нет такого правила

Лололошка был уверен, что готов к встрече с Войдом. Что готов к допросу, что все хорошо продумал. Что они встретятся и решат все вместе с Кейт и Раданом, обсудят, Райя оценит их варианты и алиби сработают безотказно. Кто же знал. Он ошибся, и эта ошибка стала решающей не только в его судьбе, но и, пожалуй, всей Империи. Как бы пафосно не звучало. Это даже не преувеличение. Все, как оно есть. Думать про остальную жизнь, личную в том числе, не получалось. Ходил по дому, проговаривал выдуманные оправдания вслух снова и снова. – Ты слишком сильно нервничаешь, – говорила Райя своим механизированным тоном, и все же казалось, будто она как мама своеобразная понукала, одновременно стараясь успокоить. Роботам не знакомы человеческие эмоции, и все же лучшая П.Е.Р.С.И.К. во вселенной когда-то была из рода людского. Впрочем, не суть важно. – Я введу успокоительное. Оно-то сработало, сердечный ритм замедлился, однако тревожные мысли никак не покидали. Сама Райя-Прайм напомнила про то, что Кейт с Раданом не пришли, как, по идее, должно было произойти. Это могло значить только то, что… Нет, не может быть. Гнал это от себя, однако получалось не ахти. Лололошка, насколько бы холодным иногда не казался, а чувствовал достаточно много, да и к друзьям успел порядком привязаться. Только бы их не подставить. Это было в приоритете. Неожиданно, прерывая этот поток, приходит сообщение. Вопреки надеждам, отправителем является непосредственно Империя. И внеплановый выходной ничего хорошего не предвещает. В общем, слабовато на него действовало это успокоительное. Головой понимал, что ничего не может пойти не так. Либо же не так пойдет все, что можно и нельзя. На кону стояло слишком многое. Жизни в том числе. Райя рассказывает то, что придумала касательно пунктов для алиби “комиссара Дейва”, но Лололошка почти не слушает. Кейт и Радан не явились до сих пор. В предчувствия привычно верить, и теперь интуиция била тревогу: что-то случилось. Определенно случилось. Надо успокоиться. В любой момент и за ним придут. Нельзя подставить друзей. Ни в коем случае. Единственная мысль, горящая ярким неоновым в голове. Единственная имеющая значение мысль. На себя было почти плевать. – Добрый день. Вы – комиссар R-700-MC, Дейв? – за спиной раздается голос, приглушенный полицейским шлемом. А вот и пришли. Чего и следовало ожидать. И даже ожидая, голос вдруг пропал, так что ответить получилось лишь кашлянув, вспоминая о возможности говорить вслух. Врать смысла нет. – Да, я. Что-то случилось? – Пройдемте с нами. Сопротивление сотрудникам органов при задержании – лишние и совершенно не к месту проблемы. Подчиняется, пока два полицейских сковывают запястья неудобными натирающими наручниками, а после везут в Альт-Сити. Молчит всю дорогу и пустота полная. Это не конец, не конец же? Осознает, где находится и что происходит уже сидя за длинным столом в оборудованной комнате для, очевидно, допросов. Из транса выводит внутренний модуль Райи. На фоне отсутствия чего-либо в разуме, она звучит особенно громко, заполняя сознание указаниями или чем-то подобным по крайней мере. – Главное: не забудь, о чем я тебе говорила. Ты же помнишь? Не помнит. Паника, однако, не накатывает. Странное спокойствие и смирение с любой своей дальнейшей судьбой. Не сдался, нет. Просто принял то, что в случае чего готов взять всю вину на себя. Ответить ничего даже не успел. Дверь в помещение открывается, заходит Войд. – Инспектор, – кивает со всем возможным уважением в знак приветствия. Что ж, решающий разговор настал. – Итак, Дейв. Я знаю, вы, как комиссар, человек не глупый. И все же полезли, куда не следует, – тон холоден и тверд, словно сталь. Войд решил приступить прямо к делу. Без шансов. Он присаживается напротив. – Что вы имеете в виду? – с небольшой заминкой осторожно уточняет Лололошка, стараясь не избегать зрительного контакта. Не нужны лишние поводы для подозрений. – Пока что – совершенно ничего. Просто хочу поговорить. Вы же настроены на беседу по душам, надеюсь? – глядит внимательно. Фиолетового неестественного оттенка глаза как в душу проникают. То, что цвет далек от натуральности напоминает сейчас совершенно