***
Вечерняя прохлада, что была редкостью в этот жаркий сезон, всегда подбивала меня на долгие прогулки по небольшому парку возле станции. В это время, как ни странно, он практически пустовал, и можно было насладиться долгими минутами тишины, нарушаемой лишь мягким шорохом листвы. Я мельком пробежался по сообщениям от Саске, что успели скопиться горой за целый день. В основном это были гневные и нелицеприятные выражения в мою сторону; несколько неловких попыток воззвать к моей, цитирую: “давно умершей совести”, а следом уже более обстоятельные обвинения в игнорировании. Характер нескольких таких сообщений отдавал шантажом. Я усмехнулся. Саске никогда не умел нормально выражать свою обиду или о чем-то просить. Но мне ли говорить о нормальности. Правда, немного подостыв, он всегда первый из нас приходил с белым флагом. На каком-то инстинктивном уровне, вероятно, понимал, что от меня ждать подобного бессмысленно. Последнее сообщение от него было о том, что он ждет меня дома. С одной стороны, эта простая фраза будила во мне что-то теплое, заставляла почувствовать себя важным и нужным, подкармливала вечно голодное до братского внимания эго, а с другой, я понимал, что это какой-то круг Сансары, в который я угодил сам, не сумев когда-то справиться с собственными желаниями. Хотя не то чтобы я совсем не чувствовал за собой вины – имея в виду недоразумение накануне – скорее, относился к этому иначе – проще, если брать в расчет отношение к этому Саске. Я умел проводить границы ответственности – этому, кстати, пришлось научиться тоже благодаря ему. – Я дома. В гостиной, что также служила кухней, горел свет, по плазме шел какой-то сериал, со стороны ванной комнаты шумела вода. Я бросил сумку с ноутбуком на диван и упал рядом. Усталость, накопившаяся за день, дала о себе знать, как только я переступил порог квартиры. Я потер виски и потянулся за пультом, чтобы прекратить этот надоедливый шум и снова откинулся на спинку, с блаженством прикрывая глаза. Спустя минут десять шум воды стих и позади послышался топот босых ног. – О, ты вернулся. В нос ударил резкий хвойный аромат – вероятно, Саске привез с собой весь свой арсенал для купания, так как сам я предпочитал более нейтральные оттенки. – Захватил еды, – не глядя, я указал на пакеты с продуктами, что оставил на барной стойке. – И кофе, – махнул в сторону журнального столика перед собой с двумя бумажными стаканчиками. – Какие щедрые дары. – Не благодари. Саске хмыкнул и принялся копошиться в покупках. Я наслаждался спокойствием, зная, что это продлится явно недолго. – Как прошел день? – послышалось позади и дверца холодильника резко хлопнула. – Как обычно, ничего интересного. А твой? – Если бы не игнорировал меня весь день, то знал бы. – Я не игнорировал, а был занят. – Ну конечно, – в голосе Саске все еще слышалась обида, но не так явно. Диван рядом прогнулся. Я приоткрыл глаза и, не удержавшись, протянул руку, заправляя мокрую косую прядь ему за ухо. Он снова фыркнул, но не отстранился. – Ты теперь дуешься на меня? – решил я прощупать почву. – А сам как думаешь? Я промолчал, но мои губы как-то не совсем осознанно растянулись в улыбке. Саске сейчас выглядел до ужаса милым, словно нахохлившийся воробей; огромные черные глаза смотрели с вызовом, но не агрессивно, а, скорее, с нетерпением. Он шел на контакт, сам не осознавая, что выдает этим себя с потрохами. По всей видимости, сегодня намечается если не полный штиль, то максимум парочка баллов по шкале Бофорта. Это радовало, потому что, если честно, у меня не было на это ни сил, ни желания. Саске потянулся за кофе и мне открылся незаконно привлекательный вид на молочную кожу поясницы, что до этого скрывала футболка. Руки зудели от соблазна прикоснуться, невесомо провести