Послушный

      Ацуши крадётся на кухню и потягивает носом. Запах ведёт в сторону маленького шкафчика под раковиной, где за дверцами змеятся белые пыльные трубы.       Уже, на самом деле, глубокая ночь, и ему бы сопеть в милостиво предоставленной в безраздельное пользование тёплой кровати, но любопытство буквально колется, не даёт сидеть, а уж тем более лежать на месте.       Год назад он сбежал из приюта, и год он живёт в Йокогаме, как выясняется, битком набитой эсперами, такими же неправильными чудаками, как он. Эсперы сидят в мэрии, эсперы служат в полиции, эсперы работают клерками, эсперы продают телевизоры в магазинах техники, соседи Ацуши, хозяева этой квартиры — пара эсперов. В Йокогаме даже есть целые организации эсперов! В одну из которых Ацуши благополучно и угодил, едва попав в город, но это немного другая история.       Ацуши медленно открывает шкафчик, боясь скрипа, хотя в доме Чуи, кажется, априори ничего не может скрипеть, ломаться или выходить из строя, потому что это же Чуя.       С Чуей Ацуши, на самом деле, абсолютно никак не связан. Они бы и не увиделись никогда, если бы Осаму не загорелся целью привлечь в Мафию эспера с уникальной способностью. Чуя работает на Портовую Мафию, ту самую организацию. Но как же тогда они оказались сожителями, спросите вы? Всё очень просто — присматривать за Ацуши босс (Осаму, то есть) поручил именно Чуе. А Осаму и Чуя, ну… Как бы сказать… Пара во всех смыслах этого слова.       У них длинная история, которую Ацуши никогда не рассказывают целиком, и сложные характеры, а ещё — сложные запахи, которые Ацуши сначала даже не может разобрать по составляющим, а потом понимает, что Чуя просто пахнет Осаму, а Осаму — Чуей. Ацуши вообще любит всё нюхать. Одно из преимуществ его собственной способности.       Он и здесь сейчас поэтому. А мог бы спать! Но уж очень интересно пахнет штука, которую Чуя на днях принёс с работы домой… Ещё и в глухом чёрном ящике!       Вообще-то, Ацуши запретили это трогать. И даже смотреть. И даже дышать на ящик запретили! И оттого интерес меньше совсем не стал. Чуя вообще много чего ему запрещает. Ходить без шарфа, например, хотя Ацуши всё равно не заболеет. Или проходить в комнаты в обуви. Или приносить домой грязных животных с улицы. Или ходить на настоящие задания от Мафии. Или… Много чего ещё! Правда, Чуя ещё и может из воздуха нарисовать объяснения всем своим запретам, если с ним начать спорить (а спорить с ним в целом бесполезно), поэтому Ацуши слушается.       Он послушный, правда, вы не думайте, очень послушный. Чуя даже на Осаму ругается больше, чем на Ацуши. Ацуши редко косячит! Ему больше нравится не нарушать такие простые запреты, ведь это совсем несложно. А Чуя его хвалит… Чуя вообще следит за ним даже больше, чем Осаму, хотя именно Осаму и должен следить.       И Чуя сегодня трижды повторил, что эту штуку трогать нельзя, но всё же…       Она очень странно пахнет. Ацуши никогда такого не чувствовал. За все свои четырнадцать с небольшим, можете ли себе представить! И Ацуши просто умрёт, если не узнает, что это за запах. А ещё эта штука, кажется, дышит.       Ну точно, дышит! Вдох-выдох, вдох-выдох! Прямо через зазор в ящике! Сопит, как пёс!       Ацуши осторожно переставляет ящик на столешницу у раковины и прикрывает коленом шкафчик, приближаясь. Прочный металл теплеет под руками быстрее обычного, и пальцы покалывает. Такое Ацуши уже видел — эта железка гасит способности. Почти как Осаму с его Исповедью, только не живая, а химическая. Да что же там внутри…       Ладони ложатся на боковые замки. Ацуши медленно выдыхает, подавляя детское желание зажмуриться. Ну что случится, правда? Он посмотрит лишь несколько секунд… Металлические скобы щёлкают как-то слишком громко.       Раздаётся угрожающее рычание, и Ацуши, поднявший крышку, едва успевает отпрыгнуть, прежде чем тёмный сгусток бросается по направлению к его лицу. Стол, на который они налетают, трещит под поясницей, и Ацуши валится в обломки и щепки у самой стены, машинально прикрывая голову рукой с почерневшими когтями и сжимаясь в неуклюжий комок.       Над головой звенит разочарованный взвизг, и ничего не следует — ни боли, ни прикосновения — и Ацуши, не успевший толком испугаться, так быстро всё произошло, опасливо приоткрывает глаза.       Напоминающее большой шерстяной шар существо висит над ним примерно в полуметре, замершее и охваченное красным свечением. У существа две мохнатых лапки, ярко-зелёные неоновые глазищи и короткий хвост-обрубок с другой стороны от предполагаемой морды. Ни когтей, ни зубов, ни пасти как таковой, только воронка в области брюха, пустое, немного преломляющееся пространство, через которое видно потолок.       