Это другое

ЭТО ДРУГОЕ Иван Солин ПРЕДИСЛОВИЕ Уважаемые читатели и авторы, я буду безмерно рад, если мой скромный взгляд на мироустройство и особенности описанной в данной работе магической и порочих цивилизаций найдёт отклик в вашей душе, а также поспособствует вдохновению. Я не буду против, если что-либо приглянувшееся вы позаимствуете в свои произведения, в благодарность упомянув вашего покорного слугу. Внимание! Все имена и события вымышлены, а совпадения случайны. Автор может не разделять мнений своих персонажей, а их поступки даже осуждать. Благодарю за внимание и понимание. Приятного чтения. ГЛАВА 1 — Ну, и что ты сделаешь, мажорчик? — максимально глумливо прошипел в лицо проигравшему нависший сейчас над ним весьма стереотипного вида криминальный элемент мелкого пошиба, в простонародье гопник, кичащийся своим сиюминутным положением и определенно упивающийся сложившейся ситуацией. — Отпустите её! — едва ли не истерично, от собственного бессилия и, понятное дело, из-за неравнодушия к помя́нутой, кричал в ответ поверженный уличными хулиганами дорого одетый юнец. Хотя это ему, захлебывающемуся кровью из хрипящего рта, так казалось, а на самом деле воззвание к победителям было едва слышным и терялось в уличном шуме. В том, который доносился из-за пределов подвортни, где парочку старшеклассников сейчас ждала неутешительная участь, как не сложно догадаться, каждого — своя. Ну правда, что может быть глупее, чем отправиться в какую-то подворотню выяснять отношения с явно превосходящими силами в лице, очевидно, не самых законопослушных граждан? Тех, которые, трудно даже представить в какой ситуации, стали бы блюсти «кодекс чести» и нападать по очереди, предварительно согласовав регламент предстоящего «поединка». Вместо того, чтобы поступить так, как таким и положено по неведомым домашним мальчикам законам улицы. Что может быть неразумные, чем, не ясно на что надеясь, действовать подобным образом, когда ты далеко не самого крепкого телосложения и очень среднего роста семнадцатилетний парнишка без опыта уличных потасовок или хотя бы поставленного удара? О готовности пойти на всё и об обладании волчьей хваткой, коей вполне могли похвастаться те, кто заманил свою будущую добычу провокационными насмешками не столько даже над ним, сколько над его спутницей, и говорить нечего. Глупее этого, разве что, взять и, поправив очки, поспешить следом за уводимым в подворотню одноклассником, чтобы затем бесстрашно попытаться воздействовать на хулиганов вразумляющими речами. А впоследствии и кинуться оттягивать своего кавалера, конечно же из самых благих побуждений, но при этом безобразно мешая сражаться и снижая тем самым без того невысокие шансы «героя-одиночки». Увы, но не обладающего иммунитетом ни против удара ножом в печень, ни от биты по затылку, а потому в отчаянной беспомощности теперь созерцающего за надругательством над его такой отважной, но глупенькой «спасительницей». Долго всё это, правда, не продлилось. Как только юбка рыжей лохматой девицы в очках была беспощадно задрана, а смешные и на вид ещё детские трусы с мишками были безжалостно порваны, то её светловолосый спутник, чья бледность от потери крови в отсутствующем свете загодя разбитого уличного фонаря была не видна, уже закрыл к тому времени глаза. Как оказалось, вовсе не навсегда, а лишь для того, чтобы в следующий миг резко вскочить и, в недоумении оглядевшись да прийдя к какому-то выводу, поморщиться от осознания чего-то не столь отрадного, прежде чем начать действовать. В тот момент, когда и пуговки голубого платьица рыжей на её приличной груди, треснув, покатились по асфальту, уже влезающий на неё, с зажатым ртом бьющуюся в истерике, возжелавший быть первым сластолюбец откуда-то из темноты получил просто-таки молниеносный удар ногой в основание черепа. Позабывшие же об «отходящем» где-то там в тёмном углу подворотни школьнике, теперь всецело увлеченные предстоящим действом и весьма шумно подбадривавшие «первопроходца» его