Ночь на стоянке

— Че еще заказывать себе будешь? — Славик взглянул на своего соседа по карете, довольно улыбаясь и как-то по-ехидному хихикая. Макс, в ответ на этот надоедающий, но любимый смех, пытается врезать шутливо другу, смеясь. — Все, достал ты меня уже, — срезюмировал Баблчук, вздыхая и поправляя шторы на лице своего друга, пока тот зыркнул на него по-странному. — Давай, зря для тебя суперечку на свидание угнал? Реще, думай, — Рыбаков вновь криво улыбается, так и напрашиваясь на гнев своего дружка. Тот, кажется, уже устало вздыхает, только хмурясь, — Че ты сказал, гандон? Какое ещё свидание? Вновь лёгкий смех в душном салоне авто. На заднем сидении валялось куча бумажек после приёма пищи. Кое-где небрежно лежали и небольшие крошки, остатки трапезы, а запах внутри салона так и радовал. На ногу Макса тут же ложится ладонь друга, поглаживая аккуратными движениями. Ковальчук, решаясь шуточно подыграть, едва стонет, хотя тут же смущается и пинает локтем друга в бок. — Че ты, как баба, ломаешься? — Славику даже стало интересно. Парень ловко поворачивается набок, разглядывая в тёмном помещении своего дружка, игриво задирая его толстовку и проверяя реакцию. В свою очередь, Макс двигается в противоположную сторону и замирает. Румянца на его щеках не видно, этому он был рад. — Не ломаюсь. Всё, харе уже, завязывай. — Да чего ты, тёлки у тебя все равно нет… — он загадочно ухмыляется, убирая свои волосы за уши, дабы детальнее осмотреть Ковальчука. Ладонь уже настойчиво касается спортивных штанов, оттягивая резинку спортивок, — Да и кому эти тёлки нужны. — Завя-язывай, — Макс жарко выдыхает, хотя требовательно разворачивается к однокласснику, нахмуренно глядя на него. Хотя тон его звучал не убедительно. Поэтому, Рыбаков был серьёзно настроен, опрокидывая за талию на свои, колени Максима, что шумно вздохнул на такой жест, решаясь смолчать. Славик более доволен своей позицией — у парня есть полный доступ к телу лежащего и занимающего пол салона авто. Поглаживая ещё одетое тело руками, прыткие пальцы не решили томить, пользуясь минутной слабостью Максима, да поскорее стягивая с него надоедливые штаны и боксеры разом. Хотя, кажется, тогда Макс вернулся из своих мыслей, не одобрительно заелозив на месте. Видя, как юнец волнуется и мечется, ладонь Славика любезно и утешающе гладит по спинке Ковальчука. Но все же, согласен, что долго мальчишку морить таким нельзя. Главная награда у Макса прямо под носом. и он даст её. Перед этим, Рыбаков совсем немного потомил своего подопечного поглаживаниями по ягодице, раздвигая ягодицы пальцами и слегка массируя сжатую, ребристую ложбинку, отстраняясь, дабы смочить в остатках майонезного соуса свои два пальца. Указательный палец смог протолкнуться в сжатый и напряжённый анал, надавливая на мягкую кишку… Может, Славик и поспешил чутка, среди этой спешки вынужденно проникая всем пальцем сразу. Сейчас и дает Ковальчуку привыкнуть к ощущению чего-то внутри себя. Макс же ощущает его отчётливо. Странное ощущение инородного тела внутри себя, хоть и небольшого, из-за задержки дыхания вызывает стон. Слава ритмично толкает палец, что кончиком старался нащупать чувствительную простату, да погладить. Свободная рука припала на ягодицы, поднимаясь чуть выше к пояснице, чтобы ублажать место, куда губы не доставали. А доставали они много куда… И самое пошлое из этого были звуки. Хлюпающие из зада, цокающие, чмокающие, непроизвольное мычание Максима, как в его девственный зад проникал палец и затем вовсе второй. И как вишенка на торте: сладострастные стоны. О, только на них Славик ориентировался. Как и на послушные, дрожащие ножки, елозили по креслу напротив. — Хочешь, попробовать внутри себя нечто посерьезнее пальцев? Тебе понравится… А если станет больно — я все прекращу. Давай, нашим «стоп словом» будет «бургер». Скажешь его — и все тут же прекратится… Только говори это слово с умом. Не хотелось бы, чтобы ты от одного страха прерывал себе все наслаждение… Понимаешь? Максим безнадёжно кивает с лёгким вздохом. Растянутый анал ещё пульсировал после недавнего проникновения, оставаясь едва приоткрытым. Славик старался не тянуть время, скручивая картонку из-под картофеля, вновь смазывая инородной, солёной