«Вот умер человек. Кладём его в могилу — И вместе с ним добро, что сделать он успел. И помним только то, что было в нём дурного.»
При жизни Беззаконие был принцем мелкого королевства. Такой чувствительный и эмоциональный, шумный, но до боли проницательный и эгоцентричный упрямый мальчик. Единственный и неповторимый.
Но судьба наградила его родителями, которые ради себя и финансового блага устроили между собой заговор, и убили собственное дитя. Единственным человеком, на которого он мог положиться и полностью доверять был его слуга, сейчас же, его порождение — Гил. Сервамп Жадности особенно дорожил человеком, который его создал. Он напоминал ему отца, часть семьи, которую он не мог предать как это сделали его собственные родственники. Для него не играли роль кровные узы. Ему всё равно как назывались его отношения.
Изначально это была его единственная семья, включая братьев и сестру.
Всё изменилось, когда он начал преобретать ив. Офелия стала его первой любовью. Казалось, что он светился и мог отдать всё, чтобы это счастье длилось вечно. Но стремление его возлюбленной к миру, и погубило её. Вампир на протяжении многих лет винил себя и несправедливость, людей, убивших Офелию и её надежды на светлое будущее, горячо любимых стран.
Но это уже в прошлом. Он отпустил. Отпустил милую Офелию, его боль, мучившую его так сильно.
«Нет повести печальнее на свете, чем повесть о Ромео и Джульетте.»
Впервые на сцене театра он услышал нечто невероятное, покорившее его сердце вновь. Молодой парень так изящно перебирал пальцами на рояле, словно мягко поглаживая крылья птиц. Его профессиональная игра заставляла любого слушателя почувствовать себя всем. «Ах, это точно ангел, спустившийся с небес! " — восхищённо пронеслось у него в мыслях. С этого момента и началось их знакомство. Но…
— Ты, полудохлая крыса, заткни рот и сдохни, от тебя никакой пользы! — прошипел Лихт, гладя чёрного кота на руках.
— Именно так, сейчас я полудохлая крыса, мой джин вышел из моего тела, и сейчас я почти бесполезен… Но… Ангел-чан. Ухг… — у Хайда выступили слезы — Я ведь… Ува-а-аав!
Лоулесс полностью расплакался. Было до жути обидно, его силы вышли вместе с джином. Сейчас он ослабел. Толку товарищам и друзьям от вампира было не больше, чем от человека. После уничтожения цепочки с его именем, Хайд стал куда ранимее, начал часто плакать и легок в своих чувствах.
Все сидящие в кругу товарищи, молча уставились на Беззаконие.
— Твои слезы раздражают, гнилой ёж. — Тодороки пнул своего сервампа в бок.
— Ты… Прекрати меня… Угх… Бить! — взяв за кофту, Хайд отчаянно прокричал, — Я ведь умереть могу, забыл? Я не знаю, когда умру, так перестань приближать ко мне мою же кончину, тупой Ангел-чан!
— Тебе же это нравится. — невозмутимо выкинул пианист, глядя в глаза своему сервампу.
Хайд покраснел и немного замешкался, после нескольких секунд неловкой паузы, прокричал:
— Ты… Ничего подобного!
— Жаль, конечно, прерывать вашу интригующую беседу, но, кажется, мы знаем, как вернуть силы Беззаконию, — Сэндагая посмотрел на Мисоно.
— В общем… Когда разрывается связь между ивом и слугой вампиром, очевидно, что нужно её восстановить. Махиру налаживал контакт через воспоминания Куро, однако не у всех есть такая возможность. У нас нет метлы, которая может преобразоваться в ключ, и не факт, что именно эмоциональная связь сто процентов в этом поможет, поэтому… — Мисоно нервно перебирал пальцами, думая, как правильно сказать — Лихту и Хайду нужно заняться сексом.
— Чего-о-о?! — в один голос завопили парни.
— Какая вероятность того, что это сработает, разве это не обычная теория? — В стрессе Лоулесс навалился на стол и со слезами смущения смотрел на Алисейна.
— Ну… Как бы сказать… Как вы знаете, у Лили была такая же ситуация. Ещё тогда у меня были мысли на этот счёт. Моя теория подтвердилась.
— Значит вы… — Куро принял своё нормальное обличие.
— Да, именно.
Комната в очередной раз наполнилась тишиной. Хоть все и были ошарашены такой информацией, но у друзей появилась надежда. Не всё так плохо. Контракт можно «возобновить». От этого ситуации преобретала новые краски. Страшно потерять вещь, подаренную сервампу ивом. Но отчаяние ушло на второй план. Со стороны ангельского дуета послышалось лишь цыконье. Похоже, что делать нечего. Как никак Тодороки и Лоулесс уже долгое время вместе и прошли через кучу неприятностей. Хоть у них есть некоторое презрение и враждебность, но они всё ещё ив и слуга вампир.
