Весна после вечной зимы

      Влажный воздух в растопленном хамаме приятно обволакивал обнаженное тело, скрытое лишь тонкой простыней, даруя расслабление телу и душе, освобождая разум и принося спокойствие. Луноликая госпожа поудобнее устроилась на мраморной скамье, нежась в тепле и вдыхая ароматы масел для тела, устало закрыла глаза.       — Девушки, вы можете идти. Я хочу побыть одна, — Михримах помассировала виски, словно её мучила головная боль.       Рабыни, что уже выполнили свою работу, вымыв тело и волосы госпожи, поклонились и покинули хамам одна за одной, оставив дочь падишаха наедине со своими мыслями и переживаниями. Михримах откинула на стену голову и тяжело вздохнула. Весь день она не могла найти себе места, её всё раздражало, постоянно срывалась на служанок по пустякам. Причиной состояния султанши был её супруг, Рустем-паша, который сегодня вернулся домой после нескольких лет в военном походе.       Уже долгое время, ожидая его возвращения, Михримах пыталась разобраться в своих противоречивых чувствах. Она словила себя на том, как мысль, что паша когда-нибудь вернётся, что они снова встретятся, уже давно начала вызывать в ней особое, трепетное волнение, природу которого султанша не понимала. Или понимала, но не могла себе признаться.       Не могла признаться, что его присутствие рядом с ней давно стало восприниматься как что-то совершенно естественное и правильное. Она настолько привыкла видеть его каждый день, что спустя некоторое время отсутствия мужа начала замечать то, что его нет дома, так остро, как никогда до этого не замечала.       Неприятное чувство сжималось в груди, когда она за ужином смотрела на его пустое место за столом. Когда он не приходил по вечерам в гостиную, где они сидели с малышкой Хюмашах, чтобы поиграть с дочерью. Когда она просыпалась и засыпала в холодной постели, слишком большой для неё одной, проводила рукой по пустой второй половине.       Без Рустема их общий дворец как будто потерял что-то очень важное, стал мрачным и холодным. Михримах стало не с кем поговорить по душам, вылить всё, что у неё внутри — со служанками не разговаривают, а дочь ещё слишком мала. Госпожа осознала, что супруг был единственным близким ей человеком, с кем она могла просто поговорить, открыто и честно. Без него её жизнь стала серой повседневностью без всякой радости.       Ночами холод пробирал до кожи особенно сильно, как бы не старались служанки, что клали в постель грелки с теплой водой. Михримах заворачивалась в одеяло как можно сильнее, но согреться не удавалось. В эти моменты она невольно думала о том, как спокойно и тепло было ей в объятиях мужа, как он всегда согревал её своим телом… Она пыталась остановить эти мысли, от которых к коже приливал жар, но ничего не могла с собой поделать.       Султанша не могла отрицать, что супружеская жизнь с Рустемом, которого в начале брака она ненавидела, давно перестала для неё быть кошмаром и состояла не только из мучений. Сперва мужчина казался ей монстром, потому что она сама придумала для него этот образ в своей голове. Но это было не так. За все годы паша никогда не причинял ей физической боли, наоборот, всегда старался сделать всё, только чтобы ей было хорошо, для него её чувства всегда были на первом месте. Разве его можно ненавидеть?       В конце концов, Михримах признала тот факт, что Рустем не был ужасен, а иногда был с ней очень даже милым и приятным. В первые годы брака она посчитала бы несказанным счастьем и подарком судьбы — так долго не видеть его. Теперь же эта разлука казалась наказанием, госпожа даже подумать не могла, что ей может быть так тоскливо и одиноко без него.       Окончательно заставил султаншу запутаться в чувствах приезд в гости тётушки Фатьмы, вечно молодой и счастливой госпожи, которая, кажется, по лицу луноликой поняла, от чего та страдает, как бы Михримах не пыталась скрывать свои переживания. Она поспешила дать любимой племяннице необходимые, по её мнению, советы касательно отношений:       «Знай цену молодости, Михримах, она ведь так быстро проходит. Вместо того, чтобы тратить её на страдания и ссоры, лучше трать на любовь. Найди любовь, и стань любимой».       