смазкой, толкая вглубь. Осторожен, пытаясь уломать его на секс в будущем. — Дай хотя бы… Передышку. Слушай, откуда эти блядские идеи у тебя? — он не сомневался в том, что Слава профи… И все же! Даже было интересно? Познавать такие вещи впервые со своим… Другом. И эти уроки, отчего-то были действительно интересными. Или Рыбаков настолько хорош? При виде странной игрушки в тазу крутит. Зад и так слегка жгло, хотя не сильно, все же, он ожидал большей боли. Намного. А это оказалось вполне приемлимым. Учитывая что тот очень вынослив, такая роль для него идеальна — он готов вынести любую игру Славика. Кожа плотна и идеально вынесет шлепки и воск, задница эластична и узка, а эмоции всегда яркие и выразительные… И его никогда не стоит долго ломать при правильном подходе и общении, хотя он точно не дешёвая проститутка, но… Отчего-то именно ему захотелось так довериться, оценивая задницей картонку, что проникала в него. В ответ, Славик лишь глухо смеётся. — Вставай и раздвинь ножки, милый. Постарайся чтобы у тебя не встал член. Идёт? Иначе я отшлепаю тебя сто раз. Учитывая смущающие слова, чтобы Бабл не возмущался — его затыкают кратким поцелуем, да гладят по щечке любезно. О, это тело… Изящное, гибкое и не слишком широкое, идеально подходящее возрасту. И все принадлежит Славику сейчас, кусая губу от нетерпения помучать его. Обязательно даст за такое хорошую награду, если вид его вполне удовлетворит. К несчастью для Макса, в этот раз без ласк. Их ему дадут позже, обязательно дадут! Ах, этот вид. Внутри приятно скрутило таз, задышав чаще. Не сдержится, поглаживая розоватый анал, любезно целуя и его перед тем, как холодная игрушка из-за смазки оказалась вновь у ног Макса. А Максим поцеловался. Правда, он слегка смутился, говоря сразу… — Я хочу, что бы ты… Нормально меня поцеловал, — ему нравится быть честным. Его это смущает, но ему нравится. Он не знает, как долго продержиться сейчас, раздвигая ноги и находясь верхом на однокласснике. В его зад упирается руль и ему приходится слегка согнутся пополам, подставляя себя и издавая тихий скулеж на поцелуй. Лицом же, утыкается в мягкое, нежное кресло, практически находясь на уровне уха Славика. Ему нравится запах и… Нравится, кажется, эта поза. У неё уйма плюсов. Например… Он может прятать свое лицо и стонать вниз, слегка приглушая стоны. Расслабиться, расслабиться… Ах, это так же ощущение странного риска! Риска, предвкушения, не знания, что будет делать Рыбаков прямо сейчас. И отчего-то ноги впрямь подкашивались от мысли о том, что это может быть его одноклассник, а не картонка в мазике. Что это может быть его тепло и… Даже интересно, как бы это было? Каково иметь внутри себя настоящий член? Даже мысли не было, что он ведёт себя как женщина, хотя подобный комментарий точно бы убил все его возбуждение и интерес к делу, пока что — поддаваясь. — Хорошо… Это будет легко, — Ковальчук расслабился, давно усекнув, что сжатие это будет его проблемой. Сугубо его. И его болью… Куда лучше расслабиться и сжимать дрожащими руками одежду Рыбакова. Смазка слегка холодная, мокрая, его кожа покрылась мурашками, а ягодицы выпятились под чувством рук, тихо ойкая. Тогда и… Во второй раз ощущая инордное тело в себе, действительно не веря в то, что такие диаметры он может принять в себя. Это было так странно, так… Так сводяще с ума, он вновь тихо стонет, стараясь то ли уйти от игрушки, то ли сесть ближе. Картонка все больше и больше погружался внутрь его узкого и влажного зада в смазке… Ощущая, как внутри него все растягивается, как это… Как это приносит удовольствие. Неописуемое удовольствие! Он кусает губы, чаще дышит, двигаясь на встречу руке. К черту. Он не должен это заметить… О, это совсем другие ощущения. Упаковка мака гораздо шире, длиннее и материал гораздо приятнее. Он почти сразу согревал холодную смазку и поддатливую вещь, поелозив бёдрами на месте. Приходится, дрожа, попытаться сесть. О, разум туманится в горячей пелене, ему точно сейчас нужен Славик. И он благодарен ему за ласку и поцелуи. Правда благодарен. Они отдавались странным, приятным током… Они заставляли внизу горячо тянуть. Вроде не возбужден, но чувства воистину странные… Словно, он пьян. Ещё и пришлось резко вздрогнуть, промычать