Монолог актрисы

Мальвина часто оставалась после общих репетиций и когда время переваливало за полночь, она могла только-только заканчивать. Ей нравилось входить в роль и на долгие часы забывать о том, кого она играет в собственной жизни. Это был новогодний спектакль, где Мальвине досталась главная роль (впрочем, как и всегда). У её героини был трагичный финал, как любил Карабас. К моменту, когда ей нужно было обратиться к зрителям и произнести свою последнюю речь, она отрабатывала уже третий час. В какой-то момент она замолчала, словно забыла слова, однако такого никогда не случалось. Тишина и тьма (свет горел только на сцене) заворожили её и на какое-то мгновение Мальвина почувствовала славное блаженство… Пустой зал, свет сафитов льётся прямо на неё, озаряя её прекрасное, идеальное с великолепным макияжем лицо и приглушённый гул прожекторов. Однако Мальвину вернуло в реальность напоминание, которое было с ней с самого начала её рабства в этом театре. «Вы моя собственность. Вы бездушные твари, которые полностью мне подчиняются, а, если это не так будет, я заставлю вас захлебнуться собственной кровью,» — слова Барабаса, словно клеймо в голове Мальвины каждый фрагмент её ожизни превращали в Ад. Она стала оглядываться по сторонам, обхватывая себя руками, дабы хоть как-то почувствовать защиту. Ком перекрыл кислород в горле и Мальвине стало казаться, что она сейчас упадёт в обморок от недостатка воздуха. Мир словно стал вращаться, а сама Мальвина стала эпицентром этого хаоса. Паника настолько сильно накрыла её, что она уже не могла этого остановить. — Нет… нет… нет… НЕТ! — её крик затуманел ей глаза (или это были слёзы?), Мальвина впилась своими длинными ноготками в свою белоснежную, чистую кожу, оставляя кровавые месяцы. — Пожалуйста, нет, нет… — прикусив губу, Мальвина громко всхлипнула, оборачиваясь к зрительному залу. Перед ней была тьма. Всепоглощающая, страшная и жуткая, однако где-то там, во мраке, Мальвина смогла найти воспоминание, которое согревало её душу. Зрители, которые любили её, слушали, а потом аплодировали. Сделав три глубоких вздоха, Мальвина медленно опустила руки вдоль тела, сжимая и разжимая кулаки. — Дамы и господа, сегодня я поведаю вам историю о своей жалкой, никчёмной и двухличной жизни! — по её щекам текли слёзы, смывая макияж, однако Мальвина продолжила своим дрожащим голосом, поднимая руки вверх, а потом как бы, направляя ладони на себя, демонстрируя свою особу. — Меня зовут Мальвина и я ненавижу себя. Мда… — она ухмельнулась, указывая на свою фигуру, голубые, длинные локоны и симпатичную мордашка (даже в глубокой печали Мальвина была неотразима) — Только подумать! Но я терпеть себя не могу. Я испытываю омерзение к тому, какая я. Я испытываю страх, когда вижу… — она некоторое время помолчала, глядя в пол, а потом подняв уверенный взгляд, продолжила, — Когда я вижу его, меня начинает трясти, ведь у меня невероятная фигура и я считаюсь невообразимой красавицей, однако ЧТОБЫ Я БЫЛА ПРОКЛЯТА! — сорвалось у неё с языка. Именно в этот момент светловолосый, кудрявый, с зорькими, горящими глазками, длинным носом, яркой, радужной кофточке с галстуком и широких, тёмных брюках, с цепочкой, прикрепленной к ремню, Буратино бесшумно приоткрыл дверь зрительного зала. Арлекин, шедший по коридору от Карабаса, холодным и бесстрастным тоном сказал, чтобы он сходил и проверил всё ли выключено, Буратино не стал спорить, особенно вспомнив, что скорее всего он ещё мог перед сном лицезреть Мальвину… «Нет. Мне плевать на неё,» — пытался переубедить себя Буратино, однако бросил эту затею, вспоминая, как прикасался к своим губам, вспоминая о вчерашнем поцелуе с Мальвиной. С того момента они не контактировали, а когда встретились на репетиции, оба игнорировали друг друга. Однако Буратино упорно находил взгляд Мальвины и та со всей своей безжалостностью отводила его, хотя он и чувствовал, что с трудом. Когда Буратино подошёл по просторному, украшенному разными орнаментами и дорогими люстрами (сейчас света не было и Буратино шёл с фонариком), он услышал пленительный, обаятельный голос Мальвины. «Буратино, ниже…» — говорила она вчера пьяная, еле-еле произнося целые предложения. «Ты дрожишь… Почему?» — горячим дыханием выдохнул Буратино ей на ушко. «Обними меня,» — попросила она и он тут же обнял её. — Интересно, она тоже