Коллапс

Так уж случилось, что столетняя одиссея Морфея по поиску Коринфянина завершилась на грани коллапса двух миров. Обостренное волчье чутье, ощерившись, всматривалось в густеющий, наливающийся тяжелым давлением воздух междумирья, вихрящийся в трансцендентную воронку. Тревога искрами бежала по шкуре, морозила до мурашек загривок. Неизвестно, как Морфею удавалось сохранять спокойствие, особенно когда девчонка показала себя могущественным противником. Одна её импульсивная юношеская прихоть — и вся Вселенная полетит ко дну. А напротив — некогда любимый питомец на деревянной сценке нелепой залы — внутреннее дрожал, плохо скрывая отчаяние за черными линзами. Его окутал липкий страх, словно провинившегося пса. Морфей знал это точно, потому что чужую плоть он чувствовал почти как свою, воплощенную через магию, через песок. Этот маленький черепок в глубине, едва пропускавший чрез острые резцы полные ненависти слезы. Самодовольная никчемная муза, вдохновившая человечество на бессмысленные убийства ради эгоистичной прихоти и удовольствия. Вселенская необъяснимая загадка — как сотворить кого-то, кем точно будешь гордиться и кого сможешь искренне полюбить? Мне плевать, что ты старался. Ты делал не то, для чего был создан. Вихрь разрушителен. Коринфянин разрушителен. Намерение Морфея сейчас тоже разрушительно и никак не поспособствует мирному созиданию. Темное зеркало, отражающее то, о чем не хотят думать люди. Вместо озарения принесшее людям очередной страх. Мое лучшее творение. Мой шедевр. Пусть я не человек, но мне бы тоже не хотелось больше думать о тебе. Я не хочу в тебе отражаться, даже если ты будешь молить меня об этом.

***

— Ты очень меня разочаровал, — с высоты своего трона в царственной зале произнес Морфей. Глаза и голос, ничего не выражавшие, волнами затаенной злобы тревожили стылую дымку, словно водяную рябь. От гладкого мрамора дворца разило холодом не меньше, чем от его сурового хозяина. — Видимо, ты переборщил с щепоткой свободолюбия, когда скулинарил меня, своего очередного гомункула. Коринфянин привычным способом попытался горделиво выгнуться, но лишь нелепо дернулся, загремев цепью. Возвращение в названный «дом» отзывалось по телу стрессом, лишающим гибкости, уверенности. Способности полностью владеть собой. Плечи вытянутых назад рук кричали болью. — Наказываешь свои творения за гуманизм, за желание побыть в шкуре тех, кому мы служим. Это ведь всё про власть, а не про твои правила и идеалы. И теперь ты пытаешься поставить меня на место так же, как они сделали это с тобой. Правда ведь, мистер возмездие? Морфей моргнул. Длинная жилистая фигура Коринфянина лежала в позе эмбриона на темном полу. Кричащая стыдом и уязвимостью фигура, высвеченная ярко-белым светом. Без своих защитных светлых нарядов, без очков. Руки за спиной связаны. Ошейник на шее, на ошейнике цепь, цепь в руках хозяина — Морфея — как давно ей полагалось быть. Забавно, но кошмар был прав. Кажется теперь, смотря на это обнаженное явление беспомощности, Морфей вспоминал себя и свое заточение. Выглядел ли он так же жалко тогда? Все его могущество взаперти — ничто, все его знания бесполезны. Все его труды — напрасны. — Твои слова меня не трогают. Я не собираюсь заточать тебя так же, как это делали люди с другими сущностями. — Он рывком подтянул цепь рукой, дернув Коринфянина за шею. Тот, нелепо замычав, встал на колени. — Подобное милосердие недоступно даже мне. Лучше я… — угрожающе произнес Морфей, медленно наматывая цепь на кулак, заставляя кошмар болезненно подползти навстречу, — преподам тебе урок. — Из тебя выйдет хреновый учитель, Сон, и ты это знаешь. — Каким-то чудом обнаглев, кошмар пригнулся ближе, ложась щекой на мертвенно-черное колено. Его лицо зашлось осоловелой улыбкой, обнажившей резцы под дрожащими губами. — Заповеди от вас, выдуманных божков, выеденного яблока не стоят. Не успев остановить себя, Морфей резко сжал белые пряди в кулаке, с осознанной силой оттягивая их наверх. Коринфянин продолжал склабиться тремя гаденькими улыбочками. Как наивный щенок, которому почему-то хочется подставить руку, чтоб укусил. Грудь его тяжело вздымалась, и лицо покрылось влажной испариной. — Хорошенько вспомни, с кем говоришь. Тебе, кажется, невдомек, что каждое твое слово грозит стать последним. Морфей смотрел вглубь червоточин глазниц, чувствуя внимательный ответный взор. Слышал чужое частое дыхание из приоткрывшегося рта, осипшее из-за сдавленной трахеи, покрасневшей шеи. Казалось, Коринфянин проверял его, изучал. Или просто ждал, когда терпение Морфея кончится. Что ж, оно кончалось сейчас.