Почему ты меня любишь?

      Оглядываясь в просторной квартире, Джин со свойственной ей легкой улыбкой отмечает, какой элегантный у Патрика интерьер. «Великолепный вид» — произносит она, завороженно выглядывая из окна многоэтажного дома.       — Джин, будешь сорбет? — состроив брови домиком, спрашивает Бэйтман и на секунду задерживает взгляд на отрубленной голове в пакете, находящемся на верхней полке холодильника. Ухмыльнувшись, он взял сорбет, предварительно схватив ложку.       — С удовольствием. — Скромно улыбается Джин и благодарит Патрика, забирая ложку и стаканчик с угощением. Бэйтман скользит взглядом по оголенному плечу секретарши, мимолетно разглядывая на нëм россыпь родинок.       Патрик деликатно отказывается, когда Джин предлагает ему кусочек сладости. Всë внутри на секунду запылало и затрепыхало огнем, когда она произнесла: «Тебе не нужно следить за весом, ты ведь шутишь?». Что эта простушка понимает в окружающей реальности, где ты обязан выглядеть безупречно - иначе, тебя никто не заметит, ведь всегда можно быть тоньше, что и отвечает Бэйтман.       Неторопливо переговариваясь, Патрик уходит к столешнице, выдвигая ящик. Сверкающие лезвия ножей приятно отражают всю тьму, рвущуюся прямо сейчас наружу из Патрика. Бедная, бедная Джин, что же с тобой станется в этот прекрасный вечер?       — Что ты на самом деле хочешь делать в жизни? — как бы невзначай бросает Бэйтман, на пробу касаясь острия одного из столовых приборов. — И не говори, что тебе нравится работать с детьми, ладно?       Конечно, именно речи про детей и ожидал Патрик, ведь мало кто слышит его просьбы, а еще меньшее количество окружающих их выполняют. Джин, конечно же, не исключение, думает он, прислушиваясь к тому, что скажет секретарша.       — Я бы хотела путешествовать, может, вернуться в школу. Честно говоря, без понятия, у меня сейчас так много путей открылось, так что даже не знаю… Всë так неопределенно.       Патрик внимательно вслушивается, касаясь лезвия тесака. Тоже не то.       — У тебя есть дружок? — Поворачивается к ней Бэйтман и пальцем указывает на Джин. Девушка сразу отводит взгляд, тыкая в стаканчик с сорбетом ложкой. Что-то в этом жесте насторожило Патрика, но он до конца не понимал, что именно.       — Не то чтобы…       — Интересно. — безынтонационно говорит Патрик после секундного молчания. Кажется, Джин это заметила, но никак не отреагировала. На ответный вопрос от девушки он только с напряженной улыбкой говорит «возможно» и хмурится.       — Не знаю. Не то чтобы… — передразнивает фразу Джин Патрик, и она улыбается на это, снова отвлекаясь на стаканчик.       — Ты чувствуешь реализованность? Я имею в виду твою жизнь. — Хмурится Патрик и заглядывает в шкаф с инвентарем, хватаясь за скотч. Джин это не понравится, мимолетно думает он.       — Я думаю да, слишком долго я была только на работе и сосредоточена. Сейчас мне приходит в голову мысль, что, чтобы измениться, надо развиваться, расти.       — Расти, — Задумчиво повторяет Патрик с натянутой улыбкой, тем временем выглядывая из-за дверцы шкафа, смотря прямо на Джин. Чуть поблескивающие светлые волосы в освещении квартиры Бэйтмана умудрялись выглядеть тускло и безжизненно, контрастируя с тем, о чем говорит сама Джин. — Рад это слышать…       Несмотря на это, Патрик всë равно вытаскивает скотч, покручивает его в руках и поглаживает пальцами.       — Ты знаешь, что первую собаку Теда Банди звали Лесси? — Странно смеется Патрик, брови его подскакивают вверх, обозначая появившиеся морщины на лбу. Джин улыбается и отводит взгляд, раздумывая, а потом спрашивает, сразу после засовывая ложку с сорбетом в рот.       — Кто такой Тед Банди?       «Что? Она не знает, кто это? Как наивно и просто…» Пролетает у Патрика в голове и он тут же хмурится, разворачиваясь спиной к Джин.       — Проехали.       — Что это? — Кивает Джин на изоленту в руках Патрика, чуть наклоняясь вперед и щуря карие глаза. Прекрасная, легкая Джин с наивными помыслами и простыми желаниями.       — Изолента. — буркнул Патрик и снова вернулся к шкафу, убирая обратно клейкую ленту. Джин больше не возвращается к этой теме, заглядывая в полупустой стаканчик.       — Патрик… Ты когда-нибудь хотел сделать кого-нибудь счастливым? — снова тихо заговаривает Джин и чуть не кладет сраную ложку и ебанный стаканчик прямо на идеально отполированный стеклянный столик.       — Что?.. — отвлекается на вопрос Бэйтман, но сразу же повышает голос. — Нет! Поставь на картонку!       — Извини… — Джин виновато касается пылающих от стыда щек и складывает руки вместе, поглядывая то на стаканчик, то на Патрика.       — Так что ты говорила? — со странной ухмылкой переспрашивает Патрик и возвращается к дивану, на котором сидит секретарша.       — Ты когда-нибудь хотел осчастливить кого-либо? — дрожащим голосом переспрашивает Джин. Кажется, происходящее вокруг, вкупе с подозрительным поведением Патрика всë больше напрягают девушку. Но она остается. «Почему?» — задаëтся вопросом мужчина. Неужели она настолько глупа, что останется тут до самого конца?       — Ты имеешь в виду серьезные отношения с кем-то конкретно? — Заходит за спину Джин Бэйтман и поднимает руку с тяжелым гвоздезабивателем на уровень затылка секретарши. Девушка хмыкает, заметив отражение силуэта Патрика в прозрачном бокале. Он несколько раз силится нажать на спусковой крючок, но просто не может.       Светлая, добрая Джин. Она не такая, как всë его окружение. Придурки, которые зачастую даже не могут отличить его от остальных. Она единственная, кто заботится о самочувствии Патрика, словно знает о нем то, чего он не знает сам.       Трель телефонного звонка разрезает установившуюся между ними тишину. Джин поворачивает голову на звук, а Патрик опускает оружие. Лишь бы она не заметила, не поняла, что он хотел сделать.       Глупая Эвелинн тараторит что-то про встречу. «Ты ведь мой мистер Бэйтман», произносит она своим слащавым лживым ртом. Патрик грузно садится на кресло недалеко от Джин, зажмуриваясь от мыслей о том, что если эта шлюха будет говорить еще секунд десять, то в следующий раз он разорвет ее на куски как только встретит.       — Ты все еще встречаешься с ней? — сконфуженно, взволнованным голоском переспрашивает Джин. Патрик с крайне сложным выражением лица молча смотрит в ответ.       — Извини, я не должна была спрашивать… — опускает глаза девушка и облизывает губы, размышляя над тем, что скажет дальше. — Хочешь, чтобы я ушла?       — Не знаю… Думаю, что не смогу сдержать себя, но…       Джин перебивает его, хотя не имела на то право.       — Да, я знаю, что у меня склонность связываться не с теми людьми, но… Подумай, точно ли ты хочешь, чтобы я ушла? — встает с дивана Джин и смотрит на него сверху вниз, чуть приподнимая уголки губ в сочувственной улыбке.       Патрик замирает, раздумывая. Он обязательно причинит ей боль, если Джин останется. Он еë не достоин и точно уверен в этом. Поддавшись мимолетному порыву, Патрик встает и подлетает к Джин, обнимая еë за талию и опуская голову на плечо секретарше.       Шелестящий смех блондинки как тихий летний бриз - единственное, что Патрик помнит из детства. Джин гладит его по спине, при этом обнимая.       — Все хорошо, Патрик, я уйду.       — Спасибо… — бормочет Бэйтман и отстраняется, заглядывая Джин в глаза. Очень хочется впиться в ее тонкие губы, разорвать на части и сделать только своей. Кажется, мысли и желания впервые игнорируются Патриком и он отворачивается от солнечной Джин, отходя к лунному пейзажу ночного города за окном.       — И не забудь, завтра у тебя обед с Дональдом Кимпбеллом у Смита, — напоминает Джин и несколько секунд разглядывает потерянного в своих мыслях Патрика.       — Спасибо, совсем забыл. — отрешенно отвечает он и оборачивается на Джин, которая в ту секунду уходит, тихо прикрывая за собой дверь.       Щелчок. Патрик остался один. Вопрос «почему ты меня любишь?» так и остается висеть в воздухе, но и Патрик, и Джин знают ответ.

Просто так.

      Потому что Джин не задумывается об этом, как все. Ей не нужны миллион причин, оправдывающих ее перед обществом. Она любит тихо, и любит, потому что хочет, а не потому, что так надо. Патрик не может ей ответить, он впервые боится потерять кого-то такого светлого, кто действительно не путает его с другими, кто знает о нем всë, и даже больше.