Mirror

            Только зеркало зеркалу снится, Тишина тишину сторожит…

— Ну, как тебе? — прощебетал Нотт прямо в ухо Малфою. — Идея что надо, реализация — явно хромает, — перебил явно собиравшегося сказать резкость блондина Блейз. — Да, хромает, — Драко усмехнулся и поднял руки в примирительном жесте. Когда Теодор, никогда не славившийся инженерной мыслью и, в общем-то, никогда не стремящийся в эту отрасль, посвятил лето претворению в жизнь проектов из дурацких волшебных научных журналов, над поместьем Ноттов возникла угроза пожара, затопления, испепеления и ещё Мерлин только знает какие угрозы. После нескольких донельзя прямолинейных ответных угроз Тео свернул работу над громоздкими конструкциями по типу «Ноева ковчега с морем внутри» и перешёл на более легковоплотимые идеи. В основном, на полпути он разубеждался в пользе практически сотворённого изобретения и переходил на новую вещицу. В этот раз дело обстояло иначе. Сейчас Драко, Блейз и вполне довольный собой Тео стояли перед двумя будуарными столиками из тёмного дерева. В одном зеркале отражалось хмурое лицо Малфоя и смеющееся - Забини. Тео перед вторым зеркалом не отображался. По стеклу волнами шла серебристая рябь, сталкивающиеся волны напоминали варящееся Зелье от кашля. По идее, во втором зеркале тоже должны были отображаться товарищи юного гения, но Тео не смог довести зеркало до ума, из-за чего премьера этого изобретения состоялась раньше премьеры его работоспособности. Нотт пригладил волосы на затылке и перевёл взгляд с отражения Малфоя на него реального: — Вопросы к зеркальцу есть, не спорю, я поэтому к тебе и обратился, Драко. Не знаю, как с ним дальше совладать. По инструкции все заклинания верные, сборка была простая, эльф бы справился, но не работает и всё тут, Мерлин его подери. — Если ты намекаешь на моё свободное время, то совершенно зря. — Пожалуйста, Драко, пара вечеров наедине с этими малышками — и ты точно всё починишь! Малфой поморщился. Он — староста школы с амбициями выбить себе и должность капитана Слизерина по квиддичу впридачу, при этом всем не теряя планов на Ж.А.Б.А. Если он поведётся сейчас, то Тео явно захочет свесить ножки и начать таскать всякий неработающий хлам в его новую обитель. Однако сейчас не соглашаться всё же нет резона, начало года, плавный переход старших курсов с каникул на рабочее настроение. — Ладно. Обещай, что это первый и последний раз. — Милый, за это я тебе твой черенок так отполирую, что ни одной зазубринки не останется! — Тео, завязывай с этими невероятно остроумными шутками про Нимбус, особенно в присутствии посторонних… *** Не успел Малфой подписаться на это увлекательнейшее дело, как в гостиной Башни Старост рядком оказались будуарные столики. Заниматься зеркалами в присутствии второй старосты не хотелось, в гостиной было тесно и душно. Душно, в основном, из-за второй старосты. Осторожно отлевитировав патологически моргающую модель к себе, Драко спустился за вторым экземпляром, над которым уже застыла женская тень. — Грейнджер, — устало произнёс парень. — Малфой, — передразнила его Гермиона и снова повернулась к столику. Отношения у Малфоя с Грейнджер были… да практически никакие. Всю давнюю злобную язвительность они потеряли, когда ещё не начался турнир Трёх Волшебников. Про то, как Малфой увеличил зубы Гермионе на втором курсе, а она врезала ему по носу на третьем, уже не вспоминали, и вся та злость, копившаяся эти годы, испелила их как личности в глазах друг друга. И тем не менее делить Башню было омерзительно для них обоих. — Любопытная вещица, — протянула Грейнджер и обвела пальцем роскошный изгиб дерева под зеркалом, — Наверное, Эбеновое дерево? — Понятия не имею. — Куда уж вам, высокопоставленным, до каких-то неприметных деревьев. Возьмёте самое дорогое, а лучше два, и плевать, из чего и для кого такое сотворили. — Твою же мать, Грейнджер, это даже не моё. Мне абсолютно насрать, что это. — Тогда чьё? Думать времени не было, а признаться хоть в чём-то из реальной