Если хочешь выучить язык, положи словарь под подушку

Сатору Годжо раздражал. Не настолько сильно, чтобы Нанами полностью прекратил с ним общение, но его вечное присутствие где-то на периферии бесило так же, как бесит подтекающий кран или назойливая муха, что бьется о стекло. Его вечные подколки, дурацкие записочки непристойного содержания, бредовые идеи, и навязчивое желание втравить Нанами в жизнь первогодок раздражали до зубного скрежета. Кенто даже думал, что слишком сильно скрипит зубами, и скоро придется идти к стоматологу. Даже сейчас, когда он в очередной раз сидел с газетой в комнате ожидания, чтобы отдать отчет о проделанной миссии, ведь чертовым старперам было недостаточно файла, отправленного по почте, им обязательно нужно было отчитаться лично, желательно склонившись на девяносто градусов, и говорить как можно более подобострастно, даже сейчас Годжо ухитрялся быть рядом и раздражать всем своим видом. Нанами, конечно, попытался прикрыться газеткой с очередной экономической сводкой, но сильнейшего шамана не остановить такой жалкой преградой. — Наааанамииин ~ Ты долго будешь меня игнорировать? — белобрысая голова шамана особого ранга уже пятую минуту нависала над газетой, и нахально мешала Нанами вникать в подробности колебаний фондового рынка, — Мне скучно, поговори со мной. Если бы взглядом можно было убивать, то на месте Сатору уже давно лежал бы хладный труп, а Япония была бы обречена на возрождение Эры Проклятий. — Годжо сан, — Нанами с мировым спокойствием на лице перелистнул газету, мысленно повторяя себе, что после работы его дома ждут диван и холодное пиво, и надо только чуточку потерпеть, — Если тебе скучно, займись полезным делом. Сходи убей какое-нибудь проклятье, позанимайся с детьми, или, в крайнем случае, можешь просто в телефон поиграть. Не надо доставать меня, я занят. Фраза практического эффекта не возымела, поскольку Годжо надул губы сильнее, и потянул газету на себя, — Нанамиин. Ну не будь букой, поговори со мной. Дети сейчас заняты своими делами, а мне надо ждать собрания, — мужчина даже стянул с себя повязку, чтобы похлопать на коллегу невозможно голубыми глазами. Однако даже глаза Сатору, по сравнению с которыми ясное небо меркло и чувствовало себя посрамленным, не возымели нужного эффекта, и величайший шаман из когда-либо живущих получил по голове скрученной в трубочку газетой. Благо, бесконечность он отменил на пару мгновений, чтобы эту самую газету отодвинуть. — Lad mig være, dum / оставь меня в покое, дубина/, — Кенто давно не говорил на датском, ибо в целом не с кем было, но тут как-то вырвалось само собой. Однако должного эффекта оно не возымело, и Сатору только пуще захлопал глазами, пытаясь вникнуть в содержание сказанного. Но, к счастью, дверь сбоку открылась, и вошедший Идчижи позвал Нанами пройти внутрь, в зал собраний, нервно покосившись на Годжо, который застыл соляным столбом. Реальность становилась чуточку лучше. Особенно если дома ждали холодный лагер, теплый плед, и мирная обстановка, не включающая в себя назойливое присутствие сильнейшего в мире шамана. Ах если бы Нанами знал в тот момент, что заговорив на датском, он только разожжет в Годжо интерес, то никогда бы даже рта не раскрыл. Ведь старший шаман с того дня только усилил свои приставания, и попытки сыграть на нервах Кенто импровизированное танго. Если раньше Нанами видел его редко, лишь пересекаясь временами в школе, то теперь его присутствия рядом стало в разы больше, и оно стало куда более назойливым. Годжо появлялся из ниоткуда в те моменты, когда шаман первого ранга позволял себе перерыв на кофе, и бесстыдно лип, расспрашивая о делах, проклятьях, погоде и природе, и вдобавок ко всему сувал Кенто в лицо какие-то мемы, значения которых Нанами не понимал, и в целом не хотел понимать. Пару раз Нанами посылал старшего коллегу в пешее эротическое на датском, чтобы совсем уж не грубить, но Годжо по датски не понимал ни слова, и только мило хлопал глазками из-под темных круглых очков. Каким именно образом он находил Нанами каждый раз, история умалчивала, но Кенто догадывался, что дело в вездесущих шести глазах, поскольку информация о расписании его миссий была приватной, даже для таких как Годжо Сатору. И деваться от него было некуда. Вездесущая надежда всея Японии просачивалась во все сферы жизни бывшего офисного работника, как черная плесень, что гнездится по углам в ванной, и вытравить его было так же сложно. Годжо на подобное сравнение картинно всплескивал руками, заявляя что если уж он и плесень, то определенно белая, благородная. Нанами не понимал, почему он вообще позволяет втягивать себя в подобные разговоры.        