Это другое

ГЛАВА 15 В понедельник перед уроками, школа. — И чё? — потребовал продолжения истории один из старшеклассников, самый рослый. — Чё-чё... ну он и говорит, мол, только тебя, как самого чёткого — всего лишь за сотку проведу, — лучась самодовольством, продолжил столь авторитетный сейчас в своей компании другой школьник, самый подвижный. — Кру-уто! — не удержал восторгов третий, самый богато одетый, хотя и остальные, мягко говоря, не бедствовали. — А то! Мне папахен на карманные в неделю больше дает, так что, считай, даром в Зону попал! — приосанился «подвижный», тоже, по всему видно, не самый нуждающийся молодой человек, в данный момент повествующий о своем ярком уик-энде, находясь при этом в стенах школы для не самой простой, к слову, молодежи. — Ну да, ну да, — прыснул скептически наблюдавший за беседой трех его приятелей самый бывалый из квартета мажоров. — Этот твой, как ты сказал, нужный человек — небось и в месяц столько не видит, а тут за раз слупил. Хе-хе. — Да плевать, я б и больше за такое отдал! Короче, в Зону как пробрались, тут-то мне суперское колечко и прилетело. — И? — едва сдерживался «богатенький», пока «подвижный» держал интригующую паузу, «бывалый» всё также скептически ухмылялся, а «рослый» просто молча завидовал. — Хождение по воде! — торжественно озвучил наконец рассказчик доставшуюся ему с золотым кольцом от княгини способность. — О-хре-неть! — Шикос! — Так в Воднинске ж водоемов нет, — внёс, так сказать, ложку скепсиса в бочку восхищения прочих «бывалый», и вправду подметив странность упомянутого населенного пункта, как видно, вовсе не с говорящим названием. — Ну и пофиг. Я на луже проверял, а потом и в ванну у одного там попросился залезть, он всего-то двадцатку за то взял — работает! — не унывал «подвижный. — Вот ты... неугомонный, — едва не сказав: лошара, вовремя поправился «бывалый», давая оценку похождениям в прошедшие выходные своего знакомца, смотавшегося за острыми ощущениями в сейчас, можно сказать, блокированный Воднинск. Во всяком случае, пока власти не достигли договоренностей с княгиней Беловой, на основных дорогах выставлены кордоны с КПП. Что, как видно, так себе препятствие для задавшихся целью проникнуть в так называемую Зону. Наверняка «сталкерами» из местных, не гнушающимися заработка на наивных приезжих, так названную. — Крутая, короче, способность: только и надо, что ног, например, коснуться, ну а потом почти час не тонешь. Причем это не только на себе работает. Я так, прикинь, железку одну «зачаровал», так она, блин, прям как пёрышко потом в ванне плавала! — продолжал хвастаться тот, чья жизнь куда ярче, получается, чем у его слушателей, и всего то в ничего, как он считает, ему такое обошлось. — Жаль, конечно, что, когда выходили, ещё сотку пришлось отлистать. Ну, чтоб Долговцы не приняли. Но мы зато, когда обходили их секретным путем, через аномалию шли! — Кто-кто, не приняли? — охренел «рослый», услышав знакомые названия, пока «бывалый» боролся с приступом смеха. — Местные силовиков так прозвали, — отмахнулся явно потратившийся на эти выходные юноша, которого, правда, ничто не смущало. — А, — понятливо покивали все, каждый, похоже, вкладывая в это вот «А» свой смысл. — А что за аномалия-то такая? — полюбопытствовал «рослый», бывший явно поклонником вселенной старенькой игры «С-Т-А-Л-К-Е-Р: Тень Чернодо́ля». — Жуткая! Если б не болты, по пятёре за каждый, то там бы нам и край, — потемнев лицом, выдал «подвижный», с такой-то рожей способный посоперничать теперь с ухахатывающимся про себя «бывалым» за его имя. — Так а делает-то она что? — не унимался заинтригованный «рослый». — Да я ж не поехавший, чтоб туда лезть! Благо, болты удачно покидал, пройдя так и не задев. Хз, корч, но сталкер сказал: гиблое, мол, место — и водки сразу накатил. Видать, потерял там кого, — сделав ещё более повидавшее, так сказать, выражение лица, с эдакой хрипотцой заявил