и плюхнуться на тело напротив, когда тот проехался по простате. Обнимает его жалобно, словно… Нуждаясь в нем. И, пожалуй, действительно нуждаясь. Обычно он ненавидит это… Он ненавидит быть зависимым, ненавидит быть слабым… Но сейчас, когда он может себе позволить это, это восхитительно. Он может не боятся, он может себя ощутить любимым, покрытым заботой и лаской, требовательно целуясь, тихо издав стон на ушко Рыбакова и по-странному его разглядывая теперь, — Н-нгх, н-не нормально… Так. Я же говорил, ха-ах… И его нежные слова, его движения… Он не может не поддаться искушению, сладко целуя уста самим, желая обвить язык своего одноклассника и хотя бы минуту делать это. Поцелуи… Ему очень понравились. Интимные, чувственные. — Ну-ну, я не слышу стоп-слова, милый, — напоминает ласково Рыбаков, выслушивая отговорки партнёра с улыбкой. До чего милые упирания, лишь слуху и любы. Трудно такое большое тело прижимать к своему. Хотя, трудно было бы, если бы тушка не расслабилась да не следовала каждому движению рук изворотливых. Слава обожает его покорность и послушность. Сделать такого ученика своим пёсиком лучшая идея, что он предпринял для своей личной жизни. Иначе не может нарадоваться тем, кем владеет. Чьи черты лица исследует устами, стараясь в меру лишь целоваться. Припухлые губки у обоих и так слишком заметно, не надо ещё чтоб те стали синими или бордовыми. — Ну что, Максим? Н-нмх. говори, не стесняйся, — специально задаёт подобные вопросы. Ведь этот сладкий, тонкий, как для подростка, голосок — рай. Настоящая услада доводить подростка выше, до неподконтрольной дрожи и елозанья… Глядя на такую картинку — стало понятно почему его маленькая игра провалилась. Так даже к лучшему, желая его любви дарить как можно больше ощущений, чем принуждать ублажать себя. Не тратить драгоценное время на собственные утехи плотские, коими он долгое время занимался. А подарить этот мир чудесному партнёру. От того, за одну инициативу и покорность добавляет скорости, уже чувствуя ладонью, чью тулил к животу, как внутри все дрожит. И дрожит не лишь внутри. И дрожит не только Ковальчук. Сам Рыбаков содрогался от вида и ели сдерживая инстинкты дать умоляющему всем видом то, о чем кричит его тело. Нельзя, нельзя, нельзя секс… Нельзя ведь? Трудно думать когда его заездочка столь шумно к себе внимание привлекает, ведясь на это каждый чертов раз. — Ну, милый. скажешь, что любишь меня? Дает фразу провокационную, не давая ее сказать, как дал последнюю скорость. К ней и готовил постепенно тело. Метит. Как спустился ниже, к шее, открыл для себя чистое поле для красок красных, бордовых, синих: оставлял разные засосы на поддатливом Максиме, что напоминали бы о себе. Хотелось съесть его и всегда тащить с собою, стать с ним единым и никогда не разлучаться, боясь собственных диких мыслей. Как же хорошо, перед глазами лёгкие очертания Славика и… Он точно сошёл с ума. Точно сошёл… И это, мать его, невероятно ужасно. Он не хочет проверащаться до конца в покорного перед Рыбаковым, но мог ли он отказывать и себе в удовольствии? Руки все же наголо касались, лапали вставший член через штаны Славы, пытаясь хоть как-то да надрачивать, отдавая тому полностью свою оголенную шею. Так приятно, хорошо… И больно, неприятно. Почему так? Почему ему это нравится? Ощущение заполнености, скорости и поцелуев, а так же рук. Тот не разбирает на последней стадии ничего, желая лишь возбудиться, — Я… Я лю… Л-лбю… — он активно подмахивает, пытаясь сказать хоть слово внятно, но все сбивается стонами, вибрацией, хлюпаньем и хныком. Анал плотно сжал игрушку. — Д-давай… Сдела-ах… С-сделаем… Э-это, С-сла. — нет уже сил. Хочется близости до невозможности, хочется нормально возбудиться, ощутить, как тебя доводит до пика нечто нежное, толкающее органы внутри… Он хочет заменить игрушку, хотя он не отрицал её хорошесть. Нет, правда. Изнывая без ласки, именно оно и туманило мозги, что стали раздумывать над… Серьезностью намерений Славы. Их лёгкая дрожь, особая тяжесть и одновременно легкость да провальные попытки установить стабильный темп лучшие чтобы смыть последние рамки границ разумного. Ровно так же, как и слабый голосок мученика, добившись этого вида и насытившись этим сполна. Лучшее… Нет