одностайники не сразу поняли, отчего это их вожак так забавно навалился на смешно извивающуюся школьницу. Кто-то ещё радостнее заржал, кто-то отвесил скабрезный комплимент умению того разжигать страсть в бабах, кто-то, правда, осудил поспешность и даже опытно заявил, что так немудрено и промахнуться, приведя пример из жизни о лишившемся однажды невинности диване и оставшейся недовольной какой-то Светке. Однако долго делиться своим, безусловно, ценным мнением по повод происходящего оставшейся на ногах четверке не пришлось, и когда они наконец поняли, что Акела, как по чудному совпадению именовался лидер данной преступной группы, не просто промахнулся, но даже и не двигается теперь, то вдруг начали один за одним следовать его примеру. Первым получил мощную подсечку и сразу же догоняющий нокаутирующий удар в голову долговязый тип с неприятной ухмылкой. Он оказался ближайшим к вдруг вынырнувшему из тьмы подворотни окровавленному сопляку, который удивлял теперь своей в чем-то даже эффектной эффективностью. Вторым был приземистый крепыш, который рефлекторно увернулся от летящего ему в висок кулака, но не сумел узреть подлым ударом влетающую в беззащитный пах ногу. А потому уже ничего не способен был противопоставить довершающему дело колену во всех отношениях внезапного противника. Третьим стал самый шустрый, если не сказать, разогнанный и какой-то взвинченный, ведь он весьма оперативно заметил неладное, перестав отпускать свои шумные комментарии и засыпать Акелу с невообразимой скоростью генерируемыми идеями на предмет того, как позатейливее засадить рыжей. Но наряду с гиперактивностью этот тип был и каким-то несфокусированным, именно поэтому все его молниеносные и в чем-то даже истеричные выпады ножом уходили куда угодно, но только не в цель. Когда же его оружие невообразимым образом вдруг сменило владельца, то началось то, что наверняка заставило бы неподготовленного обывателя расстаться с содержимым желудка и, возможно, ещё долго лишало бы его сна, пугая ночными кошмарами. Короче говоря, агрессивных очертаний очень резучий складень не просто одним удивительно прагматичным ударом подвел итог существования предыдущего своего владельца, но и тут же оказался в не менее убойном месте замершего в ступоре последнего, самого с виду мускулистого и крепкого из несостоявшихся, сегодня во всяком случае, убийц и насильников. А благодаря последующим действиям резвого школьника, наверняка воспринятым бы большинством психически здоровых гражданских не иначе как аморальными, а представлявшим из себя ещё два весьма лаконичных добивающих удара трофейным ножом, была довольно решительно поставлена точка в криминальной карьере всех вышеупомянутых. Всё. Несколько секунд, и из свидетелей — лишь вся сжавшаяся рыжая, мгновением ранее освобожденная из-под оттащенного и затем без всякой заминки добитого Акелы, погоняло коего так и осталось неведомым всем присутствующим действующим лицам. Живым, разумеется. Завершив эту кровавую вакханалию, к слову, не прибавившую красноты на теле удивительным образом исцелившегося от явно смертельных и до того так прям раскрасивших его ран, ещё недавно беспомощный, а теперь подозрительно опытный в деле смертоубийства школьник замер с недонесенной к карману рукой. В ней он сжимал предварительно не глядя оттертый об последнюю свою жертву уже сложенный нож. Однако до удивительного невозмутимый юноша, на миг задумавшись, такое ощущение, вдруг узнал что-то для себя новое, так как, покачав головой, был вынужден приняться оттирать трофей уже и от отпечатков пальцев, о которых словно бы и не догадывался до этого, прежде чем с некоторым сожалением избавиться от орудие убийства и забыть о прочей добыче, на которую, увы, но по здешним законам претендовать не выйдет. Наверное, именно поэтому на как бы даже слегка изменившемся и словно заматеревшем теперь лице ранее не самого искушенного юноши сейчас читалось негодование, прям как от святотатства какого-то. И ничего удивительного в таких