даже несколько степенный в данный момент «подвижный». — А, — снова, с помощью разнообразных интонаций, дали понять слушатели, что они думают обо всём этом. — Да-а, братан, потрепала тебя жизнь, — то ли стебался, то ли и вправду проникся «рослый», по чьему не самому живому и, чего уж там, умному лицу трудно было понять его эмоции. — Ну а не пробовал утащить из Зоны чего? — не обращая ни на что внимания, продолжал плескать воодушевлением «богатенький», с пробудившейся прямо-таки страстью в глазах внимавший приключенцу выходного дня, так сказать. — А то! Вот: артефакт, — с торжественным видом выложив на подоконник, у которого, собственно, и велась беседа, какой-то затейливо покрученный кусок невесть чего, принялся, похоже, окупать свою поездку «подвижный», теперь достойный именоваться «предприимчивым». — А что оно делает? — прогудел «рослый», достойный стать теперь «неглупым», так как с неподдельным сомнением поглядывал сейчас на какой-то откровенно мусор, скорее всего, точно также втюханный заезжему мажорчику оборотистым местным. — Это ж память! — традиционно подвижно возмутился «предприимчивый». «Бывалый» на это, хоть ему и стоило немалых трудов, лишь промолчал, становясь теперь более чем кто-либо достойным ачивки «выдержанный». — Сколько? — сверкая глазами, потянулся своими дрожащими руками к гостинцам из Зоны «богатенький», хотя теперь уж скорее «страстный». — Да ты что? Я такую редкость — никому! — скорчив категоричную мину, активно набивал цену «предприимчивый». — Дам пятьсот! — рубанул рукой аж покрасневший «страстный», не переставший от того, как видно, быть и «богатеньким». — Ну ты даешь? Да за пятьсот — и я бы взял! — с до скрежета зубов честной рожей внезапно влез ухахатывающийся внутри «бывалый», выдержке которого по-прежнему можно только позавидовать. — Семьсот! Больше нет просто, — отчаянно закусил губу столь страстный сын не самого, к слову, высокопоставленного работника областной прокуратуры. Тот, папа которого ни в чём не отказывал своему чаду, даже когда оно въехало в остановку на новом ренжаке. — Но завтра — ещё столько же! — тут же поставил ультиматум разошедшийся «предприимчивый», подвижность которого куда-то пропала, а хищная расчетливость, видимо от напряжения, на миг проступила. — Идёт! — решился наконец «страстный», увидев с какой задумчивостью памятный артефакт теперь рассматривает и «рослый», которому, по-видимому, всё же поспешно было присуждено звание «неглупый». — Эх, везет тебе, бро! Жаль, что у меня сейчас с лавэ не очень. Мать под следствием, так что мы пока скромничаем, — поздравил «бывалый» с приобретением теперь и вправду ценного хабара счастливого «богатенького», чья страсть только что была утолена. А сказав это, переживающий не лучшие времена «выдержанный» не удержался и украдкой подмигнул, мол, с тебя процент, тому самому «подвижному». Который, к слову, лукавил, когда утверждал про карманные на неделю, ибо после резонансного дела с Султаном и генералом Хлюповым многим почтенным семействам провинции пришлось подсократить привычные расходы, а упомянутому молодому человеку переквалифицироваться в «предприимчивого». Во всяком случае, пока ещё привластный родитель на виду, и не завершена чистка в рядах, так сказать, с выявлением «оказавшихся не товарищами». — Мальчики, а где тут класс Химии? — раздалось из-за спин занятного квартета. — Ты вообще кто, мелкая? — с недоумением уставился на заблудившуюся пигалицу снова обретший подвижность «предприимчивый». — Ты корпусом ошиблась. Восьмые классы — в желтом, — как-то нервно отмахнулся от девицы «бывалый», словно бы при этом в очередной раз проявив выдержку, а то и прям держа себя в руках. Ну или показалось. — Да нет, я не ошиблась, — мило похихикав, попыталась, как и они, выходит, старшеклассница донести обманувшимся её юным видом школьникам, что вовсе не перепутала корпус. — Просто я здесь впервые и... — О! — встрепенувшись, не