тыльной стороной ладони и незримо ощутить волну мурашек в ответ… – Заведи себе кота, что ли, – неожиданно произнес Саске, вырывая меня из туманного мира грез своим странным предложением. – Это зачем? – Для тренировки эмпатии. Тебе полезно будет. Я не сдержал короткого смешка. Как я и ожидал, за день Саске успел пройти все стадии принятия неизбежного (как бы сильно я ни любил младшего брата перестроить свой характер не представлялось мне возможным, и Саске оставалось только смириться; справедливости ради сам он тоже не отличался особой пластичностью в этом плане, так что, считай, мы были в одинаковом положении), подуспокоиться и перейти в привычный для него режим пассивной агрессии. – О нет. У меня и так достаточно ответственности. К тому же, зачем мне кот, если есть ты? – Намекаешь на то, что мы похожи? – Саске быстрым движением вернул кофе на место и спустя мгновение его голова оказалась на моих коленях. – Может, немного, – я запустил пальцы в его волосы, слегка массируя кожу головы, на автомате перебирая черные влажные пряди. – Если подумать, уровень зависимости практически идентичный. Ты меня кормишь, – он принялся загибать пальцы, – гладишь, играешь на моих нервах… – Ну это ты преувеличиваешь. – …что еще? – Как насчет ошейника? – От блох, что ли? – Саске недоуменно посмотрел на меня. Но буквально через пару секунд его глаза загорелись, будто его неожиданно осенило, и от прежней колкости не осталось и следа. Он как-то хитро заулыбался. – Забудь, – я постарался побыстрее закрыть эту тему, с ужасом предполагая, в какую степь сейчас унесется бурная подростковая фантазия. – Это что-то по Фрейду? Да ладно! – Колени на мгновение опустели, и теперь весьма воодушевленный этим идиотским разговором Саске сидел на мне верхом. – Тебе такое нравится? – Господи, Саске, – я попытался встать с дивана, намекая, что разговаривать на эту тему настроения у меня точно нет, но Саске не дал мне этого сделать. Он настойчиво прижался ко мне, наседая и опираясь уже обеими руками на мои плечи. Его довольное лицо, с притаившимися в хитром прищуре глаз бесноватыми искорками, нависало надо мной, закрывая свет ламп. – А меня это даже заводит, – шепотом произнес он и наклонился ниже, так, что теперь я чувствовал смазанные прикосновения губ на своей щеке, возле уха, когда он говорил. – Я не против, если это ты. Было что-то уютное в том, как я продолжал лениво растекаться по дивану, ощущая тепло от близости тела и позволяя Саске творить с собой все, что только душе его будет угодно. Одной рукой я лениво повел по бедру вверх, остановился у самой кромки штанов, кончиками подцепляя край футболки, но так и не касаясь кожи. – Обожаю твои руки, – сказал Саске, немного отстраняясь, но не отводя взгляд. Одной рукой он принялся ласково водить по моему лицу, очерчивая брови, скулу, линию губ. – М? – я рефлекторно потерся о его ладонь, сам себя сейчас ощущая котом. – Чем же тебе они так нравятся? – Тем, что они твои. И они идеальны. Ты бы знал, о чем я думаю, просто смотря как ты держишь чашку с кофе или печатаешь. – Фетишист. Я положил вторую руку на его бедро, чувствуя, как мышцы под тканью спортивных штанов заметно напряглись. Он все еще смотрел на меня, но его взгляд стал тяжелым и как будто немного расфокусированным. Мне доставляло неимоверное удовольствие сам факт того, что Саске делится чем-то настолько откровенным. – У тебя разве подобного нет? – спросил он, коротко вздохнув и поерзав на мне, устраиваясь поудобнее. – Я, конечно, тоже люблю твои руки, но неотделимо от всего остального. Вероятно, у нас разный спектр восприятия. – То есть, вообще ничего? Хоть это и была своеобразная игра, но Саске явно не хотел оставаться единственным игроком на поле. А я не хотел, чтобы он чувствовал