Они до сей поры с времён тех дальних Летят и подают нам голоса, Не потому ль так часто и печально Мы замолкаем, глядя в небеса.
***
Долгожданный выходной наконец-то наступил, пробиваясь вместе с лучами утреннего солнца в окно. Вой муссона был слышен на последнем этаже, всё ближе к чердаку и крыше. Звонкое пение лесных птиц заглушало остальные лесные мелодии. Драко Малфой приоткрыл один глаз и прищурился, словно проверяя, на месте ли его жена. Её каштановые кудри светились из-за утреннего солнца. Драко мягко провел по ним, а затем, не убирая руки, сказал: — Миссис Грейнджер-Малфой, пора вставать. Мы обещали Скорпиусу сходить в парк аттракционов, — усмехнулся мужчина. Он уже откровенно дразнил жену, трепля ту за волосы, чтобы она поскорее повернулась к нему. Послышалось легкое шуршание одеяла, и перед ним появилось сонное лицо Гермионы: — М-м-м-м… А можно сегодня никуда не идти? У нас законный выходной! — театрально надулась она, слегка съёжившись, а затем по-кошачьи потянулась. — Я не против не вылезать из постели и любить тебя всё утро, но мы обещали ему, — усмехнулся Драко, проведя кончиками пальцев по девичьим губам. Он мягко прикоснулся к ним своими, вкладывая в утренний поцелуй всю любовь и нежность, которые хотел бы дарить ей в течение всего дня. Гермиона оторвалась от него, внимательно всматриваясь в родные черты. Провела кончиком большого пальца по щеке, поднимаясь к виску и касаясь волос. — Я безумно тебя люблю, Драко, — после этой фразы, такой привычной и знакомой, сердце по-старому ушло в пятки, а затем вернулось обратно, вызывая кроткую улыбку. Малфой обхватил руками талию девушки, немного приподнял с постели, чтобы она переместилась на другой бок. Спустившись чуть ниже, он начал медленно гладить ее по животу. Гермионе стало щекотно, и она звонко рассмеялась. Драко мог слушать этот яркий смех вечно. Он наслаждался веселым и раскрасневшимся лицом жены, когда та молила его о пощаде сквозь слёзы. А ведь, может, прямо в эту секунду на другом конце земли кто-то родился, кто-то зарегистрировал свой брак, кто-то вышел из комы, а кто-то застрял в лифте. Жизнь каждого человека шла своим чередом, но нельзя было узнать, что будет завтра или через час. Мир непредсказуем и опасен, поэтому Малфой старался ценить каждое мгновение. Старался запомнить черты лица Гермионы в момент веселья. — Я тоже очень люблю тебя, Грейнджер, — прошептал он одними губами. Она накрыла его руки своими, отодвигая от своего тела, чтобы успокоиться. Девушка замерла, сердце защемило от нахлынувших эмоций. Драко смотрел на ее лицо. Она хотела запомнить этот момент навсегда. — Пойдём, пора будить Скорпиуса, — Малфой потянул жену за руку и согнул ноги в коленях на одеяле. Гермиона подвинулась ближе к краю, слезая с кровати. Драко пошёл на кухню, чтобы приготовить завтрак. Они жили в маленькой квартире на окраине Лондона, потому что пережитки прошлого в Малфой-Мэноре и портреты далеких предков семьи не смогли бы обеспечить спокойной жизни молодой паре. Нарцисса с Люциусом жили в поместье, иногда приходили проведать внука. К сожалению, а для кого-то к счастью, Люциусу было некомфортно в узком закрытом пространстве, и он постоянно придумывал отговорки, чтобы не навещать сына. Молодую пару это только радовало. Можно было спокойно провести время с Циссой и не слушать вечных ворчаний Люциуса о том, что Драко не должен жить здесь. Гермиона привела себя в порядок после бурной ночи и, взяв годовалого сына на руки, отправилась на кухню. Она с нескрываемым удовольствием рассматривала широкие плечи и мускулистые руки мужа, который стоял у плиты в одних лишь домашних штанах. Мальчик громко что-то промычал и этим выдал их присутствие. — Скорпиус! — смешно надулась Гермиона, выпятив нижнюю губу, чем вызвала смех сына. Драко повернулся на шум позади, расставил руки в стороны, приготовившись взять сына на руки и расцеловать, и широко улыбался. Они поменялись. Пока Малфой целовал Скорпиуса, Гермиона подошла к плите, чтобы приглядеть за яичницей. Муж готовил её лучше всех. Малыш пытался дотянуться до папиных белых волос, пока Драко рассказывал, как они с мамой его любят. — Ты мой сын. Мой