версии событий почему-то сильно не хотелось. — Твоё. Получай, Нотт. Теперь этот чёрный пенёк с зеркалом отправится к Грейнджер и пусть так. Одна головная боль от парней, сваливающих свои ебанутые проблемы на других, и от пронырливой и сварливой гриффиндорки, появляющейся в самое неподходящее время. Брови Грейнджер изумлённо поползли наверх. — Моё? — Не тупи, а. Выглядишь как домовик, которому запонку подарили — то ли подарок хозяина, то ли издевательство, — огрызаться было приятно, и утомлённый днём Драко с удовольствием смаковал момент. Но Грейнджер всё ещё как дурочка стояла и хлопала глазами, поэтому момент был основательно подпорчен. — Для особо одарённых, то есть гриффиндорцев, объясняю, один был мне, другой — тебе. Ликбез окончен. Малфой оторвался от стены и скрылся на лестнице. *** Откровенно говоря, Драко планировал забить на просьбу хотя бы на неделю, но рябое зеркало за пару дней довело его до бешенства. Оно стояло лицевой стороной к ногам его кровати с невозможностью переставить его куда-либо. Если исходящий из него свет можно было убрать занавеской из покрывала, то звуковое сопровождение, о котором он не подозревал, убрать не удалось. Зеркало периодически шуршало, скрипело и трещало. А ночью оно вздохнуло. И Драко чуть не помер от неожиданности. Желание раскрошить Нотту челюсть пока не перевесило желание починить эту мистическую ебанину, но стремилось к этому с небывалой силой. Поэтому откладывать ремонт не стоило. Удивительно, что Грейнджер никаких жалоб ещё не предъявила. Уж за ней не заржавеет. Отложив в субботу все дела, Драко посвятил вечер разборке неисправного столика и чтению инструкции. Выяснив в очередной раз, что Тео просто болван без аккуратности и прилежания, и что эльф бы справился явно лучше него, Малфой собрал обратно будуар. — Спекулум Репараре! Мгновение - и серебряное море сменилось чётким изображением.Чётким изображением спящей в кресле Грейнджер. Она дремала, оперши голову на локоть, с учебником по Трансфигурации. В приглушённом свете угасающих свечей она выглядела трогательно, хоть в ней и не угадывались те детские черты. Лицо вытянулось, веснушки побледнели, нос заострился и напоминал аристократический намного больше, чем прежняя кнопка. Тонкая шея, казалось, не сможет удержать голову с такой копной волос. Грейнджер во сне боднула воздух головой, разжала пальцы и выпустила учебник из рук. Трансфигурация с неприятным звуком шлёпнулась на пол и Драко невольно дёрнулся и очнулся. Сколько он так пялился? Мерлин знает. Надо срочно забирать эти новомодные изобретения, пока он не стал вуайеристом в полной мере. Потому что предпосылки появились. Грейнджер проснулась от хлопнувшегося на пол учебника и сонным взглядом окинула зеркало у стены. Малфой похолодел. «Онотакнеработает. Онотакнеработает. Спокойноспокойноспокойно». И правда, гриффиндорка быстро перевела взор на кровать и, потянувшись, встала с кресла. Расстегнула рубашку. Отлевитировала её в шкаф. Юбка сползла вниз по ногам, пока девушка боролась с застежками лифчика на спине. Она присела на край кровати и не спеша начала снимать гольфы. И затем она села к зеркалу, чтобы расчесать и заплести свою непослушную гриву. Драко задохнулся. Невозможно. Он видит практически голую Грейнджер. Она сидит так близко, на расстоянии вытянутой руки, что он может рассмотреть родинку на левой щеке. И тишина. Или у Малфоя так стучит в висках, что он не может разобрать ни слова из полушёпота Грейнджер, обращённого самой себе. Она гасит свет, и Драко остаётся с видением один на один. *** — Драко… Он чувствует прикосновение женской руки, плавно скользящей по кубикам пресса, проникающей под резинку боксеров, обхватывающей истекающий смазкой ствол. — Драко… Голос знакомый, но отдалённо, и Драко не может достать нужное воспоминание из недр памяти. Голос ласкающий, заигрывающий. Дыхание опаляет его шею, язык ведёт тонкую линию от уха до ключицы, зубы легко прихватывают чувствительную кожу. — Драко… Член твердеет в умелых