Наше недолгое "счастливо"

      Когда-то апрель сделал меня самым счастливым человеком на свете, а спустя несколько лет он же разбил мою жизнь вдребезги, до самого основания…       Апрель 1915-го – наш приезд в Штаты. Еще долгое время мы не могли поверить, что нам удалось вырваться из оков войны, хотя бы физически… потому что мысленно она не покидала нас и после своего окончания, страшные картины казней и выжженных деревень намертво засели в голове. Ночные кошмары. Постоянная тревога и страх того, что нас найдут, найдут и накажут. Особенно сильно я переживала за Фридриха, ведь по сути он стал предателем своей страны, сбежал… вырвался из этой жестокой тоталитарной системы. Он поступил по совести, по велению сердца, но за это мог в итоге пострадать. Каждый раз идя в огромном потоке людей, я инстинктивно оборачивалась назад, ожидая угрозы, а потом вновь надевала на себя маску беззаботности - улыбалась и делала вид, что засмотрелась на чью-то шляпку, чтобы еще больше не тревожить Фридриха.       Я прекрасно понимала, что даже несмотря на то, что Фридрих был согласен уехать в США, не поддерживая действия своего правительства, он не перестанет любить свою родину и чувствовать привязанность к ней. Всеми силами я старалась окутать любимого теплой атмосферой и дать понять, что он здесь не чужой и Нью-Йорк тоже может стать для него домом, каким когда-то был Берлин.       Потихоньку это получалось, жизнь стала налаживаться. Мы сняли небольшую, но очень уютную квартиру, поначалу совсем пустую и перебоями с водоснабжением. Зарабатывала первое время только я, продолжая печатать статьи для «Секретов домохозяйки», Фридрих же приспосабливался к новой жизни и подыскивал работу в каком-нибудь музыкальном коллективе или оркестре. Но все эти мелочи жизни были тогда совершенно никчемными, главное, мы были вместе, а значит в силах все преодолеть.       Долгие прогулки по парку, поцелуи в кино, разговоры за чаем. Фридрих оставался все таким же милым и заботливым, как в первые месяцы нашего знакомства. Столько нежности было в нем, столько добра к людям и миру в целом. За это когда-то я и полюбила его… не единожды обжегшись при попытке построить отношения, я потеряла всякую надежду найти своего человека. Стала бояться излишней напористости, исходящей от мужчин, но Фридрих был другим. Когда первый страх прошел, я увидела перед собой хрупкого, ранимого юношу, от которого мне хотелось не убежать, а, наоборот, как-то защитить, обнять и успокоить.       Свадьба была очень спонтанной и простой, но мы были очень счастливы, чтобы думать в тот момент о стоимости наших костюмов или переживать, что вместо дорого ресторана нашей небольшой компанией мы отправились в ближайшее фастфуд-кафе. Лоуренс тогда выглядел очень комично, стараясь не заляпать свой роскошный костюм горчицей, что в итоге не удалось, и он окончательно отбросил все приличия, уминая большой сочный гамбургер. Как же я была рада, что он приехал и разделил с нами этот день. Хотя сердце чуть поднывало из-за того, что рядом не было Йоке и Джона. Все мы тогда, в Бельгии, стали, своего рода, семьей, и в Нью-Йорке их очень не хватало.       Годы шли, и если раньше во время прогулок я переживала из-за косых взглядов прохожих и стеснялась того, что выгляжу значительно старше своего хрупкого и юного кавалера, то теперь же мы выглядели вполне ровесниками или даже среднестатистической парой, где мужчина старше. Дела шли в гору – меня, наконец, заметили в более серьезном издательстве, а Фридриха устроился в оркестр, а также преподавателем по классу скрипки в музыкальную школу, недалеко от нашего дома, который постепенно стал наполняться новыми вещами (не всегда полезными, но очень радующими сердце) и уютной атмосферой. Детей Фридрих любил так же, как и котят, и очень быстро с ними смог найти общий язык и подружиться. На его занятия ребята бежали с особым рвением. Поэтому не удивительно, что вскоре и мы стали задумываться о том, чтобы самим стать родителями… но видимо у судьбы были на нас другие планы.       