🎼drinking with cupid. voila
ЛА, 2020
— Может, тебя послать на диагностику мозга? — добродушно рассмеялся доктор Робинсон. Это была минутная вольность, на которую я улыбнулся в ответ. В голову даже не пришла побитая мысль, что он впервые себе это позволил. Может, дело в том, что все мысли и были побитыми последние… месяцы? Годы? Кажется, второе. Я уже совсем запутался в их серой монотонности, и они, словно черви, жрали мозг изнутри. Интересно, МРТ бы выявила хоть одного? А может, я, как Гомер Симпсон, будучи маленьким и тупым, засунул карандаш себе в нос, ну, как в той самой серии. Правда, Гомер стал идиотом, и ему было со всего смешно благодаря тому злосчастному карандашу, а вот у меня всё работало определённо в обратную сторону. — Спасибо, доктор Робинсон! — Я бодро встал с удобного белоснежного кресла и пожал руку Бена, который улыбался во все тридцать два, как это и положено в золотом штате. Может, про себя он и думал, что я конченое дерьмо, но всегда улыбался так, что можно было ослепнуть. Взгляд непроизвольно устремился в такое же белое кресло за спиной доктора, и я, если бы только можно было сбросить маски, тут же бы скорчил гримасу недовольства. Нахуя тебе белые кресла? Картина того, как миссис Грант однажды придет к нему на приём, а благословенные кондиционеры не будут работать, и она будет потеть в эту взбитую перину и нежную ткань, которые непременно потом завоняют сальной отдушкой ядрёного пота. Фу. — Если будет необходимость, то номер на визитке всё ещё актуален, Тео! Я улыбнулся в ответ и пошёл вон из кабинета. Как я и предполагал, в небольшой комнате, куда я вышел, уже находилась следующая клиентка. Это была миссис Грант. Она тут же завела какой-то смол ток, на который я всегда отвечал автоматически, особо не вникая. Иногда мне даже казалось, что я мог ответить пресловутое «Всё в порядке, спасибо! А ты?» на совсем посторонний вопрос. Женщина едва встала с кресла и, переваливаясь с боку на бок, направилась в комнату, которую я только что покинул. У них такие забавные фигуры: этакие человеки-бургеры с большими ногами-столбами и пухлыми ручками-сосисочками. Мне порой кажется, что некоторые американцы похожи на еду, которую они поглощают изо дня в день. Порции у них в два, а то и все три раза, больше тех, что я всегда наблюдал в России. Я толкнул дверь — душный влажный воздух ударил в лицо. — Фу, бля, — выругался вслух и тут же засунул руку в карман, нащупав маленькую кнопку. Черный Форд ДжиТи послушно подал звуковой сигнал, а я изо всех сил пожелал ускорить шаг, чтобы оказаться внутри, ибо ебучая духота буквально заставляла чувствовать себя плохо. Но я всегда слишком не любил суетные движения, поэтому в прохладном салоне оказался не так скоро, как хотел. Пассажирское место суперкара было занято спортивной сумкой, которую лучше бы я забыл дома. Тяжелый звучный вздох. С зеркала заднего вида на меня взирало суровое и толику печальное ебало без пяти минут тридцатилетнего мужика, и я искренне удивился тому, что мне ещё никто ни разу не сказал, что я хожу, как уебан, а должен радоваться, как все вокруг, ведь даже обдолбанные бомжи здесь выглядят как далай-ламы. Тут же улыбнулся в своё отражение и ещё раз вспомнил русского комика с его легендарной фразой «Ну…». Фальшивую улыбку всегда видно. Я вдруг вспомнил, что на Сансет Бульвар есть ресторан армянской кухни, совсем рядом с офисом доктора, «Занку Чикен» или что-то типа того. Ещё раз тяжело вздохнув, я всё-таки завёл машину и решил припарковаться там. Однако же не положено в колхозе золотых масштабов ходить пешком! Золотым был даже спортивный клуб, куда я потом и отправился — Голдс Джим. Фигура человека с выпирающим рельефом встречала всех посетителей уже на протяжении многих лет, она была приклеена прямо на дверь, ведущую в сам зал, и, откровенно говоря, мне уже совсем не нравилась. Наверное, потому что была золотой. Через полтора часа мой наушник подал сигнал, что кто-то настойчиво пишет, потому что оповещения никак не умолкали, отчего я начинал раздражаться. Я сел на скамью для жима, где никого не было, и достал телефон. Пот буквально ручьем стекал с моей головы, зависая капельками на кончике носа. Мои друзья собирались устраивать вечеринку. Я их проигнорировал.
