Новый диагноз

— Лайя, почему сейчас? — проникновенно внушал мне начальник-вампир. — Отпуск — это важно, я не имею права лишать тебя отдыха, да и трудовое законодательство не позволит. Через месяц я ни слова не скажу против, сам напомню. Так я и поверила! В прошлый раз, стоило мне уехать к лазурному морю и расслабиться, как звонок заведующего, его рык: «Пациент сложный, ты мне нужна, Лайя. Так и знал, что ты уедешь, не спросив, когда я тебя могу отпустить, » — и мой отпуск закончился не начавшись. Сколько моей крови выпил Люк Эванс нашей частной клиники! Вампир безжалостный! И ведь после всех этих жертв кто стал лучшим работником года? Правильно, не я, а Сандра, потому что она вообще от отпуска отказалась, как более опытная. Интересно, знает ли мистер Локид, какое у него в «Ковчеге» рабство процветает? Плохо то, что нас когда-то связывала не работа. Давно, кажется в прошлой жизни, когда я, наивная восемнадцатилетняя девочка, ещё ничего не имела против разницы в возрасте и эмоциональных качелей. Вину за наш разрыв я до сих пор тащила на своих плечах, не в силах захлопнуть дверь в прошлое окончательно и отрезать, наконец, бесполезный хвост выдуманного долга. И именно по этой причине не могла внятно объяснить, почему отпуск, о котором я заранее, за полтора месяца, Влада попросила, нужен мне сейчас и ни днем не позже. — Это замечательная идея, мистер Басараб. Но Вы уверены, что я Вам через месяц не понадоблюсь, что мне не придётся снова бросать все и всех? — Ты незаменима, Лайя, ты же знаешь, — бесцветным тоном. И не понять, это он про работу или совсем не про неё. — Уверена, это не так. А пациенты никогда не закончатся, как бы мы ни пытались лишить себя работы, поэтому я в отпуск, — пододвинула ему бланк, намекая, что не уйду, пока не добьюсь своего. Четыре дня отступала, но у меня сегодня самолёт. Застывший лёд его взгляда подавлял, хотелось привычно склонить голову, сдаться и сжаться. И смиренно ждать отказа, рассматривая носки своих кроксов или же уродливую чернильницу в форме летучей мыши, подаренную дружным коллективом ещё до меня. Но я выпрямилась, впиваясь ногтями в ладони и едва удерживаясь от нервного прикусывания нижней губы. Нет, нельзя выдавать неуверенность. Молчание затянулось, и я вопросительно выгнула бровь. — Что с тобой творится, Лайя? Ты на себя не похожа, — он покачал головой и щёлкнул ручкой. Стержень коснулся бумаги. И замер, к моей досаде. Пришлось задуматься над вопросом непосредственного начальства. И я чуть не залилась краской. Да я даже вздергиванием брови заразилась! Может этот вирус через поцелуи передаётся? А ещё мне передалась толика авантюризма, капелька настойчивости, крупица ехидства и слабенький иммунитет к навлеченному на себя гневу. Талант навлекать на себя гнев я, кажется, тоже позаимствовала. — Со мной все замечательно, — улыбка искренняя, впервые за многие годы не выдавленная из вежливости. Высочайшее одобрение получено, подпись стоит, впереди свобода и неизвестность. И страшно, хочется заползти в свою раковину обратно, но… — И за тот прерванный отпуск я зла не держу, это лучшее, что со мной случалось в жизни. Но в этот раз я буду вне зоны доступа сети, — добавляю в дверях, оглядываясь на Влада. Глаза красные, усталые, осанка слишком идеальная. От всей души желаю ему заметить свое счастье, которое его около кабинета караулит, и тихонько захлопываю за собой дверь. — Рвёт и мечет? — Сандра, мы об одном и том же человеке говорим? — бровь снова поползла вверх. Точно болезнь. Бровоизгибательная. От облегчения хочется подпрыгнуть, как девчонке, но на глазах у собственных пациентов я не осмелюсь. — Ладно, влюбленное создание, лети, — смеётся Сандра. — Я думала, струсишь, не выцыганишь отпуск, составишь мне компанию этим летом. — Лечу! — обнимаю я её, переодеваюсь и вприпрыжку сбегаю с лестницы. Телефон ожил, демонстрируя мне улыбку взрослого Симбы, короля зверей. — Напарник, ну как, вырвалась из его лап? Самолёт через три часа, жду тебя на парковке. Или вызывать на подмогу твоего принца, у которого даже конь будет непременно белым? Я огляделась, пытаясь