И хлынул дождь, и разлились реки, и дунули ветры, но и под этим натиском дом не рухнул, потому что стоял на камне. Евангелие от Матфея 7:25.
Есть люди, которые даже в камере смертников умудряются сохранять достоинство. Профессор исторического факультета Хайнессенского университета Ян Вэньли явно не относился к их числу. Аккуратно подталкиваемый в спину, он запутался в собственных ногах, споткнулся и замер в центре кабинета как заяц в свете автомобильных фар, а затем принялся неуверенно ощупывать чем-то испачканные накладные карманы пиджака. Райнхард окинул съежившуюся фигуру брезгливым взглядом. Между двумя высокими подтянутыми гвардейцами она выглядела особенно несуразно. Мешковатый пиджак невообразимого коричневого цвета, слезящиеся глаза, моргающие из-под поседевшей челки, и растоптанные нечищеные ботинки. Видимо, его переодели из тюремного в личную одежду перед тем, как везти к регенту. Райнхард поднял руку, молча приказывая конвою отступить. Этот покачивающийся словно от ветра нелепый человек явно не представлял для правителя Империи никакой опасности. Нащупав наконец-то в кармане искомое, он потащил наружу очки. Погнутая дужка зацепилась за какую-то нитку и застряла. С нарастающим раздражением регент и главнокомандующий Великого Рейха наблюдал, как альянсовский историк подслеповато щурится в его сторону и пытается оборвать нитку плохо гнущимися пальцами. — Добрый день…ээээ, извините, приветствую ваше превосходительство, то есть… — Садитесь, — отрывисто бросил Райнхард, прервав переминающегося на ковре заключенного. Тот пугливо покосился на стоящий прямо напротив огромного стола стул и затем очень осторожно опустился на жесткое сидение, заставив Райнхарда поморщился. Эти оберштайновские дуболомы с их методами… Все это казалось ему одной большой глупостью и недоразумением. Вызывающе штатский жалкий человечек, непонятный интерес Оберштайна, внезапно знакомая фамилия в куцых проскрипционных списках после захвата Хайнессена. Была в этом какая-то неправильность, загадка, царапающая, как песчинка в сапоге. Райнхард придвинул к себе папку с материалами дела и раздраженно пролистал ее. Так, протоколы допросов, два, три, десять. Слишком много. Запросы на применение форсированных методов. Зачем? Обвинение в организации какого-то заговора. Все шито белыми нитками, фальшивка от начала и до конца. Кому там у Оберштайна вообще могла прийти в голову такая глупость, он же ненавидит дураков. Почему тут вообще стоит его личная виза? А ведь этот «пиджак» так ничего и не подписал. Райнхард нахмурился. Что бы там не задумал Оберштайн, с историком у него ничего не вышло. И тогда военный министр просто поместил его фамилию в расстрельный список, оказавшийся на столе у Райнхарда. Среди сторонников Эрвина-Йозефа, нескольких политиков и альянсовских коллег Оберштайна. Среди тех, кого следовало не судить, а убить. Ян сидел на стуле очень тихо. Подняв от бумаг глаза, Райнхард обнаружил, что тот спит, скрючившись в самой неловкой позе и свесив лохматую голову на плечо. Неудивительно, во время «следствия» ему не давали спать по многу часов. Райнхард перелистнул папку в начало. Что тут у нас? Отец разорился, стипендия, блестящие оценки, тема дипломной «Сравнительный анализ источников…», так, пролистываем… Аспирантура, докторантура, самый молодой профессор, ученики… Женился на своей аспирантке, Фредерике Гринхилл, фотография прилагается. Симпатичная, даже красивая. Два года спустя развод по причине… В выписке из заседания гражданского суда значились показания Стороны_1: «бытовое неряшество, алкоголизм, ужасный секс и аллергия на кота». Райнхард поджал губы и продолжил листать. Ага, вот оно! Просветительская деятельность: колонка в крупнейшем хайнессеновском еженедельнике, каких-то газетах, личный блог, участие в передачах… Автор многочисленных учебников и книг по истории Альянса Свободных Планет. Райнхард откинулся на спинку кресла и побарабанил пальцами по столу. Ему было необходимо понимать действия и мотивы своего во многом незаменимого подчиненного. Но намного важнее разобраться в мотивах незаменимого врага. Историк Ян Вэньли сидел сейчас не в камере смертников, а в кабинете регента потому, что досье на легендарного флот-адмирала, — военного гения Альянса и главного противника Рейха во время операции «Рагнарёк», — было весьма