***
– Мам, а он скоро приедет? Наивный звонкий голос вопрошает к ней. Маленький мальчишка не может успокоиться, он в восторге от того, что представил себе в голове. Даже нарядился, как раз к празднику. Только никак не смог уложить непослушные локоны. Пряди беспорядочно торчали в разные стороны, а некоторые из них только так стремились скрыть любопытный и полный сияния взгляд. – Я не знаю, дорогой.***
Он слишком быстро вырос. Больше он не бегает по улицам, чтобы поднять змея в воздух и не просит рассказать сказок про Воспитанного кролика. Больше он не спрашивает разрешения выйти на улицу и не запускает бумажные кораблики в шумное море. Как жаль. А кажется, будто он только вчера бегал вокруг матери, наблюдая за её руками; слышно раздавался аромат вишни, заполняя собой всю кухню: от паркетного пола до самого потолка. Всё было так недавно. Кажется, будто выглянув в окно, увидишь бескрайнюю лазурь и высокое чистое небо. Услышишь отчётливые возгласы чаек, резвящихся над водной гладью, словно соревнуясь друг с другом в скорости и мастерстве полёта. Будто, открыв его пошире, почувствуешь свежий аромат соли и луговых трав, что доносится с дикого пляжа, растянувшегося тонкой песчаной полосой перед бурными водами. Видно, они оба по-своему скучают по этому тихому уголку мира, где посчастливилось провести большую часть жизни. Спокойствие и умиротворение в Сан-Блас не знало предела. Наверное поэтому частица этого чувства укоренилась в каждом из его жителей.***
Кларисса вздыхает. Раннее утро встречает её тёплыми бледными нитями солнечных лучей, что расползались в разные стороны, проникая в дом через узкие щели между штор. Сияющие дорожки стелились коврами по гладкому полу, разрывая утреннюю мглу жилища. Часы на стене тихо отсчитывают одну за другой минуты, оповещая каждый цикл приглушённым тиканьем. Прибрежный ветер легонько проскальзывал сквозь открытые окна, танцуя вместе с лёгкими, воздушными тканями тюля. Женщина тихо, словно прокрадываясь, шагнула на кухню. Небольшой гарнитур украшали многочисленные кухонные аксессуары: от баночек со специями до вышитых салфеток. Как хранительница очага, она проводила здесь достаточно много времени. Когда, что испечь или встретить сынишку со школы вкусным обедом. И нельзя это было назвать какой-то обязанностью. Всё-таки готовила она с удовольствием, без мыслей о том, что нужно к чему-то готовиться или ждать кого-то. Это было приятное хобби, которому она была готова посвятить всю себя и всю свою жизнь. Внимательные глаза рассматривают окружение. Дверь на задний двор была чуть прикрыта, от чего в помещении проник утренний бриз. Морской воздух и утреннее благоухание наполняли спокойствием, таким, какое ощущают только самые счастливые люди. Кочевники и скитальцы, те, кого ничего не может удержать на одном месте и кто повидал в этом мире всё. Всё, что упускает глаз обычных людей, заключивших себя в оковы суеты и быта. Он снова убежал. С утра пораньше, пока часы мерно отсчитывали мгновения, пока лучи ещё не потревожили её спокойного сна. Но сердце чувствует, знает, когда родная кровь отдаляется излишне далеко. Она подходит ближе к окну, отодвигая в сторону полупрозрачные шторки. Лазурная полоса морской глади растянулась от края до края и, видимо, не знала границ. На её фоне мелькали белые лодки рыбаков и прогулочные катера, сопровождаемые радостными возгласами туристов-жаворонков. Кларисса подходит к дверце, чтобы вновь, как было уже заведено, выйти на свежий воздух и найти пропавшего мальчишку. Обычно она находила его у самой воды, когда темные бусины глаз так внимательно рассматривали красивые и бурные волны; а бывало и такое, что паренёк бродил по пляжу, выискивая ракушки и гоняя резвых чаек. Иногда казалось, что с подобными проделками ужиться практически невозможно, как невозможно удержать буйный шторм в руках.Но стоило ей только покачать головой..
