Midnight grey

Дрим просыпается с размытым взглядом, неловка ища свой телефон несколько секунд, прежде чем обнаруживает его зажатым между подушкой и стеной. Он морщит лицо, когда включает его, и на него нападает внезапная яркость устройства. В его комнате сумрачно, солнце за окном уже ползет обратно на небе, лучи становятся золотыми, а свет смягчается по мере приближении ночи. У него есть несколько уведомлений, в основном новые сообщения от Карла, потому что кроме как ему он никому не пишет. Карл Дрим ты проснулся? Сегодня, в 8 вечера у меня. Я хочу, чтобы ты познакомился с моими друзьями, поэтому ты не можешь отказаться. Тина и Кью тоже там будут. Дрим нервно заерзал на матрасе, на котором лежит. Он все ещё сонный и немного дезориентирован после того, как проснулся. Его тело болит от того, что он сегодня не двигался, и его пальцы начинают рассеяно ковырять простыни под ним, пока он отчаянно пытается удержаться от падения в очередную бездну чрезмерного размышления и беспокойства. Раздражение вызывает зуд. Это не первый раз, когда Карл говорит ему о тусовке всего за несколько часов. Дрим знает, что Карл полностью осознает, что он делает, и часть его благодарна, потому что спонтанный вопрос, есть ли у него время для тусовки, означает, что у него меньше времени на размышление, а меньше времени на размышление означает, что он с меньшей вероятностью отменит свои планы в острой панике. Тем не менее, Дрим не может не чувствовать себя в ловушке. Желание сказать Карлу, что не придет начинает все больше его подавлять. Дрим Ок Он отправляет это до того, как успевает передумать. В последнее время всё снова стало плохо, и он знает, что Карл тоже это заметил. Он не хочет, чтобы тот волновался, и перспектива снова увидеть своих друзей, после нескольких дней не вставания с кровати, кажется даже приятной. Он хрустит пальцами, пытаясь ослабить напряжение в костях, но прежде чем сомнения начинают одолевать его неустойчивый мозг, он получает новое уведомление. Карл LET'S GOOOO Не могу дождаться, когда ты познакомишься с моими друзьями. От этого его нога начинает беспокойно подпрыгивать вверх и вниз, мысль о встрече с новыми людьми не кажется привлекательной. Однако это сделает Карла счастливым, и Дрим цепляется за это знание. Это единственное, что он может сделать, чтобы поток беспокойства не захлестнул его. Это не чуждое чувство, и с годами Дрим привык к нему. Он умеет отодвинуть ее с помощью блаженного неведения и сладкого промедления. У него еще есть несколько часов, чтобы провести его впустую, поэтому он какое-то время просматривает Твиттер, почти не замечая никаких сообщений, прежде чем перейти на YouTube и нажать на первое видео, которое кажется несколько интересным. Это все еще скучно, и внимание Дрима продолжает незаметно смещаться, в результате чего ему приходится несколько раз воспроизводить начало видео. Разочарование бурлит внутри него, но ему больше нечего делать, поэтому он остается на YouTube, заставляя себя смотреть то, что ему неинтересно. Этот день такой же, как и другие : ничего нового, ничего особенного. Он точно не помнит, когда все снова стало плохо, но внезапно дни стали размываться и "сегодняшний день" не был важен, ведь он был просто повторением завтрашнего. Каждый день просыпаясь, он чувствовал себя уставшим, брал телефон и листал соц сети несколько часов. Он даже не пытается подняться и сделать себе еды, лишь только мысль о движении, заставляет его натянуть одеяло с головой и провалиться в бездну беспамятства снова. Он может слышать птиц за окном, машины, которые катаются вверх и вниз по улице. Мысль, осознание, что мир продолжает крутится вокруг него, что люди занимаются своими делами, пока он лежит в своей кровати - ничего не делая, кроме как пытаясь остановить блуждание своего разума, перенапрягая себя до такой степени, что трудно