руках, Малфой стонет сквозь зубы и выгибается навстречу идеально выверенным движениям. Он кончает в момент, когда женская рука крепче сжимает член, а пальцы дотрагиваются до уздечки. Сногсшибательно. Фантастически. Убойно. Драко открывает глаза. Вокруг брызги остывающей спермы. И ни души вокруг. *** На следующее утро слизеринец намеренно опоздал на завтрак, чтобы не столкнуться лицом к лицу с Грейнджер. Не то что бы он захотел её, упаси Мерлин, он даже толком не разобрал её фигуры, потому что в тот момент он как девственник не мог сфокусировать взгляд на какой-то части её тела. Но флёр этой хрупкой красоты тянулся шлейфом за любой мыслью Малфоя. Он совершенно точно начал таращиться на гриффиндорку в Большом Зале, на совместных парах, во дворе Хогвартса. Он пытался уловить (или убедить себя в его отсутствии) то чувство, нахлынувшее вчера вечером. Малфой никогда не интересовался невысокими, чересчур угловатыми и худыми девчонками, поэтому причиной открывшегося ему ощущения он видел новизну. Честно говоря, он не понимал, откуда бы ему видеть утончённость Грейнджер — этой бестии из Отряда Дамблдора, которая вполне могла быть жестокой и неумолимой. Он видел её гнев, её силу, её непреклонную стальную натуру. Это раздражало и не могло остаться незамеченным. Но видел ли он в ней когда-нибудь что-то женское? *** Уже затемно он возвратился в гостиную Башни Старост. Он спустил пар с Пэнс, потрепался со слизеринским кланом в стенах подземелий и в приподнятом настроении шёл к себе. — Поздновато возвращаетесь, Ваше Величество, — не поднимая головы произнесла Грейнджер. Она как кошка растянулась на диване и то и дело поджимала пальцы на ногах. — Как давно ты стала отыгрывать мамочку? — лениво огрызнулся Малфой пока ослаблял серебристо-зелёный галстук. — С тех пор, как… — Гермиона осеклась и впилась карими глазами в его шею, которая немного ныла, как будто его ударили. Ну, или поставили засос. — С тех пор, как что? — Отвали. Девушка с силой захлопнула фолиант и, на полном ходу ощутимо задев Малфоя плечом, моментально умчалась к себе. Правда, бестия. У Драко как будто бы не было желания подглядывать за Грейнджер, нельзя к этому пристраститься. Но перебороть себя было невозможно, особенно после сцены внизу. Малфой стащил покрывало с зеркала. «Грейнджер, Грейнджер», — пробормотал он себе под нос, — «ну, давай, покажи мне себя.» *** Гермиона лежала на краю кровати и старалась не зарыдать от злости и бессилия. Соблюдать с ним дистанцию было просто, изображать личную неприязнь — легко, но видеть багровые отметины на шее и ярко коралловую помаду на воротнике, чувствовать запах женских духов, слышать интонации удовлетворённого мужчины — это жестоко и больно. Девушке не нравились ни манеры и поступки Малфоя, ни его характер и окружение, но его чертовски холодная красота и гипнотизирующая мужская привлекательность кружили ей голову ещё на прошлом курсе. Тогда был Крам, были остальные дурмстранговцы, и Гермиона без особого труда закопала свои чувства глубоко-глубоко. Она надеялась, что всё-так и останется, но бесконечные столкновения с вечно куда-то шагающим слизеринцем снова расшевелили страсть. Она пролежала так с получаса и полностью успокоилась. Приглушив свет, она переоделась в короткую пижаму и упала на мягкое красное покрывало. Спать не хотелось. *** Драко оторвался от эссе и глянул в зеркало. Грейнджер лежала неподвижно и лишь водила взглядом по пологу кровати. Скука. Парень решил было закончить с визионизмом, как вдруг девчонка перекатилась на другой край кровати, в поле зрения остались только ноги, и зашуршала каким-то барахлом в прикроватном столике. Послышался хруст от переворачивания книжных страниц. И снова тишина. В который раз пообещав себе сдать обратно это дебильное зеркало обратно слизеринском горе-самоделкину, Драко вернулся к рабочему столу, намереваясь больше не отвлекаться. Погружаясь с головой в работу в комфортных условиях, его невозможно было растормошить без физического контакта, это