десять вечера этого же дня
Умиротворённо читая книгу, я наконец-то стал чувствовать, как сон медленно, но верно подкрадывался к моему сознанию. Телефон тихо завибрировал, ведь уебанское Ту-ту-ту-ту-ту ТУН ТУН-ТУН-ТУН айфона меня всегда люто бесило. Я непроизвольно нахмурился и посмотрел на экран, где высветилось родное и тёплое «матушка». — Да, мам. — Тео! — с первых слов было очевидно, что мама была рада меня слышать. Она звонила не часто, ведь «вдруг я в плохом настроении, а со мной лучше не говорить, когда я не в духе». Именно так однажды она мне пояснила редкие, но тёплые звонки. Она права. Пожалуй, она знала меня очень хорошо. Я и сам звонил тоже не часто, но порой скучал, и тогда рука непроизвольно тянулась к телефону, и я набирал заветный номер. — Сынок! Как ты там? Ещё не надумал вернуться? — прямо в лоб задала вопрос, который её тревожил больше всего. Лет десять назад она так же звонила каждую неделю и интересовалась, не надумал ли я отчислиться из зарубежного вуза и вернуться в Москву. — Нет, мам! — искренне рассмеялся я. Она совсем не менялась с годами. И правду говорят, что и в двадцать, и в тридцать, и в сорок ты будешь всего лишь ребёнком для своего родителя. — Как ты там? — Всё хорошо. Планируем начать строительство дома за чертой города… Проект давно готов, уже закончили с расчетами, что касается финансовой стороны… — Вам не живётся в нынешнем доме? — Живётся, но твой отец всё ещё считает, что вложение в недвижимость — одно из лучших вложений. — Ну да… — Да и… — мама замолчала на мгновение, но тут же продолжила: — Да и вдруг ты вернёшься, возраст у тебя уже подходящий для своей семьи. — Угу, — равнодушно ответил я. — Ты нашёл себе там кого-нибудь? — Мам. — Ну, а что! Я же вот так встретилась с твоим отцом когда-то. Мне то что… тебе ведь с человеком жить! Пусть и американка будет! — Мааам, — она определённо почувствовала нарастающее напряжение. — Ладно, Тео… У тебя там поздно уже. Мы с отцом очень ждём тебя хотя бы на Новый Год, — она замолчала, очевидно ожидая ответа. Но пауза затянулась. — Ты приедешь? — Посмотрим. Ладно… Я спать пойду. Целую. Отцу привет. — Да, сынок. Пока! Я сбросил звонок и тяжело выдохнул. Телефон снова задребезжал в руках, и я посмотрел на тонну оповещений от друзей, у которых вечеринка шла уже как час. Еще час — и они, вдрызь ужратые текилой, начнут падать. — Да хуй с ним, — озвучил я в пустоту и бросил телефон на кровать, а сам отправился в ванную комнату. Холодный душ совсем прогнал сон, и уже через двадцать минут я был в такси. Музыка, шум, гам. Красивые и молодые, пьяные и накуренные. Пожалуй, плюс частных домов не отнять. Копов могут вызвать только если ор с твоей лужайки слышен во всех соседних домах, но не в колхозе, где обязательно найдётся друг с хатой папы-богача. — Хей, Тео! — Крис, здорово! — поприветствовал друга. — Я смотрю, вечеринка в разгаре. — Дааа! У Тейлор сегодня день рождения, а она мне нравится. Так что сегодня мы тут. Кстати, она привела подруг, — Крис задорно подмигнул и уже в следующее мгновение растворился среди людей, большую половину которых я вообще, блядь, не знал. Именно так всегда всё и происходило: кто-то крутой устраивал вечеринку, и остальные, как пираньи, старались пролезть на подобные мероприятия, ведь мало ли кого ты тут можешь встретить. А вообще, куда ни плюнь, все тут певцы, актёры, дизайнеры, хуяйнеры, пиздяйнеры и не такие как все. Тебя обязательно все, кстати, во всём поддерживать будут, особенно словесно, а когда ты пригласишь их на сьёмки своего клипа, где тебе нужна массовка, непременно скажут «да» и не придут. Вот как-то так тут всё и происходит. Все бегут в Калифорнию, чтобы быть на виду. Я сбежал, чтобы потеряться. Кажется, третий или четвертый шот текилы был приговорён моим равнодушным настроем, и я уже болтал с каким-то парнем, который занимался фотографией. Он кого-то там уже поснимал и побывал на студии Сансет Саунд, на что мне было настолько похуй, что не описать словами. Взгляд немного пьяно скользил по смеющимся лицам людей вокруг и зацепился за небольшую компанию девушек. Одна из них была особо хороша собой, с определённо яркой внешностью. Я на ходу осушил ещё один шот и направился к высокой блондинке. — Привет! — вот так вот банально я начал разговор. — Привет? — немного вопросительно. — Нет, мы не знакомы, именно поэтому я здесь. Её взгляд с интересом скользнул снизу вверх, а на лице застыла едва уловимая улыбка. Вблизи она оказалась ещё более красивой, в сексуальном платье и на каблуках, этакая типичная американская красотка, но я всё равно был выше неё на голову, что ей, очевидно, понравилось. Очень часто на подобных вечеринках сразу понятно, переспишь ты с кем-то или нет. Девушки тоже ведут себя вполне свободно и принимают решения так же быстро, как и ты. Уже через три часа мы с Джун трахались в какой-то пустой комнате, которая принадлежала, хер знает кому. Она была чертовски хороша, а сладкие стоны заставляли меня хотеть её ещё больше. Я потянул её за ноги вниз, жестом заставляя развернуться и облокотиться на стол, где стояла фотография Криса и его родителей. Разрядка была близка, и я грубо схватил Джун за округлые бёдра, потянув к себе. Она простонала моё имя, заставляя испытать экстаз, от чего я склонился вперёд и прижался к нежной щеке, а руками сжал упругую грудь. Я едва сделал шаг назад, как дверь распахнулась и на пороге возник Крис. — Какого, блядь, хера? — на его лице застыло непонятное мне удивление. — Я уже всё, — усмехнулся, застёгивая ширинку чёрных джинс и, будучи джентльменом, заботливо одёрнул подол обтягивающего платья Джун. Схватив косуху с греховного стола, я направился к выходу, чтобы никого не смущать, предполагая, что