дал договорить незнакомой ему девочке, знавший всех чад значимых людей города, «страстный», который явно что-то придумал, так как тут же полез за чем-то в, как видно, ещё не обедневший карман. — А пошли с нами. Повеселимся. Хочешь попробовать? Смотри какие: вот розовенькие. А есть и такие: салатовые. От этих ещё веселее. Всё — очень дорогое, малая! — А у меня, во: кислотно-зеленые! — тут же подхватил инициативу «подвижный», также не узнавший в милашке кого-либо особенного, так сказать, ну и, как видно, моментально уловивший задумку. — На, глотай. А потом мы покажем, где твой класс, — настойчиво что-то протянул сбитой с толку школьнице «страстный». — Не, ребят, я таблетки не... — Не беда, у меня вот и «снежок» есть, — снова перебив совсем сжавшуюся мелюзгу, пошел ей на встречу, как он это понимал, «подвижный», уже вынимая небольшой пакетик с каким-то порошком. — Ну чего ты ломаешься? Пофиг, тащи её, бро! Да рот же, рот ей заткни! Что ты, как в первый раз? — Не дергайся, мелкая, сейчас мы сходим под лестницу, а потом ты уже никуда не захочешь, — подключился «рослый», которому и вправду не впервой. — Ай, кусается! Вот, сссу-ука!!! — отскочил «подвижный», который больше мешал своему крупному «бро» волочить вырывающуюся и что-то мычащую с зажатым ртом девчонку, за которой, увы, нет ни папы в прокуратуре, ни мамы в горсовете, ни даже дяди в райотделе, да и в купеческой гильдии — никого, если судить по её одежде, обошедшейся явно дешевле, чем покусанный мажор потратил за уик-энд. — Да что вы телитесь? Засуньте их уже ей в рот! Хотя, нет. Выкинь эту «детскую» ерунду. На вот, возьми эти, серенькие! — включился наконец и «бывалый», который словно сомневался до этого, хотя опыта, как видно, у него не меньше, чем у прочих. — Эти — самые ядерные! Она под ними сама на кого хошь и на что угодно полезет. Только держите её крепче, а то и в окно может... полетать выйти. — Не, это мы её потом, хе-хе, отпустим, — заржал оживившийся «рослый». — Да не, мне нельзя сейчас. Мать же под следствием. Так что просто повеселимся и отпустим, — озвучил причину своих прежних сомнений и сдержанности очень охочий до всякого такого «бывалый». — Фигня! Вон, у Пузырёва батя отмажет, — подсказал выход «подвижный». — Тогда — семьсот завтра не принесу! — вскинулся упомянутый «страстный», со всем жаром не забывая исследовать девичьи прелести под не достаточно дорогой для данного учебного заведения юбкой. — Идет! — отмахнулся «подвижный», который, будучи распаленным ситуацией, похоже позабыл, что он вроде как и «предприимчивый» ещё. — Да что ты возишься? Разожми ей уже зубы и всунь эту гребаную пилюлю в рот! — взялся за дело заверенный в отсутствии последствий, а потому воодушевленный теперь «бывалый». — Если, конечно, хочешь что-то другое ей туда же совать, и чтоб она при этом зубами не сильно клацала. — Готово! — довольно констатировал «рослый». — Вот и ладненько. Ща, пять сек, и подействует, — едва не потирал руки «бывалый», прекрасно знавший: на что способны те самые «серенькие». — Ого, зацени её трули! — наконец добрался до самого сладкого «страстный». — Хренасе! Да у той, блин, эскортницы Мадлен, или как там ту шмару звали, ну, которую мы в лесу скинули в том месяце, так и то стринги поскромнее были! — недоумевал видавший виды «бывалый». — Не, она вообще в школу, или куда в таком вот пришла? Чёт малолетки пошли: совсем какие-то, э-эм... — Ага, развязные, — подсказал слово «страстный», вовсю оправдывая своё поименование, ибо с соответствующими эмоциями стягивал с жертвы так взволновавшее его нижнее белье не совсем в духе среднестатистических школьниц, так сазать. — Я вам не сильно тут мешаю? — наконец раздалось откуда-то со стороны, где случайный свидетель столь неприглядной ситуации уже некоторое время созерцал происходящее паскудство. — О! Как там тебя, Силин, хочешь разговеться? — предложил «бывалый», приподняв юбку своей уже не