действиях и поведении невысокого, светловолосого и сероглазого молодого человека нет, ведь после смерти, да-да, его убили-таки, от личности прошлого владельца тела осталась лишь некоторая часть. А вместе с подселенцем, как видно, не страдающим моральными терзаниями и всем тем, что характерно для большинства не закаленных и расслабленных сытым бытием в эпоху потребления, она образовала некую смесь. Не факт, что гремучую, но определенно необычную. Быстро закончив с делами, суровый школьник на миг задержался своим теперь холодным взглядом на телах. Но, что-то решив для себя, опять же, основываясь на опыте «местной» своей части, оставил их и решительно подошел к однокласснице. А явно уступив в какой-то внутренней схватке, без разговоров подхватил на руки ту, не способную сейчас на так необходимые оперативность и мобильность. Ну и, в лучших традициях так себе романов, поспешил отнести её, даже и не пикнувшую... Нет, не поскорее к ложу любви, чтобы получить благодарность, как мечталось одной из «половин» воскресшего школьника, и не в лес, чтоб прикопать, как хотелось бы другой. А туда, где можно было бы отмыться и переодеться, ну и донести, заодно, до рыжей, что в её же интересах помалкивать о случившемся. Как бы это всё не раздражало вселенца, ни в какую не желавшего уступать и признавать того, что доводить дело до крови никакой необходимости не было, а достаточно было бы просто вырубить шпану, избавив себя от всех теперешних забот и последствий. Всё же в разных обществах — свои представления об этой вот «достаточности», а отношение к мере самообороны может весьма разниться. В общем, парочка благополучно удалилась к совсем неподалеку находящейся квартире одного знакомца, оставившего ключ излишне оптимистичному школьнику, ибо несмотря ни на что питавшему надежду на то, что этим вечером это ему понадобится. Но оставим на его совести то обстоятельство, что вероятность подобного окончания вечера для робкого юнца была, прямо скажем, так себя. Тем более, что теперь-то всё иначе, а никогда не страдавшего избыточной чуткостью вселенца более не сдерживают его понятия о чести. Да и он уже успел уяснить, что вступился вовсе даже за простолюдинку, как бы ухоженно она не выглядела. Да и вообще, какие могут быть понятия, манеры, забота о репутации, когда в этом странном мире ВСЕ — простолюдины! **** На следующее утро, в той же подворотне. — Что тут, Валюх? — бесцеремонно отстраняя замершую над непонятными пятнами коллегу по делу обеспечения чистоты во дворах, поинтересовалась не особо пожилая полная женщина в оранжевом жилете. — Да хрень какая-то, Ринатовна! Ты посмотри на это, — возмущенно выдала сухонькая почти уже старушка, прекратившая всматриваться в испорченное коммунальное хозяйство. — А, наркоманы какие-нибудь опять что-то жгли, — равнодушно отмахнулась первая, поковырявшись носком кеда в ближайшей горке пепла. — Да какие наркоманы! Это ведь... как людские силуэты, не? — вскинулась бдительная вторая, в прошлом учительница родного языка и литературы, а теперь вот пенсионерка, как видно, по достоинству оцененная своей Родиной, чтоб ей процветать во веки веков! — Ой, да мало ли извращенцев, — не вняла непрошибаемая особа. — Насмотрятся этого своего ПикПока и давай в жо... — Да это-то тут причем? Вон же, пепел, а вон, очертания, как человечьи, на от жару поплывшем асфальте! — возмутилась не видящая связи неравнодушная, за что не раз уже страдала, экс-педагог. — Так и говорю ж, насмотрются, а потом эти... челленджи свои устраивают! Небось, с манекенами тут непотребства всякие... это самое, а потом сожгли их на камеру. Я, давеча, сама такое видела. Там мужик, тьфу, с мужиком и манекеном, махоньким таким, ужас что творили! — Да зачем же ты погань-то такую смотришь? — перекрестившись, возмутилась очень набожная «старушка», некогда кандидат в члены КПСС. — Врага надо знать в лицо! — безапелляционно заявила первая, а затем твёрдо добавила. — Всё, мети, Валюх, мети. А то нам сегодня ещё с Подхолмским