Этот товар не продаётся

От чувства тревожности сложно было избавиться, но даже во время бессонницы Баам старался лишний раз не вошкаться, чтобы не разбудить соседей по комнате. Обычно он спал лицом к стене, и сейчас это не было исключением, но непреодолимое желание проверить, как спят Рак и Кун, заставило его перевернуться и, приподнявшись, осмотреть кровать за головой и другую напротив себя, совсем как когда-то на Адском экспрессе. Баам ещё раз бросил взгляд на друзей. Сопение выше не раздражало, как это могло показаться, а тихое дыхание через пару метров приносило чувство умиротворения. Пусть Баам и не видел своих друзей, но он знал, что они сейчас здесь с ним рядом и это давало временное ощущение безопасности, независимо от того насколько тяжёлым будет день завтра. Когда он всё же лëг лицом к кровати Куна, то совсем не ожидал что с противоположной стороны заговорят шёпотом. — Баам, тебя снова мучает бессонница? — Господин Кун? — так же шёпотом спросил Баам, искренне удивляясь. Обычно Кун крепко спал, заворачиваясь в одеяло чуть ли не с головой, из-за чего складывалось впечатление, что он мëрзнет. По незнанию привычек своего друга, Баам однажды укрыл его ещё пледом и на следующий день хорошо уяснил, что делать этого не следовало, ведь с утра Кун ещё более ворчлив, особенно когда приходится делать лишнюю работу, намекая на смену постели от ночного пота. Баам помнит эту ситуацию, так как всегда запоминает особенности своих друзей. Но ещё потому, что хорошо помнит, как в то утро по привычке принюхался к чужому белью, чтобы убедиться, что постель действительно не пригодна. И не почувствовав каких-либо противных запахов, скорее что-то парфюмерное, прямо сказал об этом Куну, а в ответ словил странный взгляд и минутное молчание. Да, в итоге Баама это слегка смутило и он предложил постирать всё самому в качестве извинения. А с тех пор делал всё гораздо проще — следил за температурой в комнате с помощью кондиционера. Баам выплыл из коротких воспоминаний, когда понял, что на него смотрят. Он знал, что Кун лежал на спине, но, невзирая на плохую видимость из-за отсутствия хоть малого источника света, чувствовал чужой взгляд. Ещё немного погодя заслышал шебуршание постельного — Кун точно развернулся в его сторону. Баам легко представил, что тот лёг на бок, подложив руку под голову. — Простите, мне казалось Вы крепко спите и я Вас не разбужу, — Баам первый подал голос. Он знал, что Кун этого не видит, но всё равно виновато смотрел в его сторону. Баам пытался выцепить очертания чужого лица и фигуру, скрытую под лёгким одеялом, но в комнате правда была кромешная тьма, поэтому ничего не получилось. Баам даже почувствовал некоторое разочарование. — Ты слишком громко думаешь, поэтому я так и не спал, — на полувздохе пробормотали в ответ. В его голосе слышалась усталость, поэтому Баам чётко представил на этот раз, как Кун прикрыл веки и сам последовал примеру образа в своей голове — зрение всё равно не помогало, хотелось включить светильник. — В последнее время ты очень напряжённый. И я понимаю почему так. Но мне совсем не нравится, что ты снова зажимаешься и умолчиваешь о своих проблемах, — Кун делал паузы, но Баам терпеливо вслушивался в его шёпот не прерывая. — Я не знаю, что и думать, ведь я не умею читать мысли. Баам, если есть что сказать — говори, — чуть громче, чем предполагалось. Бам наконец почувствовал, что в комнате засифонило — так он определял для себя тревогу с лёгким подрагиванием конечностей и дорожкой мокрых мурашек по спине. Он не был уверен, от Куна ли исходит это неприятное чувство или его вызывает сам Баам, одно было ясно точно как день — они оба нервничали. — Ты-ы, ты, ведь, знаешь, что всегда можешь мне всё рассказать: я не стану смеяться или осуждать тебя. Бояться чего-то нормально и ты имеешь полное право молчать об этом, просто хочу сказать, что мне не всё равно. Ну, я тебя ни в коем случае не тороплю, тем более сейчас у нас есть небольшая передышка. И мы всё ещё команда, сколько бы раз этому не пытались помешать, хорошо? — усталый вздох заключил речь Куна в тиски ожидания и неопределённости. Тот ждал ответа, но Бааму словно завязали язык, потому что усталость наконец пробралась под одеяло, охватив всё его тело расслабленным состоянием. Глаза слиплись намертво и Баама охватило волнительной дремотой. Он сам не заметил, как так произошло, ведь только что его колотило. Или нет? Баам просто слушал, забывая о времени и пространстве. Все его мысли заполнил Кун. Его вкрадчивый голос действовал как успокоительное. Баам всё ещё слышал на периферии сознания — Кун, кажется, привстал и произнёс «видимый режим», но Баама действительно не на шутку разморило под ласковым голосом друга и глаза совсем не спешили разлепляться. Он уже почти заснул, когда мгновение