было одним из явных плюсов в гостиной Слизерина, где галдящие первокурсники неумолимо нарывались на Силенцио каждый божий день. Драко к этому привык. Оказалось, что он не привык оставаться равнодушным к тихим девичьим вздохам. Сначала он допустил, что его сон всё ещё манипулирует его подсознанием и боги просто против учёбы этим вечером. Марс не в доме Близнецов, все дела. Во второй раз ошибиться было невозможно и Малфой бросился к единственно возможному источнику звука в этой комнате. В соседней, если быть точным. К великому разочарованию, отражение осталось ровно тем же, что и пятнадцать минут назад — белоснежные обнажённые ноги, с середины бедра по крохотные пальчики. Разница была в том, что теперь они ёрзали и скользили по сатиновому покрывалу. Пальцы поджимались, коленки сгибались и разгибались, и если довершать картину, недоступную Драко, было понятно, что бедра и таз приподнимались навстречу чему-то. Чему? Блять, какие такие книжки читает Грейнджер? Где, нахуй, История Хогвартса или что там она таскает по субботам на завтраки? Драко судорожно сглотнул и расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке. Это уже ни в какие ворота. Тихий всхлип снова послышался в этой невероятно оглушающей тишине. Затем ещё один. И ещё. Движения стали более резкими и быстрыми. Невозможно было стоять и смотреть, стоять и слушать, в паху стало горячо и тесно. Одной рукой буквально стащив с себя ремень и расстегнув так мешающие пуговицы с молнией, Драко наконец прикоснулся к себе. Мерлин. Грейнджер всё ещё пыталась подавить в себе стоны, двигаясь в такт своему возбуждению. Что она там делает? Трогает свой клитор, вводит в себя пальцы или у неё есть розовый дилдо, чтобы оттрахать себя как следует, если припрёт? Использует ли она смазку или в ней такой водопад, что домовики охуеют отстирывать постельное бельё? Краснеет ли эта монашка во время мастурбации или отдаётся похотливому пороку как подобает в лучших борделях Парижа? Драко ускоряет движения, потому что нет ни сил, ни желания сдерживаться. До финала чуть-чуть, и тут… Боже всемилостивый. Он слышит звук мокрой Грейнджер. Отчаянно мокрой, блять, хлюпающей Грейнджер. Из неё плещет, если быть честным. И это плеск за секунду доводит его до грани. Какой это был оргазм, господи. Малфой не заметил, что всё это время он практически не дышал, чтобы не упустить ни единого звука по ту сторону зеркала, и сейчас еле мог отдышаться. Нотт, сука… нехороший человек. *** — Две недели профло. Фястье моё, ты равобрался с моим фупер-пупер-офигенно-фикарным тфорением? — с набитым ртом произнёс Нотт. Забини с нарочитой заботой принялся усердно вытирать платком размазанный по подбородку Нотта вишневый пирог, чем вызвал смех младшекурсниц, сидящих неподалёку. — Отфтань! Теодор боднул «мамочку» в плечо, и Блейз, совершенно не сопротивляясь, повалился на Малфоя, который буравил взглядом что-то на другой половине Большого зала и только в этот момент обратил внимание на этот ералаш. Брезгливо фыркнув, Драко сдвинулся подальше от придурков, которых имел несчастье назвать когда-то своими друзьями. Он был не в настроении. Нотт неожиданно решил не портить себе жизнь с утра пораньше перепалкой с Драко, поэтому не стал переспрашивать и отвернулся к сёстрам Гринграсс как к более благодарной публике. А Блейз не последовал этому примеру. — Не в духе? — Пожалуй. — Причина? — Тео, — мрачно ответил Малфой и рывком поднялся из-за стола. Забини поражённо воззрился на удаляющуюся спину и машинально скользнул взглядом по точке, куда Драко уперся взглядом минутой ранее. И это был бы не Блейз, если бы не сложил 2+2 прямо на месте. *** Мантия развевалась за ним так, будто он решил стать точной копией Снейпа во всём его зловещем очаровании. Мальчики и девочки младших курсов испуганно шарахались и это было как нельзя кстати. Меньше всего сейчас хотелось споткнуться об какую-то малявку. Упав на диван в гостиной Башни старост, Драко зажал виски руками и закрыл глаза. Это ненормально. Это