формировать любую связную мысль - заставляет экзистенциальный ужас скапливаться в его желудке, где он остается беспокойным и некомфортным грузом. Руки Дрима сжимают простыни. Он не знает, что он чувствует. Уже давно перестал пытаться разобраться в беспорядке эмоций, что горько ноют в его сердце и оставляют тупую, но постоянную боль в груди. Во всяком случае, в большинстве случаев это всегда смешано и смазано. Он не хочет вставать с кровати сегодня, он не хочет выходить на улицу и видеть других людей. Это кажется почти невозможным; все его тело кажется тяжелым, и он не знает, удастся ли ему добраться до квартиры Карла до того, как это всё кончится очередной панической атакой. Но он знает, что должен ради своего же психического здоровья и рассудка Карла. Он не может оставаться здесь вечно. И это не значит, что ему не нравится тусоваться с друзьями. Как только он будет с ними, он начнет наслаждаться своей компанией, пока его социальная батарейка не сядет и он действительно получит удовольствие. Просто все вокруг напрягает его : чрезмерное обдумывание, тревога, неуверенность и сомнения. За час перед встречей, Дрим наконец встает с кровати и тащится в ванную. Он пытается игнорировать тьму, затянувшуюся в коридоре, когда выходит из своей комнаты, пытается притвориться, что тишина не душит его. Он не сожалеет о том, что уехал из родительского дома, и не сожалеет о том, что сказал Карлу, что все в порядке, если он переедет к своему парню. Но в плохие дни он не может остановить нескончаемое одиночество, терзающее его сердце. Дом слишком большой, слишком пустой для одного человека, но поиск дома поменьше - может квартиры в центре горда - занимает слишком много времени и сил. Он обдумывал идею завести нового соседа по комнате уже довольно давно, с тех пор как Карл ушел, но на самом деле это не кажется таким уж привлекательным, учитывая, как он ненавидит общение с людьми, не говоря уже о тех, кого он не знает. Он просто слишком неловок, слишком встревожен; он не может произнести ни слова, ни чувствуя, что будто он наблюдает за своим телом, пока за него говорит какой-то незнакомец. Когда встает под душ, то вода горячая. Дрим поднимает душ все выше, пока он не обжигает кожу и не перекрашивает её в красный цвет. Он откидывает голову назад, позволяя воде течь по его телу. Немного шампуня льется с волос в глаза, когда он проводит по прядям рукой, и они начинает щипать, заставляя зажмурить глаза. Он фыркает, качая головой, и смотрит как вода смывает шампунь и грязь в канализацию, пока он не становится чистым. Выйдя из душа, он закусывает губу, прохладный воздух касается его голой кожи, от чего по коже бегут мурашки. Он осторожно оборачивает полотенце вокруг талии и шаркает обратно в свою спальню, где оказывается перед шкафом, нерешительно покусывая внутреннюю сторону щеки. В голове, как всегда, суматоха. Сочетание тревожных мыслей, побуждающих его уделить время своему внешнему виду и одежде, страха осуждения со стороны других и одновременно нехватки энергии, чтобы заботиться о том, как другие могут его воспринять, достаточно, чтобы вызвать у него головную боль. В конце концов, он натягивает брюки-карго и черную толстовку с капюшоном, его волосы все еще мокрые, когда он выходит из комнаты и выходит в коридор. Ему кажется, что он идет по воде, как будто вода просачивается в его одежду, вес, который тянет вниз его конечности. Он уже измотан, когда наконец добирается до входной двери и запихивает ключи и телефон в карман худи, прежде чем натянуть черную маску на рот. На улице темно, воздух свежий. Ветер достаточно резкий и ледяной, чтобы заставить Дрима дрожать, но он не удосужился взять с собой пальто. Иногда он не может не надеяться, что простудится, потому что тогда у него хотя бы будет предлог чувствовать себя паршиво. Его ноги глухо стучат по асфальту, когда он