Ты знаешь, мне Такие снятся вещи, Что если они вещие, Нам гореть в огне
***
— Лиам. Тёплый голос, словно журчащий ручеёк, ворвался в сознание, грея изнутри и посылая волны спокойствия по всему телу. Он бы наслаждался его речью вечно, только бы иметь возможность вслушиваться в каждый звук и утопать в сладкой неге. — Смотри, — Шерлок указал пальцем на пушистое, словно вата, облачко на бескрайнем голубом небе. — Оно похоже на кота. Улыбнулся, как дитя, которому впервые открыли тайну, что, если приглядеться, обычные с виду облака, могут принять причудливые формы. Но Уильяму нравилось. Почувствовать себя ребёнком с счастливым, беззаботным детством, которого он не знал, — что может быть лучше? Пожалуй, только сделать это на пару с Шерлоком. Они лежали на цветочном поле, окружённые сладким благоуханием. Сочная зеленная трава, усыпанная капельками росы, словно драгоценными камнями, щекотала лодыжки; прохладный ветерок ласково касался разгоряченной под знойным солнцем кожи, принося с собой умиротворение. Как ни странно, поле было усыпано белыми, как первый снег, маками — Уильям никогда подобного не видел, но необычная красота настолько поражала, что восхищение вытеснило остальные мысли. Только странное чувство, скребущее в груди, тревожило его. — Что-то случилось? — обеспокоенный голос и ласковое прикосновение пальцев, разглаживающих морщинку меж бровей, отвлекли Уильяма, вновь вернув к нему былую безмятежность. — Ты нахмурился. — Всё хорошо, — Лиам переплел их пальцы и оставил на щеке Шерлока лёгкий поцелуй, наблюдая, как уголки его губ растягиваются в улыбке. Уильям одним ловким движением сорвал белый цветок с тонким изумрудным стебелеком и закрепил его в иссиня-черных прядях, блестящих на солнце, оттеняя ещё больше их тёмный цвет. Улыбаясь своей маленькой шалости, повлёкшей за собой розоватый, почти незаметный румянец у Шерлока, прижался к нему, вдыхая его запах, дурманящий разум… Неожиданный порыв холодного ветра разрушил любовную идиллию. Морозом пробегая по коже, он стремился попасть в самое нутро, будто желая вырвать трепещущее сердце своими когтистыми ледянными руками. Уильям судорожно вдохнул и тревожно обернулся, не обнаружив рядом друга. Цветочное поле утратило свои яркие краски, жухлая трава пригибалась к земле, только белые маки стойко стояли под безжалостным ветром. При их виде Уильям в ужасе отшатнулся: светлые нежные лепестки были окрашены каплями алой крови, стекающей по ним вниз и собирающейся в ручейки, ползущие, словно змеи, к ногам мужчины. Множество голосов, сыплющих проклятиями, раздалось со всех сторон. Их сочащиеся ядом слова и отчаянные крики безжалостно вонзались в сердце, как острые ножи, и гулким эхом раздавались в голове. Среди них Уильям отличил один, такой родной и любимый. Шерлок звал его, просил не исчезать, и Лиам отчаянно бегал взглядом вокруг в поисках знакомой фигуры и синих, словно сапфиры, очей, но все его попытки были тщетны. Он старался бежать, но ноги, будто застряли в болотной трясине, из которой тянулись чёрные тени, стремящиеся обхватить тонкую шею и перекрыть доступ к кислороду…***
Уильям резко вскочил, чуть не упав со стула. Он опять уснул в неподходящем для этого месте среди хаоса бумаг с различными чертежами и записями. Точнее не уснул — его истощенный мозг просто отключился, в надежде хоть таким способом получить час - другой законного отдыха. Сны были редким явлением в жизни Мориарти. Его разуму просто не оставалось сил на рисование необычных, слепящих своей яркостью или пугающих мрачностью картинок. Но после встречи с Шерлоком Холмсом они стали иногда наведываться к нему, а Уильям не знал, стоит ли этому радоваться, когда поначалу хорошие сновидения неизбежно оборачивались кошмарами. Шерлок… Это имя постоянно крутилось в голове Уильяма на подсознательном уровне; выжженный на подкорке небрежный