Скрип не смазанных дверных петель

Скрип не смазанных дверных петель

Катя смотрит завистливо на пару, кружащую в вальсе. С минуту, наверное. В зеленых глазах чистая, не скрываемая зависть. Едкая, прожигающая. И не может объяснить, откуда такая злоба в этих глубоких очах. В горле пересохло, и девочка берет стакан со стола, стоящего около стены. Им, десятиклассникам, разрешили устроить небольшую дискотеку перед зимними каникулами, так что неизвестно что в стакане сейчас — сок, или может, вино. А в прочем, неважно, пьет залпом, лишь бы не было так сухо во рту. Сок. Сладкий. Катя глубоко вздыхает и осматривается. Пары уже совсем не видно. Высокая фигура Ромки Пятифана, правда, теперь стоит рядом с Петровым и его дружком Бяшей, что поддерживают и дают советы этому влюбленному дураку. У самих, небось, не было никогда девушки, а уже вон какие, «всезнающие». Катя презрительно фыркает и выходит из актового зала, громко цокая каблучками к уборной. Сейчас в школе лишь пара учителей, их класс и параллель, что также находится в зале, рядом с ее одноклассниками. Вот только, за весь вечер ее никто так и не позвал потанцевать, да что там потанцевать, подходить никто не захотел. Зато первую скрипку школы облепили предложениями и комплиментами. Да черт бы с ней. Где-то внутри хотелось ругаться, кричать и отогнать этих всех недотеп, что неумело выражают свою симпатию. Самой заступиться за Полину, отвести ее в сторону и превзойти на голову всех этих мальчишек со слегка увядшими цветами. Сказать, какая она красивая, умная, ласково притронутся к чужой щеке, провести подушечками пальцев по этой мягкой коже, скрыться где-то за кулисами сцены в актовом зале, а потом целоваться там, долго, страстно и желанно. Или здесь, прямо на подоконнике в уборной, около которого остановилась Катя, погруженная в свои мысли о «мечте», которую она никогда не признает. Которую никогда не сможет исполнить. — О чем задумалась? — шепот над ухом заставляет вздрогнуть, дернуться, а резко обернувшись увидеть перед собой Полину, что непринужденно улыбается, поправляет подол юбки «клеш», а затем застегивает рукава белой рубашки с невысоким воротником. Катя молчит, слушает, как сердце бьется в клетке из костей и прямо сейчас выпрыгнет. Толи от ужаса, толи от того, что она с Полиной в одной комнате в полуметре друг от друга. — Да так, тебя это не касается, — бросает небрежно, закатывает глаза и вновь разворачивается к окну. — Ой ну, звучишь как не смазанная дверная петля, они также небрежно скрипят, прямо как ты, — Полина хмыкает, вдруг услышав, как замок в уборную несколько раз проворачивается, а за дверью хихиканье мальчишек. Опять Пятифан со своими дружками решили пошутить. По Полининой просьбе. –Вот же…! — Катя подлетает к дверце, а та не поддается. Полина тихонько смеется, подходит сзади и украдкой кладет руки на чужую талию, мягко, приятно. Екатерина чуть содрогается, но ладошки с талии не убирает, а ждет, чего-то определенно ждет. Полина молчит, прижимается плотнее, водит руками по чужой талии и шепчет: — Здесь холодно, кажется, — вдруг чужие руки опускаются, а сама девочка делает пару шагов назад, к подоконнику. Садится, глубоко вздохнув, — мы, кажется, с тобой тут надолго, — девочка вздыхает, прикрывая глаза. Катя тихо сглатывает, оборачивается и смотрит на Полину. Она отвернула голову куда то в стену, черные густые волосы падали на плечи, а голубые глаза обводили трещины в стене, ручки сложены между коленок, а ноги слегка касаются пола. Ее, кажется, била мелкая дрожь. От холода, наверное. Как же стало противно осознавать, что на ней нет ее теплой кофточки, что осталась в зале, а только этот чертов черный сарафан и белая рубашка, которую просто так и не снимешь. — Полиночка, — шепнула вдруг Катька, подходя к однокласснице. Кое-как сняла сарафан, а из-под него и рубашку, накидывая на плечи одноклассницы. Оставаясь в одном сарафане, да в колготках и белом бюстгальтере. А после обнимает, крепко, прижимается разгоряченным телом, старается согреть. Полина не отвечает, обнимает в ответ, дышит в грудь и слушает как чужое сердце неимоверно быстро бьётся. Тук-тук-тук. Молчание затягивается, а голоса за дверью притихают. — Тебе все еще холодно? — Катя машинально начинает поглаживать чужие волосы. — Больше нет, но, — Полина поднимает голову, смотрит на одноклассницу, что прикусив губу, изнутри, кажется, ждет продолжения, — я хочу, чтобы тепло стало внутри, — Катя смотрит недоуменно, ждет, и тихо дышит. Полина приподнимается, цепляется за чужие плечи и мягко касается чужих губ своими. Катя, с секунду подумав, отвечает, кладет руки на чужую талию прижимает к себе и закрывает глаза. Сердце колотится так, словно прямо сейчас выпрыгнет из груди, как можно скорее. Горький разрыв, красные лица и этот бешеный стук, отдающийся в ушах. — Кать… — черные волосы упали на лоб, а Полина, тяжело дыша, слышит, как рубашка одноклассницы спадает на подоконник, — я хочу еще, — тянется за новым, еще более страстным поцелуем. Екатерина не отвечает на слова, но также касается талии, губ, усаживает на подоконник и проходит руками по чужим бедрам. Запретная связь, которую она так давно желала. Запретный плод, упавший со священной яблони. — Ты как скрип не смазанных дверных петель, такая же резкая и… — Полина переводит дыхание, откидывая голову назад. — мерзкая, — добавляет Катя, вдруг касаясь губами чужой шеи. — Нет, просто… — Полина глубоко дышит, прикусывает губы, —… теперь ты звучишь по другому. Как скрипка. От петель к скрипке. — Благодаря тебе, Полиночка, только тебе.