переходит улицу, чтобы добраться до квартиры Карла, всего в нескольких кварталах от него. Ночь пахнет воспоминанием, которое слишком далеко ушло, чтобы он мог его вспомнить, и он лениво задается вопросом, может ли кто-то испытывать ностальгию по скучной осенней ночи. Нет ничего особенного в коричневых листьях, покрывающих тротуары, и в том, как его дыхание образует небольшие облака перед его лицом, но почему-то этого достаточно, чтобы боль расцвела в его груди. Он не знает почему, не знает, откуда берется боль, но он поднимает руку и кладет её на мягкую ткань своего худи, тем не менее, нажимает на грудь, чтобы встретить болезненное желание с жесткой силой. На мгновение образы заполняют его разум; велосипедные туры и дни, проведенные на озере, когда лето только начало перетекать в осень; светлячки и холодные ночи под темным небом, и тошнотворный смех, глупые драки. Дрим едва помнит падение перед их отъездом. С годами воспоминания стали туманными, и Дрим не может заставить себя рыться в пыльных коллекциях фотографий. Это слишком больно – даже сейчас, пять лет спустя. Он застрял в своих мыслях до конца пути, и когда он моргает, он уже стоит перед целью. Прежде чем войти в дом, он достает телефон, проверяет время на часах, потом время, которое ему прислал Карл, потом проверяет еще раз, раз, два, три. Осознание, что он в нужном месте и в нужное время, успокаивает его тревогу настолько, что его руки перестают трястись, но сердце продолжает биться в груди, слишком громко, слишком быстро. Наконец, после того, как ему кажется, вечности простоя в прохладной ночи, он звонит в дверь. Бумага, на которой Карл написал свою фамилию и приклеена к пуговице несколько месяцев назад, была стерта ветром и дождем со временем, потрепана и изношена, и сейчас едва висит на каменном кирпиче. Через несколько секунд дверь жужжит и открывается. В подъезде так же морозно, как и снаружи, и свет нарушен, только тусклое мерцание с улицы пробивается сквозь маленькие запотевшие окошки. Карл живет на четвертом этаже, и Дрим уже запыхался к тому времени, когда добирается до последней ступеньки. На мгновение он останавливается и напоминает своим легким, как втягивать спертый лестничный воздух вокруг него. — Дрим! Скрип двери, затем голоса и шаги, и у Дрима как раз хватает времени на реакцию, чтобы раскрыть объятия и попытаться смягчить удар, прежде чем Карл бросится на него. Он слегка напрягается, тело пытается бороться с желанием поддаться ласковым объятиям, но прошло слишком много времени с тех пор, как он в последний раз чувствовал чье-то тепло и жаждал. Ему не нужно много времени, чтобы утонуть в своем друге. Он чувствует запах шампуня Карла и чистой одежды. Толстовка Карла теплая и мягкая между его пальцами, и он чувствует низкое урчание смеха, когда он прижимается к груди Карла. Когда его друг отстраняется, ему приходится физически сдерживать себя, чтобы не запротестовать, закусить губу и сдержать смущающий румянец. До знакомства с Карлом он всегда сторонился людей и старался по возможности избегать прикосновений. Только после осторожных уговоров и нежных понуканий Карла, растянувшихся на месяцы, Дрим понял, как сильно ему нужны прикосновения, крепкие объятия или рука, обнимающая его. — Я рад, что ты смог прийти, даже если это было очень спонтанно. Мы не виделись слишком давно. — Карл сияет, глаза блестят из-под его челки. Его волосы стали длиннее с тех пор, как они в последний раз виделись. — Я знаю, — Слова оставляют горькое послевкусие. — Извиняюсь. — Не надо. — спешит сказать Карл, голос все еще наполнен весельем, но теперь слова тянутся вниз с некоторой тяжестью. Он не знает, что бы он делал без Карла. Он держит его в здравом уме там, где он не может сделать это сам, не дает ему потеряться в запутанном лабиринте эмоций и не дает ему скатиться с края отчаяния в действительно