позже поддался внутреннему голосу, ведь этот самый голос настойчиво твердил ему: «Посмотри, посмотри же!». Баам не хотел разбираться зачем, он просто не смог отказать себе в желание увидеть Куна, которого скрывала корабельная темнота без искусственного освещения. Потяжелевшие веки разомкнулись в считанные секунды, только вот пришлось зажмуриться от неожиданного источника света, совсем небольшого, но всё ещё режущего глаза. Проморгавшись раз-другой, пришлось приподняться и опустить голову, чтобы смотреть на раздражающий и вызывающий головную боль свет исподлобья. Баам наконец разглядел, как Кун с прищуром смотрел на подсвечиваемые часы. — Я уж подумал, ты заснул, — уголок его губ слегка дёрнулся и Баам зацепился взглядом за эту деталь, понимая, что Кун хотел улыбнуться, но почему-то напустил на себя строгости и устремил на Баама нахмуренный взгляд. В свете часов он смотрелся не важно, а смешно, но Двадцать Пятый сдержал смешок и просто продолжил вглядываться в выученные наизусть черты лица. Даже такой серьёзный Кун дарил успокоение нежели всё остальное, что пытался вызвать своей напускной важностью. На самом деле наверное только Кун и Рак могли вызвать чувство безмятежности, но если им приходилось расходиться, сразу становилось не по себе от незнания происходящего с товарищами. Доверие — это хорошо, но волнение никто не отменял. — Ладно, попытайся хоть немного поспать, у нас не так много времени до утреннего чтения, а тебе нужен отдых, — Баам неотрывно следил за тем, как Кун откинул одеяло, сел на постели и натянув тапочки, слегка пошатываясь, посеменил к выходу. — Спокойной ночи, Баам. От приоткрывшейся двери в комнату попал тусклый свет коридорного ночника и он наконец отчётливо увидел короткую улыбку на лице друга перед выходом. Баам так и не смог что-либо сказать в ответ, настолько одурманивающий эффект произвёл на него Адепт Света. Чуть позже, лениво перевернувшись на спину и устремив глаза в потолок, Баам, вновь, с ужасом заметил, что стоило повиснуть тишине, как сон отступил. Он сжал одеяло в кулаки и зажмурился, но с попыткой расслабиться, в голову начали лезть навязчивые мысли: от слов друга до последних событий. Внутреннее беспокойство таки не отпускало Баама. Разлепив тяжелые веки, посмотрел на кровать напротив. Хоть и плохо, но разглядел, пустую постель — он совсем не заметил за шумом в собственной голове, что Кун так и не вернулся. Начав прислушиваться к внешним звукам, ничего не услышал. Заволновавшись, что друг не придёт обратно, Баам не смел больше лежать и поспешно откинув одеяло, также натянув тапочки и поправив свою пижаму, направился к выходу. Перед этим на мгновение бросил взгляд на спящего Рака, прекрасно чувствующего себя во сне распластавшись по всей кровати, и вышел из спальни, осторожно защелкивая дверь. Неподалёку была душевая и туалетная комната, но ни свет ни вода не были включены, поэтому Баам не стал возле них задерживаться. Коридор был длинным и другие, последовательно размещённые, комнаты с одинаковыми дверьми, словно из отеля, остались позади. Даже проходя мимо погруженной во мрак ночи гостиной, в отличие от освещённого коридора ночниками, откуда-то доносился храп и Баам не мог не улыбнуться. Каждый раз, находясь в такой мирной обстановке, он вспоминал начало восхождения Башни, Этаж Испытаний, похороны Хо. Даже время проведённое с командой Тангсуйок немного разряжало обстановку в жизни тогдашнего Виоле. От воспоминаний столь уже далёкого прошлого чёрная тоска вязкой жижей поглощала все чувства и мысли, подступая к желудку тошнотворным ощущением. С таким состоянием Баам добрался до столовой, почти на ощупь пробираясь поближе к кухне, плотно запертой железной дверью, и присел за один из столиков, чтобы перевести дух и собраться с мыслями. Обычно, чтобы добраться до кухни, местным приходилось включать свет на большой участок помещения, целиком оснащая просторную столовую человек на двадцать и бегать выключать лампы из кухни было не очень удобно, поэтому во время готовки, столовая обычно всегда была освещена. Но Адептам Света не требовался искусственный свет, чтобы пройти в темноте, так и Кун, вероятно, не видел смысла держать столовую при свете, когда при себе он имел светочи. Сейчас же из соседнего помещения доносились ароматы свежеприготовленного кофе и Баам почувствовал, что на самом деле проголодался пока боролся со сном и своими переживаниями. Только вот чувство вины перед Куном перекрывало любой голод: ему совсем не хотелось мешать другому человеку спать, но в тот момент он и не думал, что так получится, а ведь он прекрасно знает, как Кун чувствует его настроение и мог бы хоть чуточку озаботиться, по крайне мере, о дорогом человеке, раз уж себя не бережёт. Обычно в минуты уединения со своими мыслями, его эгоистичная