Ода о любви короля

      Хрустальный бокал своими, местами резкими, гранями пускает множество световых зайчиков по столу и желтоватым листам бумаг.       Пусть солнце уже давно покинуло горизонт, в королевских покоях стоит полумрак: высокие свечи в витиеватых канделябрах всё же освещают высокое помещение, хоть и с большими тенями от резной деревянной мебели.       На улице, за окнами с узорами и витражами, тихо, он знает, как там бывает ночью. Можно услышать лишь шелест деревьев и редкий крик филина. Сейчас же в покоях тоже тихо. Здесь редко когда слышится шум прислуги и музыка из холла. Тут, в его комнате, знакомой с самой коронации, так же тихо. До ушей доносятся только слабый скрип пера с чернилами и копошение канарейки в клетке. Это, наверное, странность всеми любимого короля, но птицы его небольшая слабость, особенно эта рыжая птичка, которую покойный брат привёз ещё две зимы назад. Она маленькая, иногда поющая, ручная радость монарха. Даже сейчас, находя несколько пёрышек вызывается лекарь. Тогда-то Чонгук и узнал о линьке птиц.       Белая шёлковая рубашка приятно холодит кожу, спадая крупными волнами ткани с расслабленных плеч. Возле запястий рукава собираются свободными фонариками с крупным кружевом, что скрывает почти половину ладони. Вещь эта далеко не часть официального наряда, но любимая, сделанная специально для него. Бёдра едва стягивают льняные тёмно-коричневые брюки. Плотная ткань, да и рубаха умело сшиты руками Тэхёна точно по размерам.       В бокале плещется сладкое гранатовое вино, а тёмными чернилами на листах выводят красивые буквы. Такие вечера стают отдушиной в обречённой жизни монарха. Лишь одна его слабость не у него, не с ним.       Вино приятно греет в груди, оставляя немного сладости во рту. Перед глазами, подле книг и писем, на смятом шёлковом платке лежат серьги. Взглядом короля они уже очень давно обласканы восхищением. В груди горит желание подарить ему хоть что-то, оставить о себе память. Чонгук даже не помнит, скольких ювелиров и мастеров созвал когда-то, чтобы поддаться дивному желанию. Несколько месяцев поисков и множество испорченных им листов попытками нарисовать то, что хочет увидеть. А сейчас перед ним творение его воображения, воплощенное в реальность старыми, но умелыми руками одного ювелира.       Большой камень граната красиво обрамлён небольшими короткими крапанами, из которых тянутся тонкие, ломкие на первый взгляд, серебряные нити с белыми кристаллами на конце, будто самые драгоценные слёзы. Выглядит так красиво, что воздух из груди выпустить сложно.       Вновь тишина обрывается, только в этот раз робким стуком. Большая дверь с узором виноградной лозы легко открывается, являя пока плохо различимый силуэт. С такого расстояния ещё сложно рассмотреть лицо позднего гостя, но этого Чону и не требуется. Сама походка, плавность и уверенность шагов, ровность плеч — всё это дают слишком много, чтобы не узнать. Он. Два месяца разлуки были и правда тяжёлыми, но и сказать что-то против этого Чонгук не мог, даже несмотря на тяжёлую корону на голове.       — Тэхён, я рад тебя видеть. Как дела в Дасане? Красиво там?       Фигура склоняется перед королём и аккуратно присаживается в кресло напротив. Видно, что до сих пор неуютно в чужих покоях, но всё же Тэхён старается не подавать виду, лишь ближе к свече тянется корпусом, позволяя ярче осветить лицо. И снова королевское сердце вне устава и правил хочет сорваться и отдать само себя в руки этого невероятного человека. Жёлтый свет от огня делает цвет кожи немного темнее, но даже это не портит вид. Тёмные кудрявые пряди небрежно спадают на лоб, придавая непривычный вид. Тэхён стал для Чонгука радостью, уязвимым местом и любовью. Страшное на самом деле проклятье для монарха — полюбить кого-то подобного себе самому, потому что ему не давали выбор, хочет он корону или нет, но передать её должен. Никогда ещё раньше такие грешники не были наделены счастьем родительства, а трон должен будет занять преемник с кровью королевского двора. Эти мысли уже не первый месяц душат Чонгука, но даже с этим в сердце зреют новые чувства. Что ещё больше страшило и мешало — социальное неравенство. Жизнь Чонгука давно предрешена, ещё с рождения. Но вот сейчас, в такой уютной тишине и темноте, в голову забираются мысли, от которых он всегда убегал. Может, всё же не зря в этом замке взрослеет осиротевший принц, вдруг юный Ино — его подарок судьбы и спасение. Может, народ примет Его Величество Чон Чонгука как короля, никогда не заключившего брак. А сына почившего принца Сынхуна — как первейшего и единственного наследника монархии.       — Там прекрасно, Мой Король. Город, да и вся их империя совсем не похожи на наше королевство. Там намного меньше лесов, а солнце светит сильнее, чем тут. Знаете, Государь, до этого я думал, что Дасан назвали торговой столицей потому, что там их император так назвал, но то, что я увидел своими глазами, словами даже не описать. Огромное количество больших лавок и маленьких шалашей. Столько народу я, наверное, ещё никогда не видел, а запах оттуда, надеюсь, никогда не забудется. Было так сладко и остро одновременно, столько разных трав и чудной еды. Их запахи я слышал даже в той части рынка, где еды нигде не было. Я купил много тканей и шелков, думаю, вам многие из них понравятся, — Тэхён легко улыбается, прикрыв глаза — может, неосознанно, а может, чтобы лучше вспомнить всё, о чём хочет рассказать.       Наверное, странно так думать мужчине, даже такому, как Чонгук, о другом мужчине, но ему кажется, что Тэхён красивее любой девушки. Сколько бы принцесс его дворец ни встречал во время балов, сколько бы леди ему ни присылали письма — никогда пальцы не охватывала дрожь, а дыхание переставало подчиняться, как сейчас, просто слушая, как небрежно и легко Тэхён рассказывает о поездке в далёкую империю; руки так и просятся потянуться, проверить реальность его.       — Мой Король, мне жаль, что вы не отправились со мной, если бы не сбор советников, вы бы увидели, наверное, самых дивных птиц в этом мире. Меня принял тамошний император и показал их придворный сад. Я видел взрослую птицу размером с мышонка, и она питалась чем-то сладким. Слуга, что мне всё показывал, рассказал, что этим птичкам достаточно цветов, чтобы выжить, никаких зерна и фруктов. Ещё я видел много цветных птиц, даже синих, они были большие, очень, намного больше, чем ваша Синха, но поют так же красиво. Думаю, вам бы там тоже понравилось. — Тэхён открывает глаза и расслабленно наконец рассматривает улыбающегося напротив него господина.       Король ему всегда казался серьёзным и пугающим человеком. Да, даже имея статус портного, он боялся короля настолько, что дыхание чуть сбивалось, а тело сжимал страх. Этот человек имеет самый высокий чин, одно его слово — и Тэхёна могут казнить, как страшнейшего преступника. Но сейчас, когда золотая корона находится далеко от владельца, перед взором предстаёт такой же человек со своими страхами и переживаниями, с чувствами и душой. Никогда раньше не хотелось чьей-то милости и внимания так же сильно, как простого, такого лёгкого, разговора с Чонгуком. Всегда даже в мыслях Тэхён себе запрещал обращаться к королю по имени. Это всегда сочли бы за неуважение, за дерзость и гордыню, но даже обычное для других «Мой Король» для Тэхёна стало признанием, стало проявлением его тайного. В сердце и голове давно поселились мечты, представления — то, что никогда не должен узнать кто-то ещё.       — Я бы не смог поехать, даже будь свободен. Это должен был быть официальный визит к их императору, иначе всё могли бы истолковать как плохие намерения. Но поверь, я счастлив от твоих слов. На птицу-мышонка я правда бы хотел посмотреть, но, может, когда-то ещё получится их встретить, — король смотрит на почти пустой бокал с вином, а потом снова на подарок. Он только за платок подтягивает серьги ближе и медленно полностью прячет их в шёлковых краях платка. Может, Тэхён сейчас внимательно наблюдает за каждым движением его рук, а может, отвёл взгляд, как только перестал говорить, он не знает — тоже боится поднять голову. — Тэхён, я уже давно хотел это сделать, но только сегодня наконец могу. Я тебя ждал сегодня не только потому, что скучал, я боюсь, что завтра не решусь снова. Прими этот подарок, даже если не будешь носить, просто пусть он будет у тебя. — Чонгук осторожно поднимается с кресла да так же не спеша в несколько шагов босыми ногами по узорчатому паласу обходит письменный стол, становясь совсем рядом. Свёрток чёрного шёлка аккуратно укладывается в раскрытые ладони. На донедавна умиротворенном лице сейчас больше всего выделяются широко раскрытые глаза, с красивым отражением свеч и без следа от былой нежной улыбки, — наверное, напуган.       — Мой господ…        — Я замечал, что тебе вроде нравится такое. Открой сейчас, пожалуйста. — Да, Чонгуку не показалось. В любимых глазах мелькают страх и непонимание, но всё же Тэхён старается аккуратно разложить платок вновь, полностью опустив голову. В покоях снова тихо; Тэхён молча смотрит себе на левую ладонь, не проронив ни слова. Всего один быстрый взгляд на чужое лицо — и глаза вновь возвращаются к украшениям. Указательный палец другой руки осторожно обводит самый краешек камня одной из серёжек и легко касается небрежно лежащие серебряные нити. Но так и не решается что-то сказать.       — Я знаю, что у тебя много серёжек, думал даже, что под каждый наряд у тебя есть отведённая пара. Как тебе?       — Господин, они прекрасны. Выглядят так нежно и официально одновременно. Мне просто сложно описать сейчас свои чувства. Раньше я никогда не принимал подобных подарков. — Наконец подняв голову и посмотрев в карие глаза выше, Тэхён видит доныне неизвестный ему взгляд: таким короля он ни разу не заставал, может, даже никто это не смог сделать. Слишком тепло, слишком открыто — слишком всё. В это мгновение вспоминаются слова, что глаза — зеркало души и чувств, потому что в то, что сейчас видит Тэхён, хочется верить. Этот взгляд такой же, как и в его мечтах. — Я не видел ничего похожего в здешних мастеров. Они привезены откуда-то? Из Дасана?       — Нет, они сделан лично для тебя одного. Больше нигде подобных им нет, — Чонгук лишь слабо улыбается, сцепив пальцы в замок. Хочется прикоснуться к Тэхёну или хотя бы посмотреть ещё раз так прямо в глаза, потому что слуги очень редко позволяют это себе.       — Мой Король, я правда не знаю, как выразить свои чувства. Я так много хочу сказать, но будто вмиг забыл все подходящие слова. — И ни слова, таящего ложь. Платок аккуратно возвращают на стол, а свободные руки едва заметно касаются непринуждённо лежащей на ребре красного дерева королевскую ладонь. Эту ладонь не отрывают от поверхности, не отшатываются в брезгливости, наоборот же, указательный палец едва тянется продлить прикосновение. С опаской Тэхёнов взгляд снова возвращается к спокойному лицу. Король лишь в пол смотрит, раздумывая, быть может, над чем-то или просто рассматривая цветной рисунок ковра под ногами. Мысль — одновременно безумная, но желанная очень — Тэхёна всё никак не может отпустить. На свой страх и риск он поддаётся ей, пытаясь не думать о реакции короля. Его ладони едва ощутимо берутся за чужие, такие горячие и чуть влажные. Столько раз думая и представляя этот момент раньше, Тэхён ни разу не угадал ощущения, потому что почти всё тело горит. Руки, грудь, живот нещадно жжёт, будто кровь стала ядом. Он пытается не смотреть, увести взгляд, чтобы не явить всего, что долгие дни таил.       — Очарование, посмотри на меня.       — Господин, пожалуйста…       — Посмотри. — Голос короля снова удивительно нежный и пугающий, но Тэхён ведётся, наконец отрываясь от свеч и, наверняка, обжигающих капель воска. Над ним возвышается король — такой чистый, открытый и такой светлый, что становится даже странно, как его можно было бояться до сдавленного дыхания. Тэхён коротко кивает и всё пытается разглядеть на дне глаз настоящие чувства короля. — Если я попрошу приготовить ванную, ты согласишься пойти со мной? Никаких… Никакого похабства, просто я хочу расслабиться, да и ты с дороги устал. Я-я не принуждаю, просто правда не хочу тебя отпускать сегодня.       Тэхён снова улыбается, кивая. Он верит, что его не обманывают, чувствует такую же отдачу. Взаимно, кажется, всё то время, когда на щеках снова появлялись слёзы после каждой новой встречи, Чонгук также страдал. И от этого становится спокойно и так же хорошо. Взаимно.       Пусть и за закрытыми дверями, но это их счастье. Чонгуку до дрожи хочется зацеловать, залюбить такого красивого и невероятного Тэхёна. В ту ночь ни одно слово не было нарушено, какие бы слухи ни сотрясали дворцовые стены, в ту ночь два до последней частички влюблённых сердца наконец обрели покой и когда-то казавшийся невозможным сон в тепле и объятиях друг друга.