себя неуютно. – Если хорошенько подумать… – неопределенно начал я. – Ты подумай. И я подумал. – Ты очаровательно стонешь. Зрительный контакт прервался. Саске уткнулся мне в плечо и рвано засмеялся. – Кошмар, как же стыдно, – сказал он, едва сдерживая смех, – и немного обидно, что ли. – Это еще почему? – Получается, что тебе как бы нравится результат своих же действий. Теперь очередь смеяться дошла до меня. Боже, только Саске мог выставить все в таком свете. Я провел рукой вверх, поглаживая все еще немного дрожащую спину, и зарылся в темные колючие волосы на затылке, слегка оттягивая их. В ответ я ощутил горячий выдох в районе шеи и то, как силой сжали уже мои волосы. – Не совсем так, – решил продолжить я, – тот факт, что я являюсь тем, кто вызывает у тебя такую реакцию, скорее, просто увеличивает эффект, а не является причиной. Саске резко привстал и посмотрел на меня так, словно не поверил сказанному. – Как умело ты всегда выкручиваешься. Я почувствовал, как губы снова растягиваются в улыбке: меня забавляло то, как он в очередной раз трактовал все по-своему. Моя рука вновь отправилась в путешествие по податливому телу, теперь остановившись на талии, слегка сжимая и поглаживая через ткань. – И почему ты вообще считаешь меня таким эгоистом? – не удержавшись, спросил я. – Я не считаю, – он тяжело вздохнул и накрыл обе мои руки своими. – Просто иногда ты говоришь и ведешь себя… так. Моя бровь поползла вверх. А вот это уже интересно. Получалось так, что Саске начинал искать подводные камни там, где их нет, а это все уже попахивало не очень здоровыми тенденциями. В первую очередь, нельзя было допустить того, чтобы мой образ старшего брата дал трещину, потому что, как мне кажется, – и я отчаянно надеялся на то, что это все лишь мои необоснованные переживания – из-за специфического характера наших с ним отношений он по большей части видит во мне уже не то, что видел раньше. В конце концов, что же я упускал? – Что не так, Саске? – Ну… – Саске на секунду замялся, будто решая, стоит ли вообще что-либо говорить, но потом все-таки продолжил уже более уверенно: – Например, вчерашний вечер и сегодняшнее утро. Если тебе вдруг стало это интересно, то спать на диване… – Я предлагал тебе лечь в кровать. – Да, – он сложил руки на груди. – Но я не это имею в виду. Я хотел спать с тобой. А утром ты вообще просто исчез! И вот мы пришли к тому, чего я так надеялся избежать. Вчера Саске приехал поздно, к тому же он даже не и подумал меня предупредить о своем визите. В конечном итоге мы немного повздорили. Я прилично устал и был слегка на взводе из-за того, что новые заказчики, видимо, потерявшись в часовых поясах, выслали ТЗ только в конце дня. Переписка с их специалистами затянулась на добрые три часа и под конец я готов был уже взвыть. К счастью, еще днем я успел закончить все свои дела, связанные с надвигающимися экзаменами и завершением учебного года в целом, но осадок от того, насколько преподаватели негибкие в этом плане (моя посещаемость в этом семестре вдруг встала поперек горла чуть ли не всему педсоставу факультета) остался. Поэтому появление на моем пороге Саске не воодушевило меня настолько, насколько он рассчитывал. Он уснул прямо на диване, после моих долгих попыток уложить его в кровать (видимо он правда надеялся дождаться, когда я закончу с работой). Утром же я просто ушел на учебу, превозмогая головную боль от недосыпа и по привычке не особо фиксируя свое внимание на чем-либо. – Саске, – я положил руку ему на щеку, ощущая мягкость и тепло атласной кожи, и заставляя посмотреть на себя. Сейчас он выглядел немного печальным и от этого грустно становилось уже мне. – Ты всегда был впечатлительным и бурно реагировал. В ответ мне была лишь тишина, которая натягивалась