Вечность не равна одиночеству

Хаджин лежит с гитарой на диване, лениво перебирая струны. Левая рука сама, на автомате, меняет аккорды, переплетая их в какую-то странную мелодию. Сухо сидит на полу, прислонившись головой к его бедру. Его пальцы крутят пробку от бутылки с газировкой, и в какой-то момент Хаджин переключает своё внимание с гитары на руки Сухо. Они идеально подходят своему хозяину: ладони худые, но больше, чем ладони Хаджина, и сильнее тоже. Кожа грубая от мозолей от меча, который лежит сейчас в Стигме. И это почти интимно, что слабое тело Хаджина хранит в себе что-то столь мощное. Сухо открывает глаза, когда замечает изменения в шуме вокруг себя, щурится от солнца и прячет лицо в ткани джинсов Хаджина, который не может сравнить эту сцену ни с чем, кроме приручения какого-то дикого зверя. — Сколько времени прошло? — голос Сухо чуть хриплый от молчания, и у Хаджина не лучше, когда он отвечает: — Где-то полчаса. Я не засекал. У нас ещё есть немного времени на отдых. — Хорошо. — Сухо трётся лицом, усиливая ассоциации со зверем, прежде чем схватиться за шлёвки штанов Хаджина и потянуть его к себе на пол. Гитара чудом остаётся на диване и даже целая. — Почему мы не можем сегодня остаться дома? — Потому что обиженная Ёнха страшна в любом мире. — Хаджин чуть улыбается, ероша волосы своего сонного героя. — Зачем тогда ты создал ей такой характер? — Не было причины. Я просто подумал, что ей это подойдёт. Ты был единственным, кому я уделил много внимания на проработке, даже если большая часть этого осталась лишь в моей голове. Так что я не могу сказать, что Я создал характер Ёнха. Вы сами создали себя из моей основы. Сухо в ответ лишь мычит, находясь на грани сна. Ему хочется заснуть, но в голове сидит страх проснуться в одиночестве, как это происходило два долгих месяца после Баала. После того, как все вокруг забыли о существовании Фенрира Ким Хаджина, исключая почему-то Сухо. Но, в самом деле, было бы странно, если бы главный герой забыл того, кто его создал и кто не жалел ничего, чтобы помочь ему. Слишком много пришлось бы забывать. — Ким Сухо. — Хаджин царапает кожу за ухом, и Сухо совсем не хочет реагировать, но всё же откликается: — М? — Я не могу дышать из-за твоей головы на моём животе. В принципе из-за тебя на мне дышать не могу. — Сухо чуть слышно стонет, но послушно перекатывается на бок, не выпуская, впрочем, своего автора из рук, а лишь сжимая крепче. — Никогда бы не подумал, что ты такая пиявка. — Никогда бы не подумал, что увижу тебя в агонии. Было очень страшно. — Хаджин рассеянно трёт бинты на запястье и молчит. Он не извиняется, потому что он не виноват в том, что не может контролировать. Невозможно было избавиться от синхронизации с Чондоном, не заплатив за это какую-то цену. Хаджин не жалеет о произошедшем, даже если из-за этого Сухо стал бдительным придурком и почти перестал спать. — Но сейчас мне не больно. И я точно не собираюсь никуда пропадать. — Писатель возвращает руку в ворох тёмных волос и немного ёрзает, чтобы дотянуться до телефона в кармане. — Я разбужу тебя, когда нам нужно будет выходить. Пальцы осторожно стучат по экрану, набирая Ёнхе сообщение о том, что они сегодня не придут. Сухо спит четыре часа, прежде чем Хаджин будит его, чтобы они смогли перебраться на кровать.

***

Хаджин задыхается. Метка Стигмы горит Адским пламенем и еле видна от вытекающей из разрыва крови. Это больно, больнее, чем в самом начале и при каждом улучшении. Хаджину хочется кричать в голос, но крик не прорывается за пределы горла. Кровь течёт, и она почти чёрная, но Хаджин этого не чувствует. Зрение расплывается от выступивших слёз, и Хаджин закрывает глаза. — …джин! Ким Хаджин! — что-то касается его плеч, сжимает их так крепко, что Хаджину приходится открыть глаза. Сухо перед ним запыхавшийся и паникующий. Вот-вот будто у него будет гипервентиляция. — С-сухо… Дальше Хаджин не помнит, приходя в себя уже на больничной койке. Левая рука не ощущается, но правую сжимает спящий Сухо. Хватка у него крепкая, но… осторожная. Его большой палец лежит на пульсе Хаджина, и потому Сухо просыпается, стоит сердцу Хаджина замереть от небольшого шока. — Ты проснулся… — Сухо сонно щурится, ещё не до конца осознав реальность. — Это хорошо… Хаджин улыбается немного криво, а у Сухо на глазах выступают слёзы. Перед глазами писателя висит сообщение о разрыве соединения с Ким Чондоном.