бьющейся жертвы. — Да не, ему Сомова теперь даёт, — уточнил диспозицию, как видно, осведомлённый «подвижный». — Да чёс! Что б такому обмылку и... Договорить недоверчивый «бывалый» не сумел, ибо и больно, без зубов-то, да и, когда у тебя разом сломаны обе руки — уже как-то не до того. И это, к слову, не самое серьезное, о чем стоило бы переживать оказавшемуся не всегда, как видно, выдержанным молодому человеку. Следующим же, кто подобно ему утратил возможность к деторождению, со всеми связанными с этим важным процессом удовольствиями, стал «рослый». А избран именно он был, поскольку являлся наиболее внушительным, если это вообще уместно к школоте, противником для не ставшего затягивать с отморозками Силина. К слову, едва ли не в воздухе размазавшегося, прежде чем начать прям безжалостно и скоренько действовать. Уроки, которые вот-вот начнутся, никто ведь не отменял, так что стоит поторопиться тут. Когда же и этот, некогда гордый обладатель тестикул, а теперь несбыточная надежда своего папы на внуков, уже со страшным воем корчился на полу рядом с не менее охолощённым, так сказать, первым, то обладавший повышенной подвижностью и некоторой предприимчивостью третий мажор попытался оправдать свои прозвища. Этот вот находчивый юноша резко швырнул всё ещё зажимаемые им в руке порошок и разноцветные таблетки прямо в лицо столь бескомпромиссно калечащему их сейчас нищеброду из параллельного класса. Тому, у которого мать — лишь черный бухгалтер, пусть и всего бизнеса региональной диаспоры одного, по их мнению богоизбранного, народа, а отец — и вовсе при жизни был... нет, не разбившимся летчиком, как рассказывала маленькому Славику мама, а вполне себе недожившим до благословенных времен криминальным авторитетом, по крови из числа национального большинства, так сказать. И вот перед таким, недостойным даже присутствия в одних стенах со славными отпрысками чиновничьих династий, как раз и была произведена постановка почти что дымовой и при том дурманящей завесы, после чего «подвижный» сразу же, всё-таки оправдывая имя, резво отскочил назад. Вот только по недосмотру уперся спиной в стену, а потому был вынужден принять бой, ибо пути к отступлению оказались перекрыты воющими соратниками по мерзостям и неуклонно надвигающимся Силиным. Который, тем временем, не особо огорчившись резвости улизнувшего шустряка, как-то походя и чуть ли неглядя, но не менее безжалостно покончил с генофондом, так сказать, ещё одного славного семейства, в лице до сего момента пребывавшего в ступоре «богатенького», порой излишне страстного, что и не довело подонка до добра. Он, конечно, оправдывая имя, может быть, и откупился бы: папа, как-никак, ничего не жалел сыночку, и у чадушки на кармане завсегда был приличный пресс нала, дабы откупаться, не отвлекая своими звонками по всяким пустякам важного прокуроского чина от его работы на благо... ну и родины тоже. Да вот только потратился сегодня «страстный» на, будь он неладен, артефакт из Зоны, а потому немного запнулся с предложением выкупа за свои яйчишки, ну и, получается, опоздал. Но это даже ничего. Вон, как прогрессивно на западе-то, так что ему теперь обязательно найдется подходящее название из беспрестанно растущей номенклатуры меньшинств, ну и непременно — достойное место под радужным знаменем! Тем временем, оставшийся единственным «подвижный», уповая на россыпь дури в лицо противнику, выхватил самый натуральный ствол. Папенька пусть и не одобрял, но закрывал глаза, как и на многое другое, впрочем. Ну а когда в дрожащей руке оказалась волына со спиленными номерами, однажды купленная за карманные у еще одного из множества знакомых, как он их называет, нужных людей, то «предприимчивый» предпринял самое закономерное и очевидное действие, то есть нажал на спуск. Идиот. Предохранитель-то был в положении «сейфти», как сказал бы этот ганшутер недобитый, посещай он тир с модным нынче инструктором, а