Пять раз, когда Се Лянь пытался нарушить обет целомудрия

5. На самом деле, Се Лянь сам был виноват, что это случилось — слишком долго смотрел он на эту женщину. Она сидела в самом углу, пила чай и время от времени оглядывалась по сторонам — будто ждала кого-то. Когда ее взгляд лениво скользил по другим столикам в чайной, Се Лянь мог видеть ее лицо: жесткие, четкие черты, будто выточенные из камня. И все-таки, несмотря на это и на то, что уголки ее губ недовольно изгибались, а на лбу залегла глубокая складка, было видно, что женщина очень красива. Впрочем, Се Лянь смотрел на нее не поэтому. Просто… Ее одежды темно-синего цвета были сшиты так просто и практично, как только было возможно, и широкие полы казались запылившимися — так выглядит одежда человека, которому приходится много ходить или проводить часы в седле. На поясе у женщины не было меча, но и без того было понятно, что она заклинательница — по тому, как она держалась, как вела себя, как выглядела. И было еще что-то в ее облике — мелкие, незначительные детали, отзывающиеся чем-то болезненно знакомым. Словно задел старую рану, которая будто бы давно зажила, и вдруг обнаружил на ее месте свежее мясо, дергающее болью на любое движение. И не было ничего удивительного в том, что в очередной раз они столкнулись взглядами — и Се Ляню показалось, что даже на расстоянии он заметил, как блеснули чужие глаза. А в следующее мгновение женщина встала со своего места — и, ну, конечно, подсела к Се Ляню. — Я заметила, — проговорила она с улыбкой — тонкой, какой-то острой, — что вы смотрели на меня, даочжан. — Ах, — он потер шею тыльной стороной руки и неловко улыбнулся в ответ. — Я прошу прощения. Я вовсе не хотел вас оскорбить — вы просто напомнили мне одного… старого друга. — Я не оскорблена, — она склонила голову набок, окидывая Се Ляня каким-то оценивающим взглядом. — Однако… вы мне тоже кое-кого напоминаете. — Вот как? Се Лянь не считал себя идиотом — и ему легко было понять, куда идет этот разговор. Нужно было отказаться, пока не стало слишком поздно, и ситуация не обрела совсем неловкий поворот… — Именно так, — она склонила голову, и черные волосы, забранные в высокий хвост, скользнули вниз, хлестнули по щеке. — Даочжан может звать меня Гу Нин. А вы?.. Се Лянь подумал, что вот сейчас, именно в этот миг, у него остается последний шанс отказаться, не вызвав непонимания или гнева. Вместо этого он представился в ответ, назвав одно из своих вымышленных имён. Гу Нин, как бы ее ни звали на самом деле, прикрыла глаза с легким кивком, будто размышляя о чем-то — а, открыв их, сказала совершенно без стеснения или сомнений: — Я снимаю комнату здесь, наверху. Я… была бы рада, если бы вы согласились подняться туда со мной. — Я бы с радостью принял это приглашение, — ответил Се Лянь. Он и сам не знал, что его вело — он вовсе не испытал к Гу Нин какой-то особенной душевной теплоты, да и сами плотские желания никогда не имели над ним такой власти, чтобы безо всяких раздумий нарушить свой обет, данный уже так много лет назад. Может, подумал Се Лянь, поднимаясь вслед за Гу Нин по лестнице, в этом все дело. Прошлое всегда стояло за его спиной, куда бы он ни пошел, и хоть этот груз он сам взвалил на свои плечи, может… — Вот мы и пришли, — вырвала его из размышлений Гу Нин — затворив дверь, она заперла замок и, отвернувшись, принялась за свои одежды — скупыми, отработанными движениями сняла наручи и взялась за застежки. На Се Ляня она не смотрела, но лицо ее казалось расслабленным и сосредоточенным. Тихо вздохнув, он тоже начал раздеваться, не трогая только бинты, скрывающие канги; судя по тому, как сощурилась Гу Нин, наконец развернувшись к нему лицом, это не укрылось от ее взгляда, но вслух она ничего не сказала. Без одежды было хорошо видно, что и сложена она так, как подобает