натура брала вверх — это не утешало, но Баам только так мог отпустить что-то, решиться на что-то и после действовать ради чего-то, что было в перспективе. Конечно, он поступал согласно своим чувствам и внутренним принципам, но даже это не всегда работало. И вот в такие моменты Баам не мог не зажиматься от недоговорëнности с самим собой: чем выше они двигались, тем больше он становился уверен в своих силах, но чаще сомневался в силе своего духа — это напрягало и заставляло искать хоть какой-либо поддержки со стороны. И такую поддержку всегда можно было найти в лице Куна и остальных. Независимо от того, кто и когда был с Баамом, чаще всего Кун и Рак сопровождали его, даже когда, по случайности или намеренно, судьба их разлучала. Он действительно был счастлив видеть их рядом. А ведь были времена когда Баам не мог не винить себя в вероятной гибели Рака. Хорошо что такие чуткие и внимательные Кун с Андросси были рядом, они тогда оказали серьёзную поддержку. Да, отпустить мысль о ещё большей силе он так и не смог, но, естественно что, он желал стать в разы лучше ради защиты своих товарищей. Вот надо же было именно с приходом новых возможностей, после обучения у Образа Эдвана Куна, вмешаться Рахиль?! Что-то точно надломилось в Бааме, когда Кун пострадал от еë рук. Естественно он знает о взаимной ненависти между этими двумя, а так же попытках убить друг друга, но он никогда себе не простит эту ситуацию, ведь их отношения с Рахиль больше были похожи на паутину, в то время как все остальные так или иначе попадали в их сети без возможности выбраться. Так умерли Акраптор и Принц. Они оба были причастны к этому, очевидно, потому что Рахиль хотела использовать Уайта в своих целях, в то время как именно Баам привёл команду Тангсуйок к Адскому экспрессу, не отговорил, ещё и позволил разбиться на группы, оставив их без присмотра. И что в итоге? А Тэн-Тэн? Баам обещал ему свободу, но всё, что он сделал, смирился с его смертью. Они с Рахиль нисколько не отличались друг от друга, все вокруг них только страдали. От воспоминаний об умерших руки тряслись. Горло разрывало от невыраженных чувств. Тревога поднималось всё выше и выше, подступая к сухим глазам — слëз так и не было, из-за этого становилось только хуже. Его путь не был лёгким и покорение Башни научило его многому, но не собственной трусости. От осознания того, что его действительно накрывало, Баам выскочил из-за стола, оставляя за собой звук падающего стула. Подняв несчастный предмет мебели, понимая, что в соседней комнате всё было слышно, поспешно двинулся на кухню, чтобы извиниться за учинëнный шум. Баам столкнулся с Куном прямо в пороге и, от неожиданности, остолбенел, оказавшись с ним вплотную — ранее Баам накренился вперёд из-за перетягивания двери и едва успел остановиться, чтобы не упасть на гостеприимного полуночника. Напротив слегка улыбались, но складка между бровями выдавала Адепта Света с головой, а белое освещение позади играло с тенями на лице, оставляя ощущение чего-то потустороннего, неживого. Баам отступил на полшага назад, подавляя в себе странные фантазии, нагнетающие обстановку. С соблюдением дистанции, белая кость черепа, привиденая ранее, обрела молочную кожу с красными и фиолетовыми прожилками, а чёрные провалы глазниц заиграли сапфировым отблеском. — Я-то думаю: «Кому ещё не спится в три часа ночи кроме меня?» — бархатный голос звучал смешливо, настырно, но обеспокоено. И Баам сам не знал, как может различить каждую интонацию друга, стоило тому только вздохнуть. — Простите, я снова Вам помешал, — Баам отвёл виноватый взгляд, но краем глаза всё равно видел как напряглись мышцы лица напротив. Он так и не смог до конца прервать контакт глазами, не хотел. — Ну зачем-то же ты сюда пришёл?! — Кун наклонил голову вбок — может заметил? — и черты лица его тут же размягчились. — Ты так и не смог уснуть, полагаю. Проходи, — Кун практически развернулся, когда Баам не сдержав порыва, придержал того за длинный рукав ночной рубашки. Прежде чем опустить голову, он заметил как Кун посмотрел вниз, в то время как его брови поползли вверх. Ткань чужой одежды Баам так и не решился отпустить, более того, тихонько сжал пальцами в какой-то молчаливой мольбе. Баам и сам не знал зачем так сделал, но разжимать руку не хотелось. — Эм… можно мы просто вот так постоим? — будто боясь подать голос, наконец спросил. Несмотря на то, что чёлка не была такой длинной как раньше, тень от волос всё равно скрывала глаза, напоминая их первую встречу порознь в руке Арлен. Иронично что даже ту единственную постройку в честь его матери взорвали, стоило Бааму там оказаться, словно подтверждая, что всё, к чему будет причастен Кандидат в Убийцы (считай Незаконный), будет разрушено, даже не по его собственной воле, а потому что с самого