Не больно

«Слишком любопытен " — вздыхали учителя и тренеры в разговорах с мамой. Жене действительно интересно было многое, но больше всего волновала связь. Откуда она берётся; как человек понимает, что встретил своего соулмейта; а если один из них умрёт, то что почувствует другой? И ещё миллион таких вопросов, ответов на которые ему дать никто не мог. Родители, когда он подошёл к ним с такими вопросами, лишь отмахнулись от него, мол, так природой заложено, так надо. С друзьями почему-то было некомфортно говорить на подобные темы. Поэтому оставалось лишь копаться в интернете в попытках найти хоть какую-то информацию. Но чем дальше, тем больше Женьку волновало лишь одно — нельзя ли эту связь как-то обрубить, ну или выключить. Кто вообще придумал такую дичь, чтоб человек чувствовал в два раза больше боли? Порой даже не понимаешь — у тебя что-то болит или у соулмейта. А в последнее время пугало ещё то, что свою половинку он до сих пор не знает. Совершеннолетие на носу, а он всё один и один. Да и где её или его — разные случаи бывают — искать? После долгих терзаний Женя обращается за советом к Мише. Уж кто-то, а он наверное знает ответ, ему пришлось искать своего человека. Миша, выслушав его сбитый монолог, лишь улыбается и трепет его по плечу: — Да не волнуйся ты так! Тебе ведь семнадцать только, боль…она ведь тобой ощущается, да? Чужая всмысле. Женька в ответ лишь ухмыляется и кивает — ещё бы не ощущалась, на НацЧемпе вон чуть лёгкие не выплюнул. А Миша продолжает улыбаться: — Ну значит всё в порядке. Ты главное не зацикливайся на этом, твой человек сам тебя найдет, ну или ты его найдешь. А там, сами разберётесь по ситуации. Миша опытнее и Миша прав — забивать голову глупостями не надо, надо достойно завершать сезон на Финале кубка России, что, кстати, в короткой удаётся. У их группы вообще удачный старт получается. Лиза имеет все шансы попасть Чемпионат мира, думает Женя, глядя женскую короткую по телевизору в коридоре Мегаспорта. Зрелище вообще не самое интересное, скорее больное или, как там говорят фанаты, стекольное. Куча юных дарований с такой же кучей физических и психологических травм. Их соулмейтам, как и его тоже, небось вообще без блокаторов и обезбола ни дня нельзя прожить. Вот он, например, казалось бы ничего такого кроме проката не сделал, а поясница ноет — хоть ко врачу иди. Или это не его боль? А, впрочем, какая разница, что так, что сяк обезбол надо бы выпить. Обычные таблетки спустя сутки почти не работают, а выпить сильнодейстующие без назначения врача нельзя. В медкабинет он уже не успевает — скоро на произвольную выходить. Гудящая поясница отвлекает, заставляет сделать бабочку на втором же прыжке. Остальная часть программы проходит без срывов и когда уже казалось бы сделано всё, спину простреливает и Женя валится на лёд с последнего прыжка. Положение спасает лишь вчерашняя чистая короткая программа, и Женя оказывается на высшей ступени пьедестала. Но даже позируя для фотографов, он морщится от боли в спине. Чёрт, надо будет всё-таки как-нибудь найти за межсезонье этого своего соулмейта, иначе придётся заканчивать с большим спортом, ну или жить на таблетках. Тренеры внимательно выслушивают его объяснения, сочувствуют, качают головой и ведут в медпункт. Врач сборной лишь бурчит себе под нос что-то похожее на «Сколько же вас таких за сегодня, Господи», пока втирает обезбол усиленного действия в поясницу. Конфетка как приятный бонус, справка с рекомендациями — стандартный набор, ничего нового. Теперь надо лишь разыскать тренеров и отчитаться, что, мол, всё в норме, жить буду, кататься тоже, и можно идти к товарищам на трибуны. Поиски приводят Женю в дальний тёмный коридор, откуда доносится знакомый голос Профессора: — И как же она собирается катать? В таком состоянии ходить то трудно. «О ком это он?» — думает Женька. — «Ни у кого в их группе проблем со здоровьем, тьфу-тьфу-тьфу, нет» — Знаю, но она настояла, родители против не высказывались. Вкололи ей усиленную дозу да натерли поясницу какой-то заграничной мазью. Авось повезёт. — отвечает Алексею Николаевичу голос из темноты, подозрительно похожий на голос Плющенко. Боль в спине так же, как и боль в коленях, одна из самых распространенных среди фигуристов. Поэтому Женя лишь думает:«Совпадение» — Не думаю. — отвечает ему жизнь двумя часами позже. Последняя шестиминутка у девушек начинается с падения Алёны Косторной и резкой боли в Женькином колене. И ему становится понятно всё: и то, как ему было трудно дышать в декабре, и боль в ноге времен весны 2019 года, и ноющая сейчас спина. Дышать становится трудно. Он бежит по Мегаспорту словно ошпаренный — среди этой