Но в жизни можно привыкнуть ко всему, даже к яду, если принимать его постоянно, малыми дозами. И в данной ситуации Нанами ощущал себя графом Монте-Кристо, так как ему снова не давали спокойно попить кофе в любимой булочной. — Нанамиин, а какой кофе тут вкусный? Ты ведь тут так часто бываешь, — Сатору вился вокруг витрины с пирожными как назойливая оса, которую никак не можешь прибить газетой. Или как большой белый комар. Пожалуй, это сравнение подходило даже больше, — А вот эти вот тортики вкусные? Тут есть клубнички. Тебе нравятся клубнички? Если бы Кенто мог вздохнуть еще тяжелее, его легкие наверное бы уже слиплись и избавили его от страданий на этой бренной земле. — Годжо сан. Кофе тут весь вкусный, пирожные тоже, так что выбери себе уже что-нибудь, ты задерживаешь других покупателей, — терпеть дальше Нанами не хотелось, поэтому он просто попросил себе черный кофе, а для назойливого коллеги карамельный маккиато, и какое-то модное пирожное, заплатив за все сразу, лишь бы от него отстали. Годжо со всем его фамильным богатством мог разумеется купить всю эту булочную, вместе с прилегающей к ней улицей, но Кенто понадеялся, что хоть это сможет его заткнуть. Удивительно, но план сработал, и Сатору вытаращил свои невозможные глаза на поставленное перед ним пирожное, будто ему преподнесли все пальцы Сукуны на блюдечке с голубой каемочкой, да еще и бантик сверху повязали. — Stop med at hypnotisere, tag og spis.Sorg /Хватит гипнотизировать, бери и ешь. Горе/, — во второй раз сработало, и все оставшееся время перерыва Нанами смотрел как глава клана Годжо смущенно ковыряет пироженку. Хотя, может ему показалось. У этого человека с роду не было стыда, с чего ему смущаться. Однако таким он был даже терпимым. Кофе был вкусным, а Годжо молчал все время перерыва, и Нанами почти поверил в то, что на него, похоже, снизошла какая-то небесная благодать, но под конец старший шаман, похоже, отвис, и вновь включил режим «буду доставать коллегу пока он не сойдет с ума и не скинется с ближайшей высотки». Сквозь бесполезную болтовню о видео с котиками, выходки Мегуми, и навязчивые идеи о том, как хорошо было бы устроить старейшинам кровавое воскресенье, проскользнуло предложение пойти всем вместе с детьми в какой-то парк, где, по слухам, должно обитать проклятье первого ранга. — Годжо сан, я, конечно, ценю твое рвение обучать подростающие поколения, но, стесняюсь спросить, при чем тут я? — поправив очки на носу, Нанами спокойно шел по улице, игнорируя чужое нытье, — Я даже в штате школы не числюсь, почему я должен тратить на это свое свободное время? Уже не говоря о том, что мне за это никто не заплатит. Сатору сразу умилительно надул губы, идя по тротуару спиной, чтобы смотреть Нанами в лицо. Хотя за очками этого все равно не было видно. — Ну Нанамин. Поможешь мне немного, ну что тебе стоит, а? Разбавишь свою унылую рутину взаимодействием с молодым поколением, разве не здорово? Тем более Юджи о тебе все время спрашивает, скучает. Знаешь, как ты ему понравился? — хитрый лис определенно знал, куда надавить, ведь к Итадори Нанами испытывал чуства смутно напоминающие отческие, и проверить, все ли с ним хорошо, мужчине правда хотелось, — Ладно тебе, будет весело. Посидим в парке, посмотрим, как дети бегают за проклятьями. Молодость вспомним. Молодость у них была такая, что вспоминать ее Нанами ни в коем разе не хотелось, однако любопытство и желание в случае чего уберечь детей от проклятья и раздолбайской некомпетентности их собственного учителя перевесило — Хорошо. Я приду. Но чтобы ты меня не доставал, Годжо сан, это уже невыносимо, — Сатору сразу засиял как медный таз, показывая большие пальцы, — Смотри. Доверие очень легко потерять. Farvel misforståelse / До свидания, недоразумение/ Уходя, Кенто