скудным. Удивительно непубличная фигура. Все немногочисленные интервью и открытые выступления Райнхард просматривал по многу раз, пытаясь до конца понять своего единственного соперника. На одной из таких записей командующий упомянул, что не расстается с некоторыми книгами даже во время военных кампаний, часто читая, перечитывая и мысленно споря с авторами. Тогда-то и прозвучала фамилия профессора истории Яна Вэньли и название его работы. Райнхард досадливо скривился. Во время встречи на «Брунгильде» их разговор с командующим сразу пошел не так и не туда. Да еще и этот кофе вместо чая. Как и все перфекционисты, Райнхард ненавидел прокалываться на мелочах. Что ж, флот-адмирал действительно вышел в отставку, женился и, согласно донесениям многочисленных наблюдателей, сидел на Хайнессене тише воды ниже травы. Надолго ли? Райнхард поднял глаза на охранника, замершего у дверей, и показал взглядом на неподвижную фигуру. Тот козырнул и, широко шагнув через комнату, тряхнул заключенного за плечо. Ян дернулся на стуле, испуганно распахнув глаза. Его очки съехали на кончик носа. — Я читал вашу книгу, — негромко сказал Райнхард. — Можно сказать, что даже дважды. Оригинал и перевод. — А? Простите, ваше превосходительство, мне показалось, что я… Вы сказали, мою книгу? Которую из них? — Для блестящего лектора и трижды победителя в номинации «Преподаватель года» среди университетских педагогов вы не слишком красноречивы. Ян втянул голову в плечи и часто заморгал. Его взгляд раз за разом возвращался к стеклянному графину с водой, стоящему в окружении стаканов на отдельном столике. Райнхард нетерпеливо ударил по кнопке вызова. — Эмиль, воды. — Неожиданная мысль вдруг пришла Райнхарду в голову. — Вы любите чай? — Я предпочитаю кофе, — сипло произнес Ян, сглатывая и переводя взгляд на регента. — Но от чая тоже не откажусь, — торопливо добавил он и принял из рук вошедшего Эмиля высокий стакан. — Извините… мне тяжело собраться с мыслями. Вы сказали, что читали мою книгу? — Да, «В поисках будущего: история возникновения и становления Альянса Свободных Планет». Точнее, пытался читать. Все историки пишут так непонятно? Тогда Райнхард заподозрил, что для чтения оригинала его альянсиш просто недостаточно хорош. А найти переведенный на рейхсшпрахе томик оказалось непросто. Весь небольшой тираж был изъят из армейских спецбиблиотек и уничтожен во время очередных бессмысленных цензурных чисток еще при Фридрихе, пять лет назад. Получив перевод, Райнхард повторил попытку и так и остался в недоумении. Длинные фразы, пространные отступления, непонятные термины. Какой смысл по всей этой словесной мишуре? Зачем вообще читать и перечитывать такое? И что флот-адмирал имел в виду, когда сказал в интервью, что эта книга сделала из него то, что он есть? Ян на стуле выглядел искренне расстроенным. — Я пытался писать как можно понятнее, ваше превосходительство. Всегда жаль слышать, что ты не преуспел. Я согласен, что «история возникновения и становления» звучит просто ужасно. А в переводе на рейхсшпрахе получается еще хуже! К сожалению, на таком названии настоял издатель, и я… — Вы можете в двух словах рассказать мне, о чем эта книга? — живо перебил его Райнхард. Дверь открылась, и Эмиль вкатил в кабинет крошечный столик на колесах с чайным прибором и молочником. Ян осторожно потянулся к горячему чайнику подрагивающими руками. Райнхард поморщился. Неудачная была идея. Сломанные пальцы срослись неправильно, и сейчас он просто вывернет чайник с кипятком на себя. Но понятливый Эмиль уже наполнил чашку на треть и щедро разбавил молоком. — Вот, так оно не горячее, — тихонько проговорил он. Ян обхватил чашку ладонями и сделал большой глоток, с удовольствием втягивая носом запах. — Огромное спасибо, — поблагодарил он Эмиля. — Если в двух словах, то моя книга — это что-то вроде ответа на один большой вопрос: «Что есть Альянс Свободных планет?» В наших кругах последнее время господствует парадигма… ой, простите, — что-то заметив на лице Райнхарда, он спрятал нос в чашку и сделал еще один глоток. — Я хотел сказать, что многие думают, что мы — Альянс Свободных планет — существуем исключительно как альтернатива Рейху. В пику ему. Ведь Але Хайнессен и его товарищи были беглецами и мятежниками, в интерпретации имперской истории. Многие же наши историки считают, что