***
— Мне нужна голова Горгоны, — Афина вручает Чону прочный медный щит, с зеркальной поверхностью, который отражает всё, что увидит. — Ни в коем случае не смотри ему в глаза — обратишься в каменную статую. — Он? Почему я должен его убивать? — Чонгук принимает щит и поднимает растерянный взгляд. — Ты же хотел прослыть героем, ведь в тебе течёт кровь богов, — она пожимает плечами и поправляет подол платья, — поэтому, я требую его голову в знак того, что ты способен на подвиги, в знак того, что твоё сердце не дрогнет перед опасностью. Твой долг — убивать чудовищ, не забывай об этом. — Но... Разве убийство – это подвиг? — парень отворачивается и скользит взглядом по мечу и щиту. Разве подвиг — это не спасение невинных? — Чонгук, ты же хотел, чтобы твой отец гордился тобой? — она явно недовольна лишними вопросами. — Приступай к делу и не смей опозорить его перед остальными богами! — богиня кидает на парня строгий взгляд и деловито покидает храм. Чон остаётся в храме один и кидает взгляд на статуи, обречённо вздыхает и садится на колени. Видимо, другого пути у него нет. Немного времени ему понадобилось на то, чтобы собрать некоторые вещи и отправиться в путь в далёкие западные земли, которые уже поджидают его со своими опасностями, на тот остров, на котором в заточении и вечном одиночестве обитает Горгона. По легендам, он весь облачён в ужасную твёрдую чешую, пробить которую не способно ни одно орудие, кроме изогнутого клинка, который ему вручил дядюшка Гермес. Говорят, что у Горгоны длинные и острые когти, которые способны разорвать плоть человека на части; вместо волос — голова его усеяна змеями, шипящими и противными, и они ужалят любого, кто посмеет приблизиться к их владельцу. Губы же, по словам молвы, обрамлены кровью невинных людей, коей эта тварь питается. По пути Чонгук видел множество народов, множество разных людей: злых и добрых, бескорыстных и алчных, а когда он взошёл на мрачные земли, то встретил трёх сестёр, о которых тоже ранее слышал. У них на троих один глаз, которым они по очереди пользуются, и только эти сёстры знают, как найти Горгону. По счастливой случайности, глаз выпал у одной из них и прикатился прямиком к ногам Чона; тот его поднял, представился и рассказал кого ищет; три старухи не хотели и не могли выдать секрет о местонахождении змеи, ведь обязаны они были его хранить, но, слишком беспомощными они оказались перед сыном Зевса, поэтому и выдали всё как на духу, ведь зрение их было буквально в руках сына бога. И путь привёл его к нимфам, таким красивым и прекрасным, один их облик манил коснуться и дотронуться; погладить шелковистые волосы, мягкую кожу и очень не хотелось отрывать от них свой взор. Каждая из них вручила ему по особенному подарку: первая протянула ему шлем Аида, который мог сделать кого-либо невидимым; вторым подарком были сандали с крыльями, которые могли перемещать человека по воздуху; третий — сумка, которая могла вместить в себя всё, что угодно, принимала форму предмета, помещённого в неё. И с помощью этого путь стал намного легче, ведь уже спустя некоторое время он летел над городами, наблюдал наипрекраснейшие храмы в честь богов, реки и горы, и всё это его привело к золотистой реке, а