Глава 8 - Последствия.
Казалось, словно весь мир застыл вокруг маленького лисëнка, не желая принимать тот факт, что красная ехидна больше не может открыть своих фиолетовых глаз. Могучая фигура, на которой уже нельзя было найти живого места, неподвижно лежала на сырой земле. Холодный ветер тихо насвистывал свою печальную мелодию, а по щекам жëлтого лисëнка не переставали стекать горькие слëзы. Маленькое хрупкое тельце дрожало от ледяных капель, что кружились в безумном танце, конец которого всегда был печален. Всем им было суждено разбиться взвесью брызг о твердый камень. — Нет, пожалуйста, ты обещал... Наклз, прошу тебя, открой глаза! Я не хочу снова оставаться один! — Кричал маленький лисëнок, едва не срывая свой тонкий голосок, что, однако, становился все тише и тише. Силы вновь покидали его, в глазах темнело, желудок выворачивало наизнанку, но он все не отпускал тела красной ехидны, что никак не откликалась на мольбы несчастного дитя. — Это я во всем виноват... Прости меня, прости, пожалуйста, Наклз. Только не умирай, прошу тебя... Открой глаза, я умоляю тебя! Не оставляй меня одного, пожалуйста. Я... я... я не хочу снова оставаться один. Ты мне нужен! Мне страшно, Наклз... — Эти слова Тейлз уже тихо шептал, вжав свою голову в грудь ехидны, в тщетной надежде услышать биение его сердца, но ответом на мольбы маленького лисëнка была лишь пугающая тишина. Так продолжалось до тех пор, пока подступающая со всех сторон темнота не поглотила несчастное дитя окончательно заставив того раствориться в пучине отчаяния.***
— Тейлз, проснись, Тейлз, это всего лишь сон. Всë уже давно закончилось. — Голос Ротора вырвал малыша из очередного кошмара, что теперь преследуют того каждую ночь. Такой добрый и даже можно сказать наивный, еще и язык у него изредка заплетается. Однако в данный момент фиолетовый морж оказался не на шутку перепуган очередным приступом паники у лисëнка. — Ну всë, всë, всë, мой маленький друг. Ты в безопасности. Всë наконец закончилось и тебе ничего не угрожает. Мы рядом с тобой. Мы тебя защитим. — Схватив лисëнка за плечи, Ротор заключил того в крепкие объятья. — Всë будет хорошо! Я обещаю тебе, что никто тебя больше не тронет. — Что с Наклзом? Он проснулся? Можно я, наконец, увижу его, прошу!? — С этими словами, произнести которые стоило ему больших усилий, Тейлз уткнулся мордочкой в плечо клетчатой рубашки Ротора. И так каждый день. Каждый день после своего неприятного пробуждения лисëнок начинает этот расспрос. — С ним все хорошо! Поверь, Тейлз, Наклз прошел через огромное количество самых ужасных испытаний, но он всегда поднимался. И сейчас нам осталось лишь дождаться, пока он наберется сил чтобы снова подняться. Прошу тебя, не изводи себя переживаниями! Его раны уже почти зажили, это значит что он обязательно проснется. Нужно только подождать... — Можно мне навестить его, пожалуйста!? Прошу вас, я должен его увидеть. Он пострадал из-за меня... Все вокруг страдают из-за меня, если я потеряю его... — Плачь лисëнка становился лишь сильнее и сильнее, постепенно превращаясь в истерику. — Хватит, Тейлз! Ты ни в чем не виноват, поверь мне. А увидеть Наклз сейчас не выйдет, ему нужен покой! — Ротор перебил малыша, что снова начинал топиться в самобичевании, вызванном чувством вины за произошедшее более недели назад события. — Я причина по которой это все произошло! Тот монстр искал именно меня, а не кого-либо другого. Я ошибка, и моя так называемая вами "особенность" это лишь подтверждает... — На этих словах его хвостики едва заметно задрожали. — Тейлз, — Фиолетовый морж одним ловким движением снял свою желтую кепку и одел на голову