плохие ночи. — Входи. Тина уже здесь. Спустившись с лестницы в квартиру Карла, Дрима обдало теплым воздухом и громкой болтовней. Квакити и Тина в гостиной, полупустые пивные бутылки валяются на журнальном столике, а на заднем плане по телевизору идет какое-то анимационное шоу. — Дрим! Иди сюда. — Тина замечает его первой, взволнованно указывая на свободное место рядом с собой. Дрим улыбается, садясь на диванную подушку. — Привет, Тина. Привет, Квакити. Легко забыть, как сильно он скучал по этому – скучал по своим друзьям, по простому общению и смеху вместе с ними – когда он один в своем доме, а навязчивые и тревожные мысли разъедают его. Чем больше времени проходит, тем больше напряжения покидает его тело, и он медленно погружается все глубже и глубже в диван. Он знает своих друзей уже целых три года, и, несмотря на то, что его группа друзей довольно мала, он ничего не изменит. Сначала было странно, как сильно они заботятся о нем. Они никогда не задают вопросов, никогда не давят, когда у него плохой день, просто проверяют и убеждаются, что он знает, что они рядом, когда Дриму нужно протянуть руку. Когда они тусуются и его социальная батарея разряжается, они не заставляют его принимать участие в их разговорах и не дают ему времени на восстановление. Это было бы мило, если бы его сердце не сжалось от чувства вины, зная, что им приходится мириться со всеми его недостатками. — Дрим? Дрим поднимает голову от того места, где последние несколько минут ковырял свои кутикулы, лишь вполсилы слушая, как Квакити и Тина рассказывают о каких-то кулинарных рецептах. Он мычит, обращая внимание на Карла. — Двое моих друзей будут здесь в любую секунду. Я не думаю, что ты их знаешь, один из них только что переехал сюда из Англии, а другой приехал из Техаса. Решил предупредить тебя, прежде чем они просто появятся. — О. — это все, что говорит Дрим. Он не любит знакомиться с новыми людьми, это вызывает у него тревогу. Страх быть осужденным, нервозность произвести хорошее впечатление, общение в целом; все это сливается в одно большое тошнотворное ощущение, от которого у него скручивает желудок и учащается дыхание. — Не волнуйся, — торопливо добавляет Карл, — они очень милые! Я уверен, они тебе понравятся. Они тоже стримеры. Я познакомился с ними на сервере в майнкрафт через друзей. Они думали о том, чтобы переехать сюда уже довольно давно, в основном потому, что это принесет пользу нашей работе, в реальной жизни, понимаешь. И… — Карла прерывает звон дверного звонка, и он бросает на Дрима извиняющийся взгляд через плечо и встает. Он напрягает уши, чтобы услышать тихие шаги, приближающиеся к двери. Дрим чувствует запах духов Тины и пива рядом с ним; это сладкий, со вкусом лимона, который так любит Карл. Он едва слышит голоса снаружи в коридоре, тихие звуки, доносящиеся из телевизора, достаточно громкие, чтобы заглушить все, что не происходит в гостиной. Но Дриму не приходится долго ждать, и он не знает, ненавидит ли он то короткое время, которое у него есть, чтобы морально подготовиться, чем нервное ожидание. Дрим переводит взгляд вниз, сосредотачиваясь на ослабленной веревке на краю ковра, когда Карл снова входит в комнату, на этот раз с еще двумя парами шагов позади него. По-видимому, они находятся в середине разговора, когда входят в гостиную, потому что за хихиканьем Карла следует мягкий, но твердый голос с богатым британским акцентом. В чужом голосе есть что-то знакомое, и он царапает что-то глубоко запрятанное в его сознании, но Дрим не может определить, что именно. —... И тут Сапнап просто сбросил вызов. Ты можешь в это поверить? Частично любопытство заставляет его, наконец, посмотреть вверх, но и тоже имя — Сапнап — в сочетании с этим странно знакомым голосом и … ох. Его глаза ловят каштановые спутанные волосы и пронзительные темные глаза, и мир вокруг него