бесконечности коридоров, заполненных людьми до отказа, должен быть хотя бы один укромный уголок. Женя ныряет в первую приоткрытую дверь, из которой не доносятся голоса, опирается на грязную раковину и выкручивает синий кран на максимум. Холодная вода немного освежает и стекает за шиворот, хотя сейчас уже всё равно. Он вспоминает интервью Максима Транькова, в котором тот признался, что каждый раз перед выходом на лёд, он думал, что ему нельзя ошибаться вообще, так как хрупкая Танечка может не вынести боли. Женя вспоминает Мишины бабочки и степы на тренировках и дышать становится ещё сложнее. Решение Федерации радости не добавляет. Теперь ему надо не просто чисто кататься, ему надо кататься так, чтоб у сборной сохранились две квоты на Олимпиаду. А ещё лучше — три. Видимо у начальства совсем крыша отъехала. У него двух чистых прокатов ни на одном старте не было. В Стокгольме, по их мнению, должно получиться что ли? Советы товарищей и фанатов с содержанием «Забей на всё и катайся для себя» не помогают. Напряжение лишь усиливается с каждой минутой. Он не должен никого подвести: ни родителей, ни штаб, ни сборную, ни Алёнку. То, что происходит потом нельзя назвать ничем иным кроме как чудом. Два чистых проката, три квоты, восхитительный командный турнир, попадание в основной состав сборной, а потом и относительно неплохие результаты по ЕГЭ и поступление в медицинский. Казалось бы, все трудности позади и мисьён комплишин, но чем ближе был сезон, тем больше Женьку волновало то, что с Алёной они до сих пор не поговорили. Поэтому на Контрольных прокатах он не уезжает в отель сразу после тренировки, а остаётся сидеть на трибунах и наблюдает последние приготовления девочек к сезону. Женя и сам не понимает зачем остался — поговорить то всё равно не получится, как собственно все предыдущие полгода. Сначала сама по себе идея разговора казалась бессмысленной — и без того на них свалилось много проблем, потом из-за экзаменов и тренировок не было ни малейшей возможности встретиться. Можно конечно написать в директ инсты, но эта идея кажется Жене ещё глупее. Что писать? Привет, Алён, я кажется твой соулмейт. Давай встретимся как-нибудь и придумаем что-то, чтоб нам было легче кататься. Тьфу, фигня какая-то выходит. Да и что они придумают? Не учить триксель и четверные? Остаётся лишь издалека наблюдать за её тренировками, учить анатомию и пытаться как можно меньше шмякаться об лёд. Первые два пункта выполняются плюс-минус успешно. А вот последний… Ну не скажешь же тренерам:«Я не хочу прыгать четверные, чтоб на том конце связи человек не мучился от болячек» Вернее нет, сказать то можно, и его поймут, но зачем тогда он вообще катается, пропуская при этом некоторые пары, и занимает место в сборной. Оттуда и кракозяберные выезды, и спасения прыжков, противоречащие законам физики — только бы не падать. Но в жизни не бывает всё так просто — даже самые надёжные системы порой дают сбой. Так и короткая программа в Финляндии ставит точку в череде Женькиных чистых прокатов. И он злится, он собой очень недоволен. Мало того, что результат будет отстойным, так ещё и тренеры с родителями волноваться будут. А самое главное — Алёнка… Он грохнулся с тулупа, а ей послезавтра катать. На произвольную Женя выходит с твёрдым настроем — в плане результата терять уже нечего. И чёрт побери, получается! Получается чистый прокат! Вспоминаются лишь шутки, что дьявольские программы почти всегда приносят удачу. А потом на ум приходит произвольная Алёны под «Сумерки», тоже в каком-то роде с нечистой силой связана. И ведь именно с этой программой она много титулов взяла. Может шутки всё-таки не шутки? Но даже если шутки, то чуток стервозности в содержании Алёнкиных программ было бы не лишним — думает Женя уже на трибунах, наблюдая за Алёнкиными прокатами. Результаты выходят…рабочими, как сказал бы Алексей Николаевич. Однако Профессор не Алёнин тренер, и ей прилетает сполна. И в Женькином списке целей на жизнь появляется ещё один пункт — всеми силами утащить Косторную из лап Тутберидзе. Он понимает, что она не кукла, что она взрослая и это её решение — тренироваться в этом штабе. Но душевная боль это тоже боль, хоть по связи и не передаётся. И как любую боль её надо чем-то залечить. Поэтому Женя неловко мнётся около дверей женской раздевалки, параллельно листая в гугл картах местные достопримечательности. Однако его опережают — Алёна выходит под руку с Лизой, увлеченно тараторя ей что-то. — Кого ждём? — удивлённо улыбается Лиза. — Тебя. Алексей Николаевич просил, чтоб ты открывала хоть иногда почту и отвечала на сообщения от Федерации. — Ай момент, отвечу. Это всё? — Всё. А вы