лисëнка. — В тот день случилась просто ужасная трагедия и если бы не Наклз... Впрочем, я очень хочу чтобы ты понял одну вещь. Мы живëм с тобой в жестоком мире, где каждый день кто-то страдает. Мы живëм с тобой в насилии и жестокости. Нам постоянно угрожает опасность. Однако мы не должны отчаиваться! Скажи мне, что делал Наклз? Взгляд Ротора сильно преобразился. Теперь он был тверд и даже в какой-то степени озлоблен. Правда, эта злоба была направлена не на лисëнка, а на несправедливость, что поглотила все вокруг, и на собственную слабость. Хоть он и был талантливым инженером, прекрасным учëным и довольно сильным мобианцем, но его всегда мучило это противное чувство слабости. Полнота лишь усиливало столь неприятное чувство поэтому он предпочитал носить мешковатую одежду больших размеров, чтобы хоть как-то сгладить это неприятное ощущение. Впрочем, сейчас не об этом. Чувство отчаяния постоянно преследовало фиолетового пухляша, ведь чтобы он не делал вместе со своими сокомандниками, все их старания, казалось, не приносили практически никаких плодов. Жизнь жителей королевства Желудя не становилась лучше, даже наоборот, его все чаще начинали посещать мысли, что она становится только хуже. Он видел как родное государство гниет на глазах, как мир вокруг него рушится, как дом, в котором он рос, превращается в безжизненную пустыню. Однако он не мог позволить себе сломаться. Ему нельзя было опускать руки, ведь тогда он точно проиграет и потеряет последний шанс найти причину, порождающую весь этот ужас, и исправить ее. — Он, помогал другим. Он, терпел боль ради всех остальных. Он... — Хотел сделать этот мир лучше! — Закончил Ротор за лисëнка, вытирая слезы малыша. — Он хотел сделать этот мир лучше, Тейлз. Он боролся за тебя, за всех нас. А теперь подумай, хотел ли он, чтобы ты продолжал горько плакать целыми ночами? Считал ли он тебя ошибкой? — Нет, он... Он относился ко мне как к самому обычному ребенку. — Лисëнок наконец успокаивался, начав что-то понимать. Окончательно убедился в том, что доселе мог лишь предполагать и никак не хотел принимать. — Прошу тебя, Тейлз, не делай старания Наклза напрасными. Ведь он не хотел, чтобы ты считал себя ошибкой. Он хотел только, чтобы все остальные были в безопасности. Поэтому могу я попросить тебя сделать кое-что очень важное для него? — Ребенок в ответ лишь склонил голову набок в искренне недоумении. — Да! — Тут же соглашается лисëнок. — Слушай меня внимательно, Тейлз. От этого зависит судьба нашего друга...***
Погода над столицей королевства вновь испортилась. Местные жители уже начали забывать, когда в последний раз наступали теплые счастливые деньки. Да и если говорить честно, им просто было не до этого. Каждый новый день походил на предыдущий. Вроде бы и нет уже того ублюдка диктатора, что кошмарил их жизнь столько лет, вот только жить от этого легче им не становится. Они все так же работают с утра и до позднего вечера. Их достаток все так же до безобразия мал. И что самое отвратительное, сколько бы усилий они не прикладывали, но их быт никак не менялся, словно они до сих пор в кандалах. Вот только кандалов этих по какой-то причине не видно, но на горбатой спине они ох как ощущаются. Вот в такой атмосфере по улицам города, если, конечно, земляные тропинки между зданиями можно назвать этим словом, передвигался здоровый крокодил с черной шляпой на голове. Вектор - так звали этого мобианца, что был укутан в коричневое пальто. Злость переполняла сердца этого храброго воина, а кровь все сильнее и сильнее закипала, стоило ему только пройти мимо очередного билборда компании "Sweet Chicken", на экране которого петух в