Императрица Шэнь

      Щелчок пальцев ознаменовал принудительный уход в сон Ло Бинхэ и Юэ Цинъюаня. Шэнь Цинцю же, не в силах больше стоять, осел на пол подбитым журавлем. Разочарование настигло его.       Кто друг, кто враг. Для других это было словно черное и белое. Для Цинцю же этот мир одинаково серым. Может быть в Царстве Демонов было больше черноты, а на Небесах белого. По крайней мере в это ему хотелось верить. И он правда мог понять Цинъюаня в его речах и суждениях. Но от этого легче не становилось, ведь его понять никто даже и не пытался. Что было бы если он никогда не поговорил с Ци-гэ о прошлом? Он бы умер. Но этот разговор оставил совершенно другой осадок. Ци-гэ мог сколько угодно задабривать его и окружать заботой старшего брата, но он сейчас ясно дал понять, что не примет его, если он пойдет по этому пути дальше. И Цинцю не будет этому противиться. Они уже выросли и жизнь рано или поздно, но развела бы их. Сейчас это и произошло. Тем более никогда у них ничего не было гладко. Что Юэ Ци, что Цинъюань Цинцю предпочитал видеть в статном мужчине в черном добросердечного тюфяка, ведь обратная сторона его названного брата не нравилась ему совершенно. Юэ Цинъюань, Глава великой заклинательской школы Цанцюншань, был опасен. Опасен, непредсказуем, влиятелен, хитер и умен. И если раньше он мог совладать с этим, то искажение ци изменило положение сил. Он любил пейзажи Цинцзина и боялся Юэ Цинъюаня. Действительно боялся, потому что он не был ни достаточно силен, ни влиятелен, как Глава Юэ, и одновременно с этим кажется совершенно разучился подчиняться кому-либо.       Тяньлан открыл глаза, закончив работать с сознанием сына и меча Сюаньсу. Демон присел на колено около заклинателя, смотря на его опущенную голову. Мастер Сюя казался надломленным этой ситуацией. — Думаешь это правильно? Заставить их забыть? — спросил Тяньлан-цзюнь и удостоился холодного зеленого взгляда заклинателя. — Ты мне читать нотации о морали собрался, что ли? Спасибо большое, но я уже наслушался! — фыркнул Цинцю, указывая головой на Главу Юэ. — Я не об этом, — странно улыбнулся Цзюнь-шан. — Мы могли бы решить этот вопрос по-другому. — Как? Битвой? — отрывисто спросил Цинцю, но как ни странно теперь этот вариант беспокоил его меньше. — Я могу просто заявить им в лицо, что Священный правитель демонов и хочу взять тебя в супруги. Кто несогласен, пусть нападает, — согласно пожал плечами Тяньлан-цзюнь. — Конечно, можно было бы еще разыграть вариант с якобы благородной жертвой, когда через Главу Юэ можно было убедить весь мир, что я запросил виру за их нападение раньше, и ты добровольно вошел в мое царство… — увлеченно рассуждал демон, как будто представляя себе сюжет очередного дешевенького чтива.       Но это неожиданно разрядило обстановку. Цинцю просто и незатейливо сел на пол, уместив локти на коленях. Увлеченный Таньлан-цзюнь выглядел… заклинателю было сложно подобрать нужные слова. Он выглядел таким прекрасным и таким живым, что Цинцю расслабился, наслаждаясь моментом. — Я? Благородная жертва? Не смешите, — мотнул головой Цинцю. — Но раз Цзюнь-шан раздумывал о разных вариантах событий, то почему выбрал предстать под другой личиной? — О! Мы этого не обсудили, вот этот демон и решил действовать подобным образом, — махнул рукой Тяньлан. — Что не обсудили? — спросил Шэнь Цинцю, чуть нахмурившись. — В каком царстве мой будущий супруг желает жить, — обворожительно улыбнулся Тяньлан-цзюнь. — Что значит в каком? Ты Император демонов. Разве не очевидно, что ты меня потащишь к себе? — задал встречный вопрос Цинцю. — Не очевидно, потому что я тебя никуда не потащу, — сказал Тяньлан-цзюнь, накрывая своей рукой руку заклинателя.       Но Цинцю ушел от прикосновения, отсев от Цзюнь-шана, смотря ему прямо в глаза. — Что значит не потащишь? — змеей шипел заклинатель. — Ах, я понял. Как я и думал, все это бред, да? Про Императрицу в частности. Решил заполучить себе игрушку, которую и среди сородичей жалко и неудобно показать? Ну, конечно! Что ты…       Но Цинцю опоздал с возгласом, ведь Тяньлан-цзюнь снова его целовал. Жарко, горячо, неистово, так что заклинатель имя свое забыл, не говоря уже про все остальное. — Никакая ты не игрушка. Ты моя Императрица, моя жемчужина и моя душа. Но ты ведь заклинатель, А-Цин, а Демоническое Царство не самое дружелюбное место для светлой ци. Если ты хочешь, то мы могли бы остаться в мире людей. У меня теперь есть резиденция в землях Хуаньхуа. Я бы жил рядом с тобой как заклинатель, ведь Ван Тяньлан не просто выдуманное имя. Но если ты хочешь отправиться в мои земли, в Демоническое Царство, чтобы предстать перед всеми, то этот господин был бы безмерно счастлив, — хрипло заявил Тяньлан-цзюнь, пользуясь моментом, ведь после поцелуя Цинцю не мог вернуться к своему раздражению.       Заклинатель смотрел на демона и не мог поверить, что все это ради него. Это же просто невероятно. Цинцю думал, что Тяньлан-цзюнь решил поиграть в человеческие игры, развеяться, повеселиться, притворившись благородным бессмертным, когда на самом деле тот подумал о нем. О его желании не покидать привычный ему мир. Цинцю подался вперед и лбом уткнулся в плечо демона, а Тяньлан не собирался упускать такую возможность и тут же обнял заклинателя. — Как ты можешь быть таким хорошим? — тихо прошептал Шэнь, но демон его все же услышал. — Потому что ты не просто моя прихоть. Ты действительно необыкновенное сокровище, — сказал демон, перебирая гладкие пряди волос заклинателя. — Я не против того, чтобы увидеть Демоническое Царство. Не знаю, захочу ли я там жить, но я бы хотел посмотреть, где и как ты живешь. Но и резиденцию в Хуаньхуа не сбрасывай со счетов. Я никогда не жил во дворце. Не знаю, захочу ли или смогу. Уединенный дом ближе моему сердцу, — честно ответил Цинцю.       Он не думал, что в этом вопросе будут интересоваться его мнением. Он каждый раз отпинывался от статуса жертвы или игрушки, но кажется вел себя именно так. Сопротивлялся, но ни капли бы не удивился, что подобное с ним случилось. И он что-то говорил о доверии? Он знал, что Тяньлан-цзюнь его не убьет. Ну, по крайней мере не просто так, просто, потому что захотел. Но поверить во все это доброе отношение, во всю эту привязанность к нему? Цинцю не хотел думать об этом и не хотел копаться в себе. Подозревал, что ничего хорошего там не найдет. Но он чувствовал симпатию к демону. Это отрицать перед собой он не будет. И там, где его путают и пугают собственные мысли, он решил довериться сердцу. В конце концов немного вещей в мире могут быть хуже десятилетий пыток и превращения в человеческую палку. Оступиться, ошибиться было так страшно. Цинцю представлял себя канатоходцем с завязанными глазами под самым куполом. Осечка и ты уже летишь вниз. А в случае Цинцю никаких страховочных тросов и сетей у пола нет.