затихает. Обычно он лучше держит себя в руках, обычно он лучше держит рот на замке, но внезапно его язык развязывается, и имя вылетает из его рта прежде, чем он успевает его остановить. — Джордж? Ему кажется, что его ноги пустили корни, удерживая его на месте, когда мужчина с каштановыми волосами поворачивается к нему, темные глаза скользят по его лицу, с любопытством оценивая его внешний вид. Он, должно быть, выглядит как беспорядок, с растрепанными волосами и повсюду, одетый в спортивные штаны и мятую толстовку с капюшоном. Застенчиво он позволяет своим плечам еще немного ссутулиться, внезапно осознавая каждый дюйм обнаженной кожи. Инстинктивно его рука тянется к маске, чтобы убедиться, что она все еще на месте. Мужчина, стоящий рядом с Карлом, ничего не говорит, его глаза слегка сузились, и Дрим тяжело сглатывает, но это он, несомненно, Джордж; его лучший друг, который не спал с ним до поздней ночи, играя в Minecraft, пока не вставало солнце, и их родители не находили их спящими перед своими компьютерами. — Я э-э… я… ты… — Он был таким красноречивым, ловким в словах и острым на язык; он не помнит, было ли заикание вызвано его калечащим психическим здоровьем или это было просто неудачное развитие, из-за которого слова путались или застревали в петле, повторяясь снова и снова, как сломанный проигрыватель, прежде чем он смог вытолкнуть их или его рот. Это раздражает, как нервозность может лишить его способности не путать слова. — Вы двое знаете друг друга? — Глаза Карла широко раскрыты, рот приоткрыт от молчаливого удивления и полного шока. И тут раздается второй чужой, но знакомый голос. Он немного грубее, чем у Джорджа, и слабый оттенок техасского акцента в его словах: — Нет, этого не может быть… Дрим? Да, хочет он сказать, это я. Это твой лучший друг. Ты еще помнишь меня? Или меня одного преследуют мысли о том, что если, и прошлое, которого давно нет? Он хочет спросить, чувствуют ли они все еще острую боль в груди, угрызения совести и боль в глубине души, когда они думают о возможностях и возможном будущем, которые они упустили из своих пальцев пять лет назад. Но он ничего не говорит. Во рту пересохло, в груди тесно, а в комнате все еще слишком жарко. Он боится, он понимает. Чего он не знает. Может быть, он боится, что Сапнап и Джордж изменились. Или что он изменился, если уж на то пошло. Что они не будут ладить, как раньше. Столько времени было потрачено на тоску, вращение фантазий и надежду на то, что его лучшие друзья вернутся, чтобы они воссоединились и продолжили, как будто ничего не произошло; чтобы они бездельничали, смеялись, дрались и мирились на следующем дыхании; делать всякие глупости, пока взрослые вокруг них не раздражаются и не злятся на них. Но это было не пять лет назад, и они уже не дети. И это видно. Черты лица Сапнапа стали более грубыми, на лице остались следы бороды, челюсть стала более четкой, а волосы как-то потемнели. У Джорджа все те же пушистые каштановые волосы, острые глаза и высокие скулы. Он похож на самого себя в молодости, только старше, более зрелый. И Дриму больно осознавать, что это его вина, что его не было рядом, чтобы увидеть, как они вырастают из своих детских лиц. — Вот дерьмо, — резко выдыхает Сапнап. — Это правда ты? Дрим медленно встает, не сводя глаз с двух мужчин, которых он знал как свои пять пальцев. Он чувствует на себе взгляды своего друга, Тины, Квакити, Карла. Он чувствует, как их замешательство и любопытство режут ему кожу, вызывая зуд, но сейчас он не может сосредоточиться на этом. В голове кружится смесь старых воспоминаний. Серьезность ситуации требует времени, чтобы осознать его. Он чувствует головокружение, которое перехватывает дыхание. — Бля, ты высокий. — Абсурдно, сюрреалистично стоять перед друзьями своего детства после всего того, что прошло, но Дрим не может не смеяться над комментарием