Он становился спокоен и ласков, не желая огорчить матушку своим поведением. Парень поднимал к ней внимательный взгляд, глубоко вздыхал и мягко бормотал: "Что такое, мамочка?". Ах, невинный малый ребёнок. Не успевает женщина прикоснуться к ручке двери, как она чуть притворяется. По ту сторону показалась темная макушка,волосы вновь растрепались от утреннего бриза. Мальчик поднял на неё глаза, в её лицо, какое составляли мягкие черты и прямой носик, а после поднял выше подарок. Загорелые ручки сжимали простой букетик из полевых цветов и травинок, какие росли в округе повсюду. Но почему-то, из его рук казалось, что это не простые сорняки, покрывшие собой весь пляж, а самые редкие стебельки, распускающиеся лишь один раз за всю жизнь. А ему довелось их сорвать и принести домой, чтобы поделиться с ней этой красотой. Она удивлённо ахает, а после чуть наклоняется к нему, оставляя лёгкий поцелуй на взъерошенной макушке: – Спасибо, Сезар, они очень красивые.***
– Мам, ты не забыла? Переезд в другой город, а тем более в другую страну, это всегда тяжело. Нежелание расставаться с родным домом равносильно страхам и опасениям. Что будет, если всё это напрасно? Вдруг город не оправдает тех ожиданий, какие на него возлагали на протяжении нескольких месяцев? А если его не примут в новой школе? Ох, сколько мороки! – А? Ты о чём, мышонок? - мягко проговаривает она через плечо, не отрываясь от дела. Вроде всё на месте. – Подай мне ножницы, они на столе. – Я про письмо. Ты же его отправила? Ах, письма. Сколько же он написал их, сколько теплых слов и чувств вложил. И всё отцу. Человеку, которого едва помнит и видел лишь на свадебных фотографиях. Как наивно и глупо. И так больно для самой миссис хотя,***
Начиналось всё, как это было у всех. Ничего не предвещало беды. Вокруг них была лишь сказка, которую они воплощали своими руками и чувствами. Она была юная и начитанная девушка из отдаленного уголка страны. Природа одарила её особенной красотой, сокрыв её основу в эти глубокие темные очи, напоминающие большие бусины какого-то старого ожерелья, что обычно хранилось в самой красивой шкатулке подальше от чужих глаз, под стать другим дорогостоящим семейным реликвиям. Насыщенные темные кудри достигали лопаток, они часто покачивались в разные стороны, ведь ветер так и норовил вплестись в локоны, словно стать их частью. Упорство и острый ум помог ей самостоятельно достичь вершин, а вместе и с ними всё о чем мечтала каждая порядочная девушка в её время. Прекрасное образование и любовь всей жизни. Он был типичным мексиканцем из провинциального городка близ столицы: в глазах огонь, в действиях резкость и решимость, в словах страсть. Естественно он отличался не только своим пламенным характером, при помощи которого мог вызвать у противоположного пола явную симпатию к себе, но и крайне привлекательной внешностью и хорошим чувством юмора. В общем и целом - лучше чем он сыскать было невозможно. Да и она не старалась. В такое счастье попросту не верилось. Всё случилось очень наивно и скоро. Робкие взгляды на парах в академии в последствии превратились в непрерывные разговоры, а потом и в свидания, после которых они становились ещё ближе, чем прежде. И так быстротечно всё пришло к замужеству. К пышному платью, к клятвам в вечности. Сейчас же всё это можно было увидеть лишь на пожелтевших страницах фотоальбома.