начала жизнь Двадцать Пятого Баама ему не принадлежала и им всё ещё манипулируют, дëргая за ниточки. — Баам, — этот самый Незаконный вздрогнул, когда его руку перехватили, а после сомкнули в прохладных ладонях: очевидный контраст в температурах впечатлил его больше, чем само прикосновение кожа к коже, — ты совсем себя не жалеешь. Пойдём в гостиную, может всё-таки у тебя получиться уснуть, а я посижу рядом, — Баам не хотел поднимать глаз и вероятно поэтому, не получив какой-либо реакции с его стороны, Кун для убедительности посильнее сжал пальцы. «Холодный, но это не холод от мертвеца. Кун жив и он реальный вот прямо сейчас. Стоит рядом, держит меня за руку, заботится и как всегда планирует что-то грандиозное, даже отказался от сна и всё это из-за меня. Я так хочу выразить свою благодарность, но не думаю, что обычные слова хоть какой-то произведут эффект. Что мне сделать для тебя, Кун?» — Что такое, Баам? — Двадцать Пятый решился поднять глаза, собираясь ответить «ничего», но синие омуты досконально осматривали его то тут, то там и ему нестерпимо захотелось взвыть от досады, так как прекрасно знает, что от Куна ничего не скроется, а Баам сейчас слишком на взводе, чтобы утаивать, врать он тем более не умел. — Не следовало пить кофе, — ничего более не придумав, таки перевёл тему и расправил плечи для пущего эффекта, чтобы выглядеть как можно более непринужденно. — Что? — недоумение со стороны Куна чуть-чуть задело уверенную игру Баама. — Вы пили кофе, я прав? — в глазах напротив проскользнуло понимание и не успел Кун ответить, Баам продолжил: — Ваша работа более важна для всех нас и кому здесь точно необходим отдых, так это Вам, — и в ответ положил вторую руку на чужие, что дарили покой. — Не пренебрегайте своим здоровьем. Я принесу плед, Господин Кун, — Баам искренне улыбнулся и, нехотя разжимая двойное рукопожатие, двинулся к выходу из столовой. Баам действительно был огорчён собственным бессовестным отношением: из-за него Куна тоже беспокоила бессонница и он не знал, чем может помочь, поэтому не смог предложить ничего лучше пледа. Хотелось себя ударить, Кун не заслужил всего лишь чёртов плед. Да, Баам действительно ругался. Потому что даже в этом бредовом турнире Троймерая он мог противопоставить силу, но почему-то его всё равно спасали. Не без помощи По Бидоу Густанга, перед которым они в долгу, но тем не менее без плана именно Куна всё могло бы пройти не так удачно. Это удручало, Баам слишком полагается на других, ещё и создаёт проблемы. А хлопотать над этим приходится кому? Естественно Куну. И за что он заслужил такого друга? Именно с таким вопрос в своей голове он застал Адепта Света. — Господин Кун, вот, — Баам заметил, как Кун уже немного начал засыпать, когда накинул на него ткань из плюша. Это в кой-то степени был удивительный момент, ведь он не помнит заставал ли когда-нибудь Куна вообще в подобном состоянии. Предварительно включенный ночник освещал небольшое пространство около дивана на котором Кун и разместился. Баам стоял напротив, наблюдая за тем, как тот старается сфокусировать свой взгляд на нём. От вида такого расслабленного друга складывалось впечатление, что у них совсем скучная жизнь и завтра их не ждёт встреча с Главой Великой Семьи, что они всё также покоряют Башню без присмотра сильных мира сего. Бааму понравилась эта мысль и такой сонный Кун, от этого веяло чем-то родным и домашним. И хотя Бааму неведомы были эти понятия, эта мнимая безопасность и комфорт определённо что-то трогали в его душе. Он даже почувствовал как улыбаются его глаза, хотя губы так и остались не тронуты. — Вижу тебе стало лучше, — Кун наконец сфокусировал взгляд на Бааме, позволяя бликам ночной лампы играть на контрасте жёлтого и синего на радужке глаз, что действительно завораживало. — Не стой столбом, присаживайся, — Кун встряхнул волосами и одобрительно улыбнулся, наконец хлопая по дивану рядом с собой. — Да, — Баам опомнился и подхватил плед руками, предусмотрительно подложив подушку под спину и нырнул под теплую ткань, усаживаясь поудобнее. Баам думал, что будет засыпать под нотки недавно выпитого кофе, которые могли осесть на ночной одежде Куна, но с его стороны только раздавались тепло и приятный запах какого-то травянного шампуня, отчего веяло ещё большим домашним уютом — это показалось Бааму особенно расслабляющим и он наконец отпустил всякое волнение, почувствовав, что действительно устал. Желудок словно вторя его сонному организму также притих и Незаконный, не зная стоит ли разрывать тишину, все же спросил: — Господин Кун, Вы не против если я положу голову на Ваше плечо? По глазам Куна обычно не трудно было понять, что он думал и испытывал, когда дело касалось Баама, но, сейчас, повёрнутый в его сторону взгляд был сложным и нечитаемым, и Баам даже успел