ничего лучше, чем умоляющий Максим! Его беспомощный и столь жаждущий в глазах слезливых вид не мог оставить равнодушным по уши влюблённого, решив дать ему желающее. Дать желающее и себе, долгожданное, запретное и до безумия соблазнительное. Медленно сбавлять толчки внутри одноклассника, как постепенно убирая слегка смятую из-за анала бумажку. Макс ныне полностью готов: и физически, и морально. Принять в себя настоящий член, лишиться окончательной девственности со своим другом, не зная ещё на сколько пожалеет сам об этом. Будут ли вообще они оба жалеть? Пути назад нету в любом случае, слишком поздно нечто менять… Как бедра крепкие приподнял, толкая на себя. Дышит тяжко, даже представить не в силах насколько мягкими и нежными, чувствительными будут раздраженные до предела стенки ребристой кишки, учитывая, что член у Славы больше той игрушки и точно будет добавлять давления на бедный зад его любви, с кем он так осторожен. И он не ошибся. Никогда не ошибается, метко попав со своими ощущениями. Лишь сначала тянет свое счастье в поцелуй нежный уж после на кровать укладывая. Весь мозг заполнен Ковальчуком, именно им и ничем, никем другим. Лишь его и видит, чувствуя пелену в глазах расфокусированную стоит отвести взгляд в пол или постель. Надавливает слегка на ножки и устраивается меж них поудобнее, подставляя пульсирующую головку к растянутому аналу. Это была… Минута небольшого релакса для Макса, вздымая грудку выше и зажимая между своих ног Рыбакова. Это было охуенно, это было более чем охуенно, поворачивая после поцелуя лицо набок и с едва заметной улыбкой зарываясь носиком в простынь кровати. Но не долго. Момент истины. Их новый этап отношений начался прямо тут. Когда внутрь свободно входит вся набухшая головка, шумно выдыхая в пухлые губы да еле держась на опорной руке. Лишь бы на своего милого не свалиться и не сорваться с цепи. Желание вогнать свой член в горячее, мягкое, пульсирующее место с приятным вакуумом росло с каждой секундой, только ради любви своей держась. Верилось, что такие консерваторы как Макс любят запоминать свои первые разы как нечто необычное, желая сделать его таковым. Сделать его незабываемым в плане эмоций, потакая всем желаниям Макса. Исследуя его тело, поглаживая абсолютно каждую частичку, делая акцент лишь на вставших горошинках сосков. Хотя и тут не переусердствовал, всего в меру чтобы главное, плавное движение внутри не сбивать. Медленно толкал бедра навстречу, кусая страстно губы своего увлечения на всю жизнь. Невероятно. Тесно. Не смотря на расслабленность стенок, те приятно обвивали каждый сантиметр возбужденной плоти, делая совсем маленькие толчки только бы с ума не сойти. С таким как Ковальчук это слишком просто. Слишком просто потерять разум и отдаться инстинктам, желая делать это точно не в первый раз его любимого мальчика, кого он и целует все это чертово долгое время. Упивается устами, наплевав на их синеву к утру. Не имеет значение, ничего не важно пока рядом с ним тот, кто сердце заставляет стучать чаще. — Н-нгх, б-блядь, как же. охуенно… т-ты как? Все, м-мхф, в-все в порядке? Секс… Секс. Настоящий секс. Он сейчас в этой позиции, он сейчас сидит верхом на Славе, полностью раздвинув свои ягодицы, открывая вид на пульсирующую, влажную дырку, требующей плоти и любви. И после того, как эта чёртова игрушка покинула его зад… Он приподнимется, дабы взглянуть вниз, кладя дрожащую руку на свой живот ближе к лобку, словно восхищённо… Надавливая и оценивая свои чувства. Вместе с тем, зажмурится, утыкаясь макушкой в авто. Пошло, пошло… И так хорошо! Ощущение совсем новые. Абсолютно. Член такой мягкий, приятный, горячий и он идеально ложится под эту странную, странную точку, от которой ему особенно хорошо. Первое время он на поцелуи почти не отвечает, слишком зажавшись на ощущениях… Пробуя. Приподнимая таз, сжимая больше, сразу наблюдая за партнёром напротив. Нравится… Как лицо перед ним точно так же сходит с ума. Какое оно влажное, какое оно красивое… Гладя своего милого старпера по щеке, убирая руку с живота. Потянет за шею целоваться, теперь полностью отвечая. Более того, после фразы — требовательнее впиваясь, сладко посасывая уста, внутрь проникая языком… И наслаждаясь этими чмоками, как