вычислить, за какой из машин скрывается рычащее чудовище под кодовым названием мотоцикл. — Вырвалась, стою у выхода, — и заблаговременно прикрыла уши ладонями. Вовремя, рык одного стартующего двухколесного монстра мог бы посоперничать по громкости с целым прайдом львов. И мы полетели. Сначала на бреющем по городским проспектам, лавируя между красными стоп-сигналами вечных пробок, затем на сверхзвуковой по шоссе к аэропорту. Я крепче сжимала талию Лео, вжимаясь в его кожаную куртку, и пыталась не представлять, сколько бригад будут складывать нас по кусочкам, если мой друг детства потеряет управление, и как будет издеваться вампир нашего отделения, если повезёт выжить. «А я предчувствовал, поэтому отпуск и не давал. Будете ещё спорить с начальством?» — и притащит букет тюльпанов, на которые у меня дикая аллергия, но это же у пациентов интересуются аллергологическим анамнезом — у своей девушки покрасневший носик и мокрые от слез глаза списываются на тонкую душевную организацию. Вот любимый бы прибил, отругал, обнял, организовал курс интенсивной терапии и притаскивал бы каждый день лаванду в разном виде: от букетов до чая. Я пошевелила пальцами, ощущая все ещё непривычную тяжесть помолвочного кольца. (А как к нему привыкнуть, если на работе оно мешает и вешаешь его на цепочке на шею?) Но все же как он меня всего за год подбил на такую авантюру? На взлёте у многих жизнь проносится перед глазами, я же, стискивая галантно предоставленную мне Лео ладонь, видела моего тёмного. Тёмным я стала называть его к концу второго месяца знакомства, когда стало ясно, что или он обеднел настолько, что в его гардеробе остался только один костюм известного бренда, и тот непрактично белый, или же он настолько богат, что он может скупить уйму практически одинаковых светлых костюмов одного известного мне бренда и множества мне неизвестных. А мне белого хватало и на работе, вот и родилось это насмешливое и колкое прозвище, его не отпугнувшее, зато незаметно превратившееся в «мой тёмный» в списке контактов. Я ещё раз открыла его сообщение, присланное перед взлетом. Хорошо, что у смс нет статистики прочтений, иначе бы мой разноглазый жених понял то, в чем я отчаянно не желала признаваться даже самой себе: я не влюблена по уши, я его люблю, именно поэтому согласна на авантюру «знакомство с советником по делам ребёнка, моим наставником и хорошим другом, и это не три разных человека, Лайя, не дрожи, хотя, Септентрион работает за троих, как и ты». А страшно. Знакомства с его родителями не случилось — он сирота, с моими ему только предстояло, и я осторожно готовила маму с папой к потере дочери и обретению сына. Но наставник — почти второй отец, и не трусить не получалось. Впрочем, мои опасения рассеялись под солнцем Греции, стоило увидеть моё личное солнце. Ноэ встречал меня с букетом черных лилий — что-то новенькое в наших отношениях. Кажется, моя сумочка упала, но это меня не остановило — я бежала к нему, только сейчас осознав, как же сильно соскучилась без родной хитрой улыбки. Он распахнул объятия, без труда подхватывая меня и кружа прямо в зоне прилетов. — Опять в белом! Ещё полгода назад я начала подозревать, что это твой фетиш. Ноэ удивлённо моргнул, но тут же опасно улыбнулся и подался ближе, провел рукой, едва касаясь, по моей щеке. — Нет, Лайя, мой фетиш гораздо более странный и извращенный… — его голос понизился, словно он выдавал мне многомиллионную тайну, — меня привлекают люди. Но следующей в белом будешь ты. — Это не фетиш, это уже диагноз, — я рассмеялась, — но если хочешь, я с работы, кажется, по привычке утащила халат. — О нет, детёныш, умеешь ты распалять фантазии, но я имел в виду более благопристойный повод. Кажется, мои щеки полыхнули, грозя испепелить его ладонь. И мир вокруг, замерший в тот момент, как я увидела Ноэ, ожил, зашумел. Чужие взгляды смущали меньше искорок веселья в голубом и непривычной нежности в карем глазу, но я все же отстранилась, отобрала сумочку у Лео. Поразительно, но с другом детства я жениха познакомила, а с родителями нет. Впрочем, он меня тоже с дедушкой