проулком Катьке нужно подмогнуть. А после обеда мне — в поликлинику. Что-то давление подскочило после того безобразия, с манекеном мальчонки в смысле. А всё из-за вышек этих! 6G которые. — Свят-свят, спаси и сохрани... **** Тогда же, в квартире неподалеку. — Хорошо, мам. Обязательно. Не забуду покушать, обещаю. Я тоже тебя люблю, — а отложив смартфон, с которым уже привык взаимодействовать по достоинству оценив его возможности, светловолосый юноша расплылся в глуповатой улыбке и, украдкой утерев слезу, отпил кофе, вкус которого ему казался слишком плебейским и ни в какое сравнение не идущим даже с тем же Тхакиа́нским заваром. Мама Вячеслава Си́лина, конечно, удивилась необычному дружелюбию её всегда ершистого с нею сына, но отнесла эту странность на то, что кровиночка обзавелся наконец девочкой. Ну, раз не вернулся сегодня ночевать, о возможности чего, к слову, накануне предупреждал, вызвав тогда лишь снисходительную, но добрую улыбку. Не первый же раз. Предупреждал, в смысле. Но тут, как видно, впервые результативный. Что же касается самого расчувствовавшегося юноши с новообразованной личностью из безусого местного юнца Славки и умудренного опытом пришельца Ки́ма, то в конкретном случае перевесили эмоции сироты из другого мира. Не знавшего материнской любви, ну и презирающего своего «попутчика» за пренебрежение таким счастьем. А вот по поводу ночи мама ошиблась. Силин, как для простоты будет отныне именоваться продукт слияния Славки с Кимом, вовсе не исполнил давнюю мечту первого. А, хоть и с трудом, но усыпив одним интересным способом принесенную в квартиру знакомца рыжую, тут же помчал заметать следы, повинуясь «компетентному» мнению местного жителя, взращенного на фильмах и сериалах про всесильные органы правопорядка и страшные спецслужбы с их супертехнологиями. Которые непременно ведь будут применены для опознании тел из подворотни. Но нет, как говорится, тела — нет и дела! Теперь только и осталось, что порешать с Эльвирой Со́мовой. С рыжей одноклассницей Элькой в смысле. — Где я? — вошла на кухню закутанная в простыню ещё более лохматая рыжекудрая девушка с проницательными зелеными глазами из-под довольно модных и весьма крупных очков с незначительными диоптриями на своем довольно красивом и небольшом личике, острый подбородок которого, что нечасто встретишь у крупнолицых и редко утонченных рыжих, наряду с правильными чертами делал её просто очаровательной. — Спасибо за вчера, Элечка! — придвинув к ней тарелку с бутербродами и указав на кофеварку, решил начать игру одними лишь губами улыбающийся и, пусть всё теми же серыми, но теперь какими-то чужеродными и холодными глазами, цепко вглядывающийся в неё друг детства. О любви которого, к слову, девушка давно знала, но не считала себя в силах ответить взаимностью, пусть и питала достаточно тёплые, во многом дружеские чувства. Потому-то днём ранее и приняла его, наконец отважившегося, приглашение погулять вечером. Но лишь погулять. Вот только райончик был выбран пусть и близкий к квартире, ключи в кармане от которой жгли Славке бедро, но далеко не тот, к которым привыкли ученики элитной, можно сказать, школы. — А? — не совсем поняла слова собеседника чуть подзависшая Сомова. Пока ещё не паникующая, но близко к тому. — Спасибо, говорю, — откусив от бутерброда, уже не так проникновенно, а теперь и с набитым ртом, повторил Силин. Однако опомнившись, добавил с чувством. — Любимая. — Что?!! Я щас, — натурально паникуя воскликнула порядочная девочка, а в следующий миг она, чьи глаза округлились от осознания сказанного, с топотом умчала в ванную. Откуда, правда, вскоре раздалось «Ай!» и, после новой порции забавного топота обратно, прозвучало гневное. — Ты врёшь! Ничего не было. — Настоящий мужчина, да будет тебе известно, знает множество способов, как доказать свою любовь возлюбленной! — ни капли не смутившись, несколько высокопарно заявил в ответ пылкий и, как видно, многоопытный, хотя, кажется, что совсем не искренний как прежде