Крис сделает то же самое, но он почему-то остался на месте и вдруг выплюнул ядовито, сквозь зубы: — Тео, ты охуел? Я замер в дверях, посмотрев на него с искренним непониманием. — Ты только что переспал с Тейлор… в моей комнате? — С кем? Какой?.. — Я обернулся, чтобы ещё раз посмотреть на красивую девушку, с которой мы разделили радостные моменты, и увидел на её лице панику. — Ты Тейлор? Джун? — Она начала что-то щебетать, оправдываясь перед Крисом. А я не смог сдержать ухмылки и сарказма: — Ну, бывает, — равнодушно озвучил я и по-дружески похлопал по плечу Криса, прекрасно понимая, что я только что проебал хорошего знакомого. Звук громкой музыки тут же ударил по ушам. Всё-таки слишком шумно. Я вышел во внутренний двор, где в бассейне кто-то купался, а затем и вовсе за калитку дома, попутно выпив стакан пива. Долгожданная прохлада окутала ночную Калифорнию, и я впервые за такое долгое время улыбнулся.***
🎼you can run. adam jones
Москва, 2010
— Я считаю, что есть смысл учиться всё-таки в зарубежном вузе, — озвучил высокий бородатый мужчина, с проседью в темных волосах. — Джонатан! Ты действительно хочешь отправить нашего сына за тридевять земель? Нет таких слов, которые бы могли описать негодование Виктории, которая, несмотря на всю свою утончённую красоту, сейчас выглядела как та самая клишированная русская баба с конём на скаку и горящей избой одновременно. Ветерком, задорно раздувающим то самое пламя, был мой отец. Он кинул несколько недовольный взгляд исподлобья и громко откашлялся. Мне же было всё равно; я лениво жевал бутерброд и ждал, когда мой телефон провибрирует, что не заставило себя долго ждать. Я тут же взял его в руки и принялся читать сообщение, едва сдержав улыбку. — Ну, а сам-то ты что думаешь? — напирала матушка на малолетнего пездюка, который только окончил школу и теперь ему следовало продолжить развитие своих мозгов. — Ну, я хочу тут учиться, — абсолютно уверенно озвучил я. На лице матери воссияла такая улыбка, что можно с уверенностью сказать: Чеширский кот был срисован с неё. — Время есть, так что подумай хорошенько, — без каких-либо лишних эмоций озвучил отец. — Угу, — проворчал я сквозь набитый рот и, дожёвывая свой обед на ходу, отправился в комнату, чтобы собраться на встречу. Точнее, на свидание. Я встретил её год назад. У меня и до неё были девушки, но если есть дьявол, то она его чистое воплощение. Ещё никогда в своей жизни я не был одержим кем-либо настолько. Я поправил ремень на чёрных джинсах и накинул косуху на плечи. Лёгкое волнение охватывало меня каждый раз, когда я предвосхищал нашу встречу. Личный водитель, который был не только у отца, но и ещё у нас с мамой, подкинул меня до черты города, где я спустился в метро. Кстати, я до сих пор благодарен отцу за то, что помимо возможностей, он дал мне ещё и понимание цены заработанных денег. Я вышел на Октябрьской и уже шагал по парку. Неприятный мелкий дождь моросил, заставив меня нахмуриться. Какая отвратительная погода! Я остановился на мгновение, почувствовав вибрацию телефона, и тут же его достал.Я задерживаюсь. Не теряй!
Я звучно выдохнул. Она обычно никогда не опаздывает, мы с ней оба жутко пунктуальны. Лично мне это точно передалось от отца, чему я был несказанно рад. Но была и оборотная сторона: я страшно раздражался, когда кто-то опаздывал на более, чем пять минут. Тем не менее, я уже предвосхищал, как она прижмется к моей груди, и я просто сгребу её в охапку. Моё. Вообще мы планировали сходить в музей ещё в мае, но из-за кучи экзаменов, а теперь грядущего поступления только-только нашли силы куда-то выбраться. Я часто снимал квартиру на несколько суток, и в эти моменты, когда она замешивала тесто для блинчиков и что-то напевала себе под нос; заваривала чай или бежала с коробкой пиццы на кровать; крутилась рядом, слишком вызывающе двигая бёдрами, клянусь, я был самым счастливым. У меня был секс до этого, но она… Этот ангел с блядским взглядом на коленях, который так сладко шептал, что я единственный, что я первый, что я лучший. Было в этих отношениях что-то возвышенное, такое едва уловимое, за что я до сих пор бессознательно хватаюсь. Хватаюсь за неё, как за воздух. А может ответ прост… И я просто полюбил. Она самая обычная. Есть множество и множество гламурных красавиц, с которыми я постоянно пересекаюсь. Они, несомненно, хороши собой, многие не дурны и мозгами, хотя общество так любит миф, что все они пустоголовые, но это далеко не так. У моего друга, Никиты, именно такая девушка, и у них всё чудесно. Они соответствуют друг другу по статусу, их родители рады такому союзу. Моя мама несколько раз заговаривала о моей новой девушке, но отец сказал, как отрезал: «Приведёшь, когда всё будет серьёзно.» Уже всё серьёзно. Я год не могу оторваться о неё. Наверное, глупо звучит, но мне буквально снесло крышу. Да и раз уж на то пошло, если мужчина любит, то он любит. Не за что-то там. А просто любит и всё. С ней я чувствую, что смогу всё. Я хочу учиться, я буду учиться. Мне нужно хорошее образование, мне нужны деньги. Отец, несомненно, богат, но раз уж на то пошло, то богат он, а не я. Да и он никогда меня не баловал; свои первые деньги я заработал сам. В общем, да. Планы у меня серьёзные, и свою жизнь я вижу исключительно с ней. Вот так вот сухо и банально. Ну а что вы, блядь, думали? Что я в космос за звездой полечу на крыльях амура? Не-а. Я материалист, а деньги — та самая материальная субстанция, которая сможет обеспечить наше с ней нормальное будущее. Телефон ещё раз задребезжал:Уже бегу. И да, я сняла квартиру на все выходные, и на субботу, и на воскресенье, не терпится рассказать.
Ты устроилась на работу?
Я продала свою первую картину.