не пали из тачки на полном ходу по... по чему и иногда даже кому придется. Вот поэтому вскоре ствол с, что характерно, высокой мушкой, видимо под коллиматор, и оказался стараниями молниеносно увернувшегося от наркотического облака с россыпью таблеток Силина — прямо в ж... в не предназначенном, короче, для таких острогранных предметов с не самой милосердной геометрией месте, да ещё и сделав пару оборотов там. Для профилактики, как говорится. Про стандартную уже кару несостоявшихся сегодня насильников и говорить нечего. Тут Силин остался верен себе, а потому весь квартет кастратов теперь выл и ползал по полу, кто-то извиваясь да кувыркаясь, а кто-то исключительно на животе, мда. — Вот честное слово, жалко, — пробубнил достающий телефон Силин. — Жалко, что одному уважаемому человеку, пусть и покойнику уже, я обещал никого не убивать без согласования. Не то чтобы я был прям уж совсем-совсем человек слова, но в конкретной ситуации, считайте, что вам повезло. Алло, Рябов, слушай боевой приказ... Почему нет? Так я ж в кино такое видел. Не? Ну ладно-ладно. Тогда не боевой, а просто приказ... Да всё нормально у меня, не перебивай. Короче так, капитан, ты — начштаба, сам ведь сказал, и за язык тебя никто не тянул, вот и поручаю тебе: разработать операцию по скорейшему захвату группы глубокозаконспирированных агентов влияния иностранной разведки, а может и не одной, уже лет эм, пять как... хотя нет, три, не больше, занимающихся покрывательством отмороженной банды особо опасных малолетних преступников, старательно и планомерно дискредитирующих светлый образ отечественного чиновника! Данные по фигурантам сейчас вышлю. Захват осуществлять жестко, допрос — пристрастно! Если нужна силовая поддержка, то я к вашим услугам, Виктор Олегович, только скажите: где и когда быть — и тогда со мной вам никакие маски-шоу более не понадобятся. Что спрашиваешь? Как это я так вовремя оказался под лестницей? Не поверишь: совершенно случайно! Стоп, а откуда ты знаешь то, где всё произошло? Лена? Какая Лена? Куда-куда, ты говоришь, обернуться? А, вижу. Точно, что-то строчит в своем телефоне. Да быстро-то как! И когда только успела целый отчет накатать? Я-то думал, она под веществами и сейчас, не контролируя свою подстегнутую похоть, с непристойными предложениями кидаться начнет. Ты б видел, Вить, в каких она трусах в школу припёрлась. Даже я покраснел. А оно вона как. Ага, вот, кстати, и таблетка выплюнутая валяется. А как правдоподобно-то вырывалась и извивалась, трогательно мыча. Артистка! Да ты что? Щукинское? Не может быть. Прима Усть-Днестровского ТЮЗа? Школа балета Моисейченко ещё? Разряд по семиборью впридачу? Мастер баритсу? Черный пояс по бесконтактному ушу? Айкидо — три года стажировки на горе Фудзи? Мамма мия, когда она успела-то ещё и доктором наук стать? Ты её видел вообще? Ей же на вид лет тринадцать, блин. Ну ладно-ладно, преувеличиваю, конечно, но восемнадцать я бы ей не дал. СКОКА? Тридцатник? Ё-моё... Ладно, капитан, об этом потом. Вернемся к нашим баранам, то есть крысёнышам и вырастившим их крысам. Поверь мне, Рябов, если родители этой вот гнили по-прежнему останутся без внимания Родины, то я либо сам уборку проведу, беспощадно зачищая от мерзких язв на её пораженном скверной теле, не брезгуя никакими ампутациями хоть на живую, хоть после заботливого удара по голове, либо мне с такой Родиной не по пути! Ты понял, Виктор? Вот и ладненько. Я верю тебе, Витя, главное теперь, чтобы те, кто над тобой, поверили и мне. Поверили, что я не шучу и не преувеличиваю. Всё, тогда до связи. Ах да, пришли кого-нибудь за этими вот. Выслал уже? Ну и хорошо, жду(завершая звонок). Что ж, ну здравствуйте, лейтенант Прекрасова. Прежде чем мы поспешим на уроки, вы не могли бы ответить мне на терзающий меня вопрос: почему красные? **** Большая перемена, в кафетерии. — А ты, Славочка, любишь помоложе, оказывается, — ехидничала фигуристая