юноша, когда осознал: что это она только что бегала проверять. Продолжил же невозмутимый Силин любезным предложением. — Кофе(поморщившись)*? * В скобках я буду указывать сопровождающие реплику действия, эмоции, ощущения, отношение к происходящему. — Я... я всё равно не верю тебе! Что... что это вообще было вчера? Почему у меня в голове всё словно в тумане? Ты опоил меня чем-то? — засыпала вопросами невозмутимо, но с отвращением пьющего ароматный напиток молодого человека возмущенная одноклассница, не узнающая в этом хищнике того травоядного Славика. — Тише. Сядь, — не терпящим возражений тоном пресек разгорающейся скандал собеседник, потянувшись к очередному бутерброду, на этот раз с сыром. — Какая же отвратительная тут еда. Так вот, вчера мы гуляли, гуляли... гуляли, гуляли, и тебе стало плохо. Говорю же, еда плохая, — покачав головой, потянулся за новым бутербродом, теперь с колбасой, недовольный Силин. — Я тебя принёс сюда и уложил спать. Всю ночь, знаешь ли, утирал тебе пот(проникновенно). Кошмары, видать, мучили. Какая гадость... какая гадость эта ваша колбаса. — Да прекрати жрать! Что это было? Признавайся. На нас ведь напали? И где моя одежда тогда? Раз ты говоришь, что мы просто гуляли, значит она должна быть где-то тут, целая и невредимая. Отвечай! — Говорю же. Еда плохая. Хм, а вот это ничего, — отправив в рот тонко-тонко нарезанное сало с чесночком на черном хлебушке, поделился наблюдением непрошибаемый тип. — Так вот, одежда пришла в негодность. Совсем. Уж прости, но за столом не стану объяснять, что и откуда из тебя полезло, раз всё пришлось выбросить. Вон, тот спортивный костюм можешь надеть. Ага, розовый и с неправдоподобно нарисованной мышью который. Дикари(себе под нос). Что смотришь? Другой одежды твоего размера — нет. Я проверял, — заявил, похоже, уже наевшийся молодой человек, нагло при этом уставившись на грудь и бёдра девушки напротив. Ну и не преминул добавить ещё одно наблюдение, исходя из увиденного. — Плохая еда, но калорийная. Так вот, если этих доводов недостаточно, то тогда, скажи на милость, где же делись твои побои и кровь нападавших, раз, как ты говоришь, мы побывали в переделке? Силин, к слов, после возвращения в квартиру убрал влажной губкой всю грязь и кровь с тела крепко спящей девушки, не забыв позаботиться и о её синяках. — А? Ой! Нет ничего. А ведь тут фингал, кажись, был, и губа разбитой должна была остаться. Стоп, какая кровь?!! Откуда ты тогда знаешь про кровь, если это только кошмар? — Так ты вслух бредила, когда я всю ночь у кроватки твоей сидел. — А за что ж ты тогда благодаришь, если только и делал, что оттирал меня от блево... от нечистот и, пока в бреду металась, компрессы менял? — Сказал же, забота о любимой мне доставила неописуемое удовольствие! За то и поблагодарил. А ты о чём подумала? — нагло улыбнувшись, скорее даже оскалившись, полюбопытствовал обладатель всё таких же холодных глаз, пусть живости мимики его могли позавидовать во МХАТе, а Станиславский аплодировал бы стоя. Но это не точно. — Хорошо. Притворюсь, что поверила тебе, но... Ладно, нам в школу уже пора, — не стала играть с огнём девушка, которой новый Славик жуть как нравился, пусть она и гнала эту мысль от себя, а то, что во время разговора он словно примерялся, как бы ей сподручней свернуть шею: справа налево или наоборот — так и вовсе внезапно заводило. Но, идиоткой рыжая никогда не была, поэтому предпочла не развивать тему, а... попробовать, чем непостижимая женская логика не шутит, даже замутить с таким вот преобразившимся Силиным. — Ага, собери мне ланч в школу, женщина. Я буду в гостиной, — встав из-за стола, и оказавшись в одних лишь семейках, пусть и, по случаю, дорогого брэнда, наглец покинул кухню, отправившись в скромных размеров зал стандартной двухкомнатки. — Вот... коззззёл... — прошипела себе под нос возмущенная Сомова, когда спина её нового «бойфренда» скрылась за дверью кухни, однако всё же принялась собирать ему тормозок. **** Позже, в школе. — Это