любимый наследник! Я не верю, что все это происходит со мной, — громко говорил он сыну, который вертелся у него на руках. Гермиона разложила еду на две тарелки, быстро сервируя стол, и забрала сына у Драко, чтобы посадить его в детский стульчик. Он сел очень спокойно, без криков, как это бывало обычно, и стал внимательно следить за родителями. Мужчина незаметно подошел сзади и крепко обнял Гермиону за талию, чем слегка испугал её. Она повернулась к нему и подарила ему легкий поцелуй в щеку, пока он наматывал кудряшку на свой палец. Погода испортилась. Тучи закрыли голубое небо, затемняя город. На землю опустился туман. Он спрятал золотую осень, которая прежде радовала глаз своими красками. Всё словно бы затихло в преддверии недобрых вестей. — Ощущение, что сейчас начнётся дождь. В прогнозе этого не было! — возмущался Драко, заглянув в окно, — Оникс летит!.. Почтовый филин постучал клювом по стеклу. Малфой открыл окно и впустил птицу. Он отвернулся, чтобы найти лакомство. Гермиона в это время забрала письмо из лапок. На конверте стояла незнакомая печать. Адресатом был Драко. — Письмо тебе, но можно я вскрою? Впервые вижу такую печать… — задумалась Гермиона, пока крутила конверт в руках. — Открой, — Малфой присел рядом с женой на диван напротив сына. Тот медленно и насторожено ел, больше пачкаясь, чем проглатывая пищу. Девушка разорвала конверт и раскрыла письмо. Закусив губу, она принялась читать убористый текст. Буквально после трёх строчек её начало колотить. Она зажмурилась, отбросила от себя смятый пергамент и испуганно повернулась к Драко. Он настороженно нахмурил брови. — Начался всеобщий призыв. Тебя забирают на фронт, — голос упал и охрип. Слёзы ручьём хлынули из глаз. Взгляд Гермионы метался по лицу мужа. Дрожащие женские руки схватили его ладони. — Я никуда тебя не пущу! Нет, нет, нет! Она уже кричала. Скорпиус Малфой замер на стульчике. Его никто не замечал. Он смотрел на маму, бьющуюся в истерике, и папу, который пытался её успокоить. Он не понимал, что случилось, почему в одно только мгновение атмосфера так изменилась?***
Война между Францией и Великобританией началась недавно. Конфликт назревал уже давно. Поводом стало подставное убийство французского парламентёра, в котором обвиняли правительство Англии. Казалось, что разлад быстро сойдет на «нет», но это оказалось неверным. Никто из граждан Британии не мог и подумать, что борьба затянется на такое продолжительное время. Наёмных сил стало не хватать. Было принято решение провести всеобщую мобилизацию. Всех мужчин в кратчайшие сроки обучали основам и забрасывали на поле боя, не спрашивая об их убеждениях, навыках и желаниях. Никто не знал, сможет ли вернуться. Никто знал, куда он отправится и сколько сможет прожить. Гул подъезжающего поезда совсем не радовал людей. Обычно все его ожидали, мечтая о скором путешествии, но не сейчас. Поезд казался огромной анакондой, от которой никто не мог спастись. Она забирала с собой любимых и нелюбимых, одиноких и тех, кого ждали с фронта. Поезд-змей шипел, стучал, и этот мерный стук раздавался внутри каждого на перроне. Все отсчитывали секунды до неизбежного. Гермиона молча стояла рядом с Драко, держа Скорпиуса на руках. Сил плакать уже не было. Все слёзы пролились вчера. После истерики и бессонной ночи Грейнджер напоминала собой истерзанное осенью дерево: она нервно тряслась и кусала губы, и без того покрытые багровой коркой. Серо-красный поезд затормозил. На платформе стояло много женщин, которые так же провожали своих парней, мужей, отцов и братьев в дальнюю дорогу. В неизвестность. Стук дверей и проводники-офицеры только нагнетали обстановку. Гермиона даже не смотрела на людей в очереди перед ними. Она не могла поднять глаза, ей не хотелось смотреть на состав, который сейчас увезёт ее мужа в порт и который так напоминал собой змею-чудовище. Драко чуждо смотрелся в зеленоватой военной форме. Он твердо подошел к нужному вагону. В окнах купе были видны солдаты, проверяющие вещи. Некоторые из них махали руками своим родным, что стояли напротив и заливались слезами горечи и отчаяния. Драко готовил себя к неизвестности, но понимал, что