блондинка Котова, скептически поглядывая на изящную, даже слишком, Прекрасову. — Силин! Зачем она, ведь есть я? — ярилась высокая и стройная брюнетка Рогова, возмущенно тыча пальцем в, если бы не лицо и рост, то почти что свою копию, или, скорее, сестрёнку. Младшую. — Как ты мог, любимый? Я так страдаю! — скандалила, едва при этом не стонущая от наслаждения, извращенка Сомова, пока беспардонно крутила и чуть ли не ощупывала слегка охреневшую от такой непосредственности рыжей, а потому и безропотно позволявшую подобное вот обладательницу чуть более длинного нежели у «старшей сестренки» черного каре, насыщенно-синих глаз с легким восточным прищуром да при выразительных скулах, что добавляло некой хищной красоты, однако наивно приоткрытый ротик в обрамлении пухлых губок нивелировал это впечатление и сглаживал образ, заставляя любого взглянувшего на это «юное» очаровательное создание просто-таки умилиться. — Не понимаю, о чем вы, — лениво отмахнулся Силин, отпив вредной сладкой газировки, на которую привередливый Ким буквально подсел, оказавшись в этом мире. А затем и дальше продолжил что-то черкать в прихваченной с собой тетрадке. — Что значит, не понимаю? Если ты не заметил, то у тебя, пока ты кракозябры какие-то корябаешь да палки с пеньками малякаешь, под боком примостилась эта нахальная пигалица, только сегодня переведенная, а уже влезшая в наши отношения! И ты заявляешь, что не при делах?!! — уперла руки в бока светленькая Лера, всё-таки не выдержавшая и, вместо того чтобы и дальше продолжать язвить, высказавшая-таки всё прямо. — Да ладно бы ещё, если б она была какая-нибудь необычная. Ну там, платиновая блондинка с пепельным оттенком, например. Или же, на крайняк, расы другой. А то ведь... вот! — поддержала снова подругу, в который уже раз возмущенно указав на черное каре притихшей Елены, не понимающая подобной вторичности весьма взволнованная тёмненькая Кристина. — Жестокий! Жестокий! — неистовствовала разрумянившаяся и тяжело теперь дышащая рыженькая Эля. — Ему, понимаешь, недостаточно было того, что наобещал нам с три короба, а в итоге оставил с носом, так он ещё и на все выходные куда-то пропал! — разошлась честолюбивая Валерия Котова, приплетя сорвавшуюся поездку на дачу к озеру в качестве официального, так сказать, повода выплеснуть неудовольствие. — Ага, два дня где-то шлялся. Без нас! — вложив всю свою боль и страдание в последнюю фразу, вторила ей жаждавшая движ Кристина Рогова. — Бессердечный! — уже чуть ли не содрогалась от сладостных страданий категорически испорченная Эльвира Сомова. — Ему, видите ли, мало наших страданий, так он, вон, ещё... какую-то нашел! — не находила слов, чтобы выразить возмущение, голубоглазая блондинка. — Да ещё такую... никакую! — негодовала именно по этому, похоже, поводу черноглазая брюнетка. — Да-а-а!!! — уже, как видно, не способная вербально сформулировать мысль, чуть ли не рычала зеленоглазая школьница, чьи рыжие кудри сейчас прямо-таки мистическим образом едва ли не жили своей жизнью. — Забавно у вас тут, — очаровательно поморгав, лишь пропищала себе под нос, ну или на ухо товарищу капитану, синеокая товарищ лейтенант, убравшая за ухо черные блестящие волосы своего длинноватого каре. — Девочки, — с тяжелой, прямо скажем, интонацией начал, что-то дописавший и отвлекшийся наконец Силин. Однако продолжил всё же значительно мягче, так как три пары глаз, зеленых, голубых и черных — смотрели на него теперь, как на готовую рвануть бомбу, то есть прищурившись и даже чуть вжав шеи, при этом ещё одна пара, синих — с интересом и некоторым удивлением, ну а последняя, серых и недавно присоединившихся — с некоторым даже азартом. — Не шумите, девочки. И я, если вы ещё не заметили, силой никого не удерживаю. — Ах, как тут у вас всё запутано, — восхитилась мимо как раз «проплывавшая» своей соблазнительной походкой та самая обладательница азартных серых, или даже серо-голубых