Когда это было?

Я не могу вспомнить, когда последний раз я чувствовала себя в порядке и безопасности. «Когда это было?» Вопрос отдается в голове эхом, отражаясь от стенок черепной коробки, как капли воды, отражающиеся от окружающих стен. Кап... Кап... Кап... Интервал в восемь с половиной секунд. Протечка обнаружилась позавчера. «Когда это было?» Хочется нагрубить или сказать что-нибудь едкое своему надоедливому и грубому собеседнику. Но нельзя. Невозможно. Я здесь одна... Когда? Наверное, еще в утробе матери. Тогда вокруг было тепло и любовь. А потом, уже после рождения, на меня посыпались трудности. Сначала – яркий свет и холод родильной комнаты, потом – невозможность, но желание ходить. А может, и не в утробе. Может, в средней школе? Тогда ты не думаешь об окружающих. Ты уже устоялся, тебе не нужно искать друзей, ты знаешь характеры знакомых наизусть. Есть ты и твой класс. Свои враги и друзья. Постоянная домашка, которую стабильно начинаешь игнорировать. И целый мир компьютерных игр. Вредная пища и постоянные прогулы с вечным оправданием. «У меня болит голова». Болит. Сильно. Таблетки не хочется тратить впустую. Пока можешь – терпи. Назойливые капли только усугубляют ситуацию. Когда? Может, старшая школа? Переезд, новые друзья и правила. Первая дружба компанией. Первая крепкая дружба с парнями. Все такое незнакомое и приятно удивляющее. Первый разговор о сексе с подругой. Второй. Разговор о сексе с мальчиком. Репетиция последнего звонка. Какие-то глупые слова, смешные рифмы. Кто-то репетирует вальс. Какая зависть парам. Любым. Парам друзей, парам влюбленных. Это их первая любовь. Может и последняя. Выпускной, холодный, но запоминающийся и яркий. Эти огни для тебя. «Когда это было?» Не помню. Знаю, что когда-то, до громких слов. Кажется, до шуток про иносказание. Точно после развода крестного, но еще до его паники перед салютом и громкими хлопками дверьми машин. До того, как я оказалась тут. Кап... Кап... Кап... Одиночество грызет получше самокопания. Дешевое радио, купленное в спешке, перестало ловить сигнал три дня назад. Фонарик чуть потускнел, но по-прежнему освещал большую часть убежища. Холод прошелся по всему телу, перетекая из ног в туловище, когда разум понял, как сильно отдает морозом бетонный пол. Часы перестали ходить. Теперь лишь поломанно тикали, оправляя на десять лет в прошлое, в детство и бабушкину квартиру, с часами в коридоре. В этой коробке повеяло уютом. Капли продолжали падать. Протечка значила только одно – негерметичность. А значит, и смерть. Страх? Казалось, за столько времени вообще почти все эмоции выцвели, существовали в своей потускневшей оболочке. Сначала было страшно. Сначала были истерики каждый раз, как приходила плохая новость. Сейчас... Мысль промелькнула на периферии сознания. Загорелась белой вспышкой во мраке. Идея безумная, но при том такая красивая. Имеющая свой шарм. Будто фраза: «Увидеть Париж и умереть». Жаль, не Париж. Жаль, что вообще за жизнь с путешествиями не сложилось... Полумрак, наполовину подземной коробки, разорвался, как лист бумаги, и посветлел от серого света. Скрип тяжелой металлической двери оглушил. Неожиданное посветление заставило сощуриться и сжаться. Мороз тут же облепил жгучим румянцем щеки. «Когда это было?» Теперь, окидывая взглядом заснеженный, но мертвый серый город, что-то подсознательное во мне ответило. Я помню. Это было до ядерной зимы. До того, как на земле рядом со мной опустился пепел. Его и сейчас видно, под слоем искрящегося снега. Остановившись и подняв голову, я смогла увидеть чудо. Снег. Обычные хлопья, летящие с неба. Невесомые и холодные. Падают, как обычно. Будто ничего и не произошло. Не было этого глупого конфликта, этой войны, этого вечера. Просто снег. Как обычно, веками, из года в год. Удивительно, как все совпало. Зима – зимой. Разве что тихо. Каждый шаг будто передавал безразличность прошлого. Школьные друзья, знакомые, соседи... Этого не было. Может кто-то и остался. Но не у меня. Вот здесь. Через пару шагов от убежища. Университетский друг. Лежит, как ни странно, на дороге. Обгоревшая когда-то плоть, без волос, расплавленная одежда. Недобежал. Месяц назад была истерика. Не сейчас. На деле ведь это не он. Он где-то, где везде тепло и любовь. Не на смертельном морозе. Здесь, в снегу, всего лишь его земная часть. Частично оголенная черепушка. И таких черепушек сотни. Вот, вся улица в них. Кто-то в зданиях, кто-то на улице. Кто-то дома. Мороз сковывал движения. Вот и то место. Раньше здесь было красивее. В памяти осталась лишь зеленая трава, яркое солнце и друзья. Те, что или лежат по городу черепушками, или чем-то более ценным в таких же герметичных коробках. Я включила фонарик. Струя света резко устремилась вверх, будто ища выход где-то за облаками. Снег падал все бо́льшими хлопьями. Они переливались, будто блестки, засыпали все вокруг. А в свете фонарика творилась магия. Такое было со мной только один раз, когда-то рано утром по пути на работу или учёбу. Ощущение, что попадаешь в сказку. Когда я последний раз чувствовала себя в порядке и безопасности? Никогда. Просто раньше, казалось, что проблемы не такие уж и большие. Взрослые всегда разбирались в них. Я тоже думала, что вырасту и разберусь. Нет. Сейчас я хочу обратно, туда, где вокруг только тепло и любовь. Фонарик, оставленный на лавочке, продолжал светить, снег – падать крупными хлопьями, а время – идти. Оно тихими шагами бежало вперед, обгоняя раздражающие капли в углу. Где-то в квартире одной из множества многоэтажек автоматические часы пробили полночь. Полночь двадцатого января.