потом он увидел тот самый остров, о котором поведали ему три старухи. Здесь правит богиня Ночь и бог смерти Танат, здесь пали сотни и возможно тысячи мужчин, пытаясь стать героями для своих земель и убить зло, ту самую Горгону, которая, по легендам, обращает людей в камень. Чонгук осматривает разлагающиеся трупы и каменные статуи, от такого зрелища кровь холодеет, но он идёт дальше, а там — больше. Он спускается ниже с горы и видит большое количество статуй, на лице которых застыл ужас и страх. Посреди острова он замечает хрупкую на вид, прикрытую крыльями, спящую фигуру. Горгона лежит на камнях спиной к нашему герою, ни о чем не подозревая, не зная о том, что пришла её смерть. Чонгук подходит ближе; змеи на голове Горгоны просыпаются и начинают шипеть, заподозрив неладное, но даже тогда их хозяин не пробуждается, а когда Чон заносит над ним меч, то тот не дёргается. Несмотря на змей, спящий перед ним не так страшен, как описывали его люди. Да, есть острые ногти, но никакой крови на губах, да, имеются чешуйки на смуглой коже, но не видно никакой жажды убивать. — Я не могу, — меч с громким лязгом падает на землю, а маленькие змейки на голове Горгоны на мгновение прекращают шипеть. Длинные ресницы Горгоны дрожат, а глаза распахиваются именно в тот момент, когда Чонгук закрывает свои и поднимает руки над головой. — Я не могу тебя убить, — выдыхает он, ожидая своей участи, но смерть не спешит забирать его в свои объятия. — Лучше убей, — низкий бархатный голос разрезает тишину. Сердце стучит быстрее, и будто бы падает куда-то в пятки. — Я не могу отнять твою жизнь, — упрямится Чон, но глаз не открывает. — Тогда уходи и больше никогда не возвращайся, — в ответ на его слова змейки снова принимаются шипеть. — Почему ты ищешь смерти? — Потому что я её приношу, — судя по звукам, Горгона поднимается с земли и возвышается над сыном бога. — Почему не бежишь в страхе, как все твои предшественники? — Потому что я тебя не боюсь, но назад мне дороги нет. — Уходи! — голос срывается на крик, но нет в нём никакой злости, лишь отчаяние и... Боль? — Дай мне остаться здесь на одну ночь, — несмело просит Чонгук, — и я тебя больше не потревожу. — Мне всё равно, ты нарушил мой покой, поэтому не смей меня тревожить более, — шипит Горгона и уходит. — Можешь открыть глаза, мои закрыты. Чон слышит шипение змеек, то, как Горгона с ними разговаривает и ведёт диалог, ругается и снова укладывается на камни. Чон открывает свои глаза и смотрит вниз, пытается осознать, что действительно опорочил отца и не смог стать героем, что сейчас он во владениях Горгоны и всё ещё жив, всё ещё не статуя. Однако, Горгона не кажется чудовищем с виду: сидит на камнях спокойно и поглаживает своих змей, о чём-то увлечённо с ними беседует; Чонгуку становится интересно и он подходит чуть ближе.«Он действительно хорош собой» — шипят змейки на ухо.
— Он хотел меня убить, будьте благоразумны, — Тэхён ложится на камни и укладывает ладони под щёку.«Но не убил, я видела, как он не смог»
«Да, попроси его остаться!»
— Ни за что, — окидывает он взглядом статуи, — иначе его постигнет та же участь, что и их.«Нам жаль», — Горгона чувствует их настроение и снова поглаживает каждую по маленькой головке.
