До конца всего осталось Несколько минут, И меня, какая жалость, Видно не убьют
— Уверяю вас, друг мой, вам показалось, — доктор мягко закрыл шторы. — Там кто-то был! — подскочив, сквайр распахнул их, — Бандит! Убийца! Пират! — одной рукой он схватил запястье Ливси, а другой указал куда-то за пределы, скрытого одеялом ночи, горизонта. — Я вижу только милую клумбу, кажется, розы, — повёл плечами доктор. — Нет! — мотнул головой Трелони, — Большой! — как ещё он мог описать громоздкую фигуру, чей рост совершенно не умещался в голове. — Если хотите я могу остаться с вами в одной комнате, — предложил Ливси, — Мне будет достаточно стула. — Но — там! — сквайр ткнул пальцем в стекло. — Никто не пройдёт мимо меня, — утешил доктор. И как с ним спорить, со старым-то солдатом? — Моя смерть будет на вашей совести, — Трелони смиренно кивнул. На улице кто-то громко прочистил горло.Начнется все со старой карты, В итоге кое-кто не соберет костей, А островок, что мог бы быть курортом, Объектом станет дьявольских страстей.
— Вы слышали? — подтянув одеяло к подбородку прошептал сквайр, — Ливси! — вышло тихо, да и закрыв рот ладонью. Будить доктора перехотелось. Не поверит. Не пустит. Ученые мужья полагаются на свои глаза, а увиденное другими подвергают сомнениям. А сам Трелони считал себя достойным учёным мужем, и не хотел прослыть чудаком или уступившим преклонному возрасту человеком. Нужно доказать — ему и себе! Хоть след! Сев, сквайр осторожно свесил ноги, немного подождал прежде, чем ступить на пол. Первый шаг самый тяжёлый, следующие гораздо увереннее, даже мимо спящего сидя Ливси. За свечой. Потом вниз по скрипящей лестнице до гостиной. Там можно шагать сильнее, шире через проём по пятну ковра к выходу. Прислонившись плечом выше круглой ручки двери Трелони прислушался; голос не ушёл, обрывками фальшивил о чём-то своём. — «Сейчас или никогда», — подумал сквайр. Как только он, рывком, оказался за безопасным пределом комнат, то сразу потерял часть прыти. Ну, найдёт он — а что дальше? Ни мушкета, ни слуг, ни доктора «под рукой» нет. Трелони было развернулся в шаге, но в упор у дверей передумал. И пока сонный здравый смысл медлил направился под окна своей спальни. Там у проклятой клумбы и рядом с тёмными кустами не было ничего постороннего или потустороннего. Ни следа! А хотя нога — у Флинта! — была огромная, затоптал бы не глядя. Ничего, и всё тут! А вой вьётся. — Кто здесь? — вскинув свечу спросил сквайр, — Немедленно покажитесь! — громче. В ответ оглушительно разразилась пальба.Не болтаться мне на рее, Не пойти на дно, Фортуна! лотерея! Фортуна! лотерея!
— Ну, друг мой, поймали своего негодяя? — мягко поинтересовался доктор. Он не выглядел как человек, который часом ранее под свистом пуль — подумайте — улыбаясь, и держа за шиворот, как котёнка занёс сквайра (безуспешно указывающего на прострелянный ночной колпак) обратно в поместье. Сидит, словно ничего не было, просто вышел за добрым другом. — Только простуду, — зябко поёжился Трелони. — В вашем возрасте нужно беречь себя, — Ливси утешительно улыбнулся, во все зубы. — «И как в нём столько умещается», — заикнулось что-то в памяти сквайра, а он сам утёр припухший нос рукавом просторной ночной рубашки.Избегайте пьянства вы как западни; Ждет нас путь не близкий И, чем крепче виски, Тем короче, сэры, будут ваши дни.
С полной кружкой эля на душе спокойнее, но голова плывёт как от целой бочки рома, а язык совсем плетётся. Всего-то от одной! Слух, хорошо, что прежний — можно послушать Джима. До тех пор, пока его не прервёт грохот со второго этажа. — Ваш постоялец, — заметил доктор. — Да, сэр, — кивнув, юный Хокинс шагнул в сторону, и испарился, оставив после себя облако пыли. — Хороший мальчик, — Ливси смахнул его ладонью, — Забоится о пропащей душе. — О Билли Бонсе, — согласился Трелони. О нём он наслышан. И о других — чёрно-белые портреты до сих пор мелькают перед глазами. За свой особенно обидно. Всё неправда! Глупцы не становятся сквайрами! — Вы знакомы?Будет враг доволен — Ты уже не воин, Если пляшут в пальцах Шпага и мушкет
— Вы мне не нравитесь, — бросил Смоллетт. Сквайра больше тревожило то, как всё прибавило в высоте, а доктор в ширине груди.Но в том-то и дело, Что он не один, Кто больше всех Деньги на свете любил
После нескольких месяцев плаванья курящий попугай не беспокоит сильнее собственного расплывающегося почерка.В жизни как в кино? Вроде как в кино, Но не как в кино!
Пират с пушкой в руках сгорает на глазах.Фортуна в дверь стучит, а вас Дома нет!
Штаб. Флаг. Ядро.И приносят черную метку, Черную метку — мне!
Он хотел помочь — навыки стрелка ещё при нём. Но взгляд зацепился за знакомые костлявые фигуры. Мёртвый, счастливый Флинт отплясывал за крошечным окном — вскидывал коленца у белого забора. Ближе и ближе. — Там, — сквайр дёрнул Ливси за манжету. — Пираты, — напомнил доктор. — Флинт, — мотнул головой Трелони. — Подсобите, друг, — попросил Ливси. — Там! — окно плечу не поддалось, прикладу тоже. Не треснуло! Оттолкнуло! Надо на таран. Всем наплывшим весом. — Капитан! Осторожно!И вот, когда вы в двух шагах, От груды сказочных богатств, Он говорит вам: «Хе-хе-хе-хе, Бог подаст»
От Смоллетта должно было остаться мокрое пятно — метка — но он жив. Его гневно мельтешащие ноги торчат из настоящего окна.Черная метка, чертова метка — Нет!
Вишневые косточки смертельнее пуль. Звон клинков. Бочка. Ром. По взмаху руки у обрыва выросла тень трактира — старина Бенбоу! Макет — слово какое! Забавное. Пираты верят. Сам тоже о захлопнувшуюся дверь приложился.Пятнадцать человек на сундук мертвеца, Йо-хо-хо, и бутылка рома
После того, как подтянутая рукой стена встала на место, протянуть кружку Флинту не кажется чем-то странным. Огромная ладонь берёт, подхватывает кончиками пальцев. — Премного благодарен вам, сэр, — проглотил вместе с кружкой, и стукнув каблуками побежал. То ли сокровища прятать глубже, то ли звал за собой. Не можешь обуздать безумие — возглавь.