Думая над напутствиями тёти, госпожа, сидящая в пустом хамаме, протянула руку к круглому зеркалу в золотой оправе, перевернула его и посмотрела на себя. В красивых глазах отражались муки душевных сражений. Кажется, именно слова Фатьмы Султан, которую Михримах не очень любила, стали решающими и помогли ей осознать истину.       До этого момента госпожа думала, что в её жизни никогда уже не будет весны, только вечная зима — в семнадцать лет она вышла замуж за нелюбимого, а любимого, женой которого хотела стать, больше не увидит. Думала, что даже если когда-нибудь сможет полюбить, то ничем, кроме страданий, это не закончится, ведь ей уже не быть ни с кем, кроме мужа.       И только сейчас, осознав, как дорог ей Рустем на самом деле, как сильно она скучала по нему, Михримах впервые подумала о том, что она сама может создать себе весну. Она всё это время вынуждала себя страдать, вместо того, чтобы попытаться взять в руки свою судьбу. Её супруг оказался хорошим человеком, который ей нравится, и он любит её так сильно, как никто другой, готов за неё жизнь отдать. Неужели жить в вечной зиме, храня образ мученицы, лучше, чем хотя бы попытаться быть счастливой?       Госпожа подняла голову и гордо вздёрнула острый подбородок. В голубых очах не было ни капли грусти, как минутой ранее. Теперь там сверкала только решительность. Она уже приняла верное решение, в котором ни минуту не сомневалась. Она — Михримах, дочь повелителя мира и вторая по могущественности после своей матери госпожа в империи. И отныне она сможет сама построить своё счастье, потому что так решила.       Ещё ни одного дня она не ждала с таким волнением, как его возвращения. Целую неделю не могла спокойно ни спать, ни есть, заставив служанок шепотом беспокоиться о здоровье госпожи. Причиной всему было то, что Михримах боялась. Страдала от мысли, что, когда они встретятся, больше не увидит в его темных глазах пылающей любви и страсти, как раньше. Ей не давали покоя мысли, что за время разлуки он просто разлюбил её и больше она ему не нужна. Теперь, когда султанша поняла, как сильно нуждается в нём. Казалось, такого удара она не переживет.       Встреча с ним — то, чего госпожа больше всего желала и одновременно боялась, до дрожи в коленях. Разочарованием было то, что это случилось в присутствии матушки, которая окликнула Рустема, когда он собирался заключить свою жену в страстные объятия. Они так и не остались наедине и не успели толком поговорить, поэтому Михримах не смогла заметить ничего в его взгляде или голосе. Никаких намёков.       Госпожа едва смогла дожить до ночи, содрогаясь от волнения. Будучи юной, каждый вечер надеялась, что сегодня Рустем не появится на пороге её спальни и не станет тревожить. А сейчас молила Аллаха, чтобы он пришёл ночью. А вдруг он решил, что ей не нужен и не придет, потому что думает, будто она его не желает? Что тогда делать? Не может же она сама пойти к нему первой.       Но в этот момент двери хамама со скрипом отворились, и Михримах едва сдержалась, чтобы не вздохнуть с облегчением, не показать, насколько рада она видеть Рустема, вошедшего внутрь. Он пришёл, все страхи были напрасны. Гора свалилась с плеч женщины, хотя лицо оставалось безразличным, словно ей было всё равно. Двери медленно закрылись за ним, и спустя, как казалось, вечность ожидания, супруги наконец-то остались наедине.       Рустем, уже переодетый в простые домашние штаны и хлопковую белую рубашку, ничего не сказал. Не поднял на неё взгляд. Мужчина молча прошёл и сел, отвернувшись к жене спиной. Чувство беспокойства охватило Михримах, она не понимала, почему он даже не смотрит на неё, но решила, что выяснит, в чём дело. Она отложила зеркало, что держала в руках.       — Я очень устал. Путешествие было длинным, — хриплый мужской голос эхом отлетел от мраморных стен. — Уезжая, я даже не знал, вернусь ли я, приеду ли обратно.       — Но ты вернулся, — её голос звучит как можно более безразлично, будто ей действительно было всё равно на него, даже если бы он погиб.       Будто она не просила у Аллаха сохранить её мужу жизнь, чтобы он вернулся домой живым и невредимым, каждую ночь, когда не могла спать от страха за него, прекрасно понимая, что такое война. Поджала губы.       Оба молчали какое-то время, и эта напряженная тишина угнетала. Наконец, мужчина медленно обернулся к госпоже. Михримах ничем не выдала своего волнения, не пошевелилась, заглядывая ему в глаза. И сердце замерло. Она увидела в его взгляде то, чего боялась не увидеть.       Он был вымотанный, уставший, но безграничное обожание и преданность всё ещё горели огнём. Впервые это её порадовало. Но султанша не позволила себе даже улыбнуться. Паша всё ещё был готов отдать жизнь за неё, хотя, кажется, уже был разочарован и не надеялся когда-нибудь добиться от неё ответа, но всё равно не отрёкся от своих чувств, и это главное.       — Для меня главное лишь то, что не пострадала твоя честь, — в его голосе слышна нежность и ласка, как раньше, и уголки его губ даже тронула вымученная улыбка.       Михримах не знала, что ответить, пыталась собраться с силами, лихорадочно думая, что сказать. Она ждала от паши следующих действий, но их не последовало. Рустем снова повернулся к ней спиной и тяжело вздохнул. Госпожа поняла, что мужчина собрался встать и уйти, но не потому, что не хотел её, а потому что уже не надеялся на ответ, и больше не желал ей докучать, думая, что она не хочет его видеть. Она не могла позволить ему снова обречь её на одиночество.       Паша начал подниматься, и в ту же секунду замер на месте. Он был крайне поражен, не понимал, что происходит. Женская рука легла на его спину и нерешительно, нежно погладила сквозь рубашку, таким образом показывая, чтобы он не уходил. Рустем не решался радоваться, хотя это могло означать только одно.       — Хочешь, чтобы я осталась? — мягкий, обольстительный шепот за его спиной развеял сомнения. Паше сложно было поверить, что ему не послышалось.       Ласковые руки медленно переместились со спины на шею и плечи, Михримах начала нежными движениями разминать затёкшие от усталости мышцы мужчины. Рустем удивился внезапному порыву жены. Неужели, после стольких лет, когда он уже давно потерял всякую надежду… Аллах смилостивился над своим рабом, даровал ему шанс стать счастливым?       — Моя госпожа… — мужские руки перехватили женские, поднесли к губам, и горячие поцелуи стали покрывать ладони. — Если это сон, пожалуйста, не дайте мне проснуться, я этого не вынесу, — в хриплом, страстном шепоте было слышно отчаяние.       Рустем был в недоумении, когда госпожа резко выдернула и убрала руки, и уже собирался повернуться, чтобы понять, в чём дело, но его заставил замереть горячий, вызывающий дрожь шепот прямо над ухом:       — Позволь мне помочь тебе расслабиться. Ничто так не снимает усталость, как массаж, поверь, тебе понравится, — он не мог этого видеть, но в глазах Михримах, что встала со своего места и теперь стояла прямо за ним, вовсю плясали чёртики.       Паша тяжело сглотнул, забыв на секунду, как дышать, так сильно на него подействовал её голос, а ведь она даже не прикасалась к нему. Он был ошеломлен, никогда прежде за все годы его жена не проявляла инициативу в их отношениях сама. Даже в своём воображении он не мог представить, чтобы Михримах делала что-то подобное. И хотя его мужской природе нравилось быть главным, сейчас Рустем обнаружил, что его возбуждает эта игра, в которой доминировала госпожа. Что ж, если ей хочется держать всё в своих руках, пусть, главное, что она была рядом.       