Я испытал неимоверное чувство гордости за свою девушку и, стоя под изморосью, улыбался как самый настоящий влюбленный идиот.утро следующего понедельника
Настойчивый стук в дверь моей комнаты заставил меня проснуться. Я лениво глянул на часы. Девять утра. В нашем доме никогда не приветствовалось долгое спаньё, и даже девять утра считалось уже поздним временем. Я громко зевнул и нехотя покинул теплую постель. Спускаясь на первый этаж, я заподозрил что-то не то что бы неладное, а скорее напряжённое. Родители что-то громко обсуждали, точнее матушка. Отец как обычно был сух и лаконичен в своих изречениях. — С добрым утром, — вежливо озвучил я, и замолчавшие родители синхронно кивнули. — Вот, сынок, — мама передала тарелку, полную золотистого бекона. Традиционный английский завтрак был уже не только правилом, а скорее укоренившейся благодаря отцу, привычкой. — Тео, — заговорил отец, и я тут же посмотрел на него. Он жевал завтрак, и его острые скулы были сильно напряжены. Карие, почти чёрные глаза посмотрели на меня несколько задумчиво, а затем отец продолжил: — Ты уже взрослый парень. Ты уверен, что хочешь учиться здесь? — Да, отец, — всё так же уверенно озвучил я. — В Англии полно хороших университетов, я оплачу твоё обучение в любом. А по окончании диплом будет котироваться в любой стране. — А если в Стэнфорд пойду? — хохотнул я, вонзая вилку в кусок бекона. — Значит оплачу его, — чересчур серьезно сказал отец, и мне стало несколько не по себе. Всегда, когда он говорит таким тоном, становилось очевидно, что что-то происходит. — У нас сегодня ужин в Ассунта Мадре, — холодно добавил он. — А, ну ладно, — пожал я плечами и продолжил есть — Оденься нормально, — поставил сухую точку отец, и я едва сдержался, чтобы не съязвить в ответ. К вечеру я был готов. Белая рубашка была заправлена в брюки, а верхние пуговицы были дерзко расстёгнуты, впрочем, рукава я тоже закатал. А кто мне что скажет, когда на запястье Ролекс? Отцовский, конечно, но кому, кроме отца знать. Водитель отвёз нас в ресторан к восьми вечера. Внутри, конечно, было красиво и по-своему уютно, мы здесь бывали и раньше, но я в принципе никогда не был в восторге от подобных заведений. К моему удивлению, стол был на четыре персоны. Уловив мой вопросительный взгляд, матушка заговорила: — Да, отец решил так, поэтому я тебя не предупредила. — Ну ладно, — равнодушно пожал я плечами и уселся поудобнее, предвосхищая блюда из ненавистной рыбы. Хоть пёрни звёздной пылью единорог на все эти блюда, а шеф-повар будь сродни чудотворцу, я всё равно органически не переваривал рыбу. Чего не сказать о Никите, который сейчас же бы примчался на моё место, если бы только можно было поменяться местами. — Прошу прощения, — вежливо озвучил я и отправился в туалет, где принялся строчить смс своей любимой.Торчу в таком тухлом месте... Скорее бы выходные.
Мне тут же пришёл ответ и я, не скрывая улыбки, прочитал его:Понимаю... Безумно скучаю, Тео. Как освобожусь - позвоню. Ориентировочно в часов одиннадцать.
Я с идиотской улыбкой направился назад в зал, и по мере приближения к столу, все сильнее и сильнее старался взять свои эмоции под контроль, чтобы не выглядеть, как идиот. Двухметровый молодой парень с щенячьими глазами, ей богу, был бы хвост, вилял бы из стороны в сторону. За столом уже кто-то сидел с родителями и я, плюхнувшись на своё место, застыл с гримасой удивления, на что отец тут же среагировал: — Это моя дочь, Амалия, а значит по совместительству твоя сестра. — Пф, — звучно фыркнул я и усмехнулся, на что тут же получил такой взгляд отца, что к моему лицу точно прилила краска и я осунулся. — Всё хорошо, — заговорила мама, давая понять, что они с отцом уже давно все обсудили, пережили и между ними всё в порядке. — Я поддерживаю инициативу Джонатана. И я рада, — она бросила взгляд на девушку напротив, — что мы, наконец-то, познакомимся. Между ними в порядке. А со мной нет. Я смотрел на Амалию, мою ровесницу, с широко распахнутыми карими глазами, до ужаса похожими на отцовские, и, не сдержавшись, фыркнул от отвращения. Она тут же потупила взгляд, и, кажется, места себе не находила. Темные волосы были собраны в аккуратную прическу, а чёрное платье было с неглубоким декольте, которое было красиво подчеркнуто тонкой цепочкой из белого золота с изящной подвеской в виде буквы Т. Я закатил глаза и откинулся на спинку стула, тут же получив звучное отцовское: — Тео Джонатан Гилберт. Это твоя сестра Амалия, будь добр. Моё тело буквально охватили жар и ненависть такой силы, что я не мог себя сдержать. Я посмотрел прямо в глаза отцу и ядовито выплюнул: — А мне нахуй не нужны никакие сёстры, Джонатан. Встал и, демонстративно швырнув белое полотенце на стол, ушёл, проигнорировав такой удивительный сюрприз, о котором меня никто не предупредил. Прочь. Прочь отсюда. Дальше. Как можно дальше. Я шёл пешком, несмотря на прохладу вечера, в конце концов остановившись посреди хуй знает, какой улицы. Холодные пальцы достали телефон из кармана брюк, и я набрал Никиту, который уже через полчаса приехал на такси и забрал в дом своих родителей. К счастью, они уехали на отдых, и я занял гостевую комнату, не отбиваясь от кучи неудобных вопросов. Никита был болтливым парнем, но в такие моменты он всегда замолкал, прекрасно понимая, что я зол. А я был зол. Я был чертовски зол! Зол на отца. Какого, блядь, хуя? Что всё это значит? Сестра. Какая ещё, блядь, сестра? Мой телефон прожужжал, и я посмотрел на экран, где высветилось сообщение от моей девушки.Тео, я могу позвонить?