— Вы не виноваты, — шепчет и целует одну из них, принимая сидячее положение.«Ты тоже»
— Я виноват, — хмурится змееголовый. — Если бы я отдал Посейдону то, чего он хотел, то Афина бы не прокляла меня, — шепчет, — если бы я только сделал то, что он хочет, — первая слеза стекает по щеке. — О чём ты? — чужой голос заставляет вздрогнуть, но он не поворачивается. — Ты всё слышал? — Горгона хмурит брови. — Как твоё имя? — человек оказывается ближе, кажется, стоит прямо за спиной. — Тэхён. Ким Тэхён, но что тебе это даст? — змейки смотрят на Чона с явным интересом, не кусаются и не шипят, а просто наблюдают. — Оно красивое, — срывается с губ; спина Горгоны вздрагивает вновь. — Почему ты обращаешь людей в камень? Что ты не дал Посейдону и почему Афина так поступила с тобой? Их спины соприкасаются, ведь Чонгук садится рядом ни капли не страшась смерти. — Я осквернил храм Афины, — неторопливо начинает Ким свою историю, ведь уснуть теперь всё равно не сможет, — потому, что не мог и не хотел давать Посейдону то, что он хотел. — А что он хотел? — Меня... — слабо улыбается Тэхён. — Он хотел меня... Мне было семнадцать лет, когда он заметил меня. Мне говорили, что я красивый, что всем нравлюсь и боги будут милостивы ко мне, но, как бы не так. Слухи о моей красоте дошли до них, но это не пошло мне на пользу. Посейдон долго пытался найти ко мне подход, предлагал разные почести и прочее, но я ничего не хотел, потому, что хотел по любви, а в один из таких дней он... — гидры начинают шипеть, ведь они слышали эту историю и не один раз. — Он пытался взять меня силой и, к сожалению, ему удалось.Flashback
— Я не хочу иметь с тобой ничего общего! — Ким пытается выпутаться из чужой хватки, и у него это получается, но Посейдон снова подходит слишком близко. Тэхён отворачивается и отходит в сторону, но настойчивый мужчина прижимает его к стене и водит руками по девственному телу, зажимает человеку рот и шепчет прямо в лицо: — Тогда я возьму сам, — кожа от сильных рук горит, а юноша абсолютно теряется от такого напора. Ким кусает его за ладонь, а слёзы от осознания ситуации сами собой льются по щекам. — Оставь меня в покое! — Тэхён срывается на крик, пытается оттолкнуть от себя мужчину и убрать его руки со своих бёдер. — Я не хочу! Не надо! — Как ты смеешь отказывать Богу? — он физически сильнее, дёргает человека из стороны в сторону и пытается сорвать с него одежду. — Прекрати кричать! Ким бьёт Посейдона между ног и вырывается из чужих рук, он бежит куда глаза глядят, а они видят храм. Храм Афины и, возможно, что именно она и поможет, спасёт Тэхёна от незавидной судьбы, от бога, который не перестаёт домогаться. Он несколько раз падает по пути, но снова поднимается и бежит, спотыкается о порог и падает на колени в храме, шепчет быстро: — Помоги мне, умоляю! Пожалуйста, спаси меня от него! Я не хочу, не хочу, чтобы он меня трогал, — задыхаясь, он поднимается на ноги и бросается к статуе богини, плачет и слезами захлёбывается. — Помоги мне, Афина, прошу тебя, я сделаю всё, что ты захочешь! Шаги позади вызывают в нём новую дрожь; Посейдон резко хватает его за локоть, разворачивает к себе и с размаху бьёт по лицу ладонью, из-за чего юноша падает на холодный пол и ударяется головой, почти отключается. Щека горит болью, а перед глазами то и дело темнеет, поэтому он не сразу осознаёт, что сейчас его раздевают и щупают за все открытые места, кусают за шею, а потом ещё пытаются залезть языком в рот. Тэхён не понимает, что происходит, когда чувствует резкую боль там — он кричит так громко, что срывает голос. Боль просто колоссальная; такого он никогда не испытывал и никому не пожелает, даже врагу. Слёзы такие горькие, а сил вырваться просто нет, Тэхён чувствует, как по бёдрам течёт что-то горячее и неприятное, чувствует, что чужая ладонь закрывает ему