невероятно. И это не закончится. Он просто должен попросить Блейза наложить Обливиэйт, потому что он больше не справляется с собой. Он разъебал этот будуарный столик сразу же после того, как к нему пришло осознание катастрофы. Он разбил стекло кулаком, повалил на бок, повытаскивал все ящики и просто отпинал ногами всё, что можно было там отпинать. Эти обломки так и лежат сложенными в шкафу под вешалками. Драко придумает отмазку, что с этим столиком приключилось. Но у него нет отмазки для объяснения, что приключилось с ним самим. Две недели он не мог не повернуть взгляда на Грейнджер. Он не замечал этого, но когда приходил в себя, то понимал, что упорно прожигает дыру в её спине. Почему-то он теперь всегда различал её голос в толпе и кудрявая макушка находилась с молниеносной скоростью. Малфой теперь видел столько всего того, что всегда ускользало от его внимания. Её характер, её походку, её жесты. Только с позиции будто Грейнджер была привлекательной девушкой. Выяснилось, что она слегка виляет бёдрами при ходьбе. Блять, Грейнджер, виляет бёдрами, это вообще законно? Ладно, об этом думать-то законно? А почему она вдруг стала смешно шутить над своими попугаями-неразлучниками? Откуда в этой зануде, в этой серой мыши взялась заразительная смешинка? Какого хера он внутренне улыбается от её подколов и искоса подглядывает за веснушчатыми щеками и растягивающейся очаровательной, мать её, улыбкой. Он замечал, что на выходных она может весь день провести на свежем воздухе, собирая причудливые оригами из пергамента. Столько раз увидев её журавлика, Драко мог сам без магии с первого раза получить такого же. Почему он в этом уверен? Потому что неделю назад за обедом он машинально его собрал, пока ждал когда доест Забини. Охуели все — Блейз, Пэнси, добрая половина слизеринцев, а главное Драко. Вот тогда и прозвенел последний для него звоночек. Он бы сказал, похоронный. Хотя будем честными, он всё понял в момент, когда просыпаться со стояком посреди ночи стало нормой. Видеть во снах то, что никогда нельзя будет увидеть, трогать то, что никогда нельзя будет потрогать. Поцеловать. Просто нахуй впиться губами в этот непокорный рот, который бы раскрылся ради него и впустил его язык, чтобы сплестись воедино. Это невозможно вынести. Драко просто хотел снова нормально существовать, а не прислушиваться к каждому шороху за стенкой, не гадать, что за книжку она тогда в руках держала. Наконец, потрахаться с кем-то, как в старые добрые времена, а не кончать в кулак в одиночестве, зная, что у него не встанет ни на кого другого, потому что его тянет блевать от всей вычурности остальных баб. И он ничего не может с этим поделать. Только если Обливиэйт. — Драко? Опять этот голос. Он точно сходит с ума. В реальном времени. — Драко. Малфой со стоном разжимает хватку и поднимается к спинке, чтобы ошалело упереться взглядом в самую что ни на есть настоящую Грейнджер. Она сидит на подлокотнике с другой стороны дивана и обеспокоенно смотрит на него в ответ. Он словно в лихорадке мутным взглядом окидывает гриффиндорку и фокусируется на чём-то очень знакомом. В руках у неё журавлик. Его, блять, журавлик. — Что с тобой? Ты очень бледный, даже для твоей обыкновенной бледности и… И Драко прорывает. Он одним прыжком оказывается перед гриффиндоркой и начинается самый болезненный, самый сумбурный и самый важный, блять, монолог в его жизни. — Грейнджер… Блять, я не знаю, как так вышло. Это всё Нотт, он то думал, что я за два дня починю… А вообще это ты виновата, нахера тогда было спрашивать «чьё, чьё», какое тебе блять дело было… Прости, я сам себя наказал за то, что смотрел, что вовремя не остановился… Я не могу повернуть всё вспять, я просто хочу жить нормально… Не думать постоянно о тебе, или не думать блять вообще, просто стать овощем без чувств и мыслей, потому что иначе выкинуть тебя из головы не получится… Он задохнулся и только в этот момент поднял голову на свою слушательницу. Малфой не знал, чего он ждёт от неё