Ir abelas, ma vhenan

"Инквизитор". Звание, точно клеймо, отпечаталось на душе и, что уж тут таить, личности Лавеллана, стало его неотъемлемой частью, пусть и без его согласия. Воспоминания о прошлом отдавались режущим звоном в висках, заставляя сжимать единственную целую руку на том обрубке, что остался от второй. Она была эфемерной, но в то же время, слишком явственной для обычного призрака прошлого болью. Кажется, будто якорь поразил его куда глубже, чем это могло показаться на первый взгляд, а вместе с тем пришло и осознание того, что теперь ему не избавиться от этого чувства, сковывающего его душу теневыми цепями. Находясь в абсолютно пустом замке Скайхолда, он мог думать только об одном - Лавеллан совершил слишком много ошибок для того, кого чуть ли не на пьедестал вознесли, сделали живой легендой. Хотя, а не вознесли ли? Эриал и думать об этом не хотел. Да и смысла в этом особого не было, инквизиция канула в лету, а сам эльф остался где-то на задворках истории, мимолётным наваждением, спасением для мира. Спасением, про которое начали стремительно забывать. Да и кому бы в голову могло прийти, что этот калека-долиец и есть тот самый Инквизитор. Все изначально было неправильно. Его прозвали Вестником Андрасте, в которую он даже не верил, а сам он ведь ничего из себя не представлял - обычный долийский эльф, оказавшийся не в том месте, не в то время. Началась череда слишком быстро развивающихся событий, которые иной раз путались в голове эльфа и начинали представлять из себя некий клубок, в котором сложно было уловить суть. Часто, его сознание не поспевало за таким стремительным развитием. Закрытия разрывов, убежище, а затем, почти мгновенно, буквально разрушение этого же убежища... Потом Скайхолд. Скайхолд. Эриал одновременно и любил и ненавидел это место, которое было не виновато ни в чём, но события, которые происходили в то время вязким сгустком боли засели у Инквизитора где-то в дыхательных путях, перекрывая доступ к воздуху. Хотя казалось бы: инквизиция набирала силы, разрывы успешно закрывались, планы Корифея рушились. Все было прекрасно, по крайней мере, со стороны. Однако инквизитор боялся. Он уже не был собой, он не знал на кого смотрит в зеркале утром. Вроде те же голубые глаза, короткие волнистые волосы, по цвету напоминающие смоль, бледная кожа... Но что-то было не так. И это проявлялось в более тяжёлой походке эльфа, ничего не выражающему лицу, на котором можно было изредка увидеть лишь усталость. На замену чуть робкому, весьма дружелюбному, хоть и не слишком коммуникабельному эльфу, пришел инквизитор со стальной выправкой и холодным умом. Тот Лавеллан, который пришел на место прошлому знал, что делает и куда идёт, он был Инквизитором и никем иным. Однако в глубине души его разъедали страхи и сомнения. Он не был уверен ни в чём, а особенно в своих силах, которые изначально считал надуманными и даже проклятыми. Для Лавеллана якорь был сравни смертельному яду, что медленно убивал его, как снаружи, так и изнутри. Кажется, Эриал осознал все только перед непосредственной битвой с Корифеем. Насколько бессмысленным и серым был его путь. Эльф даже почти не общался ни с кем из соратников, он просто флегматично шел к цели, на которую его насильно посадили. Только в тот момент он понял, что мог бы довольно неплохо так скрасить свой эдакий геройский путь. Но он, то-ли не посчитал нужным это делать, то-ли просто пропустил все, что только мог. И что он имеет сейчас? Сэру, с которой с самого начала не заладилось, уж слишком Эриал был серьезным и "эльфанутым" для девушки. Для него мир был запутан, для неё же - не сложнее, чем выстрел стрелы из лука на поражение. С Соласом инквизитор почти не говорил, так как тот выражал слегка завуалированное, но в то же время и прямое нежелание общаться, только из-за того, что Лавеллан был долийцем, по крайней мере на тему их народа. Хотя Эриал понимал, что была в словах того доля правды. Обиднее всего было за Дориана, в котором впоследствии эльф увидел довольно много схожего с самим собой, однако он сам же и упустил тот момент, когда можно было завязать какую-никакую, а дружбу. Ему до сих пор было стыдно, что он недели две после прибытия в Скайхолд просто не замечал тевинтерского мага, по той причине, что инквизиторского взора такое помещение как библиотека не удостаивалась. И не то, чтобы эльф не был ценителем прекрасного, однако в то время все мысли в его голове сводились лишь к дыре в небе и сошедшему с ума магистру. Говоря об этом, Эриал ещё долго думал над