между нами словно пружина, готовая в любой момент сорваться. – Помнишь, – я старался говорить как можно мягче, – как в детстве на уроке вам рассказывали про изменение климата, истощение природных ресурсов, про последствия их нерационального использования и чем это в итоге грозит человечеству? Саске поджал губы, очевидно понимая, к чему я веду. – А помнишь, как после этого ты вбил себе в голову, что скоро наступит конец света? Никому ничего не говорил, накручивал сам себя, а потом свалился в обморок из-за нервного напряжения. Мама ужасно перепугалась, когда позвонили из больницы. – Ты тогда был занят и я не мог поговорить с тобой. – Ты всегда мог со мной поговорить. – Нет, не всегда, – упрямо произнес Саске и слез с меня, на эмоциях задев столик позади. Вокруг открытого стаканчика образовалась небольшая коричневая лужица. – Это ты так думаешь, а на деле складывается такое впечатление, что если я не буду постоянно бегать за тобой, то ты просто в какой-то момент по-настоящему исчезнешь. Понимаешь? – Но такого точно не будет. – Откуда тебе знать? Итачи, в жизни вообще ничего не бывает точно. – Это не более чем софистика, Саске. Я уверен, что никуда не собираюсь, как ты выразился, исчезать. – Твои действия говорят об обратном. До меня смутно стало доходить, в чем соль его претензий ко мне. Как выяснилось, корни сомнений и переживаний не один год прорастали в сердце Саске, имея весьма плодородную почву для того, чтобы в итоге вырасти в реальную проблему. Но удивительно другое: почему ничего этого я не замечал раньше? Я искренне прикладывал все усилия, чтобы из Саске вырос полноценный член общества, его личность уже сейчас гармонично сочетала в себе уйму удивительных и незаурядных черт, и, конечно же, с возрастом он становился все более чутким, в отличие от меня. Возможно, это звучало слишком самонадеянно, но все же я претендовал на некую объективность, не забывая резюмировать и то, что у Саске весьма тяжелый и непредсказуемый характер, он плохо сходится с людьми, а еще наши с ним отношения уже как довольно продолжительное время не попадали под категорию чего-то адекватного или хотя бы нормального. Я не мог отделаться от гадкого чувства, что это все сказывалось на Саске не самым лучшим образом. Мне необходимо было быть для него поддержкой, а не очередным препятствием на пути. В итоге все обернулось ровно наоборот. Как бы я ни пытался найти способ сгладить острые углы в своей голове относительно этой ситуации я отчетливо осознавал, что пути к отступлению уже не было. Не исключено, что его не было еще и по той причине, что я сам не особо-то горел желанием его искать. По итогу, хоть я и имел за собой здоровую склонность к рефлексии, в этот темный лес наших с Саске взаимоотношений я старался особо не соваться, как и не старался искать себе оправданий – и вот здесь его слова об эгоизме уже звучали уместно. Я хотел сосредоточиться на более насущных проблемах, нуждающихся в решении прямо сейчас – а раз уж так вышло, что одной из этих проблем оказался я сам, то мне представлялся лишь один вариант ее решения. – Все, – я встал вслед за ним и взял его руку, слегка потянув к себе, – мои действия? Саске замешкался, и я явственно ощущал его нерешительность. В том, как он отчаянно сжал мою руку, но продолжал упрямо стоять на месте; в том, как отводил взгляд, видимо, что-то серьезно про себя обдумывая. Я отметил, что он еще немного подрос и теперь его макушка находилась где-то на уровне моего подбородка. Наконец, спустя несколько томительно долгих десятков секунд (время как-будто замедлило свой темп), он поддался, повернувшись ко мне и вскидывая недовольный взгляд. Всего лишь догадка, но – мне почему-то хотелось так думать – что причины, по которым я старался не углубляться