Я просто погасил экран. Я не буду сейчас ни с кем разговаривать. Всё, что я сейчас хочу сделать, это въебать отцу прямо по его вечно холодной роже и заставить говорить. Говорить, сука, говорить и говорить. Не эти сухие предложения из подлежащего и сказуемого, ведь "этого достаточно", ведь это "без мишуры", а говорить... Я уткнулся в прохладные подушки и так и проворочался полночи, уснув лишь под утро, предварительно выжрав полбутылки хорошего виски из мини бара отца Никиты. Звук на телефоне я выключил, и не зря, ведь на следующий день там было двадцать пропущенных от матери, пять от Амалии и даже один от отца. Я написал смс только матери, в котором сообщил, что со мной всё в порядке и мне нужно время. Поганое чувство усилилось, благодаря выпитому ранее алкоголю в слишком большом для меня количестве , и я почти весь день пролежал в кровати. К счастью, Никите было похуй, что я жил у него, ел еду, юзал его компьютер; он вообще радостно заявил, что я могу хоть всё лето жить, родителей все равно нет. Единственным ограничением была просьба не входить в его комнату, а то мало ли, ведь его девушка пока что тоже гостила у него. Кстати, она была действительно хороша собой: высокая, стройная, с утонченными чертами лица и с длинными белыми волосами, без дешёвой желтизны. У моей матери, к слову, похожие волосы. Стадия отрицания у меня длилась ровно тридцать секунд в том проклятом ресторане, пока я не получил по ебалу от отца его строгим тоном и императивным звучанием, которые говорили о том, что он не тот человек, который будет шутить. А вот гнев затянулся. Уже был четверг, а я всё ещё был люто зол и агрессивен, что, в конце концов, позвонил тренеру по боксу и поехал в этот же вечер на тренировку. Тренер был хорошим мужиком, и он сразу понял, что дело тут не в тренировке, поэтому дал мне возможность выплеснуть всё, что бушевало внутри и никак не находило выхода. Через два часа я был ушатан в хлам. Потный и вонючий я поехал к себе домой, где, к счастью, ни с кем не столкнулся. Правда водитель, завидев меня издалека, сразу же засунул руку в карман, точно за телефоном, чтобы сообщить отцу, что я вернулся. Завалившись в свою комнату, я на ходу сбросил спортивную одежду, которая была даже не моей и ушел в душ, где включил едва теплую воду. Прохлада капель бодрила мой мозг, который находился, как в тумане последние несколько дней. Я склонил голову и сильно зажмурился, вцепившись руками в волосы: — Блядь... За что? А потом просто рассмеялся. Слышали ли вы когда-нибудь смех, горький, преисполненный болью? Тот самый смех, от которого по коже проходят мурашки, и ты вдруг понимаешь, что он бывает в разы ужаснее слёз. Порой лучше зареветь. Да вот беда, ты не можешь. Всю пятницу я тупо пролежал в комнате и покидал её только чтобы поесть, да и то, аппетита особо и не было. В один из таких тихих заходов на кухню, я наткнулся на матушку, которая точно караулила меня, поняв после пропажи нескольких тефтелей, что кто-то шарит по кухне время от времени, и этот кто-то определённо её сын. — Нет, мам, даже не пытайся, — озвучил я и тут же пошёл вон из кухни. Торопливо поднимаясь вверх по лестнице, я слышал, что она меня преследует и что-то тараторит. Мой шаг едва не перешёл в бег, но благо рост передался от отца, и я мог просто усиленно шагать. Я уже пересёк черту своей комнаты и уже даже захлопнул дверь, но почему-то щелчка механизма не последовало. Я на ходу развернулся, плюхнувшись на кровать и звучно выдохнул, заприметив бежевое кухонное полотенце, которое не дало захлопнуться спасительному порталу. Мать тут же толкнула дверь, предварительно ухватившись за полотенце, и деловито вошла в комнату, закинув светлую тряпичную ткань на плечо. Это, нужно сказать, смотрелось несколько забавно, но мне было совсем не смешно, мне было похуй настолько, что не описать словами. В любой другой день я, конечно же, опустил бы шуточку о том, что она ниндзя, и мы бы вместе посмеялись от души. — Я, честно признаюсь, не думала, что ты так отреагируешь на эту новость, — спокойно заговорила мать, а я завалился на кровать, запрокинув руки за плечи, и просто уставился в потолок. Она села рядом. — Но ты же уже взрослый. Тебе через полгода девятнадцать, а реакция, не хочу звучать грубо, несколько детская. Ты хочешь поговорить об этом? — То есть отец тебе изменял? — равнодушно озвучил я, всматриваясь в белоснежный потолок, где даже ебучей точки не было, чтобы поглотить моё сознание своей удивительной интересностью. Мама глубоко вздохнула. — Это наша с ним личная ситуация. Я не хочу посвящать тебя в скандалы нашей бурной молодости, но уверяю тебя, у нас всё в порядке, мы любим друг друга и любим наше продолжение — тебя. Ты же сам понимаешь, что жизнь — это та ещё шутница и бывает всякое. — Ну да, — равнодушно озвучил я и перевёл взгляд на мать. — Я взяла номер у твоей сестры, поэтому было бы неплохо дать и ей поддержку. Она в этом году тоже начнёт обучение, было бы славно, если бы вы подружились. — Нет, — я снова отвернулся и уставился в потолок. — Почему? — Потому что она отвратительна. Её глаза отвратительны. Да и волосы. Вся отец! Наверняка, такая же холодная, высокомерная и думает только о деньгах. Кстати, может быть именно поэтому она вдруг нарисовалась в нашей жизни? — все мои слова так и брызжели ядом и неприязнью. — Тео, я понимаю, что так можно подумать, но ты удивишься… Это была инициатива Джонатана. Он не знал, что у него есть дочь. Я не хочу посвящать тебя в подробности, ты можешь сам поговорить с ним об этом. — Да похуй, — выдохнул я, готовый к замечанию матери, на которое мне тоже потенциально всё равно, но она ничего не сказала. — У нас общий ужин в воскресенье, не забудь, — сказала она и покинула комнату. Я остался наедине с собой и просто перевернулся на бок, закрыв глаза. Я не справлялся с ебучим торгом, который начался в моей голове, всё ещё попутно переживая ступень охуевания и непринятия, от чего мне было ещё тяжелее, словно я лежал под прессом, который безжалостно давил на моё сознание. В конце концов, я уснул. Сон — лучший способ побега от реальности. И у меня получилось, ведь с постели я встал только в субботу, в четыре часа дня. Рука нащупала телефон под подушкой, где было несколько сообщений от моей девушки.Адрес всё тот же.