правильностью решения по выбору храмовников, а не магов. Иногда ему казалось, что выбрав бы он иной путь - проблем было бы меньше, хотя-бы со взаимоотношением. Хоть храмовники и были на его стороне и, с позволения сказать, даже выказывали глубочайшую преданность ему, однако Лавеллан всё также оставался магом и иногда из-за этого ловил на себе странные взгляды воинов. Наверное, если отбросить все притворные любезности, лучшее взаимоотношение, что он смог построить за это время было с Железным Быком. Говоря честно, Эриал ещё при первой из встрече был слегка обескуражен капитаном наёмников, хотя что взять с эльфа, что до этого и мысленно с трудом представлял, как выглядит настоящий кунари. И, конечно же, что не говори, а Бык умеет произвести впечатление, чего стоит одно только его чистосердечное признание, что он шпион Бен-Хазрат, а потом, почти без промедления последовала фраза-аргумент к принятию: "К тому же, вам нужен личный телохранитель". Эта фраза в тот момент совершенно выбила эльфа из колеи. Никто ещё ему такого не говорил, да ещё и сразу, можно сказать, в лоб. Однажды, Лавеллан даже сделал для себя странное, ничего для него не значащее открытие - огромные рога быка были весьма хороши для обзора местности, вернее, за них было удобно держаться. В тот момент кунари посадил эльфа к себе на шею по причине того, что инквизитор был ранен в ногу и, чтобы ненароком не свалиться, тем самым нанеся себе ещё больше увечий, должен был провести остаток пути до лагеря в таком непривычном положении. Эриал довольно часто сетовал на то, что не умеет пользоваться целебными заклинаниями, хоть и является магом, что было весьма прискорбно. Он в общем-то далеко не самый лучший в своей отросли, у многих за спиной больше практики, они знают больше заклинаний. Это было ещё одной каплей в чашу его безграничных сомнений в своём "предназначении". И всё бы продолжалось так, если бы не события произошедшие после возвращения с бала в Зимнем дворце, который Эриал уже сотни раз проклял. Всё лицемерие, чем было преисполнено то место, заговоры, интриги были крайне не по душе Лавеллану. Однако, в Скайхолде его ждал сюрприз в виде Быка, который донёс до эльфа весть о том, что кунари готовы заключить союз с Инквизицией. И это было приятной неожиданностью, если смотреть с точки зрения развития организации и инквизитор без промедления согласился на условия, однако что-то внутри неприятно скребло и страдальчески нашёптывало, что всё будет не так хорошо, как может показаться на первый взгляд. Однако мужчина посчитал, что в этот раз лучше оставить эти мысли позади, ведь это была, как ни крути, со всех сторон выгодная сделка. Но и у судьбы есть чувство юмора, причём весьма изощрённое. Всё и вправду было бы прекрасно, если бы не тот выбор... Выбор, за который Лавеллан впоследствии никогда не забудет. В тот момент, когда они увидели армию венатори, у эльфа перехватило дыхание, он вновь мысленно проклял себя за то, что не предвидел все возможные исходы ранее. Оставалось только два выбора - лишиться дредноута, обрезав все возможные пути к контракту с кунари... Или же пожертвовать "Быками". Сознание Эриала металось средь двух огней, ведь одна вопила, что нельзя понапрасну жертвовать отрядом, который, к тому же, был некой семьёй Железного Быка, но другая, инквизиторская часть спокойно и вполне обдуманно возражала, что для инквизиции будет лучше и проще сохранить дредноут. И Лавеллан принял решение. Да, против своей воли, да испытывая при этом почти физическую боль, и всё равно, что в тот момент он был готов упасть на колени от бессилия. Выбора у него не было. Он должен был показать себя как Инквизитор, оправдать ожидания тех, кто идёт за ним и свято верит эльфу. Как результат - союз с кунари оправдал свои ожидания. Правда Бык... Эриал даже представить боялся, что тот чувствовал после всего этого. Хоть тот и вёл себя весьма понимающе и бесстрастно, однако эльф понимал его, знал что кунари чувствует. Тогда ему вспомнился тот клятый момент, когда он получил письмо о том, что войска герцога как-его-там не успели прибыть вовремя, пока ещё можно было кого-то спасти - и весь клан был убит разбойниками. От подобных воспоминаний появлялась омерзительная горечь, которая мешалась с болью, с которой эльф не может избавиться и по сей день. А затем... Всё как в тумане. Или же, это просто сознание Лавеллана яро пытается подавить те радостно-болезненные воспоминания, которые на тот момент казались раем, однако они же после и превратились в душераздирающие