идёт отстаивать честь родины. Смирился со своей участью. Малфой повернулся и крепко прижал Гермиону вместе со Скорпиусом к себе. Она с силой сжала его рукав. — Я не пущу тебя, Драко. Я не переживу… нет! — слёзы вновь хлынули. Глаза защипало, по вискам начала барабанить боль. Ощущение безысходности накрывало с головой. Родители Драко не смогли проводить его на фронт, потому что отдыхали за границей. Но прислали весточку с напутственными словами, отпечатками поцелуев и вложенными внутрь маленькими портретами. Его забирали на следующий день после того, как пришла повестка. Они бы просто не успели прилететь. Малфой покрывал все лицо Гермионы поцелуями и между ними шептал ей утешительные слова. Хотя сам он не верил ни единому своему слову. — Драко, нет, нет! — она истерично мотала головой, — Я люблю тебя. Всегда помни об этом! — Конечно, Гермиона. Я каждый день буду вспоминать вас со Скорпиусом. Вы — мой смысл жизни. — он наклонился к сыну, поцеловав его в носик. Годовалый малыш тоже плакал, но тихо. Незаметно, словно маленький комочек. Он протянул свои маленькие ручки в непонимании. — Мой милый сын! — мужчина быстро заморгал, чувствуя подступающие слёзы, — Я всегда буду любить вас. До самой смерти. Стальной голос проводницы разрубил жизнь на «до» и «после», людей — на провожатых и призывников. — Быстрее, быстрее. Хватит прощаться. Пора отправляться! — она зашла внутрь, ожидая последних пассажиров. Драко осторожно убрал руку Гермионы со своего предплечья и направился к железному входу. Одной ногой стоя на пороге, а второй оставаясь на платформе, он обернулся в последний раз. Ему хотелось запомнить этот миг навсегда. Каждый день на фронте он будет просыпаться с мыслью о них. О своей семье. Малфой прошёл в купе. Там уже находилось трое солдат, которые раскладывали свои вещи. Драко бросил сумку на пол и, наклонившись к окну, в последний раз помахал ладонью. Гермиона сделала тоже самое, другой рукой прижимая к себе сына. Поезд медленно тронулся, скрывая их из виду. Тоннель закрыл свет. Драко показалось, что это потемнело у него в глазах, что он вот-вот упадёт и больше не встанет. Гермиона вытерла слёзы рукой и поцеловала сына, продолжая стоять на платформе. Толпа редела с каждой секундой. Скорпиус смотрел на хвост поезда, на пустой перрон и чувствовал, что случилось что-то плохое, что с папой и мамой что-то не так. В силу своего возраста он не мог осознать значение слова «война», но ощущал, по-детски искренне понимал, что проблема в нём. Именно эта непонятная «война» забрала у него отца. Ничего уже не будет как прежде, — ощутил всем маленьким тельцем мальчик.***
Гермиона продолжала воспитывать сына одна, дожидаясь окончания войны. От Драко постоянно приходили письма, в которых он сухо рассказывал о ходе войны и с теплом о том, что он безумно любит её и сына и скучает по ним обоим. Девушка читала каждую весточку, прячась по ночам под одеялом, пока Скорпиус спал. Плакала, читая каждую строчку, потом складывала в тумбочку возле кровати — хранила на память. Это продолжалось около двух лет. Конфликт измотал всех, но не прекращался. Но однажды письма перестали приходить. Неизвестность пугала. Что случилось? Всё же хорошо? Всё же в порядке?! Гермиона каждый день выходила к почтовому ящику с надеждой увидеть там военное послание. Но ничего. Даже спустя неделю ящик оставался пуст. В один из дней она забрала Скорпиуса из садика, вернувшись с работы, и нашла письмо у подъезда. Был указан только адрес и имя Гермионы, отправителя не было. Она забрала письмо, зашла в квартиру и осела на пол. Даже забыла снять пальто. Вскрыв конверт, девушка развернула бумагу и пробежалась глазами по строчкам. «Мисс Гермиона Грейнджер, здравствуйте. Мы наслышаны о Вас от нашего военного товарища. За годы войны он поднялся до звания лейтенанта и получил множественные награды за свои заслуги. Нам очень приятно сообщать Вам об этом, мы уже видим улыбку на Вашем лице. Наша казарма, к счастью, больше похоже на общежитие. Сейчас глубокая ночь, а мы с ребятами сидим и строчим вам письмо. Нас зовут Диего, Том и Николас. Мы считаем, что мы уже совсем близки к победе и скоро захватим