— Хорошо, мы уходим, оставляем всё на вас, разберитесь со всем, пожалуйста. — Махиру мягко улыбнулся и покинул дом со своими товарищами.
Теперь они остались только вдвоём.
Хайду было стыдно посмотреть своему иву в лицо, не то что бы рассчитывать на его помощь в этом деле. Как представит, что ему, единственному и неповторимому, великому Беззаконию, придётся делать такие интимные и откровенные вещи с Лихтом, который, то и делает, что бесконечно бьёт и унижает своего сервампа, дыхание перехватывает.
— Так… Мы будем делать это?
— Чертов ёж, а как иначе, сдохнешь, если будешь сидеть на месте.
Тодороки был серьёзно настроен. В нём не было заметно ни капли сомнений. Что же, он все-таки самодовольный пианист, без уверенности он бы не смог продвинуться так далеко на сцену.
— Ангел-чан, тогда давай решим, кто сверху, в камень-ножницы-бумагу, а? — прикрываясь смешком, ответил сервамп Жадности.
Пианист резко замахнулся и пнул ногой в плечо Хайда, уронив того на пол.
— Что за бред ты несёшь, мазо-крыса? Скажи спасибо, что я вообще согласился. Естественно, что такой ангел как я, будет сверху, моя миссия — благословить и очистить тебя.
— Я-я… Я передумал! Я лучше умру! Ангел-чан, слишком решительный и это пугает, хоть бы замешкался для приличия! Ты вообще человек? — вампир развернулся на живот и предпринял попытку сбежать. Однако нога пианиста слишком сильно вжала его в пол.
— Ты ещё не понял? Каким бы ты не был раздражительным, от твоих сил зависят и мои. Если будешь мешать — убью.
— Лихт-тян, ты страшнее, чем моя грядущая смерть, ай-яй! — нога Тодороки спустилась на поясницу.
Беззаконие брыкался и старался отпихнуть своего хозяина. Хоть он и понимал, что это нужно сделать не столько ради сил, как для него самого. Пианист продолжал калечить Хайда. Ему было больно, а от этого и приятно. Он не мог признаться себе, что ему нравится злить Лихта, чтобы тот пришёл в бешенство и начал бить. А когда в драке против порождения Цубаки Тодороки сказал, чтобы он лизал его ботинки, Жадность опешил и всерьёз подумал, что ему стоит это сделать.
— Чего притих? — ив вгляделся в лицо вампира. Беззаконие был побит, но его глаза блестели наслаждением. Виднелся лёгкий румянец. — Ты и правда мазохист. Раз тебе это так нравится, то я могу делать, что захочу, хотя я бы и без твоего согласия так поступил. Все-таки, ты просто обычный беззащитный ёж.
Хайд молчал.
— Ты чего, ёж?
Резко вздернулся и всерьез подпрыгнул, чтобы убежать. Он понимал, что этот контракт можно возобновить. Но не так же.
— Давай найдем другой способ, а? И сделаем вид, что этого варианта вообще не существует? Ха-ха. — Лоулесс не может пересилить себя и сделать это. Слишком пугает. Слишком смущает. Эти двое и правда прошли через многое вместе, однако такие вещи чересчур для Беззакония.
— Ты… — над Лихтом повисла настоящая грозовая невидимая туча. Он шаг за шагом все ближе подходил к своему вампиру. Сервамп еще больше занервничал и сглотнул слюну, стараясь как можно быстрее пятиться назад.
— Ты по-настоящему бесишь меня! — зарычал пианист.
Попирающий Закон втолкнулся спиной в стену.
— У-успокойся, Ангел-чан… — зашевелил руками, стараясь немного снять напряжение. Тодороки вплотную подошел к нему.
— Еще хоть раз попытаешься сбежать и я тебя выпорю. - злобный взгляд прожигал все тело Хайда. — А теперь приступим.
***
Комната, наполненная жаром, почти не оставила свежего воздуха. Стоны повсюду эхом отдавались от стен. Мысли метались, а голова не могла нормально соображать, однако Попирающий Закон все еще принимал тщетные попытки собраться: «Это все ради восстановления силы… Но разве прямо сейчас я… "
— О чем ты сейчас думаешь? — сильный и ополяющий шлепок упал на бедра Лоулесса, вынудив его содрогнуться и издать скулёж. Красное пятно от руки еще долго оставалось на теле вампира и приятно жглось.
— Ты. Ах!.. Так жесток, Ангел… Чан! — задыхаясь произнес Хайд.
— Не притворяйся, что тебе это не нравится. Помнишь, как тот красноволосый старик, сказал тебе лизать его ботинки? Готов поспорить, что ты серьезно хотел это сделать, дрянной ёж.
Это действительно раздражало Лихта. Этот глупый парень не должен хотеть кому-то кроме него лизать ботинки.
Ив жестоко вдалбливал Попирающего Закона в кровать, чередуя ополяющие шлепки.