бойцу, а не нежной юной госпоже — подтянутые бедра и живот, широкие плечи, как у человека, не понаслышке знакомого с оружием. Поперек бедра тянулся тонкой белой нитью старый шрам, почти неразличимый в полутьме. — Ну вот, — непонятно зачем сказал Се Лянь, но Гу Нин только дернула уголком рта и подошла ближе, уселась рядом с ним на кровать и подалась вперед. Самым сложным, пожалуй, было вспомнить, что здесь совсем нет нужды обращаться к чтению мантры, чтобы удержаться от соблазна, а, напротив, следует откинуть все мысли об этом. Се Лянь на пробу поднял руку, погладил Гу Нин по обнаженному плечу, осторожно откинул в сторону скользкие пряди волос, и она улыбнулась, томно прикрыв глаза, подняла руку, огладил его по плечу… и, совершенно внезапно, схватив его за запястье, силой вывернула ладонь, заворачивая за спину, и всем телом надавила на его спину, вынуждая упасть лицом в постель. Се Лянь почувствовал, как чужие пальцы стаскивают с запястья Жое, и неловким кивком отозвал ее, мешая броситься на врага. Что-то подсказывало ему, что произошло огромное, чудовищное недопонимание, и это ощущение только усилилось, когда Гу Нин, связав руки, приставила ему к шее кинжал. Если бы она знала, что делает, то знала бы и то, что кинжал здесь не поможет. — Не дергайся, — предупредила она, — и тогда, я обещаю, ты доживешь до рассвета. Се Лянь неловко кашлянул: — Госпожа, мне жаль вас разочаровывать, но… — Молчать, — острие впилось в кожу чуть сильнее, причиняя боль, но все еще не разрезая кожу. Рука Гу Нин не дрожала. Помедлив, Се Лянь кивнул, зарываясь лицом глубже в одеяло, теплое и мягкое. Может быть, удастся хотя бы поспать?.. Гу Нин, убедившись, что дергаться он не собирается, слезла с кровати, накинула нижние одежды, и, судя по звукам, принялась потрошить дорожный мешок Се Ляня. Тот только вздохнул, поворачивая голову набок, и как раз застал момент, когда Гу Нин, перетряхнув весь мешок, подняла голову. — Госпожа, — попытался он еще раз, — мне очень жаль вам об этом говорить, но, боюсь, вы взяли не того. Гу Нин снова прищурилась, на этот раз с какой-то смесью злости и упрямства, и порывисто вскочила. Дернула Се Ляня за плечо, опрокидывая на спину, и, вглядевшись в его лицо, вдруг отшатнулась: — Какого… Но я ведь ясно видела, что ты!.. Что ж, это многое объясняло. Се Лянь шевельнул пальцем, и Жое послушно расплела все затянутые узлы, чтобы в мгновение ока перекинуться на саму Гу Нин, стягивая ей руки и запечатывая рот. Та вскинулась, дико глядя перед собой; было видно, что куда больше ее шокирует не внезапная смена расстановки сил — но сама совершённая ошибка. Се Лянь, тоже накинув одежду, неловко кашлянул и сказал — как можно искреннее: — Приношу свои извинения, госпожа. Я не собирался мешать вашим, кхм, делам — мне жаль, что из-за меня вы… Гу Нин взглянула на него с такой яростью, что он почувствовал еще большую неловкость — а ведь Се Лянь никак иначе не мог объяснить, что проблема действительно в нем. Если бы только не вечная его неудача, задевающая и людей вокруг, едва ли бы всё сложилось… вот так. — Мне очень жаль, — повторил на всякий случай Се Лянь, взглянул на Жое, мысленно отдавая ей приказ, и, отворив замок, вышел за дверь. К счастью, уже наступила ночь, и в коридоре поблизости никого уже не было — иначе ситуация из неловкой превратилась бы в опасную. Через какое-то время Жое, скользнув в щель между полом и дверью, вернулась к нему, ласково коснулась запястья, скользя по коже, и Се Лянь, привычно улыбнувшись ей, вернулся в комнату, уже абсолютно пустую. Окно было распахнуто, и Се Лянь только вздохнул, мысленно пожелав Гу Нин удачи — высота здесь была немаленькой. Впрочем, как заклинатель она была весьма сильна… — Вот мы и остались снова одни, — обратился Се Лянь к Жое, снова усаживаясь на кровать. Он не собирался