What's wrong?

       Действительно, что могло пойти не так? А пойти не так может лишь ничего или всё. Всё вокруг превратилось в хаос и кажется, механизм потихоньку начинает расшатываться. Как бы не пытались затянуть потуже, всё равно были погрешности. Одной из шестеренок просто не хватало. Её нет, а значит больше не будет работать тот механизм. Он неисправен и теперь будет пылиться где-то, ржавея и простаивая свои лучшие времена.        Помогает ли масло в таком случае? Разве что-то жидкое может заменить твёрдый предмет, на котором держалась всё? Нет, определённо нет. Этот механизм не нужно смазывать чем-то горьким и растекающим, что по итогу потом может просто напросто всё испортить. Хотя... Что уже можно испортить в том, что доломали окончательно?        Ситуация была усугубилась ещё давно, но была хотя бы с какими-то намёками на что-то здоровое и счастливое. Кавински ещё тогда чувствовал что-то неладное, переживая непонятное чувство неизвестности, но был горд чтобы это признать. Правда, даже под своими любимыми очками, которые по итогу были разбиты вдребезги, за оранжевым стеклом Радан разглядывал некое волнение и беспокоился за своего товарища. Он словно видел Винса насквозь, хоть и казался чуть глуповатым. Среди большого количества лжи и притворства видеть истиное лицо, ощущая чувства человека — похвально. Даже очень похвально и трудно признать что, действительно рыжеволосый так умеет. А также, трудно признать свои чувства, пока тёплая рука ложиться на плечо, заставляя вздрогнуть.        Ах, вернуть бы это время, когда они прогуливались по ночному Альт-Сити, глядя с крыш многоэтажных зданий на здешние красоты и о чём-то болтая или наоборот молча. А молчал Винс о многом. Свои чувства, мысли и просто о том, чего действительно хотел. Осознание приходит слишком поздно и в этом он убедился сам. Кавински опоздал и не смог услышать внутреннего себя, о чём ему кричало сердце, когда в очередной раз он нажимал на курок и спуская пулю.        А ведь последними словами Радана были о дружбе в целые десять или может даже больше лет. А как всё начиналось? Как завязалось всё это? Почему? Зачем? Когда? Что произошло?        Ответ так прост, что даже не нужно быть каким-то гением, дабы понять всё это. Забота и доброта. В тот день, десять лет назад, пятнадцатилетний парень в пух и прах разбил целую банду, а после того, как всю эту шайку, включая простого деревенского паренька, выставили из Эмпориума, он помог залечить раны. Как-то не особо Кавински помнит как у них завязал я после диалог, но дым от сигарет так напоминал прошлое.        Разбитые мечты, что восстановились и приобрели новый окрас, становясь ярче и пылая с каждым днём, даря надежду. А ведь по бывшему наблюдателю не скажешь что он пылает надеждами. Нет... Он уже не глупый и наивный ребёнок, который верит в чудо. Он вновь разбил что-то. Что-то настолько хрупкое, что разлетелось на тысячи и тысячи осколков, а жидкость растеклась по полу.        Растеклась также, как и сейчас алкоголь в крови Винса, который как можно скорее пытался избавиться от горечи утраты, пытаясь исправить это плачевное положение дел. Горькое послевкусие виски, которое до сих пор чувствовалось на языке. Как будто оно что-то исправит? Алкоголь лишь помогает на время и то не всегда, ведь сердце начинает биться всё чаще. Эта бестолковая усталость.        Он ушёл, а Винс остался. А ушёл только от рук Кавински. Ушёл и больше не вернётся — такова жизнь, которая теперь не имела ни смысла, ни красок. За окном всё такие же яркие краски, которые даже после комендантского часа не прекращают гореть.        Себе лгать это просто ужасное занятие, как и лгать другим. Прятать свои слабости, а сейчас и слёзы от едкого дыма и пустоты внутри. Кавински просто разбит. Разбит как уже пустая бутылка виски. Он врал. Врал всем вокруг, ощущая сейчас себя трусом и слабаком. А ведь Радан верил в него.        Где-то под подоконником валяются осколки, особенно тех оранжевых очков. Теперь он не может видеть их. Больно напоминают прошлое, а его хотелось просто растоптать. Пальцы стерты, костяшки в кровь. Он врал. Врал. Врал и выдыхал без фильтров ложь. Вот почему он раньше курил именно простые сигареты.        Вкусы поменялись. Поведение тоже. Лицо стало каким-то другим. Синяки под глазами. Кошмары мучают. Припадки. Страшно было ещё думать о своём состоянии, да и нет сил просто позаботиться о себе. Кавински просто истощил себя изнутри, морально. А теперь ещё истощал себя физически, желая медленно и мучительно убить себя. Прекрасный способ поиздеваться над собой за свои грехи.        Я ненавижу когда ты так сильно нужен...        На спор и по пьяни было интересно и забавно играть в эту грёбанную бутылочку. С кем угодно, но не в этой компании, особенно с Раданом. Целуй меня, целуй меня, целуй меня...        Нет, это в прошлом. В прекрасном прошлом, из-за которого горечь на языке усиливается и превращается во что-то тошнотворное. На глаза накатываются слёзы и их сложно сдерживать. Хочется вновь что-то разбить. Разбить нос, например. Особенно Войд, что после выполнения последней воли напомнил о том, что бывших наблюдателей не бывает и что Винс до сих пор один из любимых и преданных людей Империи. Преданных? Он смеётся, верно?        Поздно уже говорить о какой либо преданности, когда уже нечему быть верным. Точнее, некому. Больше нет того, кому Кавински мог довериться и тому, кто его обнимет, обещая что всё действительно будет хорошо. Ты выдыхаешь. У нас есть час. Один час...        В груди нет сердца, да что уж там — даже небольшой его части, которая могла бы биться. Всё мертво. Внутри словно короткое замыкание, а на глазах засохли дорожки от слёз. Боль. Дрожь и холод. Тонкие пальцы, что даже с перчатках мёрзнут. Их ничто не может согреть. На них есть чужая кровь и призрачное ощущение того, как он однажды прикасался к Радану. Случайные или специальные прикосновения и теперь Винс помнил каждое. Вспомнил даже не очевидные.        Альт-Сити блестел своими огнями и красками, пока в очередной раз Кавински запивал свою боль. Последние три дня его вообще никто не видел. Ни на работе, ни на улицах города, нигде. Ему больно и одиноко. Сумасшествие.        Я буду бояться остаться один на один...        Алкоголь вновь не спасал, как и сигареты, одну из которых просто тушат об своё же запястье. Винс не чувствует боли. Ему не страшна она, как и смерть. Прекрасная девушка в белом, что избавит от страданий и нежно примет в свои объятия. И именно в эти объятия не боится упасть сам Кавински, решая распрощаться со всеми своими муками и стоя на краю крыши, в последний раз вдыхает не совсем чистый воздух и смотрит на город, что был как на ладони.        Наутро, новость разлетится по всему городу и многое останется без ответа. Но... Стоило ли это того? Определённо... Оно стоило того. Механизм сердца остановлен и больше не грохочет громче, вызывая пульсацию в ушах, а душа. Душа наконец-то нашла покой где-то рядом с другой, в тепле.