в ту самую потаенную природу этих странных взаимоотношений, имели место быть и в голове самого Саске. Я обхватил его лицо своими ладонями и наклонился, чтобы мы соприкоснулись лбами; мы простояли так еще немного, пока под пальцами я ощущал, как пылают его щеки. – Я никуда от тебя не денусь. – Ага… – он отстранился и снова опустил взгляд. – Саске, я серьезно, – я настойчиво приподнял его лицо, заставляя тем самым снова смотреть мне прямо в глаза. – Ты уехал. – Я всего лишь снял квартиру. – А вдруг потом ты всего лишь захочешь найти себе девушку или… Я прервал очередную обвинительную тираду, вовлекая Саске в медленный, тягучий поцелуй. Еще одна, по моему мнению, достаточно сложная черта его натуры: он не особо поддавался на уговоры и делал упор в основном на действия, неосознанно толкая тем самым меня на отчаянные поступки. Сквозь скользящие прикосновения губ я ощутил как губы Саске растягиваются в подобие ухмылки. Маленький манипулятор.***
Мы повалились на кровать. Саске, оказавшись подо мной, заерзал, пытаясь побыстрее избавиться от домашней одежды. За это время я успел стянуть футболку с себя и теперь наслаждался открывшимся передо мной видом: молочно-белая кожа в полупрозрачном лунном свете казалась сейчас какой-то невозможной, будто кукольной. Создавалось обманчивое впечатление недосягаемости, похожее на то, что, вероятно, испытывали гости в традиционных чайных домиках прошлой эпохи, наслаждаясь завораживающим видом открытой, белоснежной от пудры кожи гейши. Я прикоснулся губами к горячей коже впалого живота, чтобы развеять это наваждение – мышцы под моим прикосновением моментально напряглись, послышался громкий рваный вздох. Цепочка из коротких легких поцелуев привела меня к влажным, приоткрытым в неровном дыхании, губам. Наклонившись над ним я внезапно ощутил как с моих волос стягивают резинку; несколько длинных прядей Саске поднес к своим губам, прикрывая глаза и явно наслаждаясь своей добычей. Я не сдержал смешка. – Похоже, кто-то лукавил, когда говорил о моих руках. – Сложно… выбрать что-то одно, когда ты весь такой… – Какой? Но ответа я не получил, хоть и надеялся с каким-то садистским азартом развести Саске на новые откровения. Он снова зарылся руками в мои волосы, решительно притягивая меня к себе и ловя мои губы в новом глубоком поцелуе. Саске всегда легко поджигался и следом поджигал меня. Запах его кожи, взгляд из-под длинных дрожащих ресниц, затуманенный дымкой нескрываемого желания, шепот на грани слышимости, в котором я все равно отчетливо различал обрывки своего имени. Его тонкая шея, острые плечи, грудь, вздымающаяся от коротких прерывистых вздохов, где под ребрами билось как сумасшедшее – его сердце; я старался ничего не оставить без столь желанного внимания. Саске едва заметно подрагивал чуть ли не от каждого моего прикосновения, тяжело и рвано дышал, и от этого у меня самого в штанах становилось ощутимо теснее. Я спустился ниже, слезая с кровати и одним резким движением подтянул Саске под бедра к себе. Несколько влажных поцелуев я оставил на внутренней стороне бедра (одна его нога оказалась на моем плече) и почувствовав почти неосязаемую волну мурашек, я накрыл ладонью его уже полностью вставший член, отчего он чуть прогнулся в пояснице и сильнее сжал в руках простынь. Свежий ночной воздух проникал в открытое окно спальни, оседая приятной прохладой на обнаженной коже, и сквозь густую пелену мутного желания я услышал тихое, но на удивление довольно уверенное: “Пожалуйста”. А следом прозвучал уже более громкий стон, и хватка в моих волосах усилилась, когда я накрыл губами блестящую от смазки головку. Одной рукой я обхватил самое основание члена, медленно опускаясь ртом и помогая языком, а другую запустил под резинку собственных