Я буду здесь до конца выходных.
Я проигнорировал её смс —мне сейчас совсем не до этого — и отправился на пробежку, которая меня несколько взбодрила. Окончательно привёл в порядок меня контрастный душ. Я вдруг стал неестественно бодр и весел, чему моя мама, конечно же, обрадовалась. Отец же не показал никаких эмоций. В десять вечера я, накинув косуху на плечи, переступил за порог дома и, сев в такси, поехал на квартиру. Я ехал долго. Огни ночного города играли бликами через стекло машины, к которому я прислонился, равнодушно рассматривая никогда не спящую Москву. В конце концов, водитель остановился у многоэтажки, и я велел ему ехать домой. Прохлада ночи заставила меня замереть на несколько мгновений. Хорошо. Взгляд лениво прошёлся по округе. Поодаль мерцали вывески, и я про себя наметил маршрут: круглосуточная аптека и такой же магазин. Сначала я зашёл в магазин и купил там пачку Парламента и зажигалку, предварительно показав паспорт, а то этакая баба Галя на кассе не купилась на мой рост и строгие черты лица и всё равно его потребовала; а потом сразу же зашёл в аптеку, где, к моему удивлению, был выбор презервативов, и я взял 58-69, уловив смущённый взгляд молодой девушки, которая отбивала на кассе серебристую пачку. Снова оказавшись на улице, я закурил. Эта самая сладкая затяжка, когда ты куришь, не потому что это привычка, а потому что ты хочешь этого. Дым заполнил лёгкие, и я едва не раскашлялся с непривычки. Последний раз я курил в старшей школе, наверное, прошлым летом, но продлилось это совсем недолго, ведь я абсолютно не видел в этом никакого смысла. Выкурив сигарету до конца, я потушил бычок о край бетонной мусорки, что стояла у подъезда, а потом выбросил его. На ходу закинув мятную жвачку в рот, я вошёл в дом, где был даже ресепшен. Внутри было очень чисто и приятно. Лифт довёз меня до семнадцатого этажа, и уже через несколько мгновений я позвонил в дверь. Тишина. Я позвонил ещё раз, и только потом посмотрел на экран телефона, где высветились цифры 00:40. Да, похуй. Я нажал ещё раз на звонок. Механизм двери заскрипел, и на пороге возникла сонная девушка среднего роста. Её тёмные волосы струились по плечам, а припухшие карие глаза растерянно посмотрели прямо в мои. На ней был топ и шорты, кажется, из хлопка тёмно-зелёного цвета. Она сонно потёрла красные глаза. Точно плакала. Я смотрел на неё, а внутри меня снова начался пиздец. Я сделал шаг вперёд и оказался внутри. Она прошла слишком близко, чтобы закрыть дверь, а затем прошлёпала обратно в комнату. Я всё так же стоял на месте, вцепившись в след отделяющейся фигуры. «Да похуй», — пронеслось в моей голове, и я снял обувь. На самом деле мне было совсем не похуй, но кто из нас не человек, лишённый жалких попыток порой успокоить самого себя? Первым делом я зашёл в ванную комнату, чтобы помыть руки, а уже потом оказался в комнате. Она сидела на краю кровати, вытянув ноги вперёд. Я стоял так несколько мгновений и просто молчал. Она всегда это ненавидела, когда я вот так вот молчал. Её жутко раздражало, что я никогда не озвучивал свои мысли и происходящее в моей голове, и одному Богу известно, к каким умозаключениям я приходил. Все узнавали только по факту действий, к которым я переходил. Я сделал шаг вперёд. Ещё один. И ещё. Блядь, это невыносимо. Я медленно опустился на колени перед ней, и положил свою тяжёлую голову на её бледные ноги, в следующее мгновение почувствовав, как она запустила пальцы в мои растрёпанные волосы. Я обнял её бёдра и, клянусь, был готов разрыдаться. — Амалия, — хрипло прошептал я. — Что мне делать… Что мне теперь делать? Горячие капли обожгли мою кожу. Она звучно выдохнула, пытаясь подавить эмоции. Это длилось непонятно сколько времени. Секунды были не секундами; время вообще потеряло своё значение, словно бы никогда и не было такой системы измерения этого мира. — Я сделаю чай, — вымученно улыбнулась она, смахнув слезы кулаком и, нежно оттолкнув меня, встала. Я слышал, как вскипел чайник, я слышал, как она разлила кипяток по кружкам. Я сидел на полу и, казалось, что всё происходило не со мной. Сейчас она позовёт меня пить чай, и всё будет как обычно. Мы будем говорить до рассвета, я буду всё время шутить, показывая ей уже в миллиардный раз, что я «тупой американец», а она… Она будет смеяться, звонко и тепло, от чего по моим венам будут разлетаться мириады неописуемых ощущений, которые ранее мне были неизвестны. — Тео, чай готов, — с какой-то поломанной радостью в голосе озвучила Амалия, и я встал. Я бросил косуху на кресло и поправил чёрную футболку, мерч от какой-то там сотой метал-группы, на концерте которой я её и купил. Небольшая, но уютная кухонька. Полумрак летней ночи. Она не зажгла свет, прекрасно зная, что я люблю именно такую атмосферу. Я сел на пустующий стул и сделал глоток чая, понимая, что забитые карманы приносили дискомфорт. — Что будем делать? — осторожно заговорила Амалия, глядя куда-то в окно, через меня. Она избегала зрительного контакта. Я швырнул на стол пачку сигарет и презервативов, а