отказываться от своего плана хотя бы выспаться в мягкой, теплой постели. Лента приподнялась, вытягиваясь над рукой, словно какая-то диковинная змея, и мягко коснулась его щеки. Се Лянь усмехнулся и задул единственную свечу, погружая комнату в темноту. В ту ночь Се Ляню снилось, что ему — всем им, — снова семнадцать, и они как раз отправились в путешествие, еще не зная, что же будет впереди, еще не зная, сколько боли придется вынести в будущем, и осень в самом расцвете, и клёны пылают, словно объятые пламенем, и Фэн Синь все пытается вызнать, какие же ещё обеты приносят на их пути совершенствования, а Му Цин отговаривается, отчего-то не желая отвечать, и дорога впереди кажется ясной, прямой и залитой солнечным светом. 4. Хоть сама эта попытка и была провальной, с тех пор Се Лянь порой задумывался о том, что не случится ничего по-настоящему дурного, если он нарушит свой обет целомудрия — в конце концов, это больше не могло навредить его духовным силам. Вероятность же, что он встретит человека, которого захочет обременить своим присутствием на долгий срок, уже представляя, к чему это приведет… нет, об этом он не собирался даже задумываться. С тем же, что ему не повезло в первый раз, Се Лянь готов был смириться — если бы после второго низвержения он оставлял всякое дело, какое не удавалось завершить с первой попытки, он, пожалуй, и вовсе пропал бы еще в первый год! Впрочем, вспомнил он об этом решении не так уж и скоро — прошло еще с десяток лет, прежде чем Се Лянь временно остановился в небольшой деревеньке на севере страны — пробираясь через гору, он не слишком удачно сломал ногу, и теперь ему было сложно подолгу ходить. Как раз начинался сезон дождей, и Се Лянь принял решение переждать его в каком-нибудь месте, не нагружая лишний раз больную кость. Раньше такие мелочи его не слишком волновали — но только до первого неправильно сросшегося перелома. Криво сросшаяся кость мешала правильно ставить ногу, заставляя хромать, и Се Ляню пришлось снова ломать ее самому. Это было не слишком приятное воспоминание, и на этот раз он решил поостеречься. И именно там, в лесу рядом с деревней, он встретился с Юй Ань — и, пожалуй, если сравнить их с Гу Нин, никто не смог бы найти между ними хоть какого-то сходства. Юй Ань недавно сравнялось восемнадцать, и у неё не было ни заклинательских талантов, ни склонности к хитрости или каким-то интригам, лицо ее, хоть и спокойное, неулыбчивое, не было тронуто и злостью или мрачной сосредоточенностью. Порой она щурилась, разглядывая что-то вдалеке — как и всякую швею, зрение ее порой подводило, — но более не страдала ни от каких недугов, явных или скрытых. Она охотно слушала и говорила сама — и, хоть было понятно, что ждет ее обычная, размеренная и спокойная жизнь, Юй Ань не казалась обеспокоенной. Именно поэтому, когда однажды во время прогулки по лесу Юй Ань вдруг порывисто потянулась к Се Ляню и поцеловала его, он, отстранившись, первым делом осведомился, уверена ли она в том, что делает. — Ты же знаешь, что я не смогу… провести с тобой всю жизнь, — предупредительно сказал он, но Юй Ань только рассмеялась. — Никто не узнает, — ответила она с какой-то странной улыбкой. Глаза ее лихорадочно блестели. — Я знаю — ты ведь скоро уедешь. Так почему бы нам… Се Лянь покачал головой и осторожно взял ее за руку — несмотря ни на что, чувство поджидающей опасности никуда не делось. Тем же вечером она проскользнула в полуразвалившийся домик на окраине деревни, который занял на время Се Лянь — тихая и незаметная, словно ночная тень. Рассеянно кивнула, когда он, извиняясь, показал ей на циновку, заменявшую Се Ляню кровать, и смело принялась раздеваться. И только тогда, когда Се Лянь снял штаны и принялся за нательную рубаху, Юй Ань взглянула на него прямо — и вдруг разрыдалась. Мысленно вздрогнув, но