почувствовать себя неловко. — Не против, — бесцветно прозвучал ответ, когда Двадцать Пятый в очередной раз уже хотел было извиниться. — Правда? — и почувствовал непреодолимую радость, не придавая значения тому, как Кун обратно отвернулся в сторону выключенного телевизора, поэтому действительно сложил голову на широкое плечо. — Спасибо, Господин Кун. Он чувствовал как постепенно расслабляются мышцы под ним и Бааму захотелось обхватить Куна за предплечье. А ещё, совсем чуть-чуть, он был бы не против, если бы его погладили по голове, но озвучивать свои желания или что-либо делать Баам не стал. Это было так глупо или скорее по-детски, что он вцепился одной рукой в запястье второй, чтобы наверняка не сорваться. Баам мысленно благодарил Куна за терпеливость. Вообще-то Баам понимает куда больше, чем может показаться на первый взгляд — одним терпением здесь дело не обходится, поэтому Незаконный чувствует не только благодарность. Да, возможно Баам не показывает, что скрывается за семью печатями его необъятного мира, но Незаконный действительно тронут тем, что рядом с ним есть такой замечательный человек. Он даже не стеснялся признаться сам себе, что одно присутствие Куна грело его израненное сердце, в то время как остальные предпочитали им только пользоваться. Каждый раз когда случалось какое-то дерьмо и Кун, не жалея собственных и чужих сил, выставлял себя не в лучшем свете, Баам не мог не вспоминать обещание, что друг дал на этаже Эванкхелл. И Баам понимает, что Кун делает всё, что в его силах, так как он мозг команды, который знает, что сказать и как поступить в нужный момент, когда судьба заиграется и приведёт их в тупик. Кун — главная опора для Баама и дальше без него идти было одно что предательством, хотя иногда очень хотелось, ведь его безопасность была дороже. Но остановит ли желание Баама защитить Куна от самого Куна? Даже если Баам откажется от сопровождения его личности, просто так его не отпустят. Более того, Баам прекрасно знает, что Кун не славный малый, который будет раздавать добродетель направо и налево, он будет делать вещи и похуже, если это означает помощь самому Бааму. И вот это вот всё пробуждало в нём что-то тёмное и необъятное, взывало к чему-то действительно страшному, потому что эгоистичная натура включалась как по щелчку. Но невзирая на то, что это пугало и выглядело странно, ему всё ещё это нравилось. Ему нравилась собственная реакция на Куна, не важно что он делал и говорил, просто одно его присутствие отзывалось в его душе теплом и покоем. Для него это было действительно важно, весь Кун для него был важным, настолько важным, что отпустить его не было сил. — …аам! Баам! — он не сразу понял, что его зовут сквозь сон, пока не почувствовал, как его тормошат. — Кун! — услышал он собственый вскрик и с распахнутыми глазами уставился нос к носу на только что названного Куна. — Ты в порядке? Тебе снился сон? Ты сжимал мою руку, — для убедительности Кун подëргал конечностью, куда Баам ему вцепился. Баам тут же ослабил хватку и зачесал мокрую чёлку назад, игнорируя выбившиеся прядки под силой гравитации. Выдохнул. — Ничего, всё уже хорошо. Баам видит, что Кун не верит ему и понимает: Кун просто ждёт, когда он сам ему всё расскажет. Так было всегда: Кун внимательный, осторожный, не упускает возможности поговорить и выслушать, но если только им никто не мешает, а мешают им часто — Баам не любит когда так происходит, ему важно знать мнение этого человека и он к нему всегда прислушивается, даже если в итоге делает по-своему, но это сейчас столь не важно, что Баам заглушает собственные непрошенные мысли. — Господин Кун, — не сдержав своего порыва, он утыкается носом в твëрдую кость плеча рядом, заглушая обращение, и неосознанно терëтся кончиком этого самого носа. Мгновением позже затихает и, с распахнутыми глазами, ждёт чужой реакции. Всего какие-то секунды, а он уже готов не дышать, потому что осознаёт, что это было довольно странно, в частности, для него самого и, возможно, для ситуации в целом, поэтому боится лишний раз выдохнуть, не то что пошевелиться, спугнуть, возможно не полностью понимая причины, скорее интуитивно чувствуя напряжённую обстановку — Кун на взводе и Баам меньше всего хотел бы, чтобы тот ушёл. Но вопреки ожиданию, Кун не выказывает какого-либо сопротивления и Баам с лёгкой тревогой подрасслабляется, готовый в любую минуту вцепиться в руку мужчины мёртвой хваткой, лишь бы не быть одному, лишь бы чувствовать рядом его, Куна. Баам не собирается отстраняться, только теснее прижимается, кажется всё ещё горячим лбом, всё в то же место, пряча лицо в рукаве чужой пижамы. Воздух накалëн, но Кун не подаёт признаков хоть чего-то, даже дышать будто стал реже. Бааму не нравится и, сморщив лицо в изюм, иначе он и не может себя представить