Однажды она уже столкнулась с ним лицом к лицу.
Голодные дни в Сумеру — не редкость. Кто-то считает, что виной тому разгневанные боги, кто-то — что всё зависит только от людей, а третьи вообще подались в другие регионы. Её семья относилась к первым. К своим десяти годам она наслушалась много о том, что боги всё вершат, а благословлены ими лишь жрицы и жрецы. С детства её готовили стать жрицей при храме бога солнца, свято веря, что это лучшая судьба для человека. Но её мнения никто не спрашивал. А ведь она считала правильным точку зрения второго типа. Тем утром её отправили за лотосами кальпалата, чтобы изготовить из них дорогие благовония. В седом тумане она не видела ничегошеньки. Разве что на расстоянии вытянутой руки и вершины гор, величественно поднимающиеся над землёй, наблюдающие свысока. Тонкая тропинка, собственно, по одной из них и вела. То тут, то там росли сумерские розы, персики зайтун и даже пара фруктов харра. Но Нилу тут не за этим. Край обрыва пугал своей узкостью и песочной, не совсем характерной для обычных гор Сумеру почвой. Тонкие лианы и крупные камни не очень-то и давали надежду взяться за них и аккуратно спуститься ниже, ведь известно, что нужный ей лотос растёт не на верхушке гор, не у подножья, да даже не в пещерах — нет, ему обязательно было вырасти именно на склоне, с которого в любой момент сорвёшься. И зачем она это делает? Ах, точно, бог солнца ведь любит эти цветы! И без них она точно ни за что не заслужит его благосклонности, хоть некоторые и говорили, что его симпанию можно завоевать и танцем. Танцевать Нилу тоже умела. Было куда расти, конечно, но и результат был чудесным, все в округе хвалили её, называли даром богов. Не стоит упоминать, что они тоже верят, что всё даётся богами. Она вздыхает, собираясь с духом. Поднималась сюда высоко, и где-то внизу заметила глубокую реку. А что, если девчонка вдруг сорвётся? Плавать она не умела. Она боялась воды, пугаясь её глубины, прячущейся в чёрной толщи вод. Вдох. Ну, пошла. Осторожно опустилась на край обрыва, и, развернувшись спиной к бездне под ногами, ухватилась обеими руками, за, кажется, надёжный камень, зажав его, а затем спустилась вниз. Чёрной туфелькой постаралсь нащупать хоть какой-то выступ, на который можно встать. Но под ногой оказалась действительно только бездна. Серая, туманная, влажная и тяжёлая, отдающая свежестью и наступившим или прошедшим дождём. Страх цепко схватил девичье сердечко, сдавливая то своими когтями, сотканными из чистого мрака, из Порчи и Мараны, царапая так остро и оставляя рваные шрамы, из которых начали выползать сородичи боязни: волнение и тревога, всюду ходящие парой, приказывая тем разделиться и овладеть детскими конечностями. Руки предательски заскользили, и Нилу решилась отпустить одну и попыталась вытереть её сначала о песок (но сделала лишь хуже), потом потянулась к рукаву второй руки, пытаясь вытереть ладонь уже о ткань. "Где же эти чёртовы лотосы?" А их и правда нет. Она снова вдыхает, и липкое ощущение уверенности, что ей не выбраться на верх, ползёт стенками лёгких. Но тут взор халцедоновых глаз привлекает маленькое голубенькое пятнышко чуть правее, плотно закрытое лианами. Вот он. Хоть один. Один злосчастный цветок. "Ты сможешь". Нилу осторожно тянет руку в сторону небесного венчика. И тут вторая рука скользит, и со вскриком