страдания. У них с Быком завязался роман. Поначалу, эльф просто хотел расслабиться, наконец почувствовать себя чем-то незначительным в этой паутине событий, утопить всю боль и сомнения в этой сладостной истоме. Для его партнёра же это было сродни долгу и, отчасти, отречением от всего, что терзало его сознание, возможно, это даже была дань уважения. Но всё зашло слишком далеко. Эриал упустил тот момент, когда можно и нужно было остановиться. Вновь. Они привязались друг к другу, слишком непозволительно близко, всё это было так неправильно и одурманивающе, но вместе с тем и так соблазнительно, что просто невозможно было устоять на шатком краю, не упав в бездну, которую шемы привыкли называть любовью... Хотя, теперь уже Лавеллан не уверен в том, что Бык испытывал то, что гложило инквизитора, будто это всё - лишь злобная шутка больного драматурга. Но, даже если бы он мог пережить это всё вновь, он полностью уверен, что всё сложилось бы также, разве что с единственной поправкой. Однако, увы, то решение изменить ему не под силам. И вот, свершилось то, к чему они так долго и усердно шли - все прекрасно, магистр повержен, Тедас трепещит от радости, а Инквизитор стал настоящим героем. Вестник Андрасте исполнил свой долг. Лавеллану хотелось верить, что на этом всё закончилось, что всё пришло в норму, однако нечто на задворках души продолжало противно поскрёбывать по стенкам разума. Казалось, будто он медленно умирал в преждевременных муках и необъяснимом волнении. Эльф вновь решил постараться не обращать на это внимания, вытеснить это отторгающее наваждение. Нет больше поводов для волнений, ведь правда? Эриал пытался убедить себя в этом как только мог. Лавеллан не хотел даже думать об этом, но Инквизитор Лавеллан вновь разжигал огонь в только что успокоившемся разуме, верно, пытаясь понять, чем объяснимы эти чувства. Внутренний диссонанс истощал не хуже битвы с Корифеем, но становилось легче, когда под руку попадался такой нужный в эти моменты кунари. С ним эльф был даже более искренним, чем с самим собой, всё вокруг становилось таким не важным и далёким. Всё, кроме гложащего его беспокойства. Эриал начал замечать некоторые почти незаметные изменения в его Венан'е, но все они казались столь безосновательными, что он даже не спрашивал о них. Быть может, он просто боялся разрушить столь хрупкое и благоговейное счастье, хотя, кто знает, возможно это была лишь его иллюзия. Но с каждым прикосновением, взглядом, обращениями, которые были направлены в его сторону, он чувствовал, будто Бык извиняется за что-то. Эльф не мог найти причин для этого, да и за что тому извиняться? Ведь ничего не произошло. Пока не произошло. Двухлетнее спокойствие, эфемерность которого можно было увидеть невооружённым взглядом, растворилось вместе с известием о заседании Священного Совета, на котором должна была решиться судьба инквизиции. Очередное сложное решение и отсутствие времени на раздумья. Всё усугублялось с каждым моментом - Ферелден хотел полностью уничтожить инквизицию, Орлей - прогнуть под себя, сделать её красивым и выгодным дополнением на потеху неугомонных дворян различных мастей, а затем труп кунари, эллувианы... Всё вновь шло с бешеной скоростью, а всё это время усердно подавляемое беспокойство новь заполняло каждое пустое место. Оставалось лишь надеяться на то, что судьба смилуется над Лавелланом, однако она, будто насмехаясь над ним, обдаёт стальным кнутом истерзанное сознание, а боль от этого удара можно было разве что сравнить с той, что доставлял ему якорь. Что-то внутри Эриала трескается, когда он слышит слова, которые звучат как приговор, посмертный: "Прости, кадан... Босс". Его тело сковывает стальными цепями страх и неверие, где-то внутри зарождается крайней степени отвратное тошнотворное чувство, а в голове - болезненный звон, что безжалостно колотил по вискам долийца. Его Венан, тот кому он доверился, кто обещал разделить с ним судьбу... Он не хотел верить в эту реальность, но его Инквизиторская часть весьма точно и однозначно определила это как предательство. Самое изващённое в мере своей возможности предательство, не сравнимое ни с чем. Отрезвляющим щелчком, возвращающим его в реальность послужило начало битвы. Битвы, что была сложнее всех предыдущих. Видеть как тот, что был частью его становится на сторону врага и то, как он погибает от рук эльфа было просто невозможно. Впервые взглянув на бездыханное тело кунари, Лавеллан упал бы на колени и закричал от боли, но что-то внутри останавливало его от этого