образ детектива частенько вставал перед глазами, нарушая душевное равновесие. Мысли о нём были подобны сладкому яду — знаешь, что отравишись, но всё равно нестерпимо хочется ощутить томящую сладость на языке. Они не давали покоя, мешая сосредоточиться на плане всей его жизни, заставляли сомнения прокрасться в истерзанное сердце и возжелать совсем другого, отличного от своих изначальных целей. Уильям не имел права даже допускать подобные мысли — он доведёт план до конца, чего бы это не стоило, возложив себя на алтарь. Поэтому эта слабость была неприемлема, заставляла ещё больше ненавидить себя. Только как бы Лиам это не отрицал, запретное желание бросить всё и просто решать загадки с Шерлоком, наслаждаясь его обществом, томилось где-то глубоко внутри, запертое за семью замками. Уильям всегда искал встреч с великим детективом, сам того не осознавая тянулся к нему, пока едкое подсознание не одергивало его, напоминая, как сильно он погряз в крови, от чего не имел права даже смотреть в сторону Шерлока. Уильям эгоистично внёс его в свой план и бесконечно просил за это прощения. Но так было нужно. Он очистит этот мир и отдаст его в руки Шерлоку, потому что только он сможет его сберечь и защитить. Уильям глубоко вздохнул, прикрыв руками лицо в попытках унять трепещущее в груди сердце и разрывающийся от противоречивых мыслей разум. Эти сны были ему точно не на пользу, но всё равно соблазняли — запретный плод всегда сладок. И Лиам хотел вновь увидеть какой-нибудь незамысловатый сюжет, где единственной константой остаётся их времяпровождение с Шерлоком — лёгкие касания и тёплые взгляды, так неправильно, но так маняще. Даже если к концу неизбежно приходилось выныривать из сладкой пучины мечтаний на холодный, усыпанный острым стеклом, разрезающим кожу, берег, Уильям готов был из раза в раз повторять эту пытку. Он встал из-за стола и подошёл окну. Сквозь неплотно задернутую ткань пробивалась тонкая полоска света. Уильям одним движением распахнул шторы, и луна благодарно проникла в комнату, заливая серебристым свечением помещение, оставляя во мраке лишь самые дальние углы, до которых не могла добраться. Луна, красивая и печальная, верная спутница Уильяма на протяжении всей жизни. Молчаливая свидетельница всех его кровавых деяний. Она, окружённая россыпью сверкающих звёзд на тёмном небосводе, всегда казалась бесконечно одинокой и печальной, тянулась к Солнцу, но оставалась неизменно далеко от него. Для Уильяма Шерлок тоже был солнцем, лучик которого проник во тьму его души и нещадно обжёг, пробудив те чувства и эмоции, о которых он уже давно позабыл. Но он был бы рад сгореть рядом с ним, лишь бы было это «рядом». «Как глупо.» Уильям хмыкнул над своими же пустыми мечтаниями. Он не посмеет даже прикоснуться к Шерлоку, в страхе запятнать, осквернить светлый образ своими липкими от крови руками. Может когда-нибудь в следующей жизни он позволит себе взять его за руку. Уильяму хотелось верить, что его грязная душа, пройдя через все круги ада, получит право на перерождение, хотя внутренний голос шептал, что он этого не заслуживает. Тешить себя мечтами, терзать сердце невозможным — всё, что оставалось Уильяму. Идти дальше, к своей цели, утопая в крови всё больше, и не сметь оборачиваться назад — другого пути нет. И только по-детски надеяться вновь увидеть Шерлока во снах, хотя бы на ненадолго убежать от реальности. Уильям улыбнулся — при воспоминаниях о Шерлоке это получалось всегда непроизвольно — и полушепотом, как сокровенную тайну, изрёк просьбу, которую никто не услышит, которая не получит ответа, но которая неизбежно стремилась сорваться с губ: — Пообещай, что, когда я закрою глаза навсегда, мне вновь приснишься ты.***
Похорони меня на цветочном поле, Не прикрывая иссохших век, Чтоб проросло из них хоть что-то, коли Из меня не вырос счастливый человек