Сапнапа. Это кажется таким неуместным, но помогает сменить атмосферу с напряженной на более спокойную. Сапнап снова открывает рот, словно хочет еще что-то сказать, но Карл перебивает его. — Кто-нибудь, пожалуйста, скажите мне, что происходит? Откуда вы, ребята, знаете друг друга? — Мы были друзьями детства. — Не похоже, что это действительно подходит. Слов недостаточно, чтобы описать их тесную связь, все дни, проведенные вместе за бедра, и все ночи, проведенные вместе по телефону, помехи от звонка и их голоса — единственное, что наполняет тишину. Дрим вспоминает один день, когда их троих наказали за глупый трюк, который они проделали в школе, заперли в домах и запретили видеться или разговаривать друг с другом на все выходные. Той ночью Дрим и Сапнап вылезли из окон, спустились на крыльцо и побежали по улице к дому Джорджа. Под покровом темноты они потянулись на подоконник своего друга и в его комнату. С приглушенными голосами и тихим хихиканьем они сели на ковер перед кроватью Джорджа. Они не спали всю ночь, пока родители Джорджа не нашли их и не отправили Сапнапа и Дрима домой с разочарованными голосами. Неважно, как часто их родители пытались разлучить их, они каким-то образом всегда снова находили друг друга. Некоторые вещи никогда не меняются, считает Дрим. Они садятся, Дрим возвращается на диван, а Сапнап и Джордж на пол прямо перед телевизором, прежде чем Сапнап начинает отвечать на запутанные вопросы, которые им задают Карл, Тина и Шарлатан. Они выглядят как старшеклассники, жаждущие узнать о последних сплетнях, и Дрим закатывает глаза своим друзьям. — Мы были друзьями детства, — повторяет Сапнап, на долю секунды переводя взгляд на Дрима. — Наши родители знали друг друга. Тогда мы были… неразлучны. — Он делает паузу, мягкий смешок срывается с его губ, и сердце Дрима сжимается и одновременно согревается, потому что он может заметить нежный блеск в глазах Сапнапа и, может быть, только может быть, думает Дрим, он не единственный, кто все еще скорбит об их потерянной дружба. — Были друзьями? Так вы потеряли связь, или что? — Квакити слегка наклоняется вперед. Пиво выплескивается на бутылку в его руке от движения. Пальцы Дрима впиваются в его ладонь, отчаянно пытаясь удержаться на земле, несмотря на то, что он знает, что вот-вот произойдет. Есть воспоминание о том, как он, будучи моложе, стоял в аэропорту со спертым воздухом и наполнен какофонией голосов слишком большого количества людей, теснившихся в зале. Он помнит, как в тот день попрощался с двумя своими лучшими друзьями, обещание поддерживать связь с помощью текстовых сообщений и телефонных звонков не давало ему сломаться и бежать за ними, когда они садились в свои самолеты. Все началось со звонков, которые становились все реже с каждым днем, извинений, что слишком занят школьными делами, слишком устал от долгого дня, и, в конце концов, Дрим не может сказать, кто начал это первым — нет, это неверно. Он точно знает, кто виноват. Он хотел бы, чтобы процесс был медленным, растянутым на месяцы, как карамель, сука, чтобы прожевать, но, по крайней мере, это сладко, компенсируя отвратительную консистенцию. Но, в конце концов, это было быстро и жестоко, и Дрим даже не верил, что люди могут так легко ускользнуть из чьей-то жизни, пока это не случилось с ним. И он даже не может злиться на них, потому что это была его вина. Он был тем, кто медленно погружался в депрессивное состояние, умственно слишком истощенный, чтобы отвечать на текстовые сообщения и осознавать, что если бы он просто продолжал отвечать на них, если бы он просто выстоял и не был эгоистичным хоть раз, то они бы дружили и по сей день. Это поглощает его каждый день и каждую ночь, когда его разум снова падает по спирали, и он не может удержаться от чрезмерного обдумывания. Это его самое большое сожаление, что он позволил своим лучшим