деловом костюме, поправляя зеленый галстук, без зазрения совести говорил: "Наша продукция - эталон качества! Стань частью одной большой семьи!" — Тц! Уроды! — Злобно прошипел Вектор, наконец добравшись до здания больницы. Небольшая постройка квадратной формы, вокруг которой расположились низенькие уродливые бараки. — Вы по какому вопросу? — Обратилась к новоприбывшему низенькая крольчиха со светло-зеленой шерсткой. И хоть на ее мордашке и красовалась дежурная улыбка, которую многие даже считали искренней, вот только карие глаза выдавали свою хозяйку хищным блеском. Невольно создавалось впечатление словно именно она здесь хищник, к которому добровольно пришла очередная дичь. — А? — Крокодил вновь ушел глубоко в свои мысли, от чего и не смог заметить, как уже оказался у стойки регистрации. — Я к красной ехидне по имени Наклз. Он в какой палате? — А? Так вы к больному? — Попыталась крольчиха скрыть появившуюся печаль, да вот только от зоркого глаза одного из лучших детективов страны это ускользнуть не могло. "Мда, ну и особа. Сразу видно, клятву Гиппократа давала с зелëной бумажкой в зубах. Так бы, наверное, сказали люди." — С досадой в сердце произнес крокодил, быстро шагая к нужной палате по столь же зеленным как его чешуя коридорам больницы, на стенах которых то и дело можно было заметить следы от отпавшей штукатурки. — А вот и ты... — Под нос прошептал Вектор, застыв в нерешительности у входа в нужную ему палату. — Ладно, нечего хвосты мять. Открыв дверь, мобианец вошел в одиночную палату с потрескавшейся плиткой коричневого цвета. Стоило ему только увидеть своего старого товарища, как его сердце болезненно сжалось, а к горлу подступил ком. Он не хотел верить своим глазам. Ему искренне хотелось, чтобы все это оказалось страшным сном или тупым розыгрышем, но реальность была жестока. — Наклз, — Голос его предательски задрожал. — Что они сделали с тобой? Что эти мрази сделали с тобой, друг мой!? Его товарищ прямо сейчас лежал неподвижно на металлической койке с исполосованным телом и без одной руки, что была отрезана по локоть. Вокруг него стояли три аппарата, один из которых был соединен трубкой с лицом Красной ехидны. Противно пища и шипя, она доставляла кислород в легкие красной ехидны, чья морда была неестественно бледной. — Уроды! Больные ублюдки! Изверги... — Рыча оскорбления себе под нос, Вектор подошел к кушетке на ватных ногах, после чего сел с левой стороны от своего товарища. Ему показалось что прошла целая вечность, пока он продолжал неподвижно сидеть у тела близкого друга. В один момент он просто замолчал не в силах что-либо сказать и даже дышать. Ему все еще хотелось, чтобы это оказалось лишь его кошмаром, но стоило только крокодилу прикоснуться к обрубку руки красной ехидны, как он невольно задрожал, а в уголках его глаз начали скапливаться слезы. — Как же все докатилось до такого? — Кое-как выдавил из себя крокодил, после чего перевел взор своих золотистых глаз на спящее лицо ехидны. — Почему, почему ты ушел тогда? По какой причине оставил нас, своих друзей? Мы же команда, Накз! Мы с тобой через столько прошли, столько дерьма повидали в этом грëбанном королевстве. Так ответь же мне, почему ты ушел от нас? Почему ты пошел туда один? Мы ведь не просто команда, мы... Семья. Мы ведь были друг другу как братья. Неужели ты решил, что мы ничем не сможем тебе больше помочь? Или ты зол на нас так же, как и на этого ежа? — Взгляд крокодила становился все тускнее и тускнее, правда, так продолжалось до тех пор, пока в один момент он не "взорвался". — А мы вообще-то тоже злимся на тебя! — Выпалил Вектор, сложив руки на груди. — Ушёл, пропал на