***
Сколько заботы может свалиться на голову одинокой женщины в понедельник ранним утром? Предостаточно, особенно если это первый день на новой работе, в новом городе и в новой стране. Казалось, что отрезав от себя болезненный кусок прошлого, она избавится от оков и наконец обретёт заслуженное спокойствие и свободу. Но не тут то было. Она несколько обеспокоенно то поднималась по лестнице, то вновь спускалась вниз. Столько забот, столько мороки и нужно везде успеть! Из-за подобной суеты чашка с кофе волшебным образом оказывалась на полочке в ванной комнате, а опустелая вешалка, что с гордостью удерживала на себе приталенный пиджак, уже лежала на диване. Вот-вот нужно выходить, но похоже она что-то забыла. – Dios mio, Сезар! Проверив всё свободные комнаты на первом этаже, женщина в панике готова взбежать по лестнице как тут замечает детскую фигурку в прихожей. Мальчишка упорно глядел то в зеркало, то на фоторамку, после чего вновь предпринимал попытки расчесать шелковистые волосы. Какое облегчение, можно уже выходить. – Мышонок, нам скоро идти. - ласково заводит она, подходя ближе. – Давай помогу расчесать, а то мы можем не успеть. Никто же не хочет опаздывать в свой первый день? – Я уже расчесал, просто хочу, чтобы они лежали красиво. Пластиковый гребень вновь проходит сквозь локоны, стараясь таким движением придать причёске желаемую форму. Однако всё в очередной раз рассыпалось и уже ненавистная чёлка опять спустилась на лобик. Она мягко усмехается, осторожно забрав гребешок. – Infeliz.. давай сюда. Как ты там хотел их зачесать? Тут детская ладонь сжимает небольшую рамку, где таилась уже выцветшая фотография. Казалось, что прошло не так много времени, всего каких-то двенадцать лет, а бумага уже предательски утратила все цвета картинки. Тонкие брови чуть приподнялись от некоторого удивления. Камень в груди вновь напомнил о своём существовании. Цветы в темных волосах удерживались воздушное кружево невесомой и полупрозрачной ткани. Платье её не отличалось броскостью и фешенебельностью фасона, в нем не было какого-то лишнего узора и обилия рюшей, однако оно и не выглядело излишне минималистичным. Казалось, что оно было идеальным, что тогда, что сейчас. Костюм его тоже был выбран со вкусом. На белоснежной рубашке красовались сверкающие пуговицы, а этот тёмно-серый галстук отличался особенно искусной заколкой, что, наверное, сияет до сих пор. Как же они здесь счастливы, как же они здесь молоды. – Я хочу прическу как у папы. Ты можешь так сделать? Жалобно произносит юный Торрес, обратив к ней свой наивный и полный надежды взгляд. Он не знал всего, что чувствовала женщина, потому видел совершенно под другим углом: красивую и молодую женатую пару, под стать которой он и будет строить свою семью. Его ладони мягко прикоснулись к её рукам, обхватив одну из них с нежностью и лаской. Время идёт, нельзя слишком долго оставаться в этом странном трансе. – Конечно. - вздыхает она. - Повернись к зеркалу, зайчонок.***
Он не хотел извиняться. Он считал, что тут не за что толком просить прощения. Тем более она же приняла его предложение, потому у неё не должно было быть ответных претензий, так? Сердце сжимается. Он практически не изменился: всё те же непослушные волосы, вздёрнутый нос, чёткие и горделивые черты лица. Он тот же, каким был те далёкие десятки лет назад. Разве что щетина придавала ему ещё больше солидности и важности, где гордость его уже переросла в самолюбие. Так тяжело представлять его чужим, совершенно чужим человеком, несмотря на то, что он таковым являлся уже приличное количество времени. Без оков на пальце и на сердце. Хочется плакать. Как юная девочка. Кинуться ему в грудь, сжать его угрюмо серый свитер в своих пальцах и плакать, пока на её плечи не опустятся его большие и теплые ладони, старающиеся успокоить, приласкать, показать, что она всё ещё любима. Но она смотрит холодно. Лишь в глазах мелькает скромный огонёк сожаления, какое она испытывала ко всему, что было прежде. А может и к нему самому. Они взрослые люди и могут не ограничивать друг друга. И если кому-то не нравится что-либо, то он имеет полное право это высказать. Так ведь поступают в здоровых отношениях? Он смотрит упрямо. Взгляд скользит по некогда любимому лицу, по её одежде, вкус в которой так и не изменился, по мальчишке, какого она держит за руку. Неужели его? Или за это время она не теряла и секунды времени и уже нашла кого-то ещё, чтобы заменить его? А ведь даже и не спросишь. Они оба имеют множество слов и вопросов, которые накопились за время их разлуки и для пущего спокойствия им стоило задать их друг другу. Но ни один не готов подойти ближе, а уж тем более завести разговор. Оковы холодной отчуждённости заставляли остаться на прежнем месте."Почему всё это произошло?"
Сверкает она глазами, поджимая слегка накрашенные губы."У нас был выбор?"
Он заметно сглатывает от чего кадык выпирает из-под тонкой кожи."Любил ли ты хоть когда-то?" "Был бы я счастлив, если бы остался?" "Неужели она хороша настолько?" "Разве ты не рада моему положению?" "Почему я по-прежнему ощущаю пустоту?" "Почему ты всё та же?" "Неужели ты действительно испугался ответственности?" "Почему я должен был ограничивать себя так рано?"