вот что сейчас было? — недоумевая, спросила популярная в классе девочка у своей ошарашенной подруги. — Сама охренела, — наконец нашлась что сказать вопрошаемая, к слову, не менее популярная. — Я не поняла, этот дрищ тебя за жопу сейчас помял, когда мимо проходил? — не унималась деятельная и даже чуточку развязная Ро́гова, переводя взгляд с невысокого и всегда тихого Силина на видную и статную Ко́тову. — Угу, — подтвердила та размашистым кивком, заодно утверждаясь в мысли: раз не одна она была тому свидетелем, то значит — не привиделось, что, ввиду маловероятности произошедшего, вполне могло быть. — Так а чего ты ему тогда, не знаю, по яйцам не заехала? — сдув с черных пронзительных глаз челку аналогичного цвета каре, с непониманием уставилась на растерянную голубоглазую и светловолосую собеседницу её немногим чуть менее симпатичная, но более активная подружка. — Да... как-то растерялась. Не ожидала такого от Силина, — нашла объяснение своей нерешительности обладательница чуть золотистой роскошной россыпи тяжелых гладких волос до лопаток, то и дело нервно перебрасываемых то назад, то снова на увесистую, как для её достаточно юного возраста, грудь. — Я сейчас Ромчика позову, — сверкнув глазами, решительно заявила Рогова, уставшая сдувать чуть длинноватую косую челку, а потому заложившая её за милое ушко. — Он ему... — Да, точно! Давай, Кристин. Видос заодно снимем, а то у меня в ПикПоке совсем глухо в последнее время, и гладиаторские бои за мою благосклонность как раз в тему будут, — ухватилась за идею приосанившаяся Котова, непроизвольно ещё больше выставив предмет зависти своей весьма стройной и спортивной собеседницы, не способной похвастаться выдающимися формами. — Какую «благосклонность», ты чё? — набычилась ревнивая Рогова, уже пожалевшая, что предложила привести своего нового парня, больше чтоб прихвастнуть им, нежели дабы тот вступился за излишне переборчивую, но вполне способную ради лайков отбить его Котову. — Ну ладно-ладно. Я ж пошутила. Чего ты? Веди скорей, пока звонка не было. А спустя совсем непродолжительное время, успев до начала уроков, Рогова привела в класс своего, бывшего в соседнем, ненаглядного. Который, под заинтересованными взглядами присутствующих здесь её одноклассников, показательно плотоядно оскалился, заставляя не самых решительных из них даже отвести взгляд. — Вон, этот самоубийца, Ром, — весьма громко, чтоб все услышали и впечатлились её влиятельностью, произнесла невероятно довольная собой черноволоска, заботливо ориентируя своего достаточно крупногабаритного кавалера на весьма скромных размеров цель. — Ща всё будет, малыха. Вечером у тебя ж? Или у... — Ты, блин, сначала докажи, кто тут альфа, а потом подкатывай свои... понял? — влезла Котова в торг Романа с подругой. — Чё эт она? — чуть оторопел высокий крепкий шатен, занимавшийся борьбой не столько ради спортивной карьеры, сколько ради желания быть в обойме, так сказать, крутящихся там же самых авторитетных пацанов района, хотя зачем это сыну прокурора района — сказать трудно. — Не обращай внимания, коть. Урой этого, а мы потом сочтёмся, — прильнув к мощному плечу своего героя, заверила того в радужных перспективах черноволосая. А когда он, распрямив плечи, вальяжной походкой направился к позёвывающему за предпоследней партой у окна, а где ж ещё, Силину, то обернулась к светловолосой подруге и прошипела той, что-то увлеченно настраивающей в смартфоне. — Ты чё на Ромчика гонишь? Не лезь в наши с ним дела, поняла? — А чё он? Пусть сначала отработает... О! Началось. Всем привет, с вами Лера Мяу и сейчас я буду судить, кто достоин топтать эту землю... — А кто топтать зону? Слышь ты, больная, выруби это, а то я уже с тобой сниму что-нибудь из другого жанра. 