движения. Во второй же раз, обведя взглядом эту картину, он почувствовал лишь пожирающую изнутри его пустоту, вперемешку с обречённостью. От него будто насильно отодрали жизненно важную часть, и он не мог ничего сделать. Хотелось лишь задать один вопрос эльфийском богам, Андрасте или кто там за ними следит - за что ему всё это? Последующие события Эриал помнил отрывками, а, быть может быть, за прошедшие пятнадцать лет, сознание посчитало их совершенно незначительными и начало стирать их, дабы хоть немного облегчить эльфу и так уже искалеченную жизнь. Из яркого была лишь встреча с Соласом, потерянная рука, а затем... Бренность. Было принято решение расформировать инквизицию. А из Скайхолда, что раннее был её сердцем, начали уходить все, кто там был, кроме одного эльфа, кого ранее называли Инквизитором. С каждым годом становилось лишь холоднее и даже камин, добыча дров для розжига которого стала почти непосильной задачей, ввиду отсутствия одной руки у единственного жильца этого места, даже он не защищал от этого. Да что уж там, Лавеллан теперь даже свой магический посох не мог держать, ведь тот был двуручным. В какой-то момент Эриал перестал хоть как-то бороться с этим морозом, ведь тот исходил отовсюду, но больше всего - изнутри, а способа того, как согреть себя в том месте он не знал, да и, чего уж тут, даже не пытался он найти выход из данной ситуации. Он просто смертельно устал, даже участь быть брошенным в тень, остаться наедине со своими сокровенными страхами уже не казалась столь ужасной. Наконец-то Эриал открывает глаза, вырывая своё сознание из терновника воспоминаний. Его взгляд натыкается на тот самый камин, дрова в котором уже догорели, обратившись пеплом. Этот вечер, казалось, был ещё холоднее предыдущих и грозил ещё одной простудой, но Лавеллан не жаловался, привык уже. Единственное, что ему не нравилось - так это пропитавшиеся тем же хладом, отросшие волосы, что хоть и были заплетены в неказистый хвост, постоянно лезли на лицо, вызывая неприятные ощущения. Внезапно, сквозь незримую пелену и кромешную тишину начали прорезаться звуки, чем-то напоминающие шаги, и эльф мог поклясться, что ему только кажется и - о, боги, только галлюцинаций ему не хватало. Видимо, совсем свихнулся за эти годы. Здесь просто не могло быть никого. Да, в самом начале он получал письма от своих бывших союзников, что всё также оставались его знакомыми, друзьями, но где-то глубоко внутри, однако и те прекратились. Он не сдвинулся даже тогда, когда послышался протяжный скрип открывающейся двери. Всё это - лишь мираж, которому нельзя поддаваться, да и сил на это, откровенно говоря, у него уже не осталось. Лишь когда до него дотронулась нечто инородное, разрушая всю прежнюю уверенность, он как-то слишком резко подскочил на ноги и - видит Фен'Харель - если бы не чужие такие непривычно тёплые, даже обжигающие руки, что придерживали его за плечи, эльф бы упал назад, разбив себе череп о угол письменного стола. Первое, что он почувствовал - это почти животный страх, от которого у Лавеллана даже в глазах помутнело, поэтому разобрать лицо пришедшего ему удалось только спустя полминуты. Перед ним был явно недовольный и, в то же время взволнованный Дориан... Нет, вернее, магистр Павус. Выражение лица эльфа изменилось и теперь он с немым вопросом смотрел на человека перед ним. Он понять не мог, что тот делает здесь, а не в Тевинтере, но, тем не менее, сомневаться в том, что всё это было реально Эриал уже не мог. Дориан лишь почти неслышно фыркнул, но не отпускал долийца, потому что мало ли что может произойти, вдруг тому мозги совсем отморозило. "Я не знаю, почему этого не сделал никто раньше, но раз уж всё так сложилось, то этим кем-то буду я. Как ты тут вообще выжил, в таком-то холоде?" - именно это было тем, что произнёс мужчина. Эриал ещё около минуты пытался понять, про что это тот говорил. Осознание, что тот, верно, хочет забрать его в Тевинтер никак не укладывалось в голове. Он не знал, как правильно воспринять сложившеюся ситуацию, однако, ему показалось, или уже не было так холодно как раньше? Будто в трансе он невесомо прикоснулся ладонью к щеке Дориана, что, кажется, с трудом подавил порыв нахмуриться от холода и самозабвенно прошептал: "Ma ghilana mir din'an". Его же голос показался ему чужеродным. И, через мгновение, будто очнувшись, он отдёрнул руку от чужой кожи. В его разуме промелькнула шальная бредовая мысль, а может есть что-то после? Кажется, он слегка улыбнулся, впервые за столько лет. Лет одиночества и скорби.