уже не оглядывался на то, как Годжо машет ему рукой, но глухое раздражение, которое мужчина обычно чуствовал, находясь рядом со старшим коллегой, как-то замылось, и ушло на второй план. Он, конечно, все еще раздражал, но скорее как данность, на которую ты толком никак не можешь повлиять. Есть она и есть, проще смириться и плыть дальше по течению. С детьми все получилось даже лучше, чем Нанами себе представлял. Итадори, как только его увидел, сразу рванул навстречу, сияя как Полярная звезда, и сразу потащил знакомиться с одноклассниками. С Мегуми они уже были мельком знакомы, а Нобара была определенно заслуживающим внимания ребенком. Девочка сразу оценивающе посмотрела на шамана, выдав “ надеюсь, вы не такой придурошный, как Годжо сенсей», на что последний только заржал как конь.       Нанами самому хотелось бы верить в эту фразу.        Дети довольно резво носились за проклятьем, которое видом своим походило на огромного палочника, распустившего тонкие конечности во все стороны, и старшим шаманам оставалось только смотреть за всем этим балаганом, сидя на лавочке.       Кенто начинал чувствовать себя стариком, хотя ему было-то всего двадцать семь лет. Жизнь шамана, к сожалению, весьма коротка, и было бы хорошо дожить хотя бы до тридцати. — Чего грустишь, Нанамин? Задумался о бренности бытия? — иногда Годжо был до ужаса проницательным, и это, кстати, тоже раздражало, — Смотри вон как дети радуются. Бегают тут на природе за проклятьем, дышат свежим воздухом. Что может быть лучше? Ну Нанамиин! Не дуйся. Скажи мне лучше что-нибудь на этом своем языке. Датский, кажется? С одной стороны, Кенто всегда мог послать коллегу в задницу, как на датском, так и на японском, но сейчас, сидеть на лавке, в парке, было до противного скучно. — Og hvad siger du? Din nysgerrighed er charmerende, men nogle gange irriterende / И что тебе сказать? Твое любопытство очаровательно, но иногда так раздражает/       Годжо сразу разулыбался, приспустив очки с носа. Повязку он в этот раз снова не надел, и Нанами казалось что в последнее время он этих повязок на старшем шамане почти не видел. Сатору даже придвинулся поближе, почти прижавшись, так что Нанами мог видеть бескрайнее небо в глазах, которые держали в страхе всю ту часть Японии, что знала о существовании проклятий, да и не только ее по сути. — А может ты и меня научишь, м? — мужчина захлопал белыми ресницами, состроив умильное выражение, — Дополнительные языки это всегда полезно. И вообще, я слышал, чтобы идеально выучить язык, надо спать с носителем~ Откуда вообще взялась эта фраза, Нанами не знал. И не хотел знать — Хочешь выучить язык, положи словарь под подушку, — Годжо получил тычок в лоб, и показательно надулся, хотя палец Нанами и остановился перед бесконечностью, — Når du buldrer, ligner du en vred killing / когда ты дуешься, выглядишь как сердитый котенок/ Старший шаман естественно ни слова не понял, и надулся только пуще прежнего. Поэтому Нанами пришлось, и именно что пришлось, встать с места, и купить ему блинчик с нутеллой и взбитыми сливками в ларьке неподалеку. Лучше уж пусть набивает себя сахаром, чем сидит и дует щеки весь вечер. Наблюдая как Сатору поглощает несчастный блин, аки питон в джунглях Амазонки, Нанами невольно поймал себя на том, что улыбается краем губ. Даром что Годжо Сатору был сильнейшим шаманом из живущих, и мог сносить города и леса своими устрашающими техниками, но умение есть по человечески как видимо в спектр его навыков не входило. — На, вытрись, — в карманах у Кенто всегда были дополнительные салфетки, и одну из них он вложил в чужую ладонь, которая оказалась на удивление холодной, — Spise som en lille gris / ешь как маленький поросенок/, — пока Сатору вытирал свои вымазанные в сливках щеки, Нанами снова поймал себя на том что улыбается. И может улыбался бы и дальше, расслабившись, если бы не увидел как на него очень выразительно смотрит Итадори, который судя по всему уже закончил добивать проклятья вместе с одноклассниками. Пришлось резко сделать лицо кирпичом. Ведь нельзя ронять собственный авторитет перед детьми. Юджи конечно оставил ситуацию без комментариев, но весь оставшийся день смотрел на Нанами с намекающим выражением лица. Может