помнит все детали, как и я? — шёпотом спросил у себя Буратино, прикасаясь к золотой, закруглённой ручке большой, деревянной двери. Он медленно, не торопясь, лишь бы не потревожить актрису приоткрыл дверь и тут до его слуха долетели слова. — Мне кажется, что я схожу с ума… с ума… — погружаясь в свои собственные мрачные мысли, Мальвина с трудом возвращалась в реальность и лишь для того, чтобы, как рассказчик закончить историю, — Леди и джентльмены, вот мы и подходим к завязки этой истории и знаете что? Я. Ненавижу. Своё. Существование. Мне страшно, когда после очередного кошмара я открываю глаза, а когда кошмар становится явью, я скатываюсь по стенке и царапаю себя до крови, вцепляясь зубами в кожу, лишь бы не закричать… Так вот, дорогие зрители, — она усмехнулась, а Буратино закрыл за собой дверь, Мальвина его совсем не заметила, — Я хочу умереть, — а потом она засмеялась. Буратино был в таком шоке, что не совсем понимал, где он и почему. Он, как в трансе стал приближаться к сцене, как и всегда шагая бесшумно и грациозно. «Мне кажется что я схожу с ума,» — твердила память, когда Буратино смотрел на прекрасную, утончённую, грандиозную Мальвину, которая запрокинув голову к прожекторам, сначала плачет, а потом смеётся как безумная и так по кругу, — «кошмар становится явью… царапаю себя до крови… хочу умереть,» — Буратино подошёл уже опасно близко, Мальвина могла его увидеть, ведь свет попадал и на него. Он заговорил быстрее, чем она всё-таки заметила его. — Как много эмоций… — Буратино заставил себе вернуть свой обыденный издевательский тон и даже смог поапладировать, — Это речь какого персонажа? Он шагнул ещё вперёд и теперь он взирал снизу вверх на заплаканную, испуганную, вымотанную Мальвину, которая смотрела на него с презрением. Она молчала, видимо не совсем понимая как себя вести. Она не шевельнулась и тогда, когда на деревянный пол упала её слезинка. Она тяжело сглотнула, шумно выдохнула, что-то пробормотала, видимо проверяя может ли говорить. Буратино показалось это нелепым, ведь и она, и Буратино прекрасно понимают, что оба всё понимают. «Мы в театре, Буратино, а она — актриса,» — сказал себе светловолосый. — Знаешь, когда я ложился вчера спать, я думал о тебе, — неожиданно резко сказал Буратино и тут же упрекнул себя в том, что начал не с того, хотя он вообще не собирался с чего бы то ни было начинать. Мальвина усмехнулась. Горько, высокомерно, но у Буратино словно что-то упало с плеч, хотя он и понимал, что актриса в любой момент может побежать и спрыгнуть с цены, в порыве своего горя, сломав себе что-нибудь. — Ох, бедняжка, не можешь забыть о вчерашнем? Буратино уловил двухмысленность. «Да ты сама об этом и думаешь.» — Я репетировала, — нагло соврала она, надеясь дать ему понять, что хочет всё проигнорировать. Однако Буратино не собирался так легко сдаваться. Он сделал круг и уселся по-середине первого ряда. — Может в крайний раз? А я как твой коллега объективно скажу, в чём твои недостатки. Мальвина сделала шаг назад. Буратино удивился, когда увидел, как та смутилась. — Что ты услышал…? — спросила она, опустив взгляд. Буратино захотел подбежать к ней и обнять так сильно, чтобы больше никогда не давать чувствовать себя одинокой и брошенной. Однако Буратино также понимал, что это может спугнуть её, как и вчера, когда он сказал, что готов быть рядом на протяжение всей их жизни. — Ничего, — коротко ответил он. — Не лги, — укоризненно предупредила Мальвина. Буратино закинул ногу на ногу, а потом повысив голос, воскликнул, чувствуя, как внутри начинается ураган эмоций: — Ебать, Мальвина, блять, а что это изменит? Я слышал достаточно, чтобы понять многое. Но ты ведь не подпустишь никого к себе и на шаг, а я блять могу и желаю тебе помочь. — Мне не нужна ничья помощь, — почти отчаянно, так, как пищит загнанный в уголок зверёк, процедила Мальвина. Буратино заставил себя успокоиться и более тихо сказал. — Ты сама знаешь, что это не так… — Уходи, — она сделала ещё один шаг назад, потом ещё и ещё. Буратино вскочил на ноги и поспешно пошёл к лестнице. — Знаешь что? Я не уйду и плевать я хотел, ругайся, кричи, бей, прогоняй, но я не уйду. Ты успокоишься, а после мы поговорим, ясно? Когда Буратино поднялся, он ошарашенно замер. Сейчас, когда Мальвина была такая, Буратино, словно заново в неё влюбился. Это была искалеченная