Крик

—Её пытают самыми ужасными пытками, которые только бывают. На минуту в глазах потемнело от ужаса, что силой сковал тело не давая даже вздохнуть, а ушах зазвенело. И как казалось, звенел крик, духераздирающий, срывающий голос к чертям, оставляя после себя лишь хрипоту и сиплость. Бертольд не мог и секунды вынести, думая, боясь, что бедную Энни будут пытать. Её нежная кожа, блестящие, светлые пряди, иногда хмурый лоб и неуместно крупный нос на маленьком личике. К всему этому Гувер мечтал, лелеял прикоснуться, аккуратно и бережно провести грубыми подушечками пальцев, изучить, как маленький любопытный ребенок. А ещё хотелось увидеть улыбку на лице девушки, хотя бы дрогнувшие уголки губ и небольшие морщинки под глазами. Он не просил от Леонхард того же. Ему нравилось тихо любить, без пафосных речей и однотипных признаний. Простого взгляда было уже достаточно. Но в голову лезли совсем иные мысли, как его несчастная девочка сидит, захлебываясь своей слюной в перемешку с кровью и сверлит, сверлит голубыми очами мучителя. Сердце ещё раз екает и вот другая картина. Вспоротое брюхо, выколотые прекрасные глаза, и тот самый ужасный крик в перемешку с кряхтением. От подобных фантазий, Берта чуть не выворачивает. Ещё мгновение, и теперь все снова реально. На деле прошла секунда, но для юноши как-будто час. В тот же момент ярость переполняет тело проникая в каждую жилку и каждый капилляр. Хочеться раздробить лицо этого подонка—Армина, отрезать язык и запихать в самый кишечник, чтобы он кричал так же, как кричала Энни, в голове колосса. Не в силах выдержать столь накатившие эмоции, Гувер срывается на роковой, для них, крик. —Ах ты чертов выродок! Я вырежу твою глотку!