Кларисса прячет взгляд и закрывается рукой, чтобы утереть это внезапное обилие капель. Нет, нельзя, чтобы ребенок это увидел, в противном случае она будет чувствовать себя ещё хуже. Прозвучал гудок, заставивший поднять голову. Наконец подъехал поезд. Началась суматоха, люди торопливо двинулись к нужной платформе. Он же стоял неподвижно, в лёгком сожалении сведя брови к переносице. Казалось, что сейчас было что-то важнее, чем поезд, что уйдет уже навсегда и никакое расписание не вернёт это обратно. Женщина подняла на него влажные глаза."Почему ты оставил его?"
Почему-то этот взгляд.. этот жалобный, печальный взгляд пробирал до костей. В нём не было никакой злобы или отчаяния, нет. Лишь жалобный и единственный вопрос. Мануэль лишь нахмурился, стараясь совладать со всем, что сейчас кружило в его голове, покачав головой."Почему я был так слеп?"
***
"19 марта 1989. Ох, мой маленький мальчик, почему же тебя настигла такая судьба? Как бы мне хотелось, чтобы ты был счастлив и рос как все в полной и дружной семье. Я вижу как с завистью ты вздыхаешь, когда проходишь мимо семейных пар и с каким теплом и заботой ты возишься с Хитклиффами. Мне иногда начинает казаться, что они становятся твоей новой семьёй, большой и дружной, где ты, наконец, обрёл желанных брата и сестру. Ах, как хотелось, чтобы это было правдой, конечно, если это сделает тебя счастливым. Даже если это обозначало бы, что свою querida madre ты позабыл бы. Сегодня очередной “День отца“. Так непривычно видеть тебя совершенно спокойным в этот день и не заставать тебя упорно пишущим за своим столиком очередное письмо. Хотя нет, это не столик, это настоящий письменный стол. Oh Dios mio, ты так быстро вырос! Ещё вчера ты с детской непоседливостью резвился на диком пляже, а теперь вот-вот закончишь старшую школу. Кажется, что мне не хватает тех забот, какие ты доставлял в младенчестве. Мне хочется обнять тебя, взять на руки и вместе усыпать под тихое пение. Но увы, времени назад не вернёшь. Наверное, я скучаю по тому времени, когда мы все ещё были вместе. Как одна скромная, небольшая семья. Может быть, мне, как женщине, всё же хочется утолить эту потребность в защите и любви, заботе о вас, как о самых близких мне людях. Впрочем, я уже занимаюсь этим, воспитывая и заботясь о тебе, мышонок. И я сделаю всё, чтобы ты прожил долгую и счастливую жизнь, ведь в том состоит мой долг как матери. Мне по-прежнему печально от того, что всё так обернулось, несмотря на то, что пронеслось уже практически пятнадцать лет с момента нашего развода. Возможно я слишком эгоистична в своих желаниях и воображаю себе того, чего и быть не могло бы, но сердце не даёт покоя. Надеюсь, что хотя бы он был счастлив, сделав такой выбор, я не имею права его переубеждать, а уж тем более ругать за это. Мы взрослые люди. А взрослые люди должны приходить к взаимопониманию. Так странно, что он не устроил того торжества, какие прежде стремился устроить в этот "злополучный" день. У меня даже появилось странный дискомфорт, будто уже я должна сделать хоть что-нибудь для того, чтобы этот праздник не прошёл незаметно. Точно, стоит приготовить клубничный чизкейк. Вот и желанное успокоение, que bien! ..."***
– Мам? В комнате горел приглушённый свет. Глаза её, темные и глубокие, в последнее время стали испытывать дискомфорт при чтении и местный окулист вовсе посоветовал приобрести очки. Но женщина не хотела мириться с этим фактором старения, потому упорно читала у себя в тишине при настольной лампе. И всё же этот сеанс реабилитации был прерван. – Да, caro? Что такое? Её ласковый взгляд был обращен к нему, после чего тот полностью вышел из-за двери. Сезар подобрался ближе к постели и сел на край, сжимая в руках конверт, что в последствии показательно приподнял. Обыкновенная почтовая бумага была украшена кривыми завитками и линиями от чего явно не подходила для отправки. Женщина несколько удивлённо вскинула брови. – Как ты.. – Я нашел их за камином. Наверное свалились с полки, после одной из генеральных уборок. Она сомкнула губы. Боже, как ей было страшно! Хотелось начать