взглядом оставшиеся от разрухи следы — Хардин прибрался, как смог. И возвращает взгляд к Скотту. — Сколько раз я это слышала, Хардин? Тесса обессилено прислоняется затылком к стене и сползает на пол, зарываясь пальцами в волосы и дергая их с такой силой, что можно было бы запросто снять скальп. — Сколько, черт возьми, раз я буду это слышать, если мы не расстанемся? Не отвечай, я сделаю это за тебя. Бесконечное множество, бесчисленное количество раз! Наш круг не размыкается, и не разомкнется, если не разорвать его самостоятельно! Она резко замолкает на минуту-другую. Затем тишина прерывается ее тихим всхлипом и едва слышным шепотом: — Хватит, Хардин. В глубине души она понимает, что не хочет расставаться. Она любит его. Его гулкий смех, похотливый взгляд, лучезарную улыбку, теплые ладони. Любит его привычку готовить завтрак по утрам, желать спокойной ночи самыми развратными способами. А еще она любит читать с Хардином книги. Но вместе с этим, она ненавидит Скотта. Его привычку делать больно в самый тяжелый и болезненный момент, его привычку умалчивать о проблемах и срываться на саму Тессу из-за этого опостылевшего молчания. Что он каждый раз обещает исправиться и измениться, но всегда нарушает клятвы. Что его ненависть ко всему миру и своему существованию перетекает и к Тессе: она тоже становится раздражительной на случайных людей до чешущихся кулаков. Она так сильно ненавидит его, что до безумия любит. — Я собираю вещи. Она с громким всхлипом, что ломает ребра изнутри, встает с пола и идет в спальню за чемоданом. Что-то внутри нее раскалывается пополам, и она теряет последние остатки самообладания, когда заходит в комнату. Тесса ничком падает на кровать, даже не пытаясь остановить слезы, что льются из глаз одна за одной. — Я сам уйду. Она хочет сказать, что нет, лучше уйти именно ей, ведь только в таком случае Хардин не сможет ее найти, не станет беспокоить. А в их квартиру он обязательно вернется. И обязательно в самый неподходящий момент. Но ладно, думает Тесса, когда хлопает входная дверь, пусть пока что он оставит ее в покое.

***

Утро для Скотта выдается до дрожи холодным и дождливым. Погода прямо под случай, будто в какой-то мелодраме. И это раздражает. В какой-то степени, не более. Мысли Хардина забиты отнюдь не опрометчивыми словами Тессы: «Ты такой же, как твой отец»; «Наш круг не разомкнется»; «Я собираю вещи». «Хватит, Хардин!» И правда, хватит. Хватит давать этой девушке напрасную надежду в то, что Скотт обязательно изменится. Может быть когда-то в далекой старости, когда ослепнет и оглохнет, он это и сделает. Когда ноги уже не смогут ходить, а язык перестанет поворачиваться в попытке сказать хоть слово, он изменится. Когда деменция совсем атакует мозг, и от прежнего Хардина Скотта останется лишь имя в паспорте — тогда он и изменится. Только в таком случае, никак иначе. Хардин и не чувствует, что уже промокший насквозь. Его мысли крутятся вокруг жизни с Тессой: их утро, когда она в одной футболке у плиты; вечера за очередной мелодрамой и нескончаемыми одноразовыми платочками. Все моменты, которые они проживали вместе. И все они сейчас приносят боль и обиду за то, что этого было так чертовски мало. По лицу стекают дождевые капли, маскирующие слезы на щеках. И хорошо, думает Хардин, что погода ужасная. Как раз под настроение, но никто не поймет. Он бредет по темной улице вдоль тротуара. Изредка на дороге появляются машины и совсем не видно прохожих. Пусто. Прям как в душе. Зато в окнах домов мерцает свет. Люди в такое раннее темное утро навряд ли будут скитаться невесть где. Им лучше проводить это время дома, в кругу любимых. И хорошо, если есть такая возможность: пойти к родителям, посидеть с друзьями… Ладно, у Хардина тоже есть такая возможность, но проблема в том, что нет и капельки желания. Не с теми людьми, они не друзья и тем более не близкие. Да и от родителей у него одно название. Он останавливается под какой-то крышей. Это что-то вроде навеса, по которому со стуком барабанят капли. Сквозь серую пелену воды не видно ничего, кроме размазанного света фонарей, фар проезжающих машин и окон далеких домов. Хардин выдыхает. Пар клубом возносится чуть вверх и растворился в воздухе, и он вспоминает свое давнее занятие… Она ушла. Они расстались. Он один. Сейчас ему хочется напиться до беспамятства, чтобы забыть Тессу, забыть все то хорошее, что она привносила в его жизнь своим существованием. Но он не хочет пить: алкоголь уже стоит в глотке затвердевшим непроглатываемым комком. А курить… сейчас Хардин хочет затянуться так, как никогда. Хлопает себя по карманам куртки, надеясь отыскать там хотя бы сломанную сигарету. Но нет — у него последние пару месяцев сигарет не водится точно. Зато, как оказывается, есть пистолет. И это все равно не то, что нужно. Хардин осматривается по сторонам и примечает что-то в полутора метрах. — Эй, закурить есть? В углу лежит мужчина неопрятной внешности. То ли спит, то ли греется на какой-то тряпке — непонятно. Да и не важно. Тот кряхтит и закашливается, протягивая дрожащей рукой помятую пачку: — Только верни. Хардин быстро открывает крышку, достает оттуда тоненькую, как соломинка, сигарету и зажимает фильтр губами. Щелкает на кнопку зажигалки — огонь вспыхивает перед лицом, освещая кожу красно-оранжевым светом. Следом тянется серый дым, унося с собой все мысли прочь. Да, им с Тессой было хорошо. Да, они временами ругались, но потом все возвращалось на круги своя. Не в этот раз. Хардин знает точно. Сегодня Тесса впервые сказала о том, что собирает вещи. Сегодня Тесса впервые смотрела на Хардина взглядом, полным неподдельного страха и ужаса. Она не хотела быть с тем, кто вызывает у нее именно такие чувства — Хардин это знает. Пусть даже и хороших моментов больше, а это было всего лишь раз. Но Скотт знал не понаслышке — было раз, будет и десятый. Не такого он желает Тессе. Точно не той, кто своим существованием делает (или правильнее «делала»?) его жизнь ярче и лучше. В ответ он же приносит лишь страдания и боль. Хардин чуть отшатывается, когда ноги словно перестают держать его ровно. Глаза на долю секунды застилает темная пелена, которая быстро развевается белыми мошками. Чертыхнувшись, Скотт вновь роется по карманам, пытаясь отыскать жвачку или конфету, но безуспешно. — Прости, Тесса… — он выпускает дым, чувствуя, как по телу проходит волна расслабления. — Это точно последняя…

***

Он не слышит, как вопит мужчина в углу. Не чувствует удара о землю. Не знает, что целая сигарета выпадает из пальцев, рассыпая пепел по дороге. Он не узнает, насколько сильно будет винить себя Тесса. Не увидит ее истерики и самого настоящего испуга. И сейчас он не видит, как пистолет со звоном вылетает на мокрый асфальт, моментально покрываясь дождевыми каплями.