со стороны сейчас, вновь подаёт голос. — Господин Кун? — опасливо. Угнетающая тишина натянута как струна. — Да, Баам, — Кун отвечает не сразу, и Баам не может разобрать, что точно передавала интонация его голоса: усталость, настороженность или удивление. — Господин Кун! — вторит Баам уже увереннее и слышит как чужое горло сглатывает слюну. Баам и сам не может ответить, что это только что было за ребячество, но чувствуя чужое волнение, он не может сдержаться и, улыбается в конец расслабляясь. Вот опять, растягивая имя, зовёт. — Господин Ку-ун, — ему правда легко, даже весело? Поэтому он посмеивается в белоснежную ткань, всё же сгребая чужую руку под локоть. Баам наконец поднимает глаза, чувствуя себя глупо, но счастливо и смотрит в взволнованное море. — Баам, с тобой точно всё в порядке? Ты меня пугаешь, — Кун вздрагивает когда Баам разжимает захват и вместо этого опускает ладонь на тыльную сторону кисти Куна. Не на шутку разбушевавшаяся стихия засасывает своими водоворотами в самую глубь океана. Лампа, ранее создаваемая тёплый контраст на синеве куновских глаз, уже не грела своим искусственным освещением, создавая мнимую тишь да гладь морских волн с игрой солнечных лучей. Всё, что Баам сейчас видел в чужих глазах — мгла, непроглядная, такая, что ни зги не видно. Но Баам не страшится этого, он опускается камнем на самое дно и готов пролежать там целую вечность. — Да, вполне, — наконец глотает солëные воды и никакое подвластное ему шинсу не спасёт Баама от желания испробовать напоследок вкус моря. Баам даже не видит перед собой человека, он видит стихию и чувствует, как тяжелые волны бьются о скалы, но не разбивают их, а отступают назад для очередной попытки накрыть собой всю землю, словно хотят укрыть одеялом. И это одеяло настолько тяжёлое, что сопротивляться нет сил. От картины ли перед глазами или ситуации, когда под пальцами ощущается холодная гладкая кожа, растираемая для стимуляции кровотока, ощущаемая так живо и уместно в собственных руках, Баам действительно чувствует себя лучше и хочет передать это состояние Куну. — Я просто рад, что этот бессмысленный турнир закончился и мы снова вместе, — Баам изворачивает запястье и как бы вкладывает ладошку в ладошку, плавно переключаясь на большой палец, пытаясь разогнать охватившую дрожь красивой руки, а то что у Куна руки были высеченным шедевром из драгоценного камня знал каждый второй избранный, если не каждый в принципе. — Мне куда спокойнее когда Вы рядом, — Баам подцепил ноготь только что терзаемого большого пальца своим. Кун слегка поджимает кончики всех пяти в ответ, напрягаясь, но руку не убирает, просто отворачивается. — Не забывай, что завтра нас ждёт Густанг и мы всё ещё у него в долгу за то, что освободили тебя от этого глупого брака, — Кун держал голос ровно, но под конец смена тона выдала его недовольство с головой. — Мгм, — промычал Баам, пользуясь возможностью разглядеть его в профиль. Наконец отстав от большого пальца, переключился на указательный, разминая костяшки от кисти до кончика и перебираясь на аккуратные, точно идеально ровные ногти, Баам это знает, так как не раз видел их. Он неотрывно мнёт чужие пальцы, одновременно рассматривая половину лица Куна: мягкую линию надбровной дуги у основания перетекающую из густой брови в аккуратную переносицу и прямой, без видимых изъянов нос. Со следующим узловатым пальцем, опускается взглядом от кончика носа к губам — не слишком ярким, но и не бледным, достаточно ухоженным и слегка дрожащим? Кун правда весь подрагивал и Бааму передавалась эта лёгкая дрожь через весь правый бок, которым он соприкасался с ним. — Вы нервничаете или просто замёрзли? — Чуть склонив голову, спросил Баам, не выпуская чужие губы из виду. — А? — тот как будто испугано повернулся. Баам наконец поднял глаза. В свете тёплой ночной лампы цвет радужки Куна отливал бирюзовым, а ресницы были с желтоватым оттенком. При желании, Баам мог разглядеть собственное отражение в расширенных зрачках, но он смотрел на Куна, а не на себя, поэтому переводя взгляд выше заметил, как на голове Адепта Света встопорщилась пара прядок и, пересиливая желания разгладить несчастные волосы от ночных похождений, вновь перевёл всё внимание на лицо. На этот раз он заметил, что сонливость таки прокралась в мешках под глазами Куна — что ж, утром тот, определённо, проторчит не меньше часа в ванной. Хотя Баам, конечно, же не понимал зачем Куну лишняя трата времени, когда тот и так хорошо выглядел, даже пусть чуточку уставшим, но это лишь доказывало его человечность. Возможно, именно её Кун и пытался скрыть за маской идеального мужчины, словно с обложки журнала, где обычно светиться Андросси. И Баам всё равно не понимал, но принимал. Принимал такого Куна: с укладкой волос, уходом за кожей, ровной осанкой и