Францию. Но почему письмо Вам пишет не Драко? Мы так красиво и радужно начали письмо, но нам придётся сообщить Вам горестную новость. Вчерашняя битва на Ницце было губительной для нашей стороны. Среди погибших Драко… Он очень смело шёл в бой, сражался до последнего, каждую ночь засыпал со словами: «Я должен вернуться к семье». Мы не могли ждать и сообщили раньше всех. В конверте Вы найдёте лучшую фотографию мужа и карту с местом смерти Драко. Мы сожалеем вашей утрате. Нам очень не хватает Драко. Он всегда умел разрядить напряжённую обстановку, нам бесконечно помогали его ночные истории и размышления о жизни. Время с ним было замечательным. Мы очень гордимся, что он был нашим другом! С уважением, Николас, Том и Диего» Девушку начала бить дрожь, пока та дочитывала письмо. Она приложила кончики пальцев к губам в немом крике. Хотелось прямо сейчас сорваться и выбежать на улицу, выплеснуть своё горе. Бежать, куда глаза глядят, подальше от этого письма, от этой тщедушной потрепанной карты с меткой. Гермиона встала, стянула с себя пальто и, уставившись в одну точку перед собой, пошла проверить, как там дела у сына. Он было самостоятельным мальчиком и уже с легкостью снимал с себя верхнюю одежду сам. От лица отлила кровь, эмоции словно потерялись где-то в строках письма. Глаза, что до этого горели ярким светом надежды, теперь совсем потухли, оставляя после себя лишь чёрные горошинки. Сын с непониманием посматривал на маму, что до этого, замерев, читала страшные вести, а теперь вздёрнулась и металась по прихожей, как ночной мотылёк у них под потолком. — Нет, нет. Этого просто не может быть. Все это ложь! — она говорила торопливо, резко, изо всех сил стараясь убедить себя в том, что весть о смерти Драко — ложь, розыгрыш, страшный сон. — Мамочка, что случилось? Мам?.. — малыш робко протянул руки для объятий, просто не зная другого способа, чтобы поддержать мать. — Пожалуйста, пусть все это будет ужасным кошмаром. Драко должен вернуться домой! — Гермиона говорила сама с собой, совсем забыв о сыне, неловко стоявшем напротив неё. — Мам… Папа что, больше никогда не придёт? Как же так?..— в мягком детском голосе слышались истерика и непонимание. — Мой милый, — она опустилась на корточки и провела ладонью по белым волосам мальчика, — наш папа теперь на небесах, в Райском месте. А может, теперь он белая птица, что осветит нам жизненный путь. Она крепко обняла сына, стараясь унять дрожь. Состояние шока медленно сходило и заменилось осознанием потери. В душе всё сильнее и сильнее разрасталась дыра в том месте, где раньше была надежда. Никто не сможет вернуться с этой Войны.***
Это небо вместо сцены, здесь все вверх ногами. И эти звёзды в темноте — тобой зажженный фонарик…
Этой ночью Скорпиус не мог заснуть. Он старался увлечь себя счетом овец и произношением алфавита в прямом и обратном порядке. Ничего не получалось. Его мама уехала в отпуск вместе с тетей Джинни, чтобы отдохнуть от рабочих будней и суеты. Ему с непривычки было страшно оставаться одному. Беспокойство не давало ему уснуть, и он то и дело распахивал глаза, ворочался и порывался встать. Наконец он не выдержал и встал с кровати. Подойдя к окну, Скорпиус отдёрнул шторы. Темно-синее небо освящала полная луна. Ночь была совсем белой. Звёзды были настолько яркими, что можно было легко сложить созвездие большой медведицы. Вдалеке послышался крик. Он был по-птичьи противным, истошным, похожим на военный клич. В вышине летела стая кристально-белых журавлей. Этими истошными криками они словно бы общались, оплакивали что-то, вспоминали. Последний отбился от стаи. Он вертел маленькой головой и осматривался по сторонам, держась на лету. Скорпиус замер, рассматривая журавля. Ему казалось, что тот смотрел в его сторону. Звал его. Лунные свет окружал всю стаю. Они светились этой ясной ночью. Птицы летели, кричали, но один продолжал оставаться позади. Быть может, он хотел хотя бы ненадолго остаться? Мальчик смотрел в окно и плакал, не сдерживая себя. В голове вспыхнули слова матери. Он протянул руку и положил её на стекло, будто бы пытаясь коснуться белой журавлиной шеи. — Отец… Я скучаю по тебе… очень скучаю.