другого человека. С каких пор Лололошка такой рассеянный? – Пожалуй. – Славно. Имена “Радан” и “Кейт” вам о чем-нибудь говорят? – вопрос с подвохом. И правду отвечать не хочется, и соврать не выйдет. – Говорят. Это мои друзья. А что? – раз беседа по душам, то и Войду следует быть откровенным. – Приятно иметь дело с честным гражданином, – вероятно, Инспектор мог улыбнуться (или спародировать улыбку) в этот момент, только вот нижняя половина лица была сокрыта от взоров обывателей. – Я имел удовольствие пообщаться с ними немного ранее. Вы трое подозреваетесь в делах, что противоречат нормам книги Света. Вы в курсе, что за такое грозит? Неужели так просто: взял и спросил прямо? Без наводящих на другие дела вопросов? Настолько много знает? Не может быть. – Осведомлен, – размышляет несколько секунд и добавляет с каким-то внутренним отчаянием и надеждой: – Только вот слово “трое” не подходит. – Неужели? Хотите сказать, что они не при делах? Или наоборот, вы просто мимо проходили? – складывает ладони замком перед собой, заинтригованный. Внутри Лололошки что-то надломалось. Он понял, что выпалил лишнего. Отводит все же взгляд, не выдерживая. – Первое. – То есть даже не услышав, за что вас сюда вызвали и в чем подозревают, вы берете всю вину на себя? – Войд приподнимает брови почти недоумевающе. И правда. Бред какой-то получается. Лололошка отмашливо жмет плечами, а Испектор перечисляет почти все незаконные дела, которые мироходец провернул в ходе своего пребывания здесь. Райя с непониманием спрашивает, что происходит, но он не реагирует, только мрачнея. – …и, выходит, вы согласны с тем, что все это – исключительно ваших рук дело? – отрывистый кивок в ответ следует. – Очень упрощаете дело, знаете ли. За такую самоотверженность, так уж и быть, вашим друзьям положена частичная амнистия и смягчение меры наказания до стирания. Так и запишем. Едва сдерживает облегченный вздох, хотя дело принимает нежелательный оборот. Наконец обращает внимание на Райю. Она забила тревогу, что оправданно. И уже не волновало. Главное, что ребята будут в порядке. А он… Может и выживет. – Лололошка! Что ты делаешь? Это противоречит плану и всем существующим законам логики. Продолжает, однако, игнорировать. Войд продолжает. – Вы же, Дейв, вставайте и идите за мной. Только прошу, без очередных глупостей. Делать нечего, приходится слушаться и отправляться за Инспектором на верную смерть. Погружается в себя, обретя возможность думать наконец. Теперь, когда с Раданом и Кейт все точно будет нормально, переключился на другое. Другой образ слишком четко отражался в сознании. Образ, сверкающий красными глазами. *** С крыши одной из высоток города отличный обзор. Лололошка смотрит вдаль, а потом снова на Войда. Очки на голову поднял, но солнце уже не слепило. Успелось привыкнуть. – Итак, Дейв. Вы приговорены к уничтожению за многочисленные преступления против Империи. – У меня есть право на последнюю волю, – замечает безучастно. Уже похож на мертвеца. Словно призрак наяву. – Я весь во внимании. – Моя последняя воля… Я хочу, чтобы исполнителем был один из ваших Наблюдателей. – Хм? – Кавински. – Ах, он. Как я сразу не догадался, – язвительная нотка проскользнула в голосе Инспектора, на мгновение нарушая его безэмоциональность. Забавный факт напоследок. – В любом случае, ваше время истечет сегодня. Не надейтесь на долгую отсрочку. – Конечно, – совсем просто отзывается согласием, заставляя Войда в очередной раз задумчиво хмыкнуть. – Ваша решимость даже вдохновляет. Далеко бы пошли. Но не будем о грустном. – Оставьте слова при себе. Моя “решимость” не нуждается в комментариях, – позволяет себе острить. Все равно смертник. И перед кончиной желает только одного: увидеть своего будущего палача. Войд замолкает. И исполняет просьбу Лололошки. Отвозит в автомастерскую, которая ему была до боли знакома. Воспоминания неприятно копошаться в черепной коробке, доставляя практически физический дискомфорт. Райя замолкла еще с час назад. Поняла, что бесполезно. Окончательное решение было принято в допросной. В помещении не было никого. Только машина, из-под которой на звук хлопнувшей двери вылез хозяин сего места, чуть