выглаженными костюмами в любом удобном и не очень случае. Всё это составляло личность Куна как домино, да, именно как домино, не потому что это всё было хрупким рисунком из костей, а потому что даже если домино рухнет, Баам всё ещё мог собрать его вновь, восстанавливая все эти мелочи в голове. Двадцать Пятый видел уже достаточно людей, также не одного члена из Семьи Кун, которых, правда, куда больше по слухам, чем он мог себе представить, но он и подумать не может, что кто-то будет настолько же невероятен как Этот Кун. Кун Агеро Агнис. Даже его имя оседало на сердце особым ритмом. Баам правда никогда не называл его вслух, но мысленно никто не запрещал называть друга по имени, хотя бы иногда. Тем более оно так необычно перекатывалось на языке, отдаваясь в горле приятным рыком. Больше всего конечно Баама радовали не эстетическая составляющая Куна, не его ум и не имя — присутствие! Просто знание, что он живой и здоровый, особенно когда рядом — это невообразимо облегчает ему жизнь. Не потому что они давние товарищи или потому, что Кун может составить любой удобный план, даже в самые затруднительные периоды покорения Башни, а потому что Баам совсем не хочет терять дорогих людей и Кун один из таких. Возможно, чуточку особенней. Точно так. Потому что с присутствием Куна становится не то, чтобы легче, скорее свободнее, как будто бы он может дышать полной грудью, если, конечно, так вообще уместно говорить в сторону Незаконного, который имеет неограниченные возможности по контролю Шинсу, оно же всея Башни, в том числе и тот самый воздух, так необходимый Избранным для покорения. А может это проще было сравнить со знанием о самом себе и Рахиль, по крайней мере когда-то он бы так и подумал. Или куда более приемлемым сравнением можно назвать оковы звания «Кандидата в Убийцы» или клейма Незаконного, которые Кун нейтрализовывал одним своим присутствием. В общем, как не старался Баам охарактеризовать своё отношение к Куну, всё равно выходило сложно описуемо, но как-то по-особенному. Более значимо что ли, ну, просто это был Кун, как оказалось, всегда первый во всём. Конечно же есть ещё Рак, но при нём нет желания делать вид беззащитного и зависимого человека. В смысле, Баам конечно же никогда так не делал, но рядом с Куном хотелось действительно быть более мягким и внимательным. И как Баам заметил не сразу, но в отсутствие друга, он словно обрастал куновскими замашками абсолютно точно не пытаясь копировать, скорее так выходило само собой. Как объяснил сам себе Баам, он просто немножечко скучает в моменты разлуки и пытается думать как Кун, конечно же, чтобы выйти сухим из любой ситуации, потому что он магнит для неприятностей. Ну, а ещё, Баам признавал, что в маске Куна было куда проще, так как это означало, что рядом не было самого Куна, вообще-то очень даже необыкновенного Куна, настолько необыкновенного, что Баам уже не единожды боролся с желанием сжать того в объятиях. А всё потому, что его затапливало чувство благодарности, ведь друг приносил ему умиротворение и небывалый трепет, с которым забывались все остальные проблемы, которому хотелось бесконечно улыбаться и которого хотелось не переставая касаться. «Да, именно, если я не буду прикасаться к Куну, то не буду знать, что он жив и здоров, ведь он сам никогда не сознается что что-то не так.» Чуть ли не прокушенная губа ныла от зубов, но Баам не спешил разжимать челюсть. Сердце сумасшедше билось играя по венам одно что барабанная дробь, Бааму даже казалось, что его потряхивает, словно дрожь Куна передалась и ему. «Я не хочу выпускать Куна.» Эта мысль возникла неожиданно и именно эта мысль продвигала холод по стенкам сосудов. Баам чувствовал себя застывшей ледяной фигурой. А всё из-за того, что воспоминания подкидывали картины стольких безумных событий, что они пережили, и Баам не мог выбросить из головы эту непрошенную мысль. «Что, если я его отпущу и снова что-то случиться, и я не смогу этому противостоять? Что, если он умрëт?» А вот и ледяной ужас вызванный фактом бессилия перед неизвестной опасностью. В голове скачут кадрами киноленты едва не случившиеся события: Кун не просыпается от своего сна в заморозке; Куна протыкает копьё и он замертво падает; следом со спины его насквозь пронизывают мечом и он только успевает схаркнуть кровь; а потом пошли более кровавые сцены, сопровождаемые гулом в ушах из имени «Баам» столькими куновскими интонациями, что он его звал. — Ты что-то сказал Баам? Из кровавого сценария где Куна разрывает на части его резко выдернули как из-под толщи воды. Всё давление словно схлынуло и лёгкие наполнились желанным воздухом. Он видит Куна: как вздрагивают его ресницы, когда тот моргает, как вздымаются крылья его носа, как поджимаются губы, как незаметно поднимается правая бровь от выжидания, как