конечно ему только показалось, но подросток был для своих лет слишком уж проницательным. Не хватало еще чтобы в дальнейшем к нему присоединились остальные дети. Ибо Юджи был безобиден, как щенок лабрадора, а вот от остальных такого ждать не приходилось. Фушигуро мог вполне себе пройтись едким комментарием, а от Кугисаки вообще непонятно было чего ожидать. Но странности с того момента только лишь усилились. Мемы Годжо теперь присылал куда чаще, и не редко в совершенно непотребные для этого часы, показательно обижаясь, когда Нанами выключал телефон. В кафе они стали ходить тоже чаще, и Кенто сам не заметил, как раз за разом покупал своему семпаю кофе и булочки, так что сотрудница уже косилась на них как на молодую парочку. Мужчина все больше привыкал к присутствию старшего шамана рядом, будь то его болтовня о каких-то сериалах, или последних выходках детей, либо просто хруст очередных сладостей на фоне, пока Нанами читал газету. Больше присутствие Годжо в его жизни не раздражало. Скорее даже умиротворяло.        Прозвища, которые Нанами ему давал на датском, со временем сменились на sol /солнце/ и min glæde / моя радость/, последнее из которых шаман упоминал в основном в не слишком трезвом состоянии в баре, пока Годжо хлопал глазами рядом, потягивая свою безалкогольную мешанину с кучей сиропов, и торчащим из стакана цветастым зонтиком. Внутренне Кенто успокаивал себя тем, что на слух датский понять сложно, а Сатору никогда не хватит терпения чтобы сесть и выучить новый язык, ведь ему все в жизни дается так легко. Поэтому можно было говорить что угодно, не боясь что его раскроют, и ему предъявят. Или того лучше, начнут издеваться. Дети все так же понимающе косились, Шоко даже пару раз задавала вопросы на тему, в перерывах между кружками пива, но Нанами вечно отмалчивался. Он и сам для себя не решил, что это происходит между ними, и как вообще назвать подобное чуство, которое он не испытывал с тех времен, когда Хайбара Ю еще был жив, и ходил по земле. Да и Сатору, с его вечным трауром по Гето, что бросил их всех ради своих идеалов и убеждений, точно не стал бы обращать на него внимание в таком ключе. Не сказать, что Нанами Кенто был трусом, и боялся спросить напрямую, но подсознательно ему не хотелось слышать отказ. Гордость была одной из немногих вещей в жизни, за которую он все еще держался, и совсем уж терять ее не входило в планы мужчины. Вот и в очередной раз, когда Кенто позвал Сатору к себе домой, на кофе с булочками (когда это все превратилось в регулярные мероприятия, Нанами сам не заметил, и не хотел задумываться, чтобы не дискредитировать себя, в своих же глазах), мужчина просто спокойно заваривал кофе и накладывал пресловутые булочки на тарелку, слушая краем уха чужую болтовню. — Тебе в кофе сколько ложек сахара положить, min glæde /моя радость/? — ответа на вопрос не последовало, и Нанами повернулся, вопросительно смотря на старшего шамана, так как вопросы касающиеся сахара всегда были для него крайне важны, — Что-то случилось? — Intet skete / ничего не случилось/, — акцент у Годжо был просто ужасный, но Нанами все равно почуствовал как по его спине течет холодный пот, — Jeg huskede lige en sætning / я просто вспоминал одну фразу/. Кенто нервно усмехнулся, чувствуя как паника подступает к горлу, — Og hvilken sætning huskede du? / И какую фразу ты вспоминал?/, — всегда еще можно было состроить морду тяпкой и заявить что все предыдущее было иллюзиями, инсинуациями, и вообще фразы на другом языке могут звучать по разному в зависимости от кантекста. Но Сатору видимо слушать подобное не собирался, придвинувшись к кохаю вплотную, и поставив руки на столешницу по бокам от него, отгородив любые пути к отступлению. -Jeg kan virkelig godt lide dig Kento / ты мне очень нравишься, Кенто/, — Годжо улыбался как Мона Лиза, смотря на Нанами своими бесконечно голубыми глазами, — Kys mig venligst / поцелуй меня пожалуйста/. Губы у сильнейшего в мире шамана оказались на вкус как вишневые карамельки по десять йен, и Нанами даже поругал бы его за чрезмерное злоупотребление сладким, если бы не был занят в этот момент куда более важным делом.        А язык Годжо все-таки выучил. И даже без словаря под подушкой.