душа, однако он словно бы понял, что всегда любил её такую. — Почему ты так на меня смотришь? Когда Буратино вместо ответа сделал шаг к ней навстречу, Мальвина шарахнулась, но осталась на месте. Буратино в считанные секунды преодолел расстояние между ними. Их разделяло два шага, которые Буратино оставил за Мальвиной. — Когда вчера ты поцеловала меня и я ощутил вкус твоих губ, меня словно бы вознесли на небеса, Мальвина. Она снова заплакала, теперь уже не пытаясь остановиться. — Я испытал блаженное чувство... Блаженное чувство истинной любви... – последнее предложение он произнёс шёпотом. — Не говори этого… прошу, я… я-я… Я не могу… — Что ты не можешь? — Мальвина, неосознанно шагнула вперёд, ощутив как прохладный воздух становится обжигающе горячим, — Позволить мне любить тебя? Буратино не хотел этого говорить. Он правдо не хотел, но должно быть это и к лучшему, однако его пробила дрожь. Теперь он шарахался и увеличивал между ними расстояние. Мальвина сделала те заветные два шага и наклонилась над его ухом, прикасаясь своей влажной щекой к его, вызывая в нём бабочки в животе: — Ты и не смог бы полюбить меня... На сцене стоял простой, с четверьмя ножками, широчайший стол, Буратино уложил туда Мальвину спиной и подогнул ей колени. Она сама сняла с себя свой жемчужный топик и кружевной, чёрный лифчик, Буратино ни как не давил на неё и лишь наблюдал, стараясь избегать прикосновений. Когда лифчик упал на пол, она смущённо пробормотала: — Мне нравилось, когда вчера ты касался меня… А ещё, когда ты так смотришь, это вызывает больший страх... Буратино вздёрнул подбородок, в одно движение залез на стол и прикоснувшись пальцами к коленки Мальвины в клетчатых, чёрных колготках, стал поглаживать. Мальвина хотела выдохнуть, но вместо этого обронила стон, который словно музыка для ушей Буратино. Протяжный, хриплый из-за рыданий. — Я смотрю на тебя с восхищением, Мальвина, ничего большего. Его губы прикасались к её губам, шеи, лбу, векам, ключицам, рёбрам, груди, заставляя каждый раз Мальвину всё громче произносить его имя. Она содрогалась от этих ласк, стараясь не думать о дальнейшем. Однако когда Буратино легонько прикоснулся к резинке мини-юбки, Мальвину пробрал холод. — М-мне… Буратино глянул ей в глаза, но руки не убрал. — Да? — Ничего… — Мальвина, говори, — почти угрожающе приказал Буратино. — Тебе неприятно? Или больно? — взволнованно спросил он. — Неет… просто… что ты собираешься делать? — О, а… Боже, — Буратино вспыхнул яростью и всемогущим гневом, но ответил, — Обещаю, мне для себя ничего не нужно. Мальвина кивнула и Буратино стянул с неё юбку, колготки и нижнее бельё. Она лежала перед ним абсолютно обнажённая. Буратино спустился по её ноге, а его язык коснулся её лона. Мальвина извивалась, гнулась в спине и подавала таз вперёд. Пахло потом, трепетом и жаром. Это был бы первый в жизни настоящий оргазм Мальвины, который она бы испытала по своему собственному желанию, с любимым существом, однако их захотели прервать. — Ёбтвою мать, сестрёнка, — как недорезанная свинья заорал Арлекин, который решил заглянуть к ним прямо со сцены. Он отвернулся и прикрыл глаза ладонью. Мальвина была почти на грани и ощущение было такое блаженное, великолепное и чудесное, что она простонала: — Пожалуйста! — обращаясь к Буратино, как бы не разрешая ему останавливаться. Арлекин не собирался просто уйти, как вежливый андроид. — Ну может хватит, Буратино! Вот я всегда знал, что ты тот ещё развратник… — Прости, Мальвина, но он всё портит. Буратино, который снял с себя только верх, спрыгнул со стола, подняв одежду Мальвины и протянув ей, обняв её и ласково поцеловав, пока та вопила от возмущения, не в силах одеться. — Что тебе нужно? — гневно спросил Буратино у Арлекина, вставая перед ним. Арлекин в наглую стал блуждать взглядом по телу Буратино. По его бледной, блестящей коже. — Слушай, Буратино, а ты бы не хотел со мной? — Да пошёл ты нахуй… э, Мальвина? — Буратино вышел из-за угла и с глубочайшим разочарованием лицезрел пустую сцену. «Ушла. Нет, сбежала,» — с досадой и обидой на себя подумал Буратино. — Мальвина, что тут поделаешь… — стебанулся Арлекин. — Я люблю её, Арлекин, и не позволю ей провалиться в собственную бездну тьмы. Я буду с ней. Даже тогда, когда она вот так сбегает… Арлекин сочуственно улыбнулся, хотя Буратино не мог этого заметить.