рот и не даёт дышать. Боль становится сильнее с каждым толчком и единственное, что ему сейчас хочется — умереть прямо на этом мраморе. Собирая остатки сил, он снова пытается вырваться, но ничего не получается, а очередная пощёчина едва не заставляет лишиться сознания. Двери храма распахиваются слишком неожиданно, а на пороге Тэ видит своих сестёр, которые сразу же отпихивают от него Посейдона и пытаются хоть как-то помочь. На бёдрах их брата кровь, она и на уголке губ и из носа струйкой стекает; на смуглой коже россыпь красных следов от рук и синяков, щека горит красным, а вид у него такой испуганный и затравленный; он пытается прикрыть своё разодранное тело кусками разорванной одежды и горько рыдает, склоняясь к полу. Сёстры обнимают его, прижимают к себе и тоже плачут, жалея, что не успели вовремя, что не сразу заметили пропажу младшего брата, а прибежали лишь на его истошные крики. Опоздали.End flashback
— Афина тоже почтила нас своим присутствием, — продолжает Тэхён, — только вот она никак мне не помогла, а наоборот — превратила в страшное чудище, как меня, так и моих сестёр. Прокляла мои волосы, чтобы не манили других своим необычным цветом, а глаза — чтобы не смел я смотреть мужчинам в них, чтобы больше ни один из них на меня без последствий не посмотрел, — он поджимает губы и пытается успокоить своих змеек, которые активно тычут свои маленькие мордочки в щёки. — Это ужасно, — спустя несколько минут молчания шепчет Чон. — Мне так жаль, что это произошло с тобой... — Прошло уже четыре года, я почти смирился с этой участью, — пожимает плечами Горгона. — Меня зовут Чонгук и, если ты позволишь мне, то я хочу остаться с тобой, — он нащупывает на своей талии чёрную ленту и аккуратно повязывает её на чужие глаза. — Не пугайся, я просто хочу посмотреть на тебя. Ты видишь что-нибудь? — Н-нет, — заикаясь произносит Горгона. Он немного испуган неожиданной близостью с чужой стороны, ведь его четыре года никто не касался, никто не пытался дотронуться без плохого умысла. — Хорошо, — Чон аккуратно разворачивает его к себе и внимательно рассматривает. Скользит взглядом по лицу, не замечая для себя ничего необычного. Ну да, змеи вместо волос, а кто сейчас идеален? Да, по коже рассыпаны чешуйки и в глаза ему никогда не посмотреть — всё это не важно, когда человек хороший. А чувствуется, что Тэхён именно такой: мягкий и хрупкий, каким казался на вид, когда спал. Он чуть подрагивает и это невооружённым глазом видно, поэтому Чонгук его мягко поглаживает по плечам, пытаясь успокоить. — Могу я коснуться твоего лица? — шепчет человек. — Да, м-можешь, — кивает Ким и закрывает глаза на подсознательном уровне. Тэхён перестаёт дышать, когда чувствует чужие пальцы на своём лице, ведь они касаются бровей и ведут ниже, к носу, скользят к губам и осторожно касаются их, ведут по линии подбородка и останавливаются. Этот человек непривычно близко, так, как никто другой не был в этом обличии. Он не напуган, он наоборот — заинтересован и это чувствуется в незатейливых касаниях, манере речи и её тональности. Это так неловко и непривычно, ведь Тэхён привык проводить время в одиночестве и окружении статуй, которые навсегда застыли с выражением ужаса на лице; один на проклятом острове он никогда бы не подумал, что когда-то и кто-то попытается подобраться к его сердцу, но Чонгук достаточно упрям. Он осторожно тянет пальцы к маленьким змейкам на чужой голове и одна из них несмело поддаётся вперёд, языком облизывает подушечку пальца, словно признаёт, чувствует, что человек не намерен вредить его хозяину, он не сделает больно и не заставит Горгону плакать. А плачет он часто. От чего же? От того, что имеет свои проклятые глаза, но о гидрах не жалеет, они милые и ласковые; о том, что не может посмотреть кому-то в глаза, что не может сейчас их открыть и