уйму времени, а когда вернулся, то даже не навестил. Тут, между прочим, столько успело произойти в твое отсутствие, ты даже представить не можешь сколько. К сожалению, мало чего хорошего, но сейчас не об этом. Эспио отправился в свой путь "самосовершенствования", Чарми решил вернуться в свое пчелиное королевство и только я остался в этой дыре. Честно, я бы тоже свалил куда подальше, но мне нужно раскрыть одно дело. И вообще, что это я перед тобой тут распинаюсь? Я обиделся! — Выпалил зелёный крокодил, после чего демонстративно отвернулся от красной ехидны, что все так же продолжал лежать неподвижно на белом матрасе и только аппараты недовольно пищали, нарушая тем самым воцарившуюся тишину. — И простыми извинениями ты здесь не отделаешься. — Пробурчал Вектор, поворачиваясь на каждом слове к ехидне и вновь отворачиваясь. — Можешь даже не пытаться! Ладно, извинения приняты. — Не прошло и минуты, как он вновь повернулся к своему товарищу, в этот раз уже окончательно. — Хех! — Его вытянутая морда растянулась в грустной улыбке. — Вот так вот, скорее всего, и прошёл бы наш разговор, если бы ты мог говорить, а не только слушать меня. — Знаешь. — Он выдержал небольшую паузу, после которой неуверенно, словно боясь, что тело старого друга перед ним исчезнет, прикоснулся к плечу Ехидны с тонкой коркой, закрывающей ожог. — Я рад, правда рад, что ты вернулся к нам, друг мой. Только, прошу тебя, не пропадай снова. Ты нам нужен, Накз. Ты нужен нам всем, дружище. — Кхм, кхм. — Дверь в палату вновь распахнулась и через неë зашел бобëр лет тридцати в светло-зелëном халате. — Прошу прощения, но вам пора уже выходить. — Я только пришел. Какой уходить? Дай мне с другом поболтать спустя столь большое количество времени. — Эм, он сейчас в коме. Если у вас вдруг проблемы со зрением. — Я точно знаю, что он меня слышит, и это самое главное. Но так уж и быть. Поправляйся, Накз! Мы все ждем того момента, когда ты полностью восстановишься, — С этими словами он достал из кармана небольшую дудочку, сделанную из темной древесины и вложил в руку красной ехидны. — Вещи оставлять нельзя! — Недовольно гаркнул бобëр, на что крокодил лишь фыркнул. — Тронешь дудку и на всю оставшуюся жизнь ты будешь проклят. Ты меня понял докторишко? — Злобно прорычал Вектор и ткнул пальцем в грудь бобра, от чего зелёные глаза последнего испуганно забегали. Однако он все же покивал головой, видя что его собеседник не успокоится пока не получит ответа. — Отлично, и своим передай то же самое! — Всего плохого! — Буркнул крокодил напоследок вновь посмотрев на своего товарища, что все так же лежал неподвижно. — Пф! Проклятье? Что за вздор? — С этими словами недовольный бобëр попытался забрать дудку из руки ехидны, однако ему помешал шум за спиной, что не на шутку его перепугал. Оказалось, стул, который крокодил не вернул на изначальное место, каким-то магическим образом упал на пол. — Что за чертовщина?! — Испуганно выкрикнул мобианец, схватившись за сердце. Простоял он в таком состоянии ещë около тридцати секунд, после чего вновь попытался забрать дудку, однако... — Да что за чертовщина здесь творится? — Выпалил бобëр, когда горшок с розоватым цветком, который всë это время спокойно стоял на подоконнике и никого не трогал, разбился о плитку. — Э-э-это... Проклятье! — В ужасе завизжав на всю палату, несчастный мобианец, что стал белее муки, выбежал в коридор, а спустя пару минут все помещение уже было прибрано. Стул вернулся на законное место, а остатки от горшка и цветка отправились в мусорный бак. Странно, ведь никого в этой палате, кроме, безсознательной Ехидны и сбежавшего Бобра, не было. Так ведь?