оправдываться, заверить дорого сына в том, что просто случайность, и поведать истинную причину того, почему эти наивные письма никогда не отправлялись. В голове всплыла тысяча оправданий, какие хотя бы отдаленно помогли бы очистить свою совесть перед ним. Парень сочувствующие окидывал взглядом листы,перебивая те в руках. – Столько бумаги.. наверное я доставлял этим столько хлопот, esto es cierto? Она стыдливо отвела взгляд. Вот и раскрылся её многолетний обман, тайну которого она поддерживала годами. Тем более перед родным сыном! Сердце охватили сомнения и страхи, сжали и сдавили до неприятных болей. Казалось, что в этот момент всё, что она пыталась удержать в своих руках, всё, что только осталось у неё, вот-вот исчезнет. И с этим уже нельзя будет ничего сделать. Он по-прежнему с лаской и умилением рассматривал конверты, после чего поднял свой взгляд. Такой светлый и заинтересованный, словно его только что окликнули. Это был его взгляд. – Всё хорошо, mamá? - он отложил бумаги в сторону и подполз ближе, чтобы взять её ладони в свои. Так, как это бывало в детстве, с целью успокоить. На этот раз пришел его черед дарить заботу. – Что произошло? – Ох, Сезар, мой мальчик.. Кларисса чуть ли не плакала. Лицо всё раскраснелось от подскочившего давления, а глаза наполнились влагой. Ещё несколько мгновений напряжённого молчания и она не выдержит. Сорвется и будет со слезами просить прощения, рассказывая всё как было все эти долгие пятнадцать лет. Тяжёлый вздох, он на время прекратил беспрерывную дрожь, что, казалось, окутала все ее кости. – Я просто не могла заставить себя.. а расстраивать тебя для меня было бы как ножом по сердцу. - она покачала головой, зажмурившись. – Тут всё сложно, милый, очень сложно. Кажется, что я сама запуталась во всём этом.. Её руки пахнут чем-то приятным. Это была смесь из мягкого крема для рук и какой-то сладкой приправы. Вроде бы это был ванилин. Он ласково прикасается к пальцам губами, после чего прижимает её ладони к лицу. Видеть её в таком состоянии было безусловно тяжко, но сейчас Торрес обязан стать опорой для неё, единственной и любимой. – Значит, он никакой не моряк и ни в какие кругосветные операции не отправлялся? - мягко и с заметной усмешкой произнес он, подняв взгляд исподлобья. – Está bien, mamá, я всё понимаю. Тем более, я больше не маленький мальчик, чтобы бояться меня расстроить, sì? Сезар слегка прищурился от ухмылки, что расползалась по его лицу тонкой летной. Столько тепла и наивного света, кажется, что он светоч в глубокой пещере, свет которого сочится сквозь драгоценные минералы, вросшие в стены, и привлекает к себе каждую падкую на сияние букашку. Нет, она никогда не могла поверить в то, что всё вложенное в его поведение было сотворено лишь её руками. В нём явно чувствовались черты, присущие дальним родственникам с обеих сторон. Да и природная скромность сковывала её мысли. – Ты всё ещё такой юный, - с сожалением протянула она, проведя по своему лицу в попытках успокоиться. – Мне просто было так больно.. правда, не будь этого ужасного чувства, я с радостью бы отправила их все незамедлительно- Разгоряченную голову прижали к его плечу. Парень приобнял её за плечи, стараясь завершить родную душу в том, что всё хорошо и что он ни в коем случае не в обиде. Какое-то странное тепло растекалось по всему телу от его ласковых действий. Нет, он не такой. Совершенно не такой, как бы не старался походить на этого человека внешне. Он чуткий и милый, добрый.. аж сердце радуется от того, кем он стал. – Нам и вдвоем было всегда хорошо и будет всегда. А раз уж он поступил подобным образом, значит он сам виноват, что упустил такое счастье. Он утешающе проводил по её волосам. Конечно, это не отменяла всей тяжести на сердце, что острыми иглами обиды пробивали его насквозь. Однако теперь она видела свет. Свет, который поможет ей ступить на эту тропу прощения, которую она упустила в последнее время. Наконец она может обрести заслуженный покой. – Te quiero mucho hijo... Парень мягко смеётся, одаривая её сожалеющей улыбкой.– Yo también te amo, mamá.