Вампир стоял на четвереньках полностью обнаженный перед своим ивом, открывая вид на всё свое тело. Тодороки грубыми толчками входил в него все быстрее и быстрее, вознаграждая себя сладкими стонами своего сервампа.
— Нгх! Это не правда… Больше не могу! — парень еще сильнее вцепился и вжался в простыни. — А… Ах! Я сейчас точно умру, Лихт!
— Не неси чушь, ты вампир. Ты не можешь умереть так просто. — Пианист ударил Беззаконие по бедрам еще несколько раз. Они стали совсем багровыми. Лихт не мог не отметить, что ему самому нравилось бить его. Все-таки садистские замашки были замечены в нем еще с самой первой встречи. Идеальный дуэт: мазохист и садист.
Тодороки нравилось видеть слезы не только на лицах своих зрителей от его игры на фортепиано, но и на лице своего сервампа от его действий. И прямо сейчас он хотел их видеть, однако Хайд был повернут к нему спиной, что совсем не удовлетворяло ива.
Беззаконие сейчас получало удовольствие, задыхаясь с зажмуренными глазами и его мало что беспокоило. Лихт остановился.
— А?.. Что такое Анге…
Он умелым рывком перевернул Лоулесса и резко насадил на себя. Глаза Хайда широко распахнулись, стало так приятно, что выступили слезы и заставило его застыть в немом недоумении. Казалось, что он забыл как дышать. Вампир начал жадно глотать воздух.
— Т-ты так резко… Это…
Сейчас ив может полностью увидеть все черты лица и тела: румянец на плечах и на щеках, покрасневшие соски и его член. Хайд не хотел, чтобы его хозяин видел его в таком постыдном положении, но это ещё больше проявляло его внутренний мазохизм. В данный момент он сидит на Тодороки, заставляя себя стонать и получать удовольствие, чувствуя, что его унижают и бьют. Еще недавно они ругались и дрались, а в эти секунды занимаются такими вещами. Два несовместимых человека, не выносящие друг друга, осознавая это Беззаконие еще больше трепетал.
— Твое выражение лица такое бесячее, но сейчас оно невероятно. — Пианист крепко держал его за бедра, впиваясь ногтями в кожу и входил так глубоко и быстро как только мог, наращивая темп.
— А... А-а-а… Мгн! Ах!.. — Лоулесс обхватил двумя руками шею своего хозяина и скулил от удовольствия.
— Будучи ангелом я обязан выполнить свой долг и заставить тебя еще больше глотать свои слезы, а твой долг прямо сейчас захлебываться стонами.
— Я сейчас конч… Кончу!
— Еще нельзя. — Тодороки обхватил член вампира.
— Лихт, что ты делаешь? — прохныхал сервамп.
Пианист уложил парня на спину. И уже нежно и размеренно толкался в него. Это сильно удивило Хайда. Настолько, что он сначала не понял, что происходит.
— Мх! Почему ты так нежно это делаешь? Н-не то, что бы я не д-доволен, но… — прикрыл руками смущенное лицо.
— Ха… — выдохнул ив — Так и знал, что ты тот еще мазохист.
Тодороки ловко обездвижил две руки Лоулесса над его головой, а второй продолжал держать его член. Бесцеремонно и упрямо начал проникать в сервампа с новой силой.
— Дай мне кончить! Дай мне кончить, Лихт! Я хочу кончить! — умоляя, громко кричал Беззаконие, срывая голос до хрипа. Казалось, что уже все услышали стоны Лоулесса. Плач, стоны, хрипы, все это возбуждало не только Тодороки, но и самого парня. Голова совсем прекратила думать, глаза закатывались, перед ними все мутнело. — Н... Не м-могу больше. Л... Лихт!
Скорость пианиста достигла своего предела и он отпустил член вампира.
Хайд, содрогаясь, максимально изогнулся, откинул голову назад с длительным громким стоном и излился.
Вышло так много, что капли попали на самого ива. Это шокировало Тодороки.
— Я не думал… Что тебе настолько понравилось. — выдержав небольшую паузу, продолжил — Хотя я в себе не сомневался, я ведь ангел. — и самодовольно ухмыльнулся. -… Мне тоже понравилось.
Беззаконие уже не слышал этих слов, на пике от удовольствия, он потерял сознание.
***
День сменился еще одним днем. Тодороки до поздна не спал, ибо делал новую подвеску для Хайда. Кажется, он вложил всю душу не только в их вчерашнее происходящее, но и в гравировку для своего сервампа. Он действительно любит его так же сильно как его вампир.
— В тот раз я на самом деле думал, что ты умер. — тишину в комнате развеяли его слова.
— А? — обернулся в его сторону Хайд.
— Держи, это новый кулон для тебя.
— А ты сентиментальнее, чем я думал. — взяв подарок, он сразу же надел его. — Ай-ай, хватит!
Пианист снова с ноги ударил Лоулесса.
— Заткнись, дрянной еж.
«Любовь бежит от тех, кто гонится за нею, а тем, кто прочь бежит, кидается на шею.»
