Все хотят меня поцеловать

Почему он такой красивый?

Я ловлю себя на этой мысли, пока вглядываюсь в лицо Кирилла. Мои руки начинают невольно дрожать, и я, протяжно выдыхая, отшатываюсь от него к небольшому гримёрному столику, на котором лежит совсем мало косметики. Прикрываю глаза, руками упираясь в столик, затем начинаю шумно дышать, понимая, как душно в тесной гримёрке. Вновь смотрю на него через зеркало: он не выспался, и теперь дремлет тут, в кресле, пока я невесомо, чтобы не разбудить, наношу ему совсем лёгкий макияж. Спящий он ещё прекраснее, чем на сцене, потому что сейчас он ещё более настоящий, чуть улыбается, видимо, ему снится что-то приятное. С трудом выдыхая, я беру кое-что со столика и вновь подхожу к Бледному. Ловким движением открыв прозрачную помаду, я легонько касаюсь кистью его губ — только чтобы блестели. Чуть приоткрытые, они давали увидеть кривоватые зубы парня, которые тоже казались мне безумно милыми. В нём не было ничего, что было бы для меня непривлекательным. Я поняла, что засмотрелась на него, лишь когда встретилась взглядом с его, мутным и заспанным. Он улыбался, вглядываясь в моё лицо, после чуть пошевелил губами, равномерно распределяя на них блеск. Я сглотнула. — Проснулся? — моя нервная улыбка повлекла его удивлённое выражение лица, но взгляд был всё таким же мутным: портвейн это или же травка, скуренная час назад — я определить не могла. Пару секунд он подумал над моим вопросом и легонько кивнул, после опуская взгляд. — Что это? — он нежно обхватил мои руки своими так внезапно, что я выронила помаду из рук, и та с глухим звуком упала на пол. Он рассматривал тугой белый бинт, которым были обвязаны все мои пальцы, и ладонь вплоть до кисти. — Всё в порядке… — мне не хотелось говорить ему правду. Не хотелось говорить о том, что во время очередного нервного срыва я не позвонила ему, как он всегда просит, а со злости ударила кулаками по зеркалу в ванной, осколками изрезав руки на рваные раны. — Знаю, что ты врёшь мне, опять, — он не злился, лишь осторожно поглаживал мои руки своими худыми пальцами, несколько устало вздыхая. — Прости, — я погладила его пальцы ответно, наблюдая, как мои бинты на руках внезапно начали пропитываться алым — раны вновь закровоточили. Иногда я задумывалась: дружба ли это? Мы вели себя до ужаса странно по отношению друг к другу, тем не менее не давая друг другу и намёка на отношения. Он звонил мне лишь будучи пьяным до чёртиков, именно в такие моменты часами рассказывая мне о своих проблемах. Я лишь неотрывно слушала, стараясь давать советы, которыми он, казалось, никогда не пользовался. Мы часто пили вместе после концертов, порой засыпали в одной постели номера отеля, но у нас никогда не было секса: обоим хотелось, но после пьяных поцелуев мы сами как-то быстро отключались, ни разу не подарив друг другу продолжения, а на утро неловко улыбались, разбредаясь по разным углам до обеда. — Глупая… — поднеся к губам мои руки, он обжигает их горячим дыханием, после осторожно целует сквозь ткань. Свободной же рукой притягивает меня за талию и усаживает к себе на колени, чему я не могу сопротивляться. Носом он утыкается в мои оголённые ключицы, так красиво выглядывающие из-под белоснежной рубашки, а я смущаюсь. Его горячее дыхание обжигает кожу, пускает по телу мурашки. — Кирилл? — я неловко спрашиваю, но он подносит один палец к моим губам, намекая на то, чтобы я молчала, после аккуратно берёт за талию, лицом поворачивая к себе. — Не выпущу, пока всё мне не расскажешь. И не думай, что я шучу, — он не улыбается, видимо, серьёзно обеспокоен, всё так же крепко держит за талию, ничуть не ослабив своей хватки. Я вновь нервничаю, сжимаю губы в тонкую полоску и взгляд, не имея никакого желания вновь «ныться» ему о своих проблемах. Но осознавая, что выхода нет, я собираюсь с мыслями. — Очередная истерика, — я шумно сглатываю, закрывая глаза и пальцами цепляясь за его руки, чуть сжимая. Чувствую, как слёзы сами собираются в уголках глаз, и несколько горячих капель всё же скатывается по щекам. Губы Бледного внезапно оказываются на моей щеке: он нежно целует, убирая с лица слезу. Я невольно улыбаюсь, чуть не начав плакать сильнее. Он успевает поймать и другую слезу, после чего его губы становятся влажными. Буквально через мгновение они накрывают мои, искусанные и горячие. Слёзы, оставшиеся на губах, делают поцелуй влажно-солоноватым, но я наслаждаюсь каждой секундой. Разрывая касания наших губ, он улыбается, а его мутные глаза начинают блестеть. — Знаешь, у меня столько фанаток, и все хотят меня поцеловать, — с лёгкой ухмылкой, Тимошенко пробегается по моей талии пальцами, после сжимая. — Но целоваться я буду только с тобой. Его губы вновь изгибаются в улыбке, и, освободив меня из крепкой хватки, он находит в джинсах пачку сигарет, закуривая и откидывая голову на мягкое кресло. Пылающим взглядом я окидываю его красивое тело, не в силах сдержаться. Я целую его в бледную шею, так осторожно и