***
В большом зале Нарготронда бушевали эльфийские страсти. Всеми забытый Берен сидел рядом с королем, горестно сдвинув брови, и слушал нарастающую перепалку вокруг. Слова ему не предоставляли, но если бы все же вспомнили и предоставили, он возопил бы: «Отпустите меня, Единого ради!» Не иначе Тьма попутала его, когда, вспомнив о наследном обещании, он отправился в Нарготронд. Он-то думал… Ну, взъелся на него Тингол, ну, и сам он в ответ за словом в карман не полез — в сердцах чего не скажешь? Тем более, по такому делу. Затем и пошел сюда, за советом — может, нашел бы мудрый Финрод средство, как сказанное распутать. А может, и помирил бы их как-нибудь по-родственному — Тингол, поди, и сам уже жалеет, что сгоряча брякнул. Но куда там! Он еще и рассказ свой не успел закончить, как Финрод заговорил о походе на Ангбанд. Какой поход?! Клятвы клятвами, но лбом стену не прошибешь. Дело не в силе и не в храбрости, сказал Финрод и пустился толковать об эстели, которая тут нужна, и о том, что у людей ее мало, а вот у эльфов хоть отбавляй, а расплести этот запутанный клубок клятв без эстели нельзя никак, потому и нужно идти в Ангбанд, что это дело безнадежное, как раз, чтобы эстели было где себя явить. Берен не поверил. Видно, ему, как человеку, этой самой эстели действительно отпущено было всего ничего, он так прямо и сказал. Но Финрод, уже не слушая, потащил его на большой королевский совет. Началось все на синдарине, но, по мере того, как накалялась обстановка, нолдор все больше переходили на родную квенью, которой Берен не понимал. Но догадывался, что и соплеменники не очень-то верят своему королю. Прения делались все горячее, кто-то вытащил меч, и до поножовщины, казалось, уже рукой подать, но тут Финрод встал и воскликнул на синдарине: — Неужели нет никого, свободного от тени проклятия, кто последовал бы за мной?! Желающих не находилось. Берен уже понемногу начал надеяться, что и не найдется, и они уйдут вдвоем, а от одного Финрода он как-нибудь удерет. Но вот один за другим к Финроду стали подходить эльфы, все как на подбор со светом Амана в глазах. Берен насчитал десятерых и окончательно понял, что дело труба.***
— Да где ж она, эстель эта, паразит ты остроухий? Сырую тьму подвала чуть-чуть рассеивал свет Амана, который излучали глаза нолдор. Порой к нему примешивался другой, зеленоватый, которым горели глаза крупного волка — тот приходил, чтобы уволочь одного из пленников. Света в подвале становилось все меньше и меньше. Сегодня волк явился снова. В его пасти была большая хорошо обглоданная кость. Волк положил ее на пол, с довольным видом махнул хвостом и направился к Берену. — Если бы она была определенной, это была бы амдир, а не эстель, — от стены напротив отвечал Финрод. — Как ты не можешь понять? — Некогда мне понимать! — кричал Берен, яростно мотая головой и пытаясь отбрыкиваться. — Он уже принюхивается! Облизывает! Тинувиэль! Тинувиэль! — Если больше ничего не оставалось, Берен предпочитал умереть с именем любимой на устах. — Тин… Послышалось металлическое лязганье и звук удара. Волк застыл, хищный свет его глаз померк, и мгновение спустя он тяжелым мешком свалился на пол. Позади волка обнаружился Финрод — он стоял, сжимая в руках кусок цепи, и вроде бы даже не запыхался. Кажется, поедание пока откладывалось, и Берен осторожно перевел дух. Пошевелив на всякий случай волка ногой, Финрод обогнул его, приблизился и теперь сосредоточенно рассматривал оковы Берена. Свет Амана поблескивал на железных звеньях. Потом Финрод взялся покрепче, скомандовал: — Держись! — И дернул что есть силы. Цепь лопнула прямо возле запястья. Еще один рывок — и лопнула другая. Ее освободившийся конец треснул Берена по голове. — Если ты такое можешь, чего ж тянул до сих пор?.. — понемногу приходя в себя, кое-как выговорил он. — До сих пор это было не нужно. Все остальные тоже это могли. — Так почему ж тогда?! — дальше слов Берену не хватило. — У них тоже была эстель. Иначе они не пошли бы со мной. Слова наконец отыскались, и Берен уже открыл рот, но тут в тишину подвала донесся едва уловимый звук. Не сговариваясь, они осторожно подобрались к дверному проему и выглянули наружу. Далеко наверху среди длинных лестничных пролетов мерцали желтоватые отблески и слышались шаги. Кто-то спускался в подвал, освещая себе путь. — Саурон! — прошептал Берен. — Сам сюда прется! Оба одновременно посмотрели назад, внутрь подвала, где на полу лежали разорванные оковы. — Нет уж, — почти беззвучно сказал Берен, поднимая тяжелую цепь. — Скройся! А то с этой твоей эстелью…