куда? — Гулять. С нами хочешь? Вообще гулять с Лизой весело, но с Алёной хотелось бы поговорить лично. Да и что он там будет делать? Просто идти рядом? Глупо как-то выходит. Хорошо ещё у него хоть предлог был топтаться около дверей. Он слегонца щиплет запястье, смотря Алёнке в спину. Ей хоть бы хны. Она что, его не чувствует? Она вообще хоть что-нибудь чувствует? Он конечно слышал про то, что в «Хрустальном» на специальных таблетках сидят почти все. Но одно дело — слухи, а другое — видеть нечто подобное своими глазами. С одной стороны, ей возможно от этого легче. Но с другой, это хана организму, конец душе. В лучшем случае к 25 годам останется лишь тело, поломанное и убитое. По факту пустая оболочка. Плюс за последние три дня он чувствовал только свою боль, хотя по информации от болельщиков Алёна на тренировках падала. Может это вообще не она, может ему показалось? Как бы то ни было, убиваться об лёд всё равно нежелательно, хотя бы из уважения к себе. Поэтому на этапе гран при в Канаде у Жени задача такая же — меньше падений — и снова провал. И вроде флип прыжок не самый сложный, и вроде зашёл он на него нормально, но то ли нога подкосилась, то ли недостаточно сгруппировался. И снова врачи в халатах, снова обезболы и голос главврача сборной: — Нет, нет и ещё раз нет, Этери Георгиевна. Нельзя больше одного раза в месяц пить полный обезбол. Допинг пробы к чёртям — раз, состояние организма в помойку — два! Что у неё болит? В районе рёбер что-то? А, так это не у неё и она лишь чувствует. Ну значит ведите сюда, натрём мазью и будет спать спокойно. Услышанное отрезвляет. Боль в районе рёбер, болит из-за соулмейта, который недавно ударился, ученица Тутберидзе — всё сходится. Нашёл. Надо всего лишь продержаться до конца соревнований, чтоб её не волновать перед прокатами, да и самому не перенервничать. А там как-нибудь образуется. Видимо ему вообще нельзя строить никаких планов, потому что за завтраком, ребята в разговоре упоминают учёбу и начинают расспрашивать его про университет. Больше всех интересуется Алёна: — Я ведь тоже хотела, но подумала, что не потяну. Особенно в олимпийский сезон. Но мед по-прежнему у меня в планах, так что в будущем может попрошу у тебя конспект. — хитро улыбается она. А Женьку накрывает жаркой волной смущения и сердце кажется проваливается куда-то в пятки. Он чувствует как предательски краснеют уши и лишь слегка пожимает плечами, смущённо улыбаясь в ответ. Ладно, хоть какое-то взаимодействие это тоже взаимодействие. Лучше так, чем сначала молчать, молчать, а потом подойти с серьёзным разговором. Но для будущего диалога нужен какой-то предлог, чтоб не с места в карьер. И Женя ставит себе в голове пометку «подумать» Ему ужасно везёт — думает Женька, сжимая в руках бронзовую медаль. — Даже не так, им везёт! Им, потому что Алёна тоже на пьедестале. А это значит, что у них будет совместная репетиция показательных — чем не предлог, чтоб встретиться и заговорить. Хотя червячок сомнения гложет его до сих пор. Может ей без этого знания будет легче и можно это вообще подождёт до конца олимпийского сезона. Не подождёт. — понимает он, когда за час до репетиции натыкается на рыдающую Алёну в одном из боковых коридоров арены. Она сидит на каком-то ящике, прижимая коленки к подбородку, и напоминает Жене нахохлившегося воробушка. Он подходит ближе медленно, словно боясь спугнуть, присаживается на край ящика и протягивает к ней руки. Алёна охотно утыкается лбом в его толстовку и всхлипывает. Женька осторожно прижимает её к себе, поглаживает по макушке шепчет всякие глупости из разряда «Они все лохи, а ты умница!» Когда плач начинает затухать, Женя еле слышно выдыхает: — Прости. — За что? — Я ведь это…соулмейт твой. Я должен ну это…беречь тебя. Да и себя тоже. А я дурак позавчера об флип шмякнулся. — Погоди, — слегка отстраняется от него Алёна. — ты что, думаешь, что раз ты будешь меньше падать, то мне от этого легче станет? — Ты пьёшь таблетки или… — Дурак! — шлёпает Алёнка его по руке. — Я и сама шлёпаюсь по сто раз на дню. И от того, что ты пару раз приземлишь, к примеру, триксель на жопу, мне хуже не станет. Так что хорош так жить! От всего не убережёшь, чему быть — того не миновать. — хмыкает она. А потом добавляет — Не, если ты вдруг решишь херачить пятерные или кваксели, то я первым же сапсаном приеду в Питер и твой словарь матерных слов значительно увеличится. Женя смеётся и притягивает Алёнку обратно к себе, пожалуй впервые за последние два месяца ему так легко и хорошо. — Ладно, а если без шуток. Долбанулся я позавчера нехило. Тебе больно? — Нет. — шепчет она, прижимаясь к нему сильнее и слабо улыбаясь. — Теперь уже нет.