перепачканный в машинном масле. – Какие люди пожаловали, и без охраны! – ухмыляется в привычной манере, встречая “гостей”. – Чем обязан? Кого хороним? Никакой реакции на чужое настроение, на своей волне и не перенимает атмосферы. Только заинтересованный Войдом в компании с Лололошкой. Делает вид, что ничего не понимает. Хотя это, конечно, фарс. – Меня, – зеркалит усмешку, абсолютно ни на что не рассчитывая. – Последняя воля, – поясняет с крайне плохо скрываемым раздражением Инспектор. – О-оу, – Кавински делает до ужаса жалостливое выражение лица, не тая наигранности. – Тогда можешь оставить нас, Войди? С уважением к комиссару. – Сколько раз я просил так себя не называть… – цедит, испепеляя абсолютно невозмутимого Наблюдателя одним взглядом. Разворачивается и, перед тем, как выйти, бросает через плечо: – Разберись с этим побыстрее. У меня еще много дел. Кавински неудовлетворенно качает головой, цокая. – Попросил же с уважением. Что ж, не суть, – глухо хлопает один раз в ладоши, переключаясь на виновника сегодняшней “вечеринки”. – Угораздило же. Решил бросить меня оригинально, да? Подходит к Лололошке и кончиками пальцев проводит по щеке. Со всей внимательностью и пониманием разглядывает лицо того. Да уж, их отношения нельзя назвать идеальными, да и отношениями тоже не назовешь. Но раз уж они вместе в такой момент, что-то в этом есть, даже если инициатива была со стороны одного человека. – Не говори, что тебе не плевать, – отворачивает лицо от прикосновений. – Ты поэтому ко мне и пришел. Потому что мне все равно. Не впервой, не буду лукавить, – пожимает плечами, будто искренне веселясь от развернувшегося представления. Именно так. Кавински абсолютно не питает к нему чувств, и оттого все становится проще во много раз. Лололошка просто хотел его увидеть. Смерть от его руки будет, по крайней мере, приятной. В какой-то степени. Самый неоднозначный человек в этой жизни оказался и самым, вероятно, любимым. Молчание длится с минуту. – Не будь Войд таким занудой, я бы трахнул тебя в последний раз. Не люблю расставаться с лучшими игрушками, – выдает Кавински вдумчиво. – Без обид, Дейви. Я искренне наслаждался каждым твоим стоном. А в словах про любовь, ты был честен? Прости-прости, любопытство, – поднимает руки в якобы защитном жесте. Удивительно, но выходит и правда без обид. Не выходило злиться. Лололошка прекрасно знал, на что идет, влюбляясь в такого, как Винс. Поэтому ни на что и не надеялся. Эти последние минуты тянутся скорее ради забавы. – Лололошка. – Чего? – Я Лололошка. . – И сколько еще секретов уйдет вместе с тобой в могилу? – Ну, про купол я не врал, – смеется Лололошка неожиданно для самого себя. Этот диалог шел невпопад, каждый о своем и каждому есть, что сказать. – Сочту за “да”. Очередная пауза, длиною вечность. На самом деле слова тут были не нужны, поэтому их очередности никто и не придавал значения. Чтобы так все палачи с приговоренными общались. Кавински холоден, Кавински ничего не чувствует. Сам неоднократно об этом заявлял, как и о том, что верить ему – плохая идея. И был искренен только в этом. – Долг не ждет. Поцелуешь меня на прощание? – эмоции Кавински все без изменений. И все же странность с этим долгом. Впрочем, не хватало желания над ней думать. Даже сейчас этот человек умудрялся флиртовать. Вместо ответа Лололошка наклоняется и в самом деле целует, ведь снова кончились мысли и только это могло вернуть в реальность. Или утащить подальше из нее, возвращая в дни, когда все еще было не так критично. Смазанный поцелуй и Кавински поглядывает на него, вытягивая неизвестно откуда пистолет с глушителем. Наставляет на “собеседника”, держит его в руке свободно, не усложняя себе жизнь. Прислоняет указательный палец второй руки к губам, а ухмылка уж слишком загадочная. В стенах автомастерской раздается тихий выстрел, извещающий о выполненной безукоризненно работе. Мужчина в бывшей белоснежной, а теперь испачканной в крови, куртке, спокойно выходит на улицу с зажатой в зубах сигаретой. Войд оглядывает его (так и видно, что губы поджал) и, кивнув, уходит, не отвечая на то, что ему помахали рукой вместо “пока”. Знаете… иногда Кавински все же делает исключения.