затем, сделав глоток чая, саркастично озвучил: — Трахаться, курить и плакать, сестрёнка. Она тяжело сглотнула, ничего не ответив. Было ли ей так же неебически трудно, как и мне? Или в паре всегда один любит, а другой позволяет любить, и тот самый ебанат, которому крышу снесло, я? Как же я ненавидел всё происходящее; от кончиков пальцев до кончиков волос во мне бушевали импульсы злобы, ненависти и неприятия. Если вселенная разумна, то она та ещё сука. Я впервые в жизни влюбился, я был уверен, что женюсь, я распланировал всё на несколько лет вперёд, и что, блядь, это такое? Жалкая, саркастичная иллюзия счастья и гармонии! Словно маленький ребёнок, которого все любят, холят и лелеют, выудил момент, когда на вас никто не смотрит и с издевательской джокерской улыбкой засунул ручонки в тарелочку с кашей, а потом эту мерзкую жижу размазал по твоему лицу. В момент же, когда все повернулись, он уже плачет и невинен. А ты даже сделать ничего не можешь и стоишь молчаливо, измазанный дерьмом бытия, жалкий и беспомощный. — Тео, мы же не знали. — Не знали, — иронично фыркнул, от чего на её лице тенью отобразилась боль. Она была настроена на действительно продуктивный разговор, хотя, кого я обманываю, ей так же хуёво, как и мне, и её опухшие, красные глаза тому свидетель. Как только в этой юной голове восемнадцати лет вообще столько мудрости? Она не названивала мне, как сумасшедшая, не долбила бесконечными смсками, хотя ей так же хуёво, как и мне. Я тут же вспомнил всех своих бывших девушек, и мне стало до ужаса смешно. Все из них нет-нет, да выказывали глупые истерики, но не Амалия. Я понимаю, что дело и в возрасте в том числе, но чёрт побери, она правда хороша. — Незнание закона не освобождает от ответственности! — весело озвучил я и допил чай. — Мы никому не скажем и… — И? — внутри меня рождалась лютая агрессия и меня откровенно раздражало каждое её слово, меня буквально передёргивало каждый раз, как её рот открывался. — И мы оставим всё в прошлом. — О, вау! — я рассмеялся. Мой смех был определённо мерзким, ведь Амалия поникла окончательно на глазах. Я вдруг резко встал, отодвинув стул, который издал протяжный скрип, и подошёл к ней. Она сидела на стуле и смотрела на меня, снизу вверх. Глаза в глаза. — И как ты себе это представляешь? Может ещё на праздники тебя будут приглашать? И у нас будут классные семейные встречи! Свою мать ты тоже приведешь? И все мы будем жить дружно и счастливо. Амалия вдруг изменилась на глазах. Её губы превратились в тонкую полосочку, а затем она выпалила: — О, да тебя не устраивает не факт нашего прямого родства, а факт того, что ты оказался не одним единственным отпрыском отца? Какой же ты нарцисс, Тео! Я вообще росла без него. И моя мать не хотела пакостить, прекрасно зная, что у Джонатана есть семья. Охуеть. Я всегда знала, что ты думаешь только о себе и что-то там, не оповещая других, решаешь в своей голове, но это просто комбо. Она встала и звучно поставила кружку на стол, что сработало точно детонатор. Я тут же схватил эту кружку и с силой швырнул. Остатки чая выплеснулись на пол и стену, и раздался звук разбитого стекла. Я смотрел на Амалию с высоты своего роста и уже в следующее мгновение грубо схватил её за плечи, толкнув к столу. — Отвали, — едва слышно фыркнула она, но мне было откровенно похуй. — Я не буду нарушать твоё личное пространство. — Я тупой американец, у нас нет личного пространства, — если злой сарказм существует, то я точно был его живым воплощением, когда говорил это. — Ты, — зашипел я, больно вцепившись пальцами в её талию, усаживая на стол. — Ты хоть понимаешь, что я, просто на просто не смогу это принять. Никогда. Ты будешь смеяться на общих встречах, а я буду буквально подыхать от распирающих меня изнутри эмоций, Амалия, — я запустил пальцы в её тёмные гладкие волосы и прошептал в ухо: — Я хочу тебя. Всю. Ты хоть понимаешь это? Ты понимаешь?.. Запах её волос и тела снова отключил мои мозги, и я буквально проскулил над её ухом, зажмурившись, прикусив губу до крови. Она обняла меня и вымученно прошептала: — Я сама не знаю... Не знаю, что делать, Тео... Я прижался к ней всем телом, одарив шею, на которой висела подаренная мной тонкая цепочка из белого золота с буквой Т, мириадами маленьких поцелуев, услышав в ответ тихое «не надо». Но мне плевать. Я не могу. Не могу. Не могу. Чёрт возьми, не могу. Затвердевшие соски проступали через тёмно-зелёную ткань, а за окном уже светало. Наверное, уже часа три. Мои пальцы уверенно направились к ремню, и я принялся его расстёгивать, расторопно, словно через несколько мгновений наступит конец света. Карие глаза напротив смотрели на мои движения пристально, и Амалия непроизвольно облизала губы, когда ремень звучно выскользнул из шлёвок, и ударился об пол. — Ты же тоже хочешь меня, — шёпотом. — Иначе бы тебя здесь не было. Ты ждала. А я… Я надеялся, что тебя здесь не будет. Я за неделю столько всего передумал и я, сука, здесь, потому что не могу сказать себе нет, блядь, ты понимаешь? Не могу. Бледные тонкие