Ответа не понадобилось. Тонкие пальчики подцепили край рубашки и рывком стянули её через голову, мужчина помог ей это сделать. Дочь падишаха довольно улыбнулась, украдкой рассматривая обнаженный торс мужа. Щёки порозовели, когда она словила себя на мысли, что её супруг был в прекрасной форме как для своего возраста. Подтянутые, упругие мышцы воина вызывали в ней восторг. Впервые султанша так откровенно разглядывала его тело, ранее она всегда смущалась и избегала смотреть на него. Порадовалась, что он сейчас не видит её лица.       Несколько секунд ещё никогда в жизни не казались Рустему мучительной вечностью, но наконец его страдания прекратились, когда он снова почувствовал её прикосновение, обжигающее кожу. Михримах встала ровно за мужской спиной, положила руки на широкие плечи и стала медленно растирать воротниковый отдел, место, где сконцентрировалось напряжение.       От её манипуляций по телу моментально растекся приятный, расслабляющий все мышцы жар. Мужчине было прекрасно, как никогда. Все проблемы, тревожные мысли моментально покинули голову, оставив звенящую пустоту. Ни о чём больше он не мог думать, кроме рук жены, что ласкали его, вводя в транс. Никогда прежде госпожа не прикасалась к нему с такой нежностью, как сейчас.       От накрывшего его блаженства, Рустем закрыл глаза и расслабленно запрокинул голову назад, положив её на грудь своей любимой. В таком положении он готов был провести вечность. С его губ невольно вылетел громкий вздох, когда Михримах запустила руку в его влажные густые волосы и ласково погладила голову. На устах султанши была улыбка. Она упивалась полной властью над его телом и сознанием, что чувствовала в этот момент.       Разум Рустема почти отключился, усталость исчезла, словно её руки были волшебными, тело погрузилось в сладостную негу. Размяв как следует шею и плечи, госпожа начала массировать поверхность его широкой спины, чувствуя под пальцами упругие, накачанные мышцы. Надавливая, плавно опустилась вдоль позвоночника поглаживающими движениями. Паша уже не мог сдерживаться, иногда с его губ вырывались тихие, почти неслышные стоны. Жар и приятное покалывание сковали все мышцы.       Когда Михримах, ласково прощупывая каждый сантиметр мышц, спустилась до самой резинки штанов и остановилась, Рустем громко вдохнул, чувствуя, что теснота в области паха становится с каждой секундой всё больше, естественная реакция мужского организма на ласки жены не заставила себя ждать. Центр жара в теле сконцентрировался внизу живота, возбуждение уже было сильным.       Руки султанши поднялись обратно до плеч, наконец, медленно скользнули вперёд, на торс мужчины, нежными движениями погладили мышцы на груди и опустились ниже, очертив твёрдые кубики пресса. С губ Михримах слетел едва слышный, хриплый вздох. В ту же секунду паша потерял остатки терпения. Крепко схватив и сжав руку жены, Рустем обернулся и резким движением прижал женское тело к своему.       Султанша и не думала сопротивляться, наоборот, сама прижималась к его горячему обнаженному телу как можно ближе, выгибалась навстречу. Паша посмотрел в её глаза и увидел, как они горят пламенем, точно тем же, что сейчас прочитала она в его собственном взгляде. Огонь желания и похоти. Мужчина наслаждался хрупким телом, что дрожало в его руках.       Михримах тяжело и громко дышала прямо в его губы, больше всего желая податься ещё ближе. Госпожа чувствовала, как от жара мужского тела и того, насколько он был возбужден, внизу живота появилось нечто горячее и тяжелое. На секунду она испугалась того, что появилось во взгляде мужа, но отступать уже было поздно. Тем более, она сама желала продолжения столь же сильно, как и он.       В этот момент впервые в жизни Рустем увидел в своей жене не запуганную девочку, которая стояла перед ним, дрожа от страха, в первую брачную ночь. Сейчас её взгляд не был похож на попавшего в ловушку зверька. Впервые в её взгляде была твёрдость и решительность взрослой женщины, вместе с лихорадочным возбуждением.       — Госпожа… Вы даже не можете представить, насколько я Вас люблю, — дрожащим от возбуждения голосом выдохнул мужчина ей в лицо. — Я готов продать душу самому шайтану, если за это смогу получить Вашу любовь, — ему казалось, что он бредит.       — Хватит бессмысленных клятв, что я слышала уже сотню раз, Рустем. Докажи свою любовь действиями, — голос Михримах дрогнул, и она поняла, что вырвавшиеся у неё слова стали точкой невозврата.       Он и она утонули в манящей тьме, которую видели в глазах друг друга, позволили себе раствориться в ней. Грубые мужские губы по-собственнически взяли в плен дрожащие женские, сперва осторожно, словно опасаясь спугнуть, ожидая, что в любой момент его оттолкнут, и он проснётся, а это всё окажется лишь прекрасным сном. Но этого, на его удивление, не произошло даже через несколько мгновений.       Михримах лишь прогнула спину, прижимаясь к телу мужа своим, чем ещё больше дразнила его, сама приоткрыла губы, неожиданно делая поцелуй глубже, и тихо вздохнула в мужские уста. Её била сильная дрожь, но вовсе не от страха, а от того горячего, ноющего напряжения, сковавшего тело, что одновременно и пугало, и было приятным.       На плечи Рустема легли нежные руки и нетерпеливо притянули его к себе, одобряя все его действия. Мужчина заглянул в глаза госпожи и поразился, её потемневший взгляд решительно кричал: «возьми меня». И он не мог ослушаться этого приказа.       Нерешительный, осторожный поцелуй перерос в страстный и дерзкий, паша, поняв, что его напор её не пугает, уже не жалел госпожу, грубо терзал уста, желая показать, что она принадлежит только ему одному. И султаншу это ни капли не смутило, ей безумно нравилось позволять животному желанию в мужчине брать верх над разумом, показывать, насколько сильно он жаждет обладать ею, женщине это льстило.       Михримах, словно забыв, что перед ней раб, а она госпожа, подчинилась, растворилась в грубых ласках и дала ему разрешение делать с её телом всё, что он пожелает. Ей надоело, что супруг всегда относился к ней с осторожностью и боялся оскорбить слишком дерзким взглядом. Она желала увидеть его настоящего, то, что скрывалось за маской уважения к султанше. Госпожа позволила мужу высвободить те чувства к ней, что он боялся показать всё время.       Чувствуя, как госпожа извивается под ним, как её бесстыдные вскрики, что свидетельствовали о том, насколько женское тело под ним изнывает от желания, заглушают его яростные губы, Рустем сходил с ума. Его не покидало ощущение, что даже отдаваясь ему, в этой игре всё равно продолжала вести она, на самом деле это госпожа вынуждала его подчиняться ей. Пашу такое положение дел не совсем устраивало, ведь он любил держать всё под своим контролем, но ради того, чтобы получить желанное, в данный момент он был готов на всё. Придется играть по её правилам.       Михримах запрокинула голову, подставив белоснежную шею шершавым губам мужа, что опустились на неё и с жадностью стали покрывать голодными поцелуями, грубыми и ласкающими одновременно, спускаясь всё ниже. Подстриженная борода щекотала нежную кожу, и госпожа тихо засмеялась. Ей казалось, будто по всему телу под кожей бегали миллионы мурашек, а особенно щекотно было внизу живота, где сладостно ныло. Но смех это чувство не вызывало, только громкие стоны, что она не могла сдержать.       Рустем ликовал, такой отдачи и пыла со стороны госпожи он точно не ожидал. Она никогда не проявляла к нему никаких чувств, он даже не представлял, что стыдливая девушка может превратиться в настолько страстную и раскованную женщину. Поощренный ласкающими слух стонами, паша рывком сорвал с султанши мокрую ткань и небрежно отбросил на пол, не в силах оторвать взор от нагого женского тела. Пленяющие молодые изгибы, небольшая грудь с затвердевшими сосками, пышные бёдра… Когда глаза опустились на кучерявый треугольник волос, мужчина тяжело сглотнул, теряя самообладание.       