невесомо, ведь знаю, что буквально через двадцать минут ему нужно выступать — нам ведь не нужны лишние вопросы о засосах на шее. Он хрипло смеётся, задирая свою толстовку почти до ключиц, позволяя увидеть всё его тело. Мне становится жарко. Спускаясь с его колен на пол, я вновь прильнула к столь красивому, бледному телу, оставляя поцелуи сперва на груди, после ниже, любуясь виднеющимися из-под тонкой кожи рёбрами, после на животе. Кирилл тушит сигарету о ручку кресла, кидает окурок куда-то на пол, после обхватывает мой подбородок пальцами, заставляя поднять взгляд, сдерживая, не позволяя идти дальше. — Не в этот раз, ладно? — я разочарованно киваю, думая, что сейчас всё вовсе закончится. Но он поднимается с кресла, плавно толкая меня к гримёрному столику. Его колено трётся меж моих ног, лицо зарывается в волосы, а пальцы задирают мою юбку ещё выше, чем она есть. Не в силах сдерживаться, Тимошенко подхватывает меня под бёдра, после усаживая на столик. Я помогаю ему расправиться с ремнём тёмных, узких джинс. Тяжело дыша, он вновь окинул меня затуманенным взглядом, тонкими пальцами отодвинул моё кружевное бельё и с глухим рыком вошёл во всю длинну. — Времени мало, малышка. Я буду быстрым и грубым, прости, — после этих слов он упирается руками в стол и начинает двигаться так резко и жёстко, что я просто цепляюсь руками за его плечи, скуля. Он находит мою шею, кусая нежную кожу и точно оставляя сильный засос, который после зализывает так же быстро, как и двигается внутри меня. Жёстко, но приятно. Приятно настолько, что теряю голову. И почему именно сейчас, за пятнадцать минут до концерта?! Кирилл покрывает шею поцелуями и укусами, двигается быстрыми рывками, так, что стол подо мной скрипит и шатается, трясётся, как и моё тело. Ноги сами обхватывают талию парня, и я прижимаюсь ещё ближе к нему, всё же оставляя багровый засос на ключице. Косметика беспорядочно падала на пол, кисти валились со стола, а на полу в свете ламп от гримёрного зеркала россыпью блестела пыль от разбитых теней и пудры. Резкие движения напряжённых рук парня случайно сбрасывали что-то со столика раз за разом. С гортанным стоном, слетевшим с уст, он вышел из моего тела, после стаскивая со стола и разворачивая спиной к себе, толкая. Я буквально легла на столик, что и нужно было парню, лицом почти упёрлась в зеркало. Еле удерживаясь на своих руках, я рвано дышала, после чувствуя, как он вновь вошёл и стал двигаться ещё быстрее. Я выгнулась в спине, после бросила быстрый взгляд на его отражение в зеркале: длинные, зеленые локоны завивались от влаги, лицо было вспотевшим, но он довольно улыбался. Невесомо погладив меня по спине, ни на миг не прекращая движений, он прижался к моей спине, одной рукой обняв за талию, а другую поднося к моему лицу, позволяя обхватить его пальцы губами, что было мне сейчас необходимо — в них я начала глушить громкие стоны. Облизывая фаланги языком, посасывая длинные пальцы Кирилла, я получала ещё больше удовольствия, чем было возможно. Его губы теперь покрывали поцелуями мои плечи и спину, взгляд иногда сталкивался с моим в зеркале, и хитро, с огоньком, смотрел неотрывно в мои глаза. В мраке и тишине душной гримерки так жарко сливались наши тела, движения откликались от стен неприличными звуками, доносившимися до меня раз за разом. Я готова была потерять сознание от удовольствия, нехватки воздуха и этих пальцев, что нежно давили на мой язык, напротив грубых движений во мне. Я чувствовала, что он ускорился до своего максимума, болезненно впился зубами в моё плечо, кусая, а я прикусила такие красивые пальцы, сквозь них стараясь хотя бы раз внятно простонать его имя. Толчки стали ещё грубее, но темп снизился, ведь я невольно сжимала его член в себе, замедляя. Несколько последних толчков, и он покидает моё тело, сквозь зубы стонет, кончая мне на спину. Я же выпускаю изо рта его до крови укушенные мною пальцы, с наслаждением чувствую металлический привкус крови на языке. — Прости, — как-то неловко улыбается он, находя чудом не свалившиеся со столика салфетки и вытирая мою спину от своего семени. — В следующий раз я не забуду про резинку. — Брось, всё нормально, — я наконец ровно встала на ноги, после бросила взгляд на свои ладони, бинт на которых полностью промок, став багрово-алым. — Мы перенапряглись. Тимошенко взял мою руку в свою, вновь поцеловав этот кровавый бинт. — Мне выступать через несколько минут, а я испортил весь твой труд, — рукой он откинул влажные волосы назад, и я вновь очарованно вздохнула. — Я же профессионал, сейчас всё поправлю, — улыбка вновь оказалась на моём лице, я в спешке собрала всё необходимое, поправив тот незначительный макияж на лице Кирилла. После я не забыла заклеить его искусанные мною пальцы пластырем, смеясь. — Спасибо, малышка. Жди меня, — невесомый поцелуй накрыл мои губы, и Кирилл скрылся за дверью гримёрной, а я устало упала на кресло, окидывая взглядом комнату и себя. — Что, блять, только что произошло?!