темнеют синяки под его глазами и проявляются скулы, потому что Баам водит взглядом вверх вниз и тем самым успокаивается. Он качает головой, возобновляя процесс растирания костяшек уже на безымянном пальце. Баам слышит вздох и, к его сожалению, Кун вновь отворачивается. Бааму от этого становится не нервно, а тоскливо, потому что теперь он не может в полной мере смотреть в глаза Куна, и, чуть ли не заскулив, положил голову на спинку дивана. — Так, всë, — Кун, очевидно, собирался изъять собственную руку из баамовской уже перебравшейся на мизинец, — нам нужно… — только вот Баам не позволяет: быстро перехватывает ладонь, переплетая пальцы, зажимая уже порядком разогретую конечность в крепкую хватку несомненно тëплой клешни, — по-спать, — наконец заканчивает Кун с запинкой, моргая несколько раз, с удивлением повернувшись в сторону Баама. Снова. — Будем так спать, у вас опять руки замёрзнут, — Баам улыбался, потому что ему понравилось привлекать к себе внимание Куна, не заставляя его волноваться за риск собственной жизни, а именно вот таким незатейливым образом, с удовольствием наблюдая за его реакцией. — Давайте вторую, — Баам протянул левую руку, сев полубоком, в ожидании чужой ладони. — Кгхм, — Кун прячет правую руку под плед, — будет не удобно. Всё, Баам, спокойной ночи, — и отворачивается так, что видно один затылок и шею. — Доброе утро уже, — весело подмечает Незаконный, но в ответ ничего не слышит. Баам не обижается, а радуется предоставленной возможности рассмотреть Куна с данного ракурса. Обратив внимание на розоватое ухо, не прикрытое волосами, Баама осенило, что Кун просто смутился и если бы не это, он может никогда бы не заметил, что сзади на хреще у того была родинка, едва-едва заметная, но показавшаяся ему милой. Переключаясь на шею, рассматривая натянутые мышцы, он также обнаружил парочку родинок на изгибе и совсем на плече родинку покрупнее — широкий ворот вполне позволял разглядеть данный участок кожи. «Если Кун не рассматривал себя в зеркале, возможно он о ней даже не знает.» Баам пересиливает желание прикоснуться к тëмной точке на плече и прикусывая щеку с внутренней стороны, сосредотачивается на собственных волнительных впечатлениях. Смотреть на Куна, вдыхать его запах и слушать размеренное дыхание до тех пор, пока наконец не наступило утро было настолько воодушевляющим, даже бодрящим, что он не заметил, как вообще не сомкнул глаз, пока в гостиную не зашла Хва Рьюн. Баам поприветствовал Провожатую, но должным образом не уделил ей внимания, продолжая смотреть на переплетённые пальцы — это выглядело уже привычно. Баам сильнее сжал чужую ладонь, словно пытался склеить их намертво, потому что по ощущениям было ещё приятнее, чем просто смотреть. — Если он проснётся от собственного крика, пока ты ему ломаешь руку, то он явно не оценит твою страсть, потому что будет какое-то время обузой. Ты правда хочешь, чтобы он вновь чувствовал себя бесполезным? — Хва Рьюн стояла позади них, может рассматривая во всех подробностях любопытную картину, но Баама это не беспокоило. — Хотя этого даже могила не исправит, — и не спрашивая разрешения включила телевизор на новостной канал, чем, кстати, разбудила не понимающего Куна, потому что, как оказалось, техника была на довольно высокой громкости. — А..! Я, что, проспал? — Адепт Света тяжело разлепил веки, морщась от неприятного звука. Баам коротко глянул в сторону Провожатой, мысленно отправляя ей хотя бы кусочек своей совести. Хва Рьюн видимо словила его сигнал, наконец убавив звук и, пожелав доброго утра. Баам уже не видел, но слышал, как та села в кресло, но целиком сосредоточил всё своё внимание на Куне, который с помятым видом начал оглядываться и поспешно включил часы. Видимо поняв, что ему оставалось спать ещё полчаса до будильника, с недовольным стоном откинул голову назад и, наконец, обратил внимание на Баама. Двадцать Пятый всё ещё сидел боком, используя спинку дивана как подушку. Баам со смешком указал на левую щеку, отзеркаливая самого Куна, шепча о том, что у него остался след. Кун уже было собрался выбраться из-под пледа и, с запоздалой реакцией, посмотрел на Провожатую в гостиной, где они спали — их руки всё ещё неотрывно держались друг за друга, как Бааму понравилось, но Кун сделал несколько попыток освободить пленницу. — Отпусти, — прошептал он, поглядывая в сторону Хва Рьюн и, с разочарованным вздохом, Незаконный таки отпустил. Кун вроде даже виновато посмотрел на него. — Ладно, я пойду в комнату. Господин Рак, возможно, уже проснулся и теперь возмущается, что его опять оставили одного, — Баам улыбнулся, ещё немного задержав взгляд на бледном лице с синяками под глазами от недосыпа и, с щемящим сердцем, наконец перестав мусолить глазами Куна, забрал с собой плед, оставляя его и Хва Рьюн одних.