18+. Поняла? — раздался сзади чуть хрипловатый голос невысокого черноволосого и бровастого юноши, который вошел в класс следом за только что отправившимся вершить справедливость, как он это понимал, Романом. Затем новое действующее лицо окинул многообещающим взглядом весь прочий класс, из-за чего все смартфоны тут же были убраны, и видеофиксация предстоящего происшествия прекратилась. — Вырубай, дура. Всё сделаем, Коко́сик. Она больше не будет, — выхватив из рук подзависшей Котовой её смартфон, глуповато улыбаясь, вдруг залебезила Рогова. — Эт кто? — настороженно шепнула ей на ухо заинтригованная подруга, когда черноволосый отошел. — Кокос это! Ты чё, с луны? — Тот самый? — А у нас их в школе дох... много, что ли? Тем временем, чуть в сторонке события приняли неожиданный поворот. А началось всё так: — Слышь, ты чё такой невежливый? — достаточно слышно даже в другом конце класса, вроде как шепотом, прогудел Роман, грозно нависая над развалившимся за партой Силиным. Тот же, в свою очередь, лениво повернул голову и обжег, иначе и не скажешь, холодом своего беспристрастного взгляда нависнувшего крепыша, усиленно давящего своим, многообещающим. А затем, расслабленно встав, чуть оттеснил на глазах утрачивающего инициативу громилу и принялся играть с тем в гляделки. Правда, продлилось это действо, вызвавшее гробовую тишину в классе, совсем не долго, так как Силин определенно не намеревался быть лишь пассивным участником его, а пусть как-то естественно и невзначай, что ли, но неуклонно отбирал инициативу у своего по всем параметрам превосходящего, однако ментально явно уступающего противника. Сначала он, не разрывая зрительный контакт, будто какой-то хищник принялся обходить свою, в недоумении даже замершую, весьма крупную «добычу», при этом словно исследуя её прям вызывающим мурашки взглядом, как бы взвешивая и выделяя самые лакомые кусочки, дабы распределить: что съесть сразу, а что оставить на потом. И такое, не укладывающееся ни в какие известные Роману рамки поведение этого вот, ни разу не суетливого, но постоянно находящегося в преисполненном уверенной и хищной грацией движении оппонента, выбивало из колеи крепыша, подсознательно, а может и по опыту столкновений, всё более ощущающего превосходство противника, а потому и не решающегося действовать, даже когда первый ступор прошел. Наконец давящий уверенностью Силин заставил визави отвести взгляд, а следом, оттеснив того, безмолвно стерпевшего такую наглость, он стремительно, но при этом как-то прям неспешно или, скорее, вальяжно направился к словно мышь под взглядом удава замершей Котовой, как видно, верно определив источник проблем. — Что же это ты, лапочка? — приторно ласково заговорил такой непривычный одноклассник, словно в воплощении всех подростковых мечт в одночасье превратившийся из теряющегося в обществе задрота в подавляющего это самое общество доминатора. Не дожидаясь ответа, «дрищ», как ранее назвала его черноволосая, непозволительно близко подошел к светловолосой, которой, прижатой теперь к стене, попросту некуда стало отступать, и там, ощущая тепло её выдающейся груди на своей, произнес чуть ли не на ушко, обдавая жаром собственного дыхания шею голубоглазки, затрепетавшей то ли всё также от страха, то ли от невъе... невероятности нашего героя: — А я ведь так хотел подружиться с тобой, — прозвучало это несколько томно и с явственно наигранным сожалением. — Ты ведь так прекрасна, а моё сердце всё же не камень, и его биение не унять, когда рядом столь... В этот момент откуда-то извне класса послышалось: — Ну, мам, сказала же: всё в порядке! Да, сеструха сумку с тетрадками и учебниками принесла. Нет, позавтракала я. Да нормально же, ма! Ну что тут такого, заночевала у подруги, подумаешь? Чего ты так за... — договорить по телефону вошедшая в класс рыжая, сегодня в смешном розовом спортивном костюме и нарядных босоножках на высоких каблуках, не смогла, так как представшая ей картина заставила её просто-таки вскипеть от негодования. — Мне пора, мам. Силин! Ты что творишь, гад?!! А ну отлипни от неё! Быстро, проклятый предатель! Эмоциональная реплика, ещё одной популярной в классе девочки, не только прервала речи упомянутого «предателя», побудив того, скорее всего