друзьям ускользнуть, не пытаясь удержать их. — Мои родители решили вернуться в Англию. А родители Сапнапа переехали в Техас из-за работы. — Акцент Джорджа стал сильнее, отмечает Дрим. Раньше он был едва слышен, воздействие Америки вытеснял его британский акцент. — Да, я думаю, мы просто… потеряли связь со временем. Так часто бывает, верно? Сон опускает голову – сожаление или стыд, он не знает. Он чувствует, как Сапнап и Джордж смотрят на него, и их взгляды обжигают его кожу. Он хочет извиниться, но его язык слишком тяжелый, чтобы его можно было пошевелить. — Не могу поверить, что мы все дружим с Карлом. Мы были так близко друг к другу все это время и не замечали. Каковы вообще шансы снова так встретиться. — смеется Сапнап. Карл приподнимается, хихикая. — Но это хорошо, не так ли? Я возьму еще пива. Вы трое должны поговорить, воссоединиться и все такое! Когда Карл выходит из комнаты, Дрим теряется. Он хочет обратиться к Тине, но она уже разговаривает с Квакити. Он нервно поглядывает туда, где сидят Сапнап и Джордж, но обнаруживает, что они уже смотрят на него со странными выражениями. — Эй, — выдыхает он. Его голос звучит странно даже для его собственных ушей. — Привет. — Давно не виделись, — слабо шутит Сапнап, уголки его рта дергаются в хрипловатой улыбке. — Вы двое оставались на связи? — На самом деле это не вопрос, скорее заявление, которое звучит слишком горько, чем должно было звучать. Дрим внутренне морщится, но двое других, похоже, этого не замечают. Сапнап пожимает плечами: — Да. Когда Карл возвращается в комнату и протягивает Джорджу и Сапнапу по бутылке, Дрим тоже протягивает руку. Он не пьет, и Карл это знает, но не комментирует это, и Дрим благодарен за это. Коричневое стекло прохладно для кончиков пальцев, и запаха уже достаточно, чтобы оттолкнуть его, но воздух густой и тяжелый от напряжения и неловкости, и Дрим боится задохнуться от него. Наличие чего-то в его руках, с чем он может ерзать, немного его успокаивает. — Итак, — говорит он, потому что не знает, как еще нарушить неловкое молчание. — Вы двое знаете Карла через всю эту стриминговую историю? Джордж мычит, делает глоток пива и опирается на одну руку. — Общие друзья познакомили нас друг с другом. Вы не стримите, не так ли? —Нет. — Черт, нет. Несмотря на то, что Карл несколько раз спрашивал его, хочет ли он присоединиться к его потоку, он всегда отказывался. Смотреть на него тысячами глаз, следить за всем, что он говорит и делает, звучит ужасно. Он не знает, как Карл это делает. — Я зарабатываю деньги программированием. — Кодинг? — Сапнап оживляется. — Ты все еще делаешь это? Это так круто. Чувак, помнишь, однажды ты взломал ноутбук нашего учителя химии? Дрим не может сдержать улыбку на его лице. Ночь продолжается, и где-то между Тиной, которая должна уйти рано, и вторым пивом Джорджа, их разговор медленно тает от чего-то неловкого до довольно приятного. Сапнап и Джордж всегда легко разговаривали. Они говорят о своей работе, об Англии и Техасе, и Дрим даже не понимает, что теряет счет времени, пока Карл не толкает его в плечо и не указывает на часы. Его друг выглядит усталым, но счастливым, и когда он осторожно выталкивает Дрима за дверь, тот улыбается ему и шепчет: — Я же говорил, что они тебе понравятся. Дрим закатывает глаза, но посылает Карлу свою маленькую улыбку, когда поворачивается. Он уже на лестнице, когда кто-то зовет его по имени. — Дрим, — Сапнап стоит у дверей, заправляя теплое зимнее пальто. — Да? — Было приятно снова увидеть тебя. Дрим замедляет свой путь домой, уже боясь пустого дома. Тусклый свет уличных фонарей почти не рассеивает тьму, и стало еще холоднее, чем раньше. Но на этот раз — несмотря на то, что он уже чувствует пустоту, которая всегда прижимается к его сердцу после общения с несколькими людьми одновременно — он чувствует себя легким и теплым.