почему-то совсем не удивившись, Се Лянь запахнул одежды обратно, укрыл Юй Ань одеялом (от чего та только громче заплакала) и попытался аккуратно вызнать, в чем же дело. Правда оказалась простой и в равной степени печальной и неприятной — еще с начала лета у Юй Ань заболела мать, и если раньше они хоть как-то сводили концы с концами, то теперь болезнь разошлась, и Юй Ань срочно понадобились деньги. Ее обычного заработка не хватало, и по какой-то причине ей не пришло в голову ничего лучше, чем украсть у кого-нибудь деньги. Кого-нибудь, кто не будет знать, где ее искать. — Я не знаю, что на меня нашло, — проговорила немного успокоившаяся Юй Ань, поднимая взгляд, и Се Лянь с каким-то неприятным холодком, пронзившим внутренности подумал, что она совсем еще дитя — и, в самом деле, совершенно бесхитростна. Если бы она натолкнулась на кого-то другого… Покачав головой, он принял решение и полез за кошельком — не то что бы у Се Ляня водилось много денег, но все же это было лучше, чем просто выставить Юй Ань на улицу — всё такую же отчаявшуюся и готовую на всё. Впрочем, увидев, что он достает деньги, Юй Ань зарыдала вновь — что было, по мнению Се Ляня, совсем уж необъяснимо. — Бери, — сказал он мягко, но с нажимом; помедлив, протянул руку и утер ей лицо. — Если случится непоправимое, твои муки совести уже никого не спасут. — А как же ты? — спросила Юй Ань, чуть поколебавшись. — Ничего, — Се Лянь пожал плечами. — Я от этого не умру. Он говорил чистую правду — его было не так-то просто убить. Намного сложнее, чем обычную женщину. Конечно, Юй Ань взяла деньги — сколь бы совестливой она ни была, страх за родную мать был в ней сильнее. О случившемся той ночью они больше ни разу не говорили, но уже через пару дней Юй Ань предложила Се Ляню проведать её мать вместе — и он не стал отказываться. В то же время у него начало появляться нехорошее подозрение. Возможно, в этом всём была какая-то система, включающаяся тогда, когда он оказывался с кем-нибудь в одной постели — но Се Лянь тоже не собирался сдаваться так просто. 3. А-Лю путешествовала вместе с труппой уличных артистов — и в том городе, где Се Лянь встретился с ней, они оба были проездом. С того момента, как сам Се Лянь давал уличные представления, прошло уже с десяток лет, но всё в а-Лю казалось ему смутно знакомым — все те же широкие, яркие многослойные юбки, блестящие браслеты на обоих запястьях, звенящие от каждого движения, все тот же звонкий смех, сам подобный звону серебряного колокольчику, что были когда-то у актрис и танцовщиц, с которыми Се Ляню случалось путешествовать бок о бок. А-Лю сперва не поверила, кажется, что ему знаком такой вид заработка, но несколько пришедшихся к слову историй убедили ее в этом — «а по тебе, даочжан, и не скажешь, что ты не настолько монашек, как прикидываешься!» — и они устроились за столиком в ближайшем трактире, разговаривая о всяких пустяках. Между ними возникло то странное принятие, уютное и глубокое, какое может установиться только между случайными попутчиками, которые знают, что встретились лишь единожды и вскоре разойдутся навсегда, забыв чужие имя и лицо. И, наверное, именно поэтому не было ничего удивительного в том, что в какой-то момент а-Лю перегнулась через столик, вплотную наклоняясь к Се Ляню, и громким шепотом поведала ему, что еще вчера вечером приметила здесь, поблизости, такое место… Что ж, он всё равно собирался проверить, прав ли насчёт того, как далеко распространяется его неудача в подобных делах. «Такое место» оказалось охотничьим домиком в лесу — явно заброшенным, но еще крепким. Домик находился достаточно далеко от дороги, чтобы никто случайно не набрел на это место, но все-таки не настолько глубоко в чаще, чтобы опасаться диких зверей. — Очень неплохо, — похвалил Се Лянь, и а-Лю самодовольно усмехнулась, уже