и ощущениями внизу. Нечто невероятное, пока руки сползали на изящную спину, которую он мог обхватить и обнимать. — Д-да, черт… Просто… П-просто двигайся, ты… — он жадно хватает воздух ртом и снова стонет. Его толчки он старается встречать ответными движениями. Шлепки, влага… Как странно. Как это странно для Баблчука, но ему нравится чувство наполненности сейчас. Он ощущает себя любимым. Макс никогда не поймет… Почему это ему понравилось. Почему это такое сладкое ощущение, почему так охуенно ощущать то, как внутри тебя живой и настоящий член. Не сравниться с той картонкой. Но это было совершенно не главным. Главное это его эмоции и чувства в данный момент. Ему нравится, как Славик пульсирует, нравится их близость и нежность, а в то же время как его словно ставят на место. Косвенно показывают, где место юного негодника, сжимая и обволакивая каждый рельеф, плотно сжимая в вакууме, как в очередной чертов раз его спина выгнулась, а голова все больше вжималась в салон авто. В него толкают больше смазки… И это восхитительно. Может, ему кажется, но у него даже возникло ощущение того, что их пульсации нашли один ритм… Сложно воздержаться от подмахиваний бедрами, молясь о том, что бы это было не очевидно. Особенно ему нравилось, когда одноклассник глубоко и за раз толкался, каждый раз отвечая ему восхищенным и удивленным стоном, его соски стали тверже, а губы почти не смыкались на губах. Чувство, как тебя грубо берут невероятно приятно, пачкая слюной со рта уголок рта и тела, отвечая на колкие фразочки неразборчивым мычанием, его именем или попытками сказать «быстрее…» Для него было ужасом медлительность. В нижней роли. Ему хотелось всего и сразу, поэтому и потребовав секс практически сразу… Не хочет ждать. В этом и есть его некая своя роль доминанта — получать то, что он хочет. Его член в ответ на каждые пошлые комплименты дергался и пачкал его живот, теперь находясь в еще более затруднительном положении… Скоро кончит. — Не-е-ах… Н-нет, я н-не… Ах! — срывается громкое, пока ноги обвили бедра ещё крепче, не позволяя Рыбакову выйти до конца. Как же хорошо, в животе все больше и больше копиться нарастающее, горячее тепло, в один момент невыносимо срываясь и неразборчиво кончая без предупреждения и даже осознания. По сути… Впервые получив оргазм от проникновения в зад, сейчас еще не смущаясь этого. Пачкая обоих семенем, томно елозя и извиваясь в порыве экстаза, все еще не имея желания, что бы их него вышли. Или сильное опьянение, только и чувствуя свое тело да партнера рядом, не в силах самим связно говорить. Везение Ковальчука, что тот его идеальный партнер. У них это обоюдно, с неподдельным восторгом замечая, как приятно тело друга. Настоящий акт любви, хоть и началось все не более, чем дразнилка перед сном. Ведь и возбуждать толком не планировал, помучать да и только. А получил настоящее золото. Свое главное сокровище, ценя не лишь изящное тело, по которому от лобка к шее игриво водил пальчиками когда замедлялся, а и того смышленного парня с невыносимо милым характером и сексуальными стонами. Тело горит, плавится внутри этой груды, не стесняясь ронять свои капли пота да утрать те со лба его любви. Максу точно показывали где его место, до глухого треска кресла. Так ее ещё никто не расшатывал, Благо держит их. Хотя имеет это значение, когда все мысли забиты о желании кончить в это тело? Излиться, покусать, облизать, защищать, ухаживать… Довести до оргазма. И сам не долго продержится, с шумным хрипом кончая внутрь, как весь таз сжался. Наконец желанная истом тело сковала захватила собою. Трудно думать, шевелиться, не хотелось ничего. лишь пребывать в этом состоянии блаженного безразличия как можно дольше. Внутри так тепло и мокро стало, что выходить не хотелось. Обнимет партнёра, все ещё не вытаскивая член. Хоть и чувствуя, как капли семени горячего наружу вытекают… Говорить трудно, пытаясь отдышаться. Напоминая себе делать это, хотя его любовь сейчас больше волновала чем эти мелочи. Вновь спрашивает типичный, необходимый вопрос, желая убедиться, что его любовь не жалеет не капли. Иначе целует вновь уста сладкие, убирает волосы прилипшие с лица, пачкает свой живот в семени милого. Прижимался ведь к тому полностью. Идеально.