Отрицание

Кэйя осторожно скашивает глаза на усердно разминающегося перед очередной связкой парня. Единственный оставшийся в опустевшем зале, он пытается в позе бабочки опустить колени ниже. Рыжая соломенная копна забавно подпрыгивает, надоедливо заползая в глаза. Альберих — тренер в спорткомплексе. И это первый на его опыте парень, занимающий место на занятиях не позади женщин и девушек, а прямо перед ним. Кажется, первый его визит сюда был легкомысленным, с невесомой руки. Поначалу он выглядел незаинтересованным, но когда в зал вышел тренер — сразу же затих и вовсе задеревенел. Все это занятие он юрчливо поглядывал на Кэйю и неумолимо покрывался пунцовым румянцем, когда мужчина подходил ближе, чтобы поправить начинающего. И с каждым таким моментом Тарталье все больше хотелось ошибаться чаще. Альберих снисходительно обходит каждого подопечного, лучезарно улыбается, сверкает с любого угла зала и манит восхитительным телом. Это поймет всякий, кто занимается у него. Результатом служат стремительно распроданные абонементы на год вперед. Но нельзя отнимать его заслуг в области тренерства — обучение устраивает большинство, если не всех посещающих. На следующий день Аякс терпеливо ждет на скамье у зала гимнастики, перебирая плотные ручки спортивной сумки. Альберих недоумевает — замирает, всунув руку в карман за ключами — и широко-топорно моргает. Тарталья ухмыляется, вскакивая навстречу со звучным: «Здравствуйте, я пораньше решил прийти.» И мужчина отводит взгляд, со смешком выдыхая. Чересчур глупо. Аякс с огромным для любительского клуба усилием старается. Силится отхватить кусок похвалы от любимого тренера. А когда удается — его чуть ли не распирает от удовольствия. Впитывает все движения Кэйи, неотрывно скользит металлическим блеском кобальта по ровным бронзовым мышцам. И, признаться, от такого взгляда этого сумасбродного юнца не на шутку прошивает чем-то электрическим. Кровь на миг застывает, и с ускорением скользит-мечется в резиновых капиллярах. Еще через день Альберих находит на столе в своем кабинете небольшой букет эсхинантусов. Мужчина хмурится, с плеч удивленно сползает пальто. Он знает о странных цветах для подарка, но чтобы настолько. Это слишком нелепо и смехотворно, что даже не нужно думать, от кого они. — Как ты вообще достал ключ от зала? С очаровательной полуулыбкой вздергивает бровь, рассматривая поджарые бледные руки, под кожей которых плавно перекатываются полотна мышц. Они снова задерживаются, выдавая себя белым светом из широкого панорамного окна. Тарталья, растягивающийся в шванасане, заглядывает под руку, снизу встречая заинтересованный взгляд. — Есть кое-какие способы… Чайльд по-мальчишески и плутовато расплывается в улыбке. Веснушки на щеках подпрыгивают, рассыпаясь маковым полем под глубоководными сапфирами. Если бы не остекленевшая лазурь глаз, Кэйя не дал бы ему и двадцати. Его лучистая легкомысленность приятно греет окоченевшего ребенка внутри Альбериха, ютит тем, что не дает суровость жизни. Он понимает, что захлебывается лишь тогда, когда пристально глядит на крепкие ладони и почти ощущает их на себе. Аякс беззастенчиво подходит, выпрямляясь-возвышаясь и ровно смотрит на оторопение в глазах напротив. Загнанно и шумно дышит, давая отступить. Кэйя явственно осязает пыльную ауру вокруг фигуры парня, завороженно подается вперед, отбрасывая сиреной пронизывающий виски звон, и тянется руками к подвздошному крестцу. Но Чайльд опережает его, скользит руками по бокам, сталью опоясывая тонкую талию, и вжимается губами в трапециевидный треугольник мышц. Альберих вспыхивает всеми фитилями нервов, судорожно притираясь к груди и осознает — воздуха катастрофически мало. Отчего-то в солнечном сплетении невероятно теплеет, и он растворяется в сухих бескровных губах. На талию ложатся узловатые фаланги, томительно скользят ниже и сминают стройные бедра. Альбериха словно встряхивают — и вот перед ним не пылкий Тарталья, с ошпаривающим желанием целующий его, а клиент-студент. Он упирается в буйную грудную клетку, отдающую в запястье заполошным биением сердца, отстраняясь в объятиях парня. Чайльд с легким волнением склоняется, заглядывая в отвороченное помрачневшее лицо. — Что-то не так? Я сделал что-то не так? — тонкая струна напряженного страха скручивается в его срывающемся голосе. — Это… Неправильно, — ампула горечи из-за неосторожности разбивается, кляксами растекаясь по внутренностям едкой кислотой. Мужчина сбрасывает точеные предплечья, нехотя теряя теплившийся между ними пепел. Аякс хватается за его руки, как за спасительную соломинку, силится согреть потухшие глаза мужчины, но Альберих пересиливает бьющую дрожь в локтях, и покидает зал. А на следующий день подписывает заявление на увольнение по собственному, жмет-ведет плечами на вопрос владельца комплекса и выходит на холодную осеннюю морось, бесцельно кутаясь в ворот тонкого пальто.