основатели создавали Альянс, не имея конкретного плана. Не понимая, что они хотят построить, но четко понимая, чего они не хотят. «Не так, как у Гольденбаумов». Райнхард резко выпрямился в кресле. Ян перевел дыхание и снова уткнулся в чашку. С каждый глотком в его хриплом голосе все сильнее прорезались лекторские интонации. — Я считаю, что они неправы, — уверенно припечатал Ян. — И собственно, об этом моя книга. Наша историческая память — это память беглецов, память людей, которые спасались от ужасов тирании и теперь борются за свободу от нее. Это правильно и благородно. Но такой фундамент только кажется надежным. Историческая память нации не равна ее истории. Нельзя подменять одно другим, это опасная иллюзия. Ян раскраснелся, увлекся, и, неловко дернув руками, выплеснул немного чая себе на штаны. — Основатели Альянса опирались на свое знание устройства Галактической Федерации, но старались избежать ошибок, которые ее погубили. История Альянса показывает… и я хотел показать в своей книге, что наш политический строй — демократия — не есть исключительно исправленный и благородный ответ тирании. То есть демократия не есть ее непременная спутница и противовес, и не должна так восприниматься. Ее ценность в самой себе. Я опять говорю непонятно, да? — расстроенно прервал себя Ян. — Чем плохо «не быть как Гольденбаумы»? — резко спросил Райнхард. — Тем, что этого недостаточно.***
— Вы вычеркнули из проскрипционных списков Яна Вэньли, ваше высокопревосходительство, — спокойно проговорил Оберштайн, подавая Райнхарду из-за спины очередную бумагу на подпись. — Я нижайше прошу внести его обратно. Этот человек опасен. — Я сам собирался поговорить об этом с вами, Оберштайн. Что за охоту на ведьм вы тут устроили? Я читал материалы дела. Чего ваши люди добивались, пытаясь выбить у Яна показания на коллег и слепить антиимперский заговор в университетской среде? Все эти историки, социологи, экономисты, какие-то студенческие кружки. Бесполезные и безвредные болтуны. Это так теперь выглядят главные враги Галактического Рейха? Оберштайн холодно смотрел в лицо Райнхарду своими неподвижными глазами. — Боюсь, что именно так, ваше высокопревосходительство. Нам нужен весомый повод начать масштабные чистки в секторе образования. Пока еще нужен. С подписанием Балаатских соглашений окно наших возможностей несколько сузится, именно поэтому мои люди действовали слишком торопливо. Это не пошло на пользу делу. А что до Яна Вэньли… Вы же читали его книги? Райнхард зло сощурился и вскинул подбородок. — «В поисках будущего», история возникновения Альянса. Оберштайн кивнул. — Именно. И не только эта. Я думаю, вы понимаете, ваше высокопревосходительство, почему единственный человек, который в Альянсе чего-то стоит и который держит их на книжной полке, никогда не примет ваше великодушное и щедрое предложение о смене стороны. Адмиралы Альянса стреляют, ничтожные политики указывают им, когда и куда стрелять, но именно такие, как Ян Вэньли, объясняют, зачем вообще наши враги должны брать в руки оружие. Он идеолог и талантливый демагог. Все эти книги, дискуссии, открытые лекции… Это хуже яда. Он отравляет и подрывает сами основы, на которых стоит Рейх. Он предлагает даже не альтернативу нашему образу жизни, он вообще отрицает нашу значимость. Можно сколько угодно обрывать листья и рубить сучья, но чтобы свалить дерево, начинать нужно со ствола и корней. — Не ожидал от вас таких ярких метафор, адмирал. Мне даже показалось, что этот человек задел вашу профессиональную гордость, — Райнхард внезапно развеселился. Наблюдать Оберштайна, который в кои-то веки потерпел поражение и «оказался не прав», было приятно. На допросах у его специалистов гордые аристократы, несгибаемые офицеры, спесивые богатеи плакали и сдавали всю родню до двенадцатого колена. Этот смешной лохматый интеллигент оказался покрепче многих. Стойкость Райнхард уважал. — Вы не убедили меня, адмирал, — высокомерно бросил он Оберштайну. — Мне кажется, вы делаете из мухи слона. Этот человек известен и популярен. Хороши же мы будем, просто расстреляв его без суда и следствия подобно каким-то там Гольденбаумам. Впрочем, если вы так опасаетесь его влияния здесь, на Хайнессене, в чем бы оно не заключалось, я пойду вам навстречу. Ссылка на какую-то отдаленную планету. Думаю, Эль-Фасиль вполне подойдет.