после несвязного бреда. Не знал, что он хочет услышать по итогу. Но он сразу понял, когда она произнесла единственный нужный ответ на весь его дурацкий спич. Тихий всхлип и: «О Драко». И больше никаких слов. Пожалуйста. Малфой врывается в её рот, а она сразу впускает его. Юркий язычок поглаживает его губы, углубляет поцелуй. Мерлин, она целует его. Драко хрипло стонет и притягивает Грейнджер ближе за затылок, проводит по волосам рукой, проникает под них, туда, к шее. К её нежной тонкой шее, с какой-то дурацкой маггловской цепочкой, но Драко готов продать Малфой-Мэнор за то, чтобы она осталась только в ней. Он подхватывает её и пересаживает на себя, а Грейнджер уже извивается снимая с себя свитер. Она сама расстегивает лифчик, прямо перед его лицом, и Драко замирает. Грейнджер. Раздетая по пояс. Оседлала его. И трётся как кошка об его ширинку. В глазах полыхает адское пламя, раскрасневшиеся щёки выдают в ней ту ведьму, о которой в Хогвартсе, он готов поклясться, никто никогда не слышал. Драко помогает ей избавиться от всей остальной одежды. Она правда остаётся в одной цепочке. А когда Грейнджер садится на его брюки и пачкает ширинку своей смазкой, Малфой чуть не спускает прямо в этот момент. Она ещё потрогает его всего, разденет его полностью, расцарапает спину, а он ещё обласкает каждый миллиметр её тела, наиграется с её охуительными бордовыми сосками, соберёт языком каждую каплю её влаги. Но не сейчас. Сейчас надо просто войти в неё, такую мокрую и ждущую, и позволить принять его до конца. Член стоит колом и с готовностью ложится в ладонь Грейнджер. Она проводит по нему пару раз на пробу и член дёргается, выпускает пару капель смазки предэякулянта, которые тут же размазываются её пальцем по головке. Больше медлить нельзя. — Ты такая красивая. И реальность пропадает. Он — в ней. Узкие стенки плотно обхватывают член и кажется, что он попал в сладкий капкан. Мерлин. Драко придерживает Гермиону за её осиную талию и не может решить, чего он хочет больше — целовать эти сахарные губы или смотреть, как Грейджер, абсолютно, блять, голая, извивается на абсолютно одетом нём. Она приподнимается и снова насаживается до упора, так что её клитор касается светлых зарослей его паха. И снова. И снова. Но Драко больше так не может. Он притягивает её к себе и перехватывает контроль, жадно целуя, ускоряясь до предела, вбиваясь до предела, потому что, блять, больше никаких пределов. Умирая от звуков, какие издаёт только её мокрая киска. Она хочет его. Хочет так же, как он. Драко проводит пальцами по тонкому позвоночнику и сжимает в руках две нежнейшие половинки. Господи, он в раю. — Драко… Даже во сне это не было настолько сексуально. — Драко, я сейчас, Драко… Давай, милая. И тут она сжимается и приглушенно стонет ему в воротник рубашки. Влагалище течёт и пульсирует и у Драко ни одного шанса пережить это. Маленькая смерть. Кажется, так называли оргазм в Средние Века. Чертовски верное определение. Он кончает в неё, в этом безумном жаре её недр, до звёзд в глазах. Механически толкается внутрь ещё пару движений, продляя это блаженство. Грейнджер лежит на нём, уткнувшись носом в шею. Они переводят дыхание и гриффиндорка смущённо сползает с его коленей на диванные подушки, натягивая свой вытянутый свитер. Сидит и смотрит на Драко, с поджатыми коленями. — Давай не будем ничего друг другу объяснять, Грейнджер, кроме пары деталей. Для меня случившееся — это полная неожиданность, надо сказать, приятная во всех отношениях, и я бы не хотел, чтобы это было одноразово. Ты как? Он говорил как-то грубовато и одновременно неуклюже, как будто в него вселился Долгопупс. Но Грейнджер, похоже, услышала его настоящие мысли, практически умоляющие, гораздо лучше объясняющие всю бедственность и шаткость его положения прямо сейчас. Она улыбнулась, подлезла ближе и легонько коснулась его лба своим. — Журавлика тебе Блейз отдал? — она хихикает в ответ и трётся носиком о его щеку. Восхитительно. — Драко… — Тшшш. Ты такая красивая.