***

В квартире тихо. Хаджину не нравится такое затишье, но Сухо в магазине, а музыка этого мира всё ещё слишком непривычная после музыки из романа. Хаджин пытается отвлечься, пытается вспомнить, каково это — писать фантастические веб-романы. Но пальцы замирают в миллиметре от клавиш, когда Хаджин вспоминает, что произошло из-за него в прошлый раз. Хаджин чувствует, что если он решит перебороть себя, то потеряет контроль, а это страшно, потому что нельзя за неделю переучиться жить по-другому. Сухо находит его уткнувшимся в ладони над чёртовым ноутбуком. После Баала и знакомства с новым миром для Сухо все ноуты — чёртовы машины, потому что одна из них Сухо и создала на утеху другим. Сухо улыбается горько каждый раз, когда Хаджин пытается убедить его, что именно писатель виноват в бедах своего героя. Сухо не считает Хаджина виноватым, потому что Хаджин любил свой мир. Хаджин так любил свой мир, что позволил себя из него стереть, разорвать все связи с людьми, лишь бы они жили. В Хаджине столько любви, что Сухо боится, что когда-нибудь Хаджин в ней захлебнётся, и Сухо не успеет его спасти. — Ким Хаджин. — Сухо говорит негромко, чуть встревожено, когда наклоняется к своему писателю. Он проводит руками по напряжённым плечам в попытке успокоить, легонько утыкается носом в затылок, прежде чем выдохнуть. — Я тебя люблю. Время не замирает, небо не падает, вокруг не вырастают цветы, Хаджин не расслабляется и никто не умирает. Признание Сухо не изменило мир, потому что любить Хаджина для Сухо столь же просто и естественно, как дышать. Это безусловный рефлекс, который, кажется, был в Сухо всегда, просто ждал момента для пробуждения. Это не рефлекс главного героя романа, нет, это рефлекс цареубийцы, который убил своего Короля и родился вновь с именем, призывающим защищать. — Я люблю тебя, Ким Хаджин, и мне не нужно для этого причин. — Сухо двигает головой, не отрывая носа от тёмных волос, чтобы прижаться губами к шее, чуть выше позвонка. Хаджин выдыхает судорожно, обмякает, провисая в крепких руках. Улыбка на губах слабая и дрожащая, а ресницы мокрые от сдерживаемых слёз. Хаджин молчит, но Сухо знает, что всё хорошо. Его автору просто нужно немного вспомнить, как любить и при этом не винить себя за это.

***

Сухо очень удобен для того, чтобы использовать его в качестве живой подушки, особенно во время школьного перерыва. Хаджин почти дремлет, спрятав лицо от солнца куда-то в живот Сухо. Рука мечника у Хаджина в волосах, а вокруг так мирно, что Хаджин иногда вздрагивает, слишком привыкнув к постоянному чувству опасности. Сухо безопасный, потому что он не имеет пределов, но Хаджин не знает, насколько человечность этого мира ограничивает его героя. Хаджин не знает, что может случиться с Сухо в этом мире, чтобы нанести ему непоправимый вред, и Хаджин не хочет этого узнавать. Потому что Хаджин тогда потеряет всякий смысл продолжать жить и бороться. Это не созданный им мир, за который он нёс ответственность, на этот мир Хаджину всё равно, а Мистелтейн самый острый меч. — Ким Хаджин. — Сухо наклоняется и зовёт его шёпотом прямо в ухо, растягивая гласные. От этого у Хаджина бегут мурашки. — Я люблю тебя. Больше, чем весь этот мир. От этих слов у Хаджина в животе тянет, заставляя чувствовать себя странно. У Хаджина всё ещё нет ответных слов, потому что любить страшно, что бы там не говорили. Поэтому, вместо ответа, Хаджин переплетает свои пальцы с пальцами свободной руки Сухо и сильнее утыкается в чужой живот. Писателю хочется спать и не хочется думать о своих странных чувствах. — Ха-джин. — Сухо снова зовёт его, уже более громко. Его рука исчезает из волос Хаджина. — Открой глаза и посмотри на меня. Хаджин медлит. Почему-то ему кажется, что сейчас случится что-то важное, какой-то переломный момент. Хаджин боится этого момента. И всё же он открывает глаза и смотрит вверх. У Сухо между пальцев зажато пластиковое колечко, какие нравятся малышам. Оно небольшое, но, безусловно, красивое, хоть и немного нелепое. Хотя Хаджину всё ещё непонятно, зачем Сухо показал его. — Оно для тебя. — Сухо пожимает плечами на вопросительный взгляд и улыбается. — Ну, знаешь, моё сердце твоё, моя верность твоя, твоя честь моя. Меня не успели посвятить в рыцари, так что я не могу принести тебе клятву, но это она. Сухо улыбается, и Хаджин понимает, что вместе с этой нелепо-красивой побрякушкой Сухо отдаёт ему всего себя, вот так вот просто говоря, что он, этот великолепный мечник, целиком и полностью принадлежит Хаджину. Хаджин впервые за много лет хочет плакать, но больше он хочет сделать глупость. У Хаджина нет заготовленного кольца, но у него всё ещё есть Стигма, поэтому кольцо в руке Сухо раздваивается, и Хаджин берёт одно, чтобы потянуть его Сухо. — Я-я люблю тебя, Ким Сухо. — Хаджин говорит тихо, но смотрит Сухо прямо в глаза. — И все твои клятвы полностью взаимны, так что я настолько же твой, насколько ты мой. Целиком и полностью. У Сухо слезятся глаза, но он осторожно натягивает кольцо на палец Хаджина и ждёт, пока Хаджин не сделает то же самое ему. А после притягивает его к себе ближе и целует. Целомудренно, но это не мешает Хаджину чувствовать чужие эмоции как свои. Сухо плачет от счастья, и их поцелуй солёный, но это неважно. Потому что Хаджин впервые за долгие годы ощущает себя в безопасности Сухо — его безопасность. Сухо не даст его сердцу пропасть. Хаджин думает, что он счастлив. Сухо знает то же самое.