штанов, туда, где под легкой тканью уже вовсю сводило от возбуждения. В конце концов мне тоже требовалась какая-никакая помощь. Неожиданно моего виска коснулась рука: на секунду Саске приподнялся, поймал мой взгляд своим – влажным и немного рассеянным – словно пытаясь мне что-то сказать, и снова в исступлении откинулся назад, вжимаясь затылком в матрас. Он выглядел сейчас до ужаса возбужденным, опьяненным лаской; влажная от пота кожа поблескивала глянцем, и мне отчего-то ревностно захотелось спрятать его такого от всего мира, даже от луноликой подруги, что являлась молчаливым свидетелем происходящего этой ночью. – Ита-... Я… больше не… – голос Саске вновь потонул в рваном стоне. Мне нравилось то, как Саске отпускал себя рядом со мной. Нравился его срывающийся голос. Нравилось, как он, буквально на мгновение, весь цепенеет в моих руках, и во рту появляется горьковатый привкус его желания. Я наслаждался абсолютно всем, чем Саске так открыто и щедро со мной делился, и отчасти тем фактом, что это принадлежало всецело мне одному. Иногда я ловил себя на мысли, что сам же неосознанно вылепил из Саске то, чего хотелось моей черной душонке, и подобно Пигмалиону, я не смог устоять перед своим же творением. Могло ли быть так, что, не отдавая себе отчета, я облек свои желания в идеальную форму? На грани какого-то умопомешательства я навис над ним, накрывая своим телом, и впился в податливую тонкую кожу шеи, стараясь держать в голове, что увлекаться особо не стоит, так как сейчас явно не сезон для закрытой одежды. Сильные руки обвили мою шею, прижимая ближе. Я чувствовал как и сам приближаюсь к желанной разрядке, как вдруг ощутил между нашими телами проворное скользящее движение, а в следующий момент – горячую ладонь Саске. На миг реальность раскололась на тысячу сияющих осколков, заставив меня резко зажмуриться; легкие сдавило от жаркой волны практически болезненного удовольствия, которая, тут же схлынув, бережно передала меня в руки блаженной истоме. – Ты даже не представляешь, как я люблю тебя… – хрипло произнес Саске, и моего виска коснулись влажные губы. Я приподнялся и заглянул в родные глаза, в мглистой глубине которых сейчас, я подозревал, было скрыто намного больше, чем он пытался выразить словами. – Представляю, – я оставил на его лбу целомудренный поцелуй. – А теперь – в душ.***
Мы лежали рядом, вымотанные физически и эмоционально, после незапланированно долгого похода в ванную: Саске – спиной ко мне, а я – прижимая его к себе в каком-то щемящем приступе нежности. Непослушные волосы на его макушке щекотали нос. Я думал о том, что, возможно, в будущем все может стать намного сложнее: требования Саске непременно возрастут, и кому, если не мне, со смиренным энтузиазмом исполнять их. И от мысли, что я по-прежнему вижу наше будущее неизменно таким красочным и реалистичным, на душе становилось действительно спокойно. На грани сна я ощутил, как Саске завозился. Он развернулся ко мне, по-хозяйски закидывая на меня свою ногу. В уголках его глаз снова играли озорные искры, а уголки губ слегка приподнялись. Что-то мне подсказывало, что такое его настроение – не к добру. – Я собрался поступать в твой университет, – чересчур энергично сказал он. – Похвально. – Родители уже одобрили. – Не думаю, что они вообще были бы против этого заведения… – я зевнул, снова расслабившись и предвкушая… Я быстро глянул на электронные часы, поверх обнаженного плеча Саске… целые четыре с половиной часа сна. Отлично. – Я не об этом, – подозрительно бодро продолжил Саске. – А о чем, прости? – Они разрешили мне переехать к тебе, когда поступлю! Я вздохнул и прикрыл глаза. Если честно, я определенно совсем чуть-чуть не был готов к тому, что это прекрасное будущее наступит настолько быстро.