посмотреть в чонгуковы, чтобы рассмотреть его в ответ, ведь может ненароком обратить его в камень. Он этого не хочет, и никогда не хотел. Не хотел никого убивать, не хотел находиться в вечном одиночестве и быть изнасилованным тоже не хотел. Чужие пальцы ведут по скулам, затрагивают ребристые чешуйки и спускаются ниже, ведь на шее и плечах они тоже имеются. Касания такие мягкие и безмятежные, осторожные и нежные, словно Чонгук тоже боится его ранить или обидеть. Оказывается, это так приятно — когда к тебе искренне тянутся. Меж ними слишком ничтожное расстояние, ведь Тэхён уже чувствует чужое дыхание на своих губах, чувствует его заинтересованный взгляд и интерес. — Ты прекрасен, Тэхён, — прямо ему в губы шепчет Чон. Ким теряет дар речи и даже не шевелится, хоть и ощущает, что Чонгук берёт его израненную ладонь в свою, ненадолго замирает и чем-то перевязывает. Этот жест заставляет ледяное и разбитое сердце трепетать и биться в агонии, ведь если он привыкнет — человек обязательно уйдёт и оставит его одного. — Моя очередь, — подаёт хриплый голос Горгона. — Завяжи свои глаза, — шепчет он и опускает голову. Чонгук не отвечает, но просьбу покорно выполняет: снимает с чужих глаз ленту и завязывает её на свои. Он безумно нервничает и не потому, что останется беззащитен перед Горгоной, а потому, что боится ему не понравиться. — Я закончил, — кивает он сам себе и слышит шорохи. Тэхён распахивает свои серые глаза и промаргивается прежде, чем бросить взгляд на чужое лицо. Чонгук этот сложен совсем как бог Олимпа, а о них Ким знает не понаслышке. Фигура человека достаточно крепкая и массивная, видны его мышцы и, очевидно, годы тренировок. Лицо несомненно красивое, они даже чем-то похожи с виду. Тэ садится поудобнее и кидает взгляд на свои длинные когти, которые всяко поранят чужое лицо и оставят после себя уродливые царапины, чего делать совершенно не хочется; решение, хоть и не сразу, приходит — он сгибает пальцы и костяшками ведёт им по чужой щеке, наблюдая, как грудь Чона вздымается чаще. Кожа на ощупь мягкая и приятная, а нос слишком прелестно морщится; Чонгук делает глубокий вдох и улыбается уголками губ, ведь Тэхён двигается слишком осторожно, словно боится навредить, как привык. — Всё хорошо, делай, как тебе хочется, — он улыбается ярче, чтобы убедить Горгону в своей уверенности, чтобы показать, что ему не страшно вообще и всё проходит более, чем благоприятно. — Давно не видел человека так близко, ни с кем не разговаривал и уж тем более не касался теплой кожи, — Горгона выдаёт все мысли как на духу, слишком уж спонтанно. — У тебя красивые черты лица, Чонгук. Он отстраняется, ладони свои кладёт на колени и впервые за долгое время улыбается искренне, а не ради своих малышек.«Он мне нравится»
«Разреши ему остаться, ты же не справляешься один»
«Он хороший, дай шанс»
— Хорошо, уговорили, — сдаётся он и обращается к человеку: — Ты можешь остаться, Чонгук, до тех пор, пока не захочешь уйти сам. — Почему-то уверен, что не захочу, — шепчет он себе под нос, но громче говорит робкое: — Спасибо.Пять месяцев спустя
Дни, недели и месяцы летят слишком быстро для обоих, ведь Чонгук постепенно устраивается на острове: добывает себе и Горгоне еду, периодически улетает в ближайший город и приносит вкусную еду или что-то для обустройства. Тэхён учится ощущать его и по собственному желанию носит ленту на глазах, но только в присутствии человека, который всегда рядом; он держит за руку и учит прислушиваться к шуму, учит идти на голос, защищает от новых нападок, которые происходят достаточно часто. Люди Горгону ненавидят и презирают, винят во всех смертных грехах и смертях, совсем позабыв, что тот когда-то был человеком, да при чём одним из самых красивых. Чон убивал, да. Убивал тех, кто слепо намеревался забрать жизнь его Горгоны и маленьких