девочка тут же пытается уцепиться за корни зелени, коварно спрятавшей цветок, но та оказалась слишком хрупкой и тонкой, неспособной удержать ребёнка. Она падает. Ветер свистит в ушах. Перед глазами пелена из разных оттенков холодного утреннего тумана, а потом ледяная вода. Она отчаянно машет руками, однако перепад температур, пусть и небольшой, но таки дарит ей судороги, не позволяя пошевелить и пальцем. Интересно, как же она умрёт? От нехватки кислорода или чего-то ещё? Обморожения? Да вряд ли. Но не ей судить. Вдруг она видит яркий фиолетовый всполох, и кто-то (наверняка очень сильный!) выхватывает её из воды, как кот поймавшуюся рыбину. Её осторожно опускают на берег, и она тут желанно глотает воздух, а потом заходится плачем. Спаситель явно был в ступоре. — Что ты делаешь тут, дитя? Дети не должны умирать. — Его голос ровный и совсем безэмоциональный, а лицо скрывает маска шакала. — Я...моё имя Нилу, — бормочет она, утирая мокрое лицо не менее мокрым рукавом. — А вы кто? И спасибо! Спасибо! Спасибо вам огромное, я не умею плавать, и если бы не вы!.. Казалось, от слёз не осталось и следа, а эмоция грусти сменилась бесконечным восторгом и благодарностью. Незнакомец вздыхает, а после повторяет вопрос: — Что ты тут делаешь, Нилу? — Меня отправили за лотосами кальпалата. Я сорвалась и упала. Если бы в... — Этих тебе достаточно будет? — он проводит рукой, закованной в броню (так вот что было тем фиолетовым), будто разрезая когтями пространство, и протягивает ей сияющие свежестью цветки. — Ещё раз спасибо! Возможно, они наконец успокоятся со своими подношениями и угождением богам. – Угождением богам? Хм. Тогда я оставлю тебе благословение, хорошо? За твою смелость. — он касается её спины, в районе лопаток, и там она чувствует холод, будто снова этой водой облили — Бывай, Нилу. Береги себя. И поспеши, если не хочешь заболеть. Или тебе помочь? — из маски на неё глядят алые глаза, сверкая, как закатное солнце. — Н-нет, спасибо, господин! Господин... бог? Он стоит ещё секунду-вторую, а потом исчезает в фиолетово-чёрной вспышке.И тогда он спас её, бывшую ещё ребёнком, от неминуемой гибели.
— Нилу? Где ты их достала?.. Такие сияющие... — мать принимает цветы и перебирает пальцами нежные лепестки. — Это не я собрала. Я не знаю, где он такие достал. — Поймав на себе изумлённые взгляды родителей, она поспешила объяснится: — я сорвалась со скалы в воду, когда потянулась за цветком, и... — мать с отцом переглянулись, ошарашенные. — И меня вытащил кто-то. Он был в маске шакала и руки были такие огромные, в крепкой фиолетовой брони! А ещё глаза такие, ух! И когда я сказала про лотосы и благословение, он дал мне их и коснулся спины, и такой холод прошёлся! — Нилу... — женщина снова зовёт дочь по имени и, передав цветы замершему мужу, оттянула ворот платья. Из неё вырвалось тихое: "Ох" да и только. — Что там? — спрашивает девочка. — Знак. Красивый такой, почти в цвет твоих волос. — А кто это был? Ещё он сказал, что дети не должны умирать. Это ещё какой-то бог? — Да, — наконец подаёт голос отец. Он слегка хрипит. — Бог смерти, Анубис. — Вы говорили, что когда я выросту и научусь танцевать, я стану жрицей и пойду служить в храм. Я хочу в его храм. — Мы подумаем над этим.Но кто же знал, что встретившись с самой смертью раз, Нилу захочет рассмотреть её (его) лицо получше?