пальцы устремились ко мне и раздался звук расстёгивающейся ширинки. Она смотрела мне в глаза, делая всё то, что было таким привычным в наших отношениях. Я тяжело сглотнул и посмотрел вниз. Она умело стянула джинсы, и провела ладонью по чёрным боксерам, от чего я еле слышно простонал и подался вперёд, дернув её за ноги, заставляя лечь на стол, где мы только что пили чай. Я несколько грубо стянул её топ вниз, оголяя грудь, и почувствовал повышенное слюноотделение во рту, а затем склонил голову вниз. Она уже была мокрой. Тот момент, когда я завис над ней всем телом и был слишком близко, дал такую реакцию, а теперь… Теперь мне было похуй на всех в этом мире. На все законы и правила. Я стянул шорты, которые в следующее мгновение полетели на пол и начал целовать её. Так жадно, так ласково и настойчиво. Казалось, что каждое прикосновение, которое вызывало сладостный стон Амалии, заставляло меня хотеть её ещё больше, ещё сильнее. Я был готов захлебнуться собственными слюнями от каждого блядского прикосновения к ней и нежной страсти бледных пальцев, что вцепились в мои волосы, умоляя не останавливаться. Я рукой нащупал пачку презервативов на столе, и лишь потом отпрянул от неё, окончательно сбросив боксеры на пол. Вены набухли, на головке проступила прозрачная жидкость. Амалия едва подалась вперёд, желая прикоснуться ко мне, но я лишь авторитарно выдал: — Не трогать. Она капризно простонала, а я уже надевал презерватив, который раскатал до самого основания. Одна только мысль о том, что сейчас я вставлю член и буду трахать её на этом столе, свела меня с ума. Нельзя. Нельзя. Нельзя. Уебанское нельзя в тот момент заставило меня хотеть её ещё больше, и я медленно вставил член, умирая в отзвуке её сладких стонов. Медленный толчок. Ещё один. И ещё один... Глаза в глаза. — Амалия, — выдохнул я и просто закрыл глаза, растворяясь в том, чего желал больше всего на свете. Я не помню, как и когда мы оказались в тёплой постели. Амалия спала. А вот я не мог. Чувство эйфории сменилось мерзкими угрызениями совести, чувством отвращения и презрения к самому себе. Зачем я приехал? Зачем? Я тяжело вздохнул и тихо встал, не вытерпев того, как внутренние звери драли голову мыслями изнутри, прошлёпал на кухню, где валялись мои боксеры, джинсы и футболка. Я тихо оделся и вернулся в комнату, где на кресле лежала моя косуха. Я осторожно взял её в руки и ещё раз посмотрел на спящую девушку, которую по-настоящему любил. На лице проступила горькая ухмылка. Если любовь — это единица измерения прекрасного в этом жестоком мире, то почему так? Почему, блядь, так? Какой-то мерзкий ком встал в горле, и клянусь, его невозможно было проглотить. Нос неприятно защипало, и я развернулся и ушёл. Спасительная прохлада раннего утра ударила в лицо, а я просто сел на качели пустующей детской площадки и закурил. Я выкурил три подряд, а легче не становилось. В конце концов, я набрал личного водителя, и тот забрал меня через полтора часа в нескольких кварталах от уютной однокомнатной квартирки, где спала девушка, которую мне нельзя любить.семейный ужин этого же дня
— Ну, что ты решил? — строго поинтересовался отец. — Я на следующей неделе сдам экзамен на показатель высокого уровня английского, — равнодушно заговорил я. Одно предложение, а матушка перестала жевать и молчаливо поднесла бокал с красным вином к губам. Обычно она растягивала его на весь ужин, но тут осушила его в мгновение ока. — А потом? — у отца же не происходило ничего из ряда вон выходящего, он как ел, так и продолжил есть. — А потом сдам междисциплинарный SAT или ACT... Только мне нужно, чтобы ты подсказал, где можно сделать качественный перевод аттестата. — Я всё организую, — ответил отец и добавил: — Ещё понадобится выписка о среднем балле GPA, только… В который вуз будешь подавать документы? Нам, наверное, стоит слетать в Англию, можно через неделю, с готовым пакетом документов. — Стэнфорд, Джонатан, — равнодушно озвучил, проглотив кусок мяса, который совсем не лез в горло, ведь ком, который стоял там с раннего утра, никуда не ушёл… Отец молчаливо кивнул, принимая выбор своего сына, и только в глазах матери было такое непонимание, которое невозможно описать словами. После ужина она пришла ко мне в комнату, но диалог был коротким, сухим, а почти все мои предложения состояли из подлежащего и сказуемого. — Весь в отца, — с толикой обиды бросила матушка и ушла, громко хлопнув дверью, так и не добившись разъяснений, почему я резко передумал учиться в Москве. Я не хочу делать ей больно, и никто никогда в этой семье не узнает, почему я такой закрытый, да я и раньше был постоянно в себе, хоть и душой компании с тупыми шутками. Ещё когда я учился в школе, отец всё время организовывал мне целые годы обучения в зарубежных школах. Но лучше всего я прижился в штатах, которые стали моей второй родиной - и пусть именно это станет для всех аргументом моего выбора. Ещё три недели. А потом огни аэропорта. Слезы матери, строгие напутствия отца. Взлетная полоса. И побег. Побег от самого себя.