стряхивая с себя верхний слой одежд. Как и можно было ожидать, под многочисленными юбками и рубашками, придающими объём, а-Лю была худой, тонкой и одновременно жилистой; загорелая кожа лица и кистей рук странно контрастировала с белизной бедер и живота. Се Лянь как-то бездумно провёл пальцами по её руке, и а-Лю хихикнула: — Так щекотно. Эй, ты почему еще одет? Она сама потянулась к завязкам на его нижних штанах — последнему оставшемуся предмету одежды, — и Се Лянь ласково перехватил ее за запястье. — Понимаешь ли… — он замялся, не зная, как объяснить свою заминку. С прошлых попыток у Се Ляня осталось смутное ощущение, что все начинало происходить после того, как он снимал штаны. Возможно, если повременить с этим, то и опасность минует? Словно в насмешку над его действиями, звучно грохнула дверь, пропуская кого-то внутрь. Раздался глумливый свист и чей-то хохот. — …забудь, — упавшим тоном сказал Се Лянь и повернулся лицом к вошедшим. — Так-так, — сказал один из них, мужчина средних лет с кустистой бородой. В руке он держал охотничий нож с широким, потемневшим лезвием. — Кто это у нас тут? — Эй, детка, — крикнул из-за его спины другой мужчина — помоложе и повыше, — явно обращаясь к а-Лю, — классная фигурка. Се Лянь ощутил, как а-Лю вздрогнула рядом с ним, и медленно встал, загораживая ее своим телом. — Господа, — примирительно сказал он, пересчитывая нападавших — пять человек, у трех из них с собой оружие. Скорее всего, разбойники или воры, на перевалочный пункт которых они с а-Лю случайно натолкнулись. — Мы не хотели вторгаться в ваше… Дослушивать его не стали — один из мужчин сделал шаг вперед, не обращая внимания на эти слова, и махнул кулаком, отталкивая Се Ляня в сторону. По крайней мере, пытаясь оттолкнуть. — Я пытался решить наш спор мирно, — с улыбкой сказал Се Лянь, останавливая чужой кулак раскрытой ладонью, и сжал пальцы, медленно выворачивая мужчине запястье. — И я все еще надеюсь, что вы проявите благоразумие. Разбойник открыл рот, явно собираясь выругаться, но вместо этого вскрикнул от боли. Заметив, что другой рукой он тянется к поясу за ножом, Се Лянь покачал головой. — Жое, — негромко скомандовал он вслух, и лента послушно взвилась в воздух. У двери кто-то коротко вскрикнул — должно быть, от страха. Через несколько минут все было кончено — Се Лянь не собирался убивать простых людей вот так, и большая часть разбойников успела сбежать. Оставшегося — должно быть, предводителя, — он вырубил ударом по голове и аккуратно уложил у порога. Следовало забрать его в ближайший город и сдать там на руки тому, кто скорее вынесет справедливый приговор. Отряхнув руки, Се Лянь обернулся, готовясь утешить а-Лю, если понадобится — но, кажется… — А неплохо ты с ними разобрался, — она склонила голову набок, глядя на него как-то совсем по-другому, и коротко облизнула губы. — Я и не ожидала, что ты за меня вступишься. Се Лянь неловко кашлянул и присел на узкую лежанку рядом с ней, не зная, что сказать. К счастью, а-Лю не понадобились лишние слова — взглянув на него пристальнее, она вздохнула: — Нет? — Нет, — со смутным облегчением подтвердил Се Лянь. Вместо желания всё его тело горело напряжением, какое бывает только после битвы. В таком состоянии он попросту мог навредить чем-нибудь а-Лю. — Очень жаль, — а-Лю покачала головой, впрочем, безо всякой злости, и принялась собирать свои вещи. «А мне-то как жаль», — уныло подумал Се Лянь, но все-таки не стал говорить это вслух. У него оставался еще один вариант. 