гидр, которых он успел полюбить, как родных; охранял его сладкий сон, от того, что слишком редкий и неспокойный. Тэхёну часто снятся кошмары, в которых он открывает глаза, а перед собой видит только испуганное лицо Чонгука, которое застыло таким навсегда, превратившись в статую из-за одного неосторожного взгляда; снится, что тот умирает из-за того, что люди покушаются на жизнь змееголового. Страшно становится его потерять и страшнее с каждым днём, ведь он уже слишком к нему привык. У Чона те же страхи, ведь он боится, что однажды улетев за какой-то едой и вернувшись — обнаружит тело Тэхёна без жизни в нём, без тепла и крови, и без головы; очень боится, что кто-то обратит его в камень или ещё чего похуже. Как оказалось, Ким — душа слишком ранимая, и открываясь, он с каждым разом показывал ещё больше свои слабые стороны, коих оказалось великое множество; его душа была слишком истерзана людскими пороками и несправедливостью, их лицемерием и тщеславием, ведь каждый мечтал похвастать тем, что убил Горгону. Тэхён, несомненно был сильнее в плане битвы, но использовать это не горел желанием, потому как не хотел в очередной раз лишать кого-то жизни, даже если хотят убить его самого; Чонгук — наоборот, он сильнее в плане эмоций – хотя и физически не уступает – и всегда оказывает эту поддержку, когда Ким бередит старые раны и копается в них, когда тот плачет по ночам и извиняется перед статуями. Чон их все убирает, хоть это и занимает много времени, но он освобождает остров от старых статуй потому, что новых с его прибытия не было; Горгона молча за всем наблюдает и перешептывается со своими малышками, обсуждая решение и поступки своего человека. И всё идёт своим чередом, ровно до тех пор, пока Тэхён не обнаруживает сумку Чонгука. — Что у тебя там? — сегодня завязаны глаза Чонгука и они так иногда меняются. — О чём ты? — Чон абсолютно спокоен и даже не поворачивается, а продолжает на ощупь изучать их пещеру. — Твоя сумка, в ней клинок и... Ой! — Ким роняет клинок из рук и растерянно смотрит на собственную кровь, не обращая внимание на то, что из сумки выкатывается щит; змейки злобно шипят на предмет, который причинил боль их хозяину. — Ты поранился? — человек оказывается рядом менее, чем за пять секунд и на ощупь находит чужую ладонь. — Сильно больно? — Чонгук, что это за клинок? — Тэ переводит на его озадаченное лицо растерянный взгляд. — Тот, которым я должен был убить тебя, — колебаясь, отвечает правду человек. — А это что? — он кивает на щит, позабыв, что человек ничего не видит. — Щит тоже какой-то особенный? — Не смотри! — Чон срывает с себя повязку и в мгновение ока выбивает из чужих рук то, что Тэхён поднял с земли, пугая его. — Прости, но если бы ты посмотрел в зеркальную поверхность, то сам бы застыл статуей на веки вечные, — он стыдливо отворачивается. — Откуда он у тебя? — бархатный голос едва слышно, а гидры смиренно молчат, ждут развития событий. — Его мне дала тётя и это не важно, слышишь? Дай мне осмотреть твою ладонь, — Чон закрывает глаза и поворачивается к нему, открывает лишь тогда, когда опускает голову. — Это важно для меня, Чонгук, — шепчет Горгона, когда человек аккуратно берёт его ладонь в свою. — Как зовут твою тётю? — Её зовут Афина, — выдыхает Чон и поджимает губы от стыда, он отрывает от своих одеяний кусок ткани и перевязывает им чужую рану. — Это она послала меня убить тебя. Он сейчас боится ненароком заглянуть в чужие глаза, хоть и видел их открытыми, знает, что они серого цвета и что ресницы у Горгоны длинные и прямые, но сейчас он очень хочет в них посмотреть, но больше, чем стать статуей – он боится увидеть там разочарование. Тэхён нервно смеётся и закрывает глаза здоровой ладонью, он отшатывается назад и обессиленно садится на ближайший камень. Его маленькие малышки сразу же пытаются его