под влиянием Славиковой половины, и вправду отпрянуть от раскрасневшейся Котовой, но и заставила всех присутствующих вырваться из оцепенения, в которое умудрился их погрузить столь разительно переменившийся одноклассник, ранее от которого подобного просто немыслимо было бы ожидать. Только Кокос и оставался в себе, с любопытством наблюдая за развитием ситуации. — Ром! — выдала наконец охреневшая от пассивной безынициативности своего героя Кристина Рогова, воплотив в этом восклицании недоумение, негодование и даже разочарование. Как от пощечины дернувшийся борцуха весь тут же налился кровью и в следующий миг ринулся вперед, оглашая помещение нечленораздельным то ли рыком, то ли мычанием. Трудно понять. Однако его всесокрушаюшая атака напоролась на уж совсем неожиданную реакцию до сих пор непопулярного одноклассника большинства тех, кто с увлеченным интересом теперь наблюдал за происходящим, когда как Кокос, в отличие от них, даже весь подобрался от увиденного. Силин, похоже, отчётливо осознавал: увернись он, что, к слову, не составило бы ему особого труда, от эдакого таранного удара рогами, будь те у несущегося головой вперёд Романа, и тогда Валерию Котову однозначно сомнёт. А потому Вячеслав резко развернулся и, сделав шаг навстречу угрозе, как-то неуловимо быстро присел, одновременно с этим произведя отчетливо слышимый удар кулаком куда-то в район живота несущейся на них громадины восстанавливающего свою репутацию шатена. Как показали дальнейшие события, ещё сильнее растерявшего её. Гигант, согнувшийся от невероятно мощного удара, это если принять во внимание явно неспортивного Силина, едва не теряя сознание повалился сначала на колени, а затем и на бок, оставшись на полу скрючившейся фигурой. Кокос же, будучи и сам далеко не слабым бойцом, разумеется в своей весовой категории, а главное, повидавшим немало таковых, причем порой самых что ни на есть матерых в тех крышуемых его братом подпольных боях, где могло всё кончиться не только лишь нокаутом, так вот, этот вот черноволосый сразу уловил, что белобрысый, сваливший только что тушу стокилограммового шатена — либо невообразимо везучий гений, на которого природа не пожалела своих чудес, либо какой-то законспирированный супергерой из дурацких комиксов. Ибо, имея подобные физические параметры, просто невозможно так двигаться и тем более бить, вертя старушку физику, как известно, ту ещё беспощадную особу, на не менее известном месте. — Ну ты как, родной? — под шепотки одноклассников принялся помогать поверженном Голиафу наш Давид, по матушке вполне таки имевший право на подобную аналогию, каким бы сероглазым и светловолосым с виду ни был. — Порядок? Идти сможешь? Давай-давай, подъем. Вот и хорошо. Эй, как там тебя, на вот, отведи своего мальчонку, а то уроки скоро начнутся. И передай, куда ты там собрался, что я всегда готов оспорить право продолжать вдыхать воздух даже с самой многочисленной стаей, даже самых свирепых грызунов, какими бы волками они себя не мнили. Понял, наблюдательный ты наш? Вот и ладненько, ступай. Кокос, пусть и скрипел зубами, а рука его так и тянулась к ножу в кармане, кинжал, увы, по традициям своего неуживчивого народа он пока не заслужил, но всё же своим чутьем он понимал: на кого можно, а на кого опасно открывать рот, и потому лишь кивнул, хорошенько запомнив все обиды, прежде чем удалиться. Удалиться воплощать задумку только что разыгравшего его как фигуру в начатой партии ещё недавно приора IX легиона Великой Освободительной Армии Справедливости, а до того 2-го рыцаря 8-й компании Серебряной баталии Сильноре́цкого полка, Его Чести кавалера Кима Фро́йза из Сильнобе́йских. Боевого мага, если кто не понял, чья личность слилась с таковой у школьника из другого мира. Ну и теперь вот, повинуясь провернувшему подобное кому-то неведомому, но определенно могучему, новообразованный «композит» обязан выступить в роли эдакого инфильтратора, дабы поспособствовать экспансии с последующим покорением данного техномира.