Стыд, что Михримах чувствовала ранее, когда ей приходилось обнажаться перед мужем, заглушало возбуждение. Госпожа осознала, что наслаждается тем, какой восторг и боготворение было во взгляде паши, ей даже не хотелось прикрыться. В темных глазах она увидела любовь, восхищение и животную похоть одновременно. Эта смесь побуждала нечто приятное внутри. Внезапно султанша поняла, что на секунду муж перестал к ней прикасаться, от чего тело мучительно изнывало.       Рустем отмер от очарования невероятной красотой жены, увидел в блестящих глазах недовольство и поспешил исправить ситуацию. Мужчина прильнул к упругим полушариям груди, нежно, но настойчиво лаская их руками, а после нерешительно попробовал обхватить губами набухшую темно-красную горошину соска. Михримах задышала тяжелее и громче, кусая губы, чтобы не вскрикнуть, от неожиданных действий паши по телу прошла восхитительная дрожь.       Госпожа даже не представляла, что её тело может так поразительно откликаться на такие бесстыдные ласки, и что это может приносить такое наслаждение. Никогда прежде Рустем не делал подобного, потому что думал, что это смутит жену и она будет против. Но сейчас на голову мужчины решительно легла женская рука и чуть надавила, зарываясь в его волосы, давая понять, чтобы он не останавливался.       Паша с большим напором стал терзать по очереди оба соска: когда один всасывал в рот и ласкал языком, второй тоже не оставлял без внимания, грубо сжимал его между пальцами, наслаждаясь, как извивается и всхлипывает его жена. Оторвавшись от груди, он стал покрывать влажными поцелуями плоский, вздрагивающий живот, губами спустился вниз, оставив блестящую дорожку.       Дойдя до лобка, замер и поднял голову, облизав губы. Мужчина заглянул прямо в глаза госпожи, желая увидеть там ответ. Взгляд Михримах умолял прекратить страдания прямо сейчас, так сильно она желала, чтобы он овладел ею, уже не могла терпеть болезненное возбуждение. Ещё никогда его госпожа, что всегда ставила раба на место, не выглядела такой беспомощной. Паша не мог больше так жестоко мучить султаншу, тем более, что его собственное желание, про которое он, казалось, забыл, доставляло сильную боль.       Рустем накрыл дрожащее тело своим, вынуждая Михримах лечь спиной назад на гладкий мрамор. Он навис над ней, и их взгляды, которые поглотила тьма страсти, снова встретились. Оба замерли, забыв, как дышать. Вжимая жену в твёрдую поверхность, мужчина не выдержал, рывком спустил штаны и, в самый последний момент сумев остановить себя и не войти одним резким движением, осторожно направил каменную плоть в горячее женское нутро.       От стен хамама эхом отразился громкий женский крик, и Рустем сразу же накрыл уста госпожи своими, чтобы заглушить его. Мужчина держался, стараясь не поддаться желанию вбиваться в тело жены грубыми и быстрыми толчками. Несмотря на то, что разумом сейчас владела похоть, он понимал, что после нескольких лет без мужа ей нужно время привыкнуть, поэтому двигался нежно и медленно. Паша снова начал оставлять поцелуи на женской шее. От того, как влажно было внутри и как легко скользил его орган, он закрыл глаза и хрипло вздохнул.       Михримах поначалу была поражена от восхитительной наполненности большой и твёрдой плотью, она уже забыла это чувство, и была благодарна мужу, что он не спешил. Но вскоре женское тело само по себе выгнулось дугой, она бесстыдно простонала ему в губы и стала активно подавать бёдрами вперед, насаживаясь на орган, желая вобрать его как можно глубже в себя. Госпожа подчинилась чувствам и позволила инстинктам руководить ею.       Рустем, почувствовав, что султанша уже подстроилась под его ритм и прикрыла от наслаждения глаза, обрадовался, восприняв это как знак действовать. Он вколачивался в тело госпожи глубоко и резко, с каждым толчком набирая скорость. Паша следил за реакцией жены, увидел, как губы Михримах тронула блаженная улыбка. Она всем телом подавалась ему навстречу и вскрикивала, сладостно подрагивая от каждого особо глубокого проникновения.       