Да встретимся мы вновь

      За окном уже смеркалось, свежий и очень холодный воздух проникал в помещение, заставляя разгораться огонь в камине ещё больше. Исаак стоял у стола, задумчиво потягивая чай, и уже который раз посматривая на часы. С каждой секундой испарина на его лбу выступала всё больше, будто он был охвачен лихорадкой, схожей с оспой или обычным гриппом, а подле глаз зияли проступившие вены. — Считаешь секунды? — послышался хладнокровный, спокойный баритон, исходящий от двери. — Я не могу по-другому, ты же знаешь… Мне тяжело отпускать, всегда, — Исаак заговорил с вошедшим, после чего очень громко выдохнул, будто собираясь сказать речь, но это оказалось бесполезным, поскольку он снова сделал большой глоток из кружки. Было слышно, как он процеживает горькую и теплую жидкость сквозь зубы, мама часто говорила ему так не делать, но она не знала, какое облегчение это приносит.       Туманная Фигура отошла от двери строгими и аккуратными шагами, после чего переместилась на диван, вальяжно закинув ногу на ногу. — Это не то, что я хотел от тебя услышать, мой дорогой Исаак, не после того пути что ты прошел. Кому как не тебе знать, что это лишь часть той дороги, которую нам приходится пройти, самая неприятная и тягучая, как первый урок в понедельник, который начался ровно в семь утра. Но после всех занятий наступает весьма приятное время — то, когда ты волен делать лишь то, что хочешь, разве, просиженные в кабинете часы не окупают того, что тебя ждет после них?       Взгляд Исаака опустился в пол, будто его сильно пристыдили за глупейший проступок, будто он даже и не хотел его совершать, это все мальчишки, непонятно откуда у них взялась железная стружка, да и взрыв был таким небольшим, за что его сейчас судят вообще? Он просто рядом стоял? — Я не любил уроки, никогда не любил, всегда убегал, бегал с ними и после… В училище… Какая же это была глупость. Будь ещё шанс — я бы учился, может даже кончил бы институт… Но отец и матушка…       По щекам Исаака потекли горящие слёзы, они были непрошеными, поэтому обжигали кожу, щипали глаза, единственным желанием было смахнуть их, но рука Фигуры поднялась в запретительном жесте. — Это важно, мой дорогой Исаак. Продолжай, у нас не так много времени на разговор, скоро мне будет пора в путь. Скажи мне, что ты будешь делать дальше? — глаза будто заискрились в интересе услышать ответ. А нога предательски замандражировала — все тело предвкушало. — Я буду счастлив, каждую секунду, покуда смогу быть счастливым. Наконец, все мои несбывшиеся желания, оставшиеся на обочине когда-то, сбудутся. Мне хочется верить в это, ведь там, дальше — возможно всё? — Исаак оторвался от стола и поставил на него кружку с блюдцем. Наконец, он смог разглядеть фигуру в темноте, лицо показалось ему таким родным и знакомым, но в это же время будто память отшибло и все воспоминания испарились. Фигура протянула свою руку в чёрной кожаной перчатке, Исаак схватился за неё так быстро, словно даже подумать не успел. Тут всё произошедшее ударило в голову, так больно и неприятно, мужчина похмурил брови на мгновение от ощущений. — Я успею сказать «прощай»?       В голове мужчины мимолетом пронеслись все воспоминания, с самого детства, как он совсем маленьким оставил брата и сестру с мамой, а сам остался с отцом-выпивохой и своей любимой бабушкой. Он любил её рассказы о войне, они были интереснее любых книжек. Она сама не умела читать, но до безумия любила шить и делала это в больших объемах. Став постарше, он и сам отслужил в армии, шофёром, принес домой столько увлекательных историй. Жену себе смог там найти, красоты необыкновенной, когда поехал в совхоз за молоком, его взгляд остановился на ней, да так и остался на долгие годы. Жизнь шла, они работали как все в то время, родили двух дочерей, держали хозяйство, местами, самое большое в деревне. Всегда в его доме были праздники — Исаак их не очень любил, да и выпивать был не то что бы мастак, держа в памяти своего отца и его пристрастие к алкоголю, а вот жена его — Зиссель очень уважала всякие вечеринки, поэтому дом всегда был полон друзей и родственников. Их жизнь была прекрасна, местами тяжела, но казалось, что со всем можно было справиться. — Не думаю, мой милый Исаак, что ты успеешь попрощаться, время на исходе — лицо отца помотало головой, и наспех они вдвоем ринулись из комнаты.       Мужчина уже у двери обернулся вслед и увидел, как его собственное тело лежит на том месте, где он вот совсем недавно стоял, за окном уже был рассвет, а часы пробили долгожданное время. Он лишь улыбнулся и прошёл через дверной проем, ведомый крепкой рукой.

***

      В палату вошли трое женщин в молчании, за ними следовал врач, опустивший свою голову вниз, его профессия нередко предполагает сообщение плохих новостей и сейчас был ничем не исключительный случай. Он монотонно протараторил слова, которые ему приходилось повторять иногда по несколько раз за сутки и поспешно вышел. Женщины стояли молча несколько секунд, глядя со слезами на глазах на уже холодную кушетку. — Да встретимся мы вновь, — проговорила Зиссель, после чего провела ладонью по холодной щеке Исаака. — Да встретимся мы вновь, — вторили своей матери дочери.       После этого в той самой комнате потух огонь в камине и захлопнулось злосчастное окно. Исааку было тяжело отпускать свою семью, он не хотел оставлять их без своей помощи, но в действительности, семье пришлось отпускать его, ведь впереди его, наконец, ждало все то, о чем он мечтал долгие годы, прибывая на земле - успокоение.