2. — Спасибо, — сказал Ли Чан и снова поклонился. — Я просто… спасибо. — Не за что, — Се Лянь с трудом улыбнулся. — Ничего, со мной все в порядке. Если он и солгал, то совсем чуть-чуть. Да, содранная кожа и синяки на спине болели, да и запястье, кажется, Се Лянь всё же вывихнул, но ему случалось терпеть и худшее. К тому же, в этот раз он был целиком во всем виноват сам. С чего Се Лянь вообще взял, что всё дело в том, с мужчиной или женщиной он собирается возлечь? Сейчас он и сам не смог бы дать ответа на этот вопрос, но еще час назад Се Ляню казалось, что так он сможет обойти свою неудачу — и, на самом деле, до какого-то момента это даже работало. Они с Ли Чаном познакомились, и дошли до его дома — а потом и до кровати, — безо всяких приключений. Все было тихо и спокойно, когда они раздевались; никто не прервал их, не вскрылся никакой чудовищный секрет. Чувствуя себя победителем, обхитрившим саму судьбу, Се Лянь наклонился, положил руку на чужую грудь и открыл рот, чтобы что-то сказать. И в этот момент на них упала крыша. Все произошло столь стремительно, что Се Лянь только и успел, что сдвинуться выше, прикрывая своим телом Ли Чана, вскрикнувшего от удивления. Несущая балка зацепила их самым краем, зато соломой засыпало по самые уши — и, в общем, в этом всём был виноват Се Лянь. — Не понимаю, — виновато сказал Ли Чан. — У меня никогда не было никаких проблем — да я только в прошлом месяце подновлял стены… — Ничего, — успокаивающе сказал Се Лянь и похлопал его по спине. Честно добавил: — Ты не виноват. На душе было тоскливо. В темнеющем небе догорал закат, Жое мягко сжимала его запястье, будто пытаясь утешить. Се Лянь свыкался с мыслью, что, вероятно, ему просто не суждено. Почему-то это было намного обиднее, чем раньше, когда он хранил свой обет добровольно. 1. Се Лянь давно смирился с тем, что ему не имеет смысла заглядываться на других людей — это в любом случае не приведет ни к чему хорошему, — но сейчас что-то странное овладело им. Сань Лан смотрел на него то искоса, то прямо, улыбка то и дело скользила по его губам, и Се Лянь, как где-то внутри просыпается то желание, которого он не испытывал уже много десятилетий. Может быть, допустил он осторожную мысль, потом, когда… Телегу внезапно тряхнуло с такой силой, что даже Се Лянь едва не упал и лишь в последний момент успел схватить Сань Лана за руку. Ладно, смиренно, пусть и с некоторым сожалением, подумал он. Нет так нет. 0. Хуа Чэн солгал бы, если бы сказал, что не волнуется — но, по крайней мере, он мог ничем не выдавать своего волнения. Он уже знал, что Се Лянь так и не сошел со своего пути совершенствования раньше, и это был его первый раз — и Хуа Чэн должен был поддержать его, хотя бы демонстрируя внешнее спокойствие. — Гэгэ, — сказал он, привлекая внимание, и Се Лянь, до этого как-то задумчиво смотревший в стену, повернулся к нему. — Все в порядке? — В полном, — отозвался тот как-то рассеянно. Наверное, подумал Хуа Чэн с теплом, он все еще стесняется. Ничего удивительно — но все-таки это так мило. Чуть прикрыв глаза, он наблюдал, как Се Лянь снимает штаны — медленно, как-то скованно, будто даже настороженно. Хуа Чэн не собирался его торопить или смущать еще больше, и потому протянул руку только после того, как Се Лянь отложил одежду в сторону. Дотронулся пальцами до шеи, осторожно погладил черные линии, складывающиеся в проклятый рисунок канги. По пальцам мягко скользнули длинные пряди — Се Лянь повернул к нему голову. И, хотя щеки его в самом деле были залиты румянцем, в глазах отражалось вовсе не смущение, а что-то, больше всего похожее на лихорадочную радость. Хуа Чэн не успел даже задать вопрос — в следующее мгновение он обнаружил себя опрокинутым на спину. Се Лянь навалился сверху, неловко поцеловал в уголок губ и тут же потянулся к вороту его одежд. Нещадно дернул застежку, заткнул рот еще одним поцелуем, а на вопросительный взгляд ответил, так быстро и просто, будто это каким-то образом все объясняло: — Давай быстрее, пока не началось! Ничего страшного, решил Хуа Чэн и поднял руки, встречая прикосновения Се Ляня. Поговорить в самом деле можно было и попозже.