Госпоже никогда не было так прекрасно, внизу живота медленно затягивался пульсирующий твёрдый узел, от которого дрожь и горячая волна растекались по всему телу. Громкие стоны невозможно было контролировать, когда она насаживалась на его достоинство, которое казалось огромным, так глубоко, что перед глазами сверкали молнии, а мышцы пронзали судороги.       По тому, как сильно тугие стенки лона сжали его плоть, Рустем понял, что госпожа уже недалеко от финала, да и он сам уже изнывал от желания получить долгожданную разрядку. Паша взглянул на красное лицо султанши и заметил, что она стала хмуриться, хоть и по-прежнему стонала. Догадавшись, что насладиться соитием ей мешало то, что она лежала спиной на неудобном полу, мужчина быстро придумал, как исправить положение.       Михримах громко вскрикнула от неожиданности, когда паша грубо схватил её за бёдра и, удерживая тело жены на руках, принял вертикальное положение. Госпоже не оставалось выхода, кроме как обхватить ногами его за пояс, а руками за шею, чтобы не упасть. Рустем облокотил султаншу спиной на мраморную стену и, держа лёгкое тело на весу, продолжил вбиваться глубоко в неё.       Никогда прежде они не занимались этим вот так, на весу, у стены. Поза была развратной и греховной, но госпожу поразили новые, сильные ощущения, накрывшие с головой. В таком положении мужской орган, проникая ещё глубже, задевал какую-то особую, чувствительную точку глубоко внутри, и каждый раз, когда дотрагивался до неё, по телу Михримах проходила сильная дрожь. Каждый толчок приближал её к высшему пику удовольствия, и разум отключался, унося в прострацию.       Рустем почувствовал, как содрогается женское тело в его руках, госпожа почти достигла грани. Он начал вколачиваться внутрь грубо и порывисто, желая напоследок доставить себе удовольствие, позволить похоти выйти наружу. А Михримах и не возражала, наоборот, сильнее сжала дрожащими ногами бёдра мужчины, запрокинула голову и закричала от подступающего крышесносного оргазма, испытывая эйфорию.       Им казалось, что температура в оскверненном хамаме была не менее ста градусов, они задыхались от жары. В тесном помещении от мраморных стен отлетали мужские и женские крики наслаждения, которые сливались в одно целое, тяжелое громкое дыхание и влажные шлепки, что обычно сопровождали слияние обнаженных тел. Стоны паши, когда он вжал дрожащее женское тело в стену своим, пока его семя мощно выплескивалось в сокращающееся лоно, были больше похожи на животное утробное рычание, нежели на человеческие звуки.       Силы стремительно покинули тело Михримах, накатившая слабость не дала ей удержаться на весу, и госпожа была вынуждена просто лечь вперед, на сильную грудь мужа, повиснуть на нём, чтобы не упасть. Положив голову на широкие плечи, она устало закрыла глаза, слушая, как отчаянно бьется его сердце и как тяжело он дышит. Не хотелось думать ни о чём. Только спать.       На какое-то время они, пытаясь отдышаться и придти в себя после бурного соития, замерли в таком неудобном положении. Рустем перехватил слабое дрожащее тело поудобнее, бережно положил султаншу, которая не шевелилась, на мраморную скамью, и накрыл её простыней, чтобы госпожа не стеснялась своей наготы. После этого натянул свои штаны и сел рядом с ней, облокотившись на стену, тяжело и немного грустно вздохнул. Несмотря на то, что он должен быть счастлив, его душу терзали сомнения.       Сладостная истома, оставшаяся в теле отголосками дрожи после пережитого оргазма, медленно отступала. Страсть и похоть, которые управляли султаншей, отпустили разум, и здравые мысли о том, что произошло, начали появляться в отрезвевшей голове Михримах. Она словно очнулась после помутнения рассудка. Возвращаться в реальность было больно.       