глаз, а заодно и очередного каре. На этот раз платинового и настолько идеального, что какого-то даже неестественного, словно это... нет, не парик, а результат работы гримера сразу перед сценой с сантехником, а то и двумя сразу. Ну а проверенным уже способом вроде как невзначай задев юношу своим роскошным бедром, сегодня затянутым в ещё более соблазнительную юбку, Ольга Ильинична продолжила. — Силин, ты поражаешь меня! Насколько за эту неделю возросла твоя популярность, настолько же и повысилась успеваемость. Поразительно! Почерк вот только в домашках несколько более округлый стал и, я бы сказала, женственный(зырк на потупившуюся рыжую). Ой, какая прелесть! Это у тебя на пальчике реплика одного из тех самых золотых колечек из княжеств? Надо же! Где покупал? Я тоже себе такое хочу. Последний же писк! — Детский сад, — не умолчала Котова, закатив свои голубые очи, когда как Рогова лишь сузила свои черные и теперь поглядывала с подозрением на спокойного как слон Силина, ну а Сомова прятала за стеклами очков свои лукавые зеленые. Прекрасова, к слову, лишь глупенько хлопала своими синими, но заметку просебя сделала о явном недосмотре и об отсутствии проработанной легенды на счёт объекта «кольцо» на пальце подопытного. — Это настоящее, — немногословно спрятал, как говорится, на виду потайное пофигистичный школьник, вяло водя своими скучающими сейчас холодно серыми глазами. — Ах, Слава, Слава, а я-то думала, что ты уже вырос из коротких штанишек, — с проглядывающим сожалением вздохнула порочная училка, прекратив плотоядно облизываться на, как видно, во всяком случае ей, ещё совсем ребенка. А после утраты интереса к жертве своей хищнической натуры, направилась дальше со своим подносом. — Чао, малышня! — От-эта задница у неё! — не умолчала Рогова, проводив глазами роскошные формы и явно предмет зависти. — А повиляла-то, повиляла как! — брюзжала недовольная конкуренцией Котова. — Ах, я... — Как и сказал, — не дав озвучить Сомовой своё очень ценное мнение об удалившейся училке, продолжил Силин, который, если так разобраться, не особо-то и нуждался уже аж в трех красавицах. — Никого не держу! Мне не доставляет никакого удовольствия неволить, а тем более мучить вас, поэтому предлагаю расставить все точки над [Ткхе]! Тьфу ты, над «i», я имел ввиду. При всём при этом прерванную на полуслове рыжую, которая собралась было куда-то убегать, озвучивший свой ультиматум бессердечный мужлан схватил за руку и бесцеремонно усадил себе на колени. Похоже, на счёт конкретно неё он уже всё решил, чему, разумеется, поспособствовал Славик внутри. — Мне бы это... в туалет мне, — пропищала Сомова, на которую жестокие слова её бессердечного парня произвели отличный от всех прочих эффект, и этой странной девушке, побывавшей только что на пике, так сказать, действительно не мешало бы сменить бельё. — Я — никуда не уйду! — бескомпромиссно заявила черноволосая Рогова, при этом усевшись на руки ещё сильнее покрасневшей рыжей. Свободных мест просто не было, а не то чтобы Сомова была чудо как хороша в роли подушки под попу, хотя, чего не отнять, того не отнять. — Три или четыре — невелика разница, — пожала плечами Котова, эротично, как ей показалось, откинув золотистый локон и по хозяйски облокотившись сзади на плечи юноши своей, самой выигрышной на фоне всех присутствующих, грудью. Во всяком случае, Ольга Ильинична далеко, поэтому пока так. — Ну что ж, тогда познакомьтесь, — начал уже менее замораживающим голосом оттаявший Силин, на коем сейчас все присутствующие в зале представители мужского пола скрестили свои взгляды, как завистливые, так и, откровенно, ненавидящие. Продолжил же наглый школьник с несколько странной интонацией, то ли лукавой, то ли озорной, а может даже и мстительной. — Это Лена. Она — моя... сестрёнка(оскалившись на все, пока ещё 28). — Козёл, — то ли и впрямь вслух сказала, то ли настолько громко подумала Прекрасова.