знакомить не стал, упомянул только сложные отношения, улыбнулся ярко, только глаза потухли. Мы тогда до самых сумерек сидели, обнявшись, на берегу и смотрели на закат. То неудавшееся (по мнению Ноэ) свидание стало для меня самым лучшим — он позволил приблизиться, доверился, перестал казаться легкомысленным богачем с аурой опасности, к которому тянет по принципу «хорошим девочкам нравятся плохие мальчики». Именно в тот день я облегчённо отклеила ярлыки «хорошая» и «плохой», и позволила настороженной симпатии перерасти в не совсем платонический интерес. Я все еще боялась, что он будет слишком правильным, как Влад, но Ноэ никогда не оправдывал чужих ожиданий: он был собой — невыносимым, обаятельным и привлекательным. А ещё верным, чего я от него совсем не ожидала. Советник оказался совсем не таким страшным, каким его малевали (другого слова после личной встречи я подобрать не могла), на фотопортретах. По уверениям Ноэ, я господину Септентриону даже понравилась. Хотя, сомнительно это, все же фразу «опасная женщина» вряд ли можно расценить как комплимент моему владению скальпелем. То ли лазурное море, то ли жара, то ли отпуск без страха внезапного окончания отпускной сказки вступили в коварный заговор с моим женихом, и я, потерявшая осторожность, сказала «да» сначала на вопрос Ноэ, показавшийся мне крайне неуместным в этот момент — я бы на что угодно тогда согласилась. Второе «да» ещё менее объяснимо, потому что в свадебном салоне — уже настораживающее название с учётом первого «да» — работал кондиционер и мой разноглазый искуситель вёл себя крайне прилично. Хотя нет, там было оно — воплощение мечты. Платье. То, которое приходит в голову, когда совсем печально строчить историю за историей, которые опубликуют только в медицинских информационно-аналитических системах, потому что это истории болезни, и мысли в белых платьицах кажутся такими привлекательно-несбыточными. Угрозу одеть меня в белое Ноэ выполнил, но на этом не остановился. Где я витала, когда третий раз сказала «да» — не знаю. Это как тепловой удар, смертельный вирус и старческое слабоумие одновременно. И оправданий у меня нет, поэтому на моей свадьбе со стороны невесты свидетельницей был Лео — мои уговоры друга детства и связи советника Септентриона сотворили в загсе не предусмотренное законом чудо. И паспорт мне поменяли подозрительно быстро, ещё до конца отпуска. Я, ещё не чувствуя подвоха, открыла первую страницу, и мой вопль нарушил идиллию медового месяца. — Локид? Нет, ты издеваешься? Где был мой разум, когда я в четвёртый раз употребила это ужасное слово «да», соглашаясь с «у мужа и жены должна быть одна фамилия, не правда ли, дорогая?», где? Просто сейчас поисковик безжалостно сдал Ноэ, демонстрируя во всей красе великого и ужасного начальника рабов в белых халатах, а по совместительству моего супруга и теперь уже однофамильца, что самое ужасное. — Ммм, не дерись, детёныш. Бесполезно, я зла, впрочем, злость быстро переплавилась в иное чувство. Когда эта реальность вновь обрела чёткость, мой невыносимый супруг продолжил как ни в чем не бывало: — Твою заявку одобрили две недели назад, просто кто-то был так увлечён медовым месяцем, что забыл пролистать почту до конца. Так что ты будешь реставрировать своих древних и не очень пациентов, поздравляю, Лайя Локид, будущее светило отечественной медицины. Не злись, — он поцеловал меня в макушку, крепче прижимая к себе, — я просто, выражаясь твоим языком, так спешил сменить старый диагноз «закоренелый холостяк» на новый — «счастливо женат», что забыл рассказать обо всех осложнениях. Думал, ты сама догадаешься. — Ну, раз ты больше не мой начальник, я все тебе выскажу, — я вывернулась, воодрузила острые локти ему на грудь, чтобы жизнь сказкой не казалась, — во-первых, обо всех осложнениях мне сообщать, не умалчивая, — это далось легко, я пациентов таким же строгим голосом отчитывала. — Во-вторых, — набрала побольше воздуха, чтобы выдохнуть, — я тебя… — сбилась под его внимательным взглядом и добавила быстро и скомканно. — У меня тоже диагноз новый по МКБ — «счастлива замужем», вот.