успокоить, шепчут, что всё не так, как он мог и успел сгоряча подумать, мордочками тычутся в щёки. Они-то знают, что Чонгук всегда был искренним с ними, не врал, хотя мог, но лишь защищал от чужих нападок и просто был рядом, поддерживал и позволял выплакаться на своём плече. Но Горгоне сейчас больно и обидно, он не понимает чем заслужил такое к себе отношение, и мало ей было превратить Тэхёна в такое существо, так она захотела его ещё и жизни лишить? Чонгук поддаётся вперёд и утягивает его в свои объятия, носом зарываясь в плечо; гидры тянутся к лицу человека, язычками его щеки облизывая, благодарят за необходимую поддержку. Тэ чувствует, что сейчас снова прольёт свои слёзы, ведь всю жизнь старался делать добро людям, а куда его это привело? Стоп. Это привело к нему Чонгука. Ким хмурит брови и обнимает его в ответ, гладит по спине и делает глубокий вдох, чтобы успокоиться и привести сбитое дыхание в норму. — Так чей ты сын? — шепчет он хрипло. — Зевс – мой отец, но чтобы попасть на Олимп я должен был обезглавить тебя, так сказала Афина. Я не смог, как ты уже помнишь, ведь попросту не увидел в тебе угрозу, когда ты мирно спал, как и твои красавицы, — чуть отстраняется и почти каждую из них целует, пальцами аккуратно гладит и мягко улыбается. — Даже ради семьи, я от тебя не откажусь, верь мне, прошу тебя. — Почему? — шепчет он. — Почему, Чонгук? — Горгона отстраняется и они оба закрывают в страхе глаза. В страхе потерять друг друга навсегда. — Потому, что я в тебя безумно влюблён, — по голосу слышно и понятно, что его человек улыбается. Тэхён не успевает среагировать или что-то ответить, когда руки Чона обхватывают его лицо, а сам он встаёт к нему поближе; змейки трещат довольно, уж они то не глупые и всё понимают. Чонгук гладит его, каждый сантиметр ощупывает, ощущает, как Горгона к нему неожиданно-ответно тянется, и позволяет себе коснуться своими губами чужих, сливая их в едином поцелуе, который однозначно символизирует их взаимное влечение друг к другу, поэтому, он гладит скулы, чешуйки и линию тэхёновой челюсти, прижимает его чуть ближе и обнимает. Сердце бьётся так быстро, а тело словно немеет и именно поэтому Горгона не может сразу осознать происходящее в полной мере. Его. Сейчас. Целуют? Пальцы Чона плавно касаются маленьких змеек, поглаживают их осторожно и мягко, словно они, как и их владелец, исчезнут от одного неловкого касания. Они действительно же маленькие и хрупкие, такие очаровательные малышки, которых сын Зевса уже успел полюбить всей душой; Ким всё же осознаёт происходящее хоть и медленно, но верно; целует в ответ и осторожно свои ладони кладёт на чужую шею, чтобы не повредить чужую кожу. Он и целоваться то разучился за столько лет в полном одиночестве! А сейчас, в нём снова пробуждается это давно, как спокойный сон, забытое чувство трепета и влюблённости. Внутри всё так взбудоражилось: по коже идут мурашки, а колени от чужого напора подкашиваются, но сильные руки его героя упрямо удерживают за талию и прижимают ещё ближе. Змейки тоже не уступают, поэтому и льнут к чонгукову лицу и проводят своими маленькими язычками по чужим щекам, благодарят за такие яркие и неизведанные ощущения, за эту любовь, которую им никто ещё не оказывал. Чон в поцелуй улыбается, но так и не решается открыть свои глаза, с грустью осознаёт, что никогда в чужие не посмотрит, но это ничего, ведь они всё ещё могут ощущать друг друга каждым сантиметром тела, чувствовать на подсознательном уровне и просто любить так, как другие не смогут и во веки веков. Кожа Тэхёна мягкая и приятная на ощупь, его гидры щекочат скулы и это так приятно, что не передать словами. Крылья его чуть шелестят из-за трения на них чешуек, которые иногда поднимаются или же опадают. И как только кто-то смог его обидеть? Ведь сам он ещё наивное дитя, которое