Она помнит ту маску в точности, как могла рассмотреть. Одно из самых ярких воспоминаний, что с ней осталось. Сейчас Нилу — Верховная жрица храма бога Смерти, почти ни разу не видевшая его за десять прошедших лет. Ну или за два года, которые она тут провела. Почти не видевшая. Лишь краем глаза пару раз то в саду, то в просторных высоких холлах, где за позолоченным углом мелькал шлейф. Сегодня вечером ей предстоит станцевать в самом огромном зале, залитым чистой водой и усыпанным лотосами нилотплата. Казалось бы — в чём проблема — станцуй и всё, но площадкой для выступления была лишь неширокая, сделанная из белого скользкого мрамора дорожка от входа и до противоположного конца помещения. А по краям от неё синяя пропасть, ведущая, наверное, в самую Бездну. Иначе как объяснить, почему, когда девушка проходила мимо, заинтересованно поглядывая сюда, из глубин поднималось что-то, похожее на сотни звёзд самых причудливых форм — от кругленьких до разноугольных, словно от точки на папирусе в разные стороны попроводили тонкие мазки. Ей страшно? Да. Она не пытается этого скрыть, но ещё одной причиной для волнения был тот, которому, собственно, она и***
На репетиции всё было идеально: идеальные движения что руками, что бёдрами, идеально отточенные шаги, идеальная концентрация на своём занятии. Только вот стоит ей переступить порог зала и стать в ни тёплую, ни холодную воду, внутри всё перевернулось и внутренности, в том числе и сердце, были явно не на своих местах. Всё сжалось от страха и предвкушения вердикта самого бога, которому и был возведён этот храм. А он, знай себе, сидит спокойно и ровно у стены напротив, и от его взгляда тёмных зыбучих песков пустынь не укроется её волнение. Но сейчас ей нужно откинуть мысли о нём подальше, закрыть где-то в глубинах разума и не позволять им вырваться во время танца. Маленький шажок вперёд и поворот вокруг своей оси. Ещё шаг вперёд и вбок, балансируя почти что на краю платформы. "Не смотри вниз, не смотри вниз, не смотри вниз..." Она боится высоты и воды с того самого дня. И лотосов кальпалата, заманивших маленького ребёнка на вершину скалы. "Не отвлекайся." Однако дыхание предательски сбивается, и она не может сосредоточиться на последующих движениях. Вот тут нужно ступить ещё вперёд, к нему навстречу, но высокий каблук скользит, и с взвизгом из смешанных испуга и ужаса, что она снова всё запорола, вот-вот поглотит водная толща. Но он оказывается рядом и подхватывает её быстрее, чем даже рыже-красные пряди длинных волос коснутся глади гидро стихии. И как, Бездна тебя подери, Сайно, ты успел? О, ну да, он же бог. Нилу вздыхает, и щёки тут же вспыхивают, а на глаза наворачиваются слёзы, и с тихим всхлипом она пытается вырваться из крепкой хватки. Правда всё испортила. — Ты чего? Отличный танец, такого я не видел у-... не видел. — Он опускает её на пол, уже на твёрдый сухой мрамор пола у той, второй стены. — Спасибо, — она вытирает слёзы тыльной стороной ладони. — Но я... я хотела сделать этот танец... особенным. Хотела, чтобы те... вам понравилось... однако я... — Чего уж, ты таки сделала его особенным. — Он тихо смеётся, и его бархатный голос отдаётся эхом в помещении. — И, должен признать, мне правда понравилось. — Тогда... господин Сайно, могу ли я сделать кое-что? Он удивлённо отстраняется на мгновение, но затем согласно кивает. Она вдыхает полной грудью. И тянется к его маске, вытягиваясь на своих каблуках, и быстрым движением снимает её. Она не могла сказать, что представляла себе его. Она никогда не пыталась узнать, что там у него за лицо или нафантазировать. Но он был красив. Отрицать это было бы глупо. Вместе со снятым шлемом пропала и броня с рук. Теперь её плеч касались обычные, тёплые, человеческие руки. Сайно удивлённо моргает пару раз, и, подумав, с лукавой улыбкой, спрашивает: — Раз уж сегодня всё идёт не по плану, могу ли я тоже сделать кое-что? — К-конечно! — она не двигается, не зная, чего ожидать. Он аккуратно одну руку перемещает с её плеча на щёку, и, набрав воздуха, накрывает девичьи губы своими. Теперь уже Нилу ошарашенно хлопает глазами. Сайно целует поначалу нежно, но стоит ей робко ответить, как она чувствует укус на нижней губе и тоже улыбается, обвивая смуглую шею напротив руками. Что ж, Нилу, два из двух.