Череда выкидышей продолжалась несколько лет – болезнь, стрессы, перенапряжения, все это не проходило бесследно, мой организм был истощен и неспособен взрастить в себе новую жизнь. Тогда мне казалось, что это конец. Я прекратила попытки и жила мыслями о том, чтобы оставить Фридриха и дать ему возможность обрести счастье отцовства с другой девушкой. Я готовилась, а он просто взял и однажды принес домой маленького рыжего котенка, прибившегося к дверям школы. - М-может это судьба? – тихонечко произнес он, чуть улыбнувшись. Вся заплаканная я подошла и приобняла Фридриха, аккуратно, чтобы не задеть малыша, прильнувшего к его руке. Лучик стал нашей отдушиной, подарил нам много счастливых моментов, несмотря на постоянные проявления аллергии.       И вроде бы все снова вернулось на круги своя, живи и радуйся. Но спустя несколько лет новый удар. Тогда я уже понимала, что со мной что-то не так. Вокруг кипела жизнь, сезоны сменяли друг друга, оставляя далеко позади годы нашей молодости. Фридрих, Лоуренс, да и все мои знакомые неизбежно старели, я же словно застыла. В мыслях появлялись неприятные и фантастические предположения, все чаще появлялся страх остаться одной, потеряв (пережив) всех близких и дорогих сердцу людей. Я часто просыпалась в настоящей истерике после подобных ночных кошмаров и успокаивалась только при виде Фридриха или оказавшись в его объятиях.       В итоге, мой самый большой кошмар воплотился в реальность. Фридрих на протяжении нескольких месяцев чувствовал себя неважно – усталость, периодическое повышение температуры, боли в костях, он еще больше похудел, кожа стала бледной, белой как лист. Я очень беспокоилась, и пыталась затащить Фридриха в больницу, но каждый раз он успокаивал и говорил, что, наверное, просто стал чаще болеть из-за перенапряжения на работе. Потом он и вовсе перестал говорить, как себя чувствует, и вроде стал даже лучше выглядеть, но, когда однажды на концерте Фридрих потерял сознание, и его насильно отвезли в больницу, выяснилось страшное… Миелоидный лейкоз в запущенном состоянии. Шансов выжить практически нет, но мы… я не теряла надежды, что и эту беду мы в силах преодолеть! Фридрих, ничего не говорил, лишь ласково улыбаясь, кивнул в знак согласия лечь в больницу и пройти, как я потом уже поняла, выматывающий курс химиотерапии. Все случилось слишком быстро. Буквально месяц-два. В день нашей годовщины ему стало значительно лучше, наступила ремиссия… последний лучик солнца перед всепоглощающей тьмой. Я договорилась с врачом о том, чтобы забрать Фридриха на несколько дней домой. В тот день мы лишь немного прогулялись по парку. Долго сидели на скамейке, держась за руки, и смотрели как солнце уходит за горизонт и город постепенно погружается в ночь. В полнейшей тишине, прекрасно чувствуя и понимая друг друга без слов. Лишь под конец, Фридрих, мягко улыбнувшись, тихо произнес: «Я л-люблю т-тебя и всегда буду л-любить, моя милая Д-Дора». Я не смогла не сдержаться и разревелась в тот же момент, уткнувшись носом ему в грудь, и Фридрих в последний раз одарил меня своими теплыми успокаивающими объятиями…       «Все эти годы без тебя стали самым настоящим проклятьем. Единственное, о чем я молю все это время, даровать мне смертность и возможность наконец обрести покой в объятиях твоих на небесах. Этот мир осточертел без тебя… Может, судьба и правильно распорядилась, не даровав нам дитя. Пережить и его смерть стало бы для меня настоящим ударом, милый…       Потеряв тебя, я потеряла дом, единственный ориентир и смысл двигаться дальше. Ты просил, настаивал, чтобы я вновь полюбила, обрела счастье, но прошло уже много лет, а я так и не нашла в себе силы посмотреть на кого-то другого.       И, может, я бы захотела вновь плакать и влюбляться, но все мои слёзы истрачены на другую любовь… любовь к тебе».