Ацуши несколько секунд поражённо моргает, а потом соображает, что к чему, и медленно, как в ужастиках, косится на дверь.       Чуя, скрестив руки на груди, подпирает косяк в паре шагов от него и осматривает с вечера оставленную в идеальном порядке кухню. Сонный, растрёпанный и хмурый, он пугает явно больше непонятной поскуливающей мохнатки у Ацуши над головой, и мальчишка заблаговременно отползает в сторонку из-под ног хозяина квартиры, когда Чуя сдвигается с места. Поднимается, отряхивает пижаму от щепок, попутно убеждаясь, что ничего серьёзнее пары заноз себе не обеспечил, и вжимает голову в плечи, переглянувшись с засунутой обратно в ящик зеленоглазой мохнаткой. Та тоскливо рычит, но Чуя бескомпромиссно захлопывает крышку ящика снова. Молча возвращает его на выделенное место под раковиной. И так же без слов преодолевает разделяющее их с Ацуши расстояние, минуя место трагической гибели стола.       Ацуши тихо пищит, всё же зажмуриваясь, когда чужой локоть врезается в живот, и ему приходится согнуться пополам. Ногами ещё стоит на полу, а не болтает в воздухе, лишь потому что Чуя ниже его на несколько сантиметров, но положение всё равно не из удобных.       — Ау! Чуя! — шепчет Ацуши чётко, когда Чуя свободной рукой шлёпает его по удачно (не для Ацуши) подставленной заднице, хотя смысла говорить тихо уже никакого — чудо, если они ещё не разбудили весь дом. — Ты не понимаешь! — частит Ацуши, потому что вырваться у него и шансов нет.       Чужая ладонь приземляется на беззащитный зад ещё несколько раз, часто и хлёстко, и Ацуши считает верным обхватить чужое бедро в качестве опоры, чтобы просто не болтаться где-то в пространстве у пола.       — Оно пахнет, как Тигр! — быстро сообщает он между шлепками, выворачивая шею, чтобы посмотреть на Чую. Тот всё такой же хмурый и сонный, но держит крепко, потому что хватка профессиональная. Никак не реагирует на слова Ацуши, хотя явно слышит, и Ацуши понимает — оправдание так себе. Но мохнатка и правда по запаху такая же! Вот что в ней странно! Ацуши разобрал, когда открыл ящик и вдохнул, он уверен, что не ошибся! — Ай!       Ещё около полугода назад Чуя в таких случаях просто приподнимал его над полом, зажав подмышкой, и Ацуши через несколько десятков шлепков жалобно мяукал и дрыгал ногами в воздухе. Но за эти полгода он окреп и заметно вытянулся, став Осаму почти по подбородок, и теперь совершенно не уверен, что быть перегнутым через чью-то руку хоть немного лучше, чем висеть в крепкой хватке или вертеться между широко расставленных колен.       Да, он послушный ребёнок, но иногда Чуя с этим немного не согласен.       Ацуши чуть не подпрыгивает на месте от очередного шлепка, жмурится, морща нос. Кажется, будто его усадили на горячую печь или сковороду — рука у Чуи нелёгкая, совсем нет.       — Я велел не трогать? — хрипловато интересуется Чуя, шлёпая снова по тому же месту, и Ацуши, подавив ойканье, быстро-быстро трясёт головой, кивая. Поджимает одну ногу, согнув в колене, потому что щиплющий жар расползается глубже. Чуя не видит в темноте так же хорошо, как и Ацуши, но ни разу не промахивается, хотя даже луны сегодня нет.       — Ау! Прости! — мяучит Ацуши, сдаваясь и пытаясь увернуться, но держат его крепко.       — Повезло, что я услышал, как ты бродишь, — ворчит Чуя, больно хлопая его по заду через тонкие пижамные штаны. Тянет за плечо, разворачивая так резко, что у Ацуши от смены положения секунду плывёт в глазах, а после под писк коротким, особенно болезненным и звонким шлепком подгоняет в сторону дверного проёма со сварливым: — Марш спать с глаз моих! Завтра с тобой разберусь…       И Ацуши тут же ретируется, пока дают возможность сбежать, в свою комнату. Шмыгнув под одеяло, сворачивается клубком и только тогда выдыхает, запуская пальцы под резинку штанов и ощупывая горячую кожу.       Чуя отлично знает, что уже через четверть часа и следа от всего этого не останется, так что это акт скорее моральной, чем физической расправы. Слышны его шаги по коридору мимо прикрытой в спешке двери, а после пара неразборчивых фраз, которыми он перекидывается с Осаму в их спальне, прежде чем лечь спать. Судя по всему, уборку «останков» поруганного стола он оставляет на завтра и, что ещё более вероятно, на Ацуши.       Утром они вынужденно завтракают на полу, и Ацуши рад, что благодаря регенерации Тигра ему не приходится ёрзать на пятках, хотя насмешливый взгляд Осаму всё равно заставляет щёки загореться смущением.