Госпожа не понимала, почему ей так тяжело на душе. Она не сделала абсолютно ничего плохого или недостойного, казалось бы, она просто отдалась законному мужу, это же нормально, что в этом такого? Султанша вздохнула. Отодвинулась как можно дальше от мужчины, что молча сидел рядом, не хотелось смотреть на него. Внезапно в хамаме, где только что она задыхалась от жары, ей стало холодно. Михримах обхватила себя руками, поджав колени.       Что именно было не так, дочь падишаха объяснить не могла. Госпожа испугалась своих чувств, потому что обнаружила другую сторону своего брака, ту, о существовании которой она всё это время знала, но отрицала. Счастливую сторону. Пусть всего мгновение, но это было прекрасно. Михримах всеми силами пыталась подавить робкую надежду, что зародилась в душе. Неужели, спустя столько лет страданий, она сможет быть счастливой, если того пожелает? Не верилось, но то, что сегодня произошло, доказывало это.       — Госпожа моя, моё сердце, мои солнце и луна… — она вздрогнула, когда Рустем нежно дотронулся до её обнаженной спины, погладил спутанные мокрые волосы. Султанша не повернулась к нему. — Жизнь моя, посмотрите на меня. Сегодня Вы сделали своего раба самым счастливым человеком в мире, пускай только на одну ночь, теперь я готов даже умереть. Мне хочется пасть на колени перед Вами за милость, оказанную мне, — хрипло шептал мужчина, слова лились сами, он не мог их остановить.       Михримах молчала, всё так же не шевелясь, она не желала смотреть на мужа, а тем более отвечать ему. Взгляд упал на шелковый халат, что лежал неподалеку. Собрав все свои силы, султанша села, собираясь взять его, накинуть на себя и позорно сбежать. От самой себя.       Но Рустем сразу догадался о планах госпожи и не дал ей шанса сделать задуманное. Дочь султана не успела никак среагировать, когда мужчина перехватил её руку и решительно притянул в свои объятия, вынудив положить голову ему на обнаженную грудь. На удивление, госпожа не стала вырываться, но взгляд поднять на него боялась. От жара его тела она вся трепетала, как маленькая пташка.       — Михримах, — султанша порывисто вздохнула, услышав своё имя его голосом, вместо привычного «госпожа», это вызывало смешанные чувства. — Я понимаю, что ты просто поддалась женской слабости, изголодалась телом по мужской ласке, и не смогла устоять. Я был лишь способом получить желаемое, не более. Но я благодарен даже за это. Надеяться на что-то большее, а уж тем более на чувства с твоей стороны, я не смею даже в самых отчаянных мечтах, знаю, что это невозможно, — он стал грустным.       Михримах пораженно посмотрела на мужа. Госпожа ожидала всего, чего угодно, но не этого. Паша действительно думает, что она всего лишь использовала его для удовлетворения своих потребностей, ничего к нему не чувствуя? Что ж, может быть, ему действительно будет лучше так думать.       — А знаешь, ты прав, Рустем, — тихо сказала она, и мужчина убедился в своих догадках, чувствуя укол разочарования. — Но мне действительно было очень хорошо с тобой. И хотелось бы, чтобы наши отношения были такими и дальше.       На душе обоих было тяжелое чувство, но у каждого по разной причине. Рустем давно смирился, что никогда не сможет добиться любви со стороны жены, но всё равно не мог справиться с тем, что надежда, которую она дала сегодня, была напрасной.       А Михримах была грустной, потому как понимала, что никогда не сможет сказать мужу о том, что он для неё — больше, чем просто способ удовлетворить свои потребности. Султанша боялась разбираться в своих чувствах к нему, боялась признаться себе, что он — больше, чем слабость. Дорогой ей, близкий человек, к которому она привязалась.       Возможно.       Той ночью госпожа точно поняла лишь одно: впервые за долгое время оказавшись на их ложе в горячих объятиях супруга, она больше не чувствовала холода, пробирающего до костей. Только приятное тепло. И последним перед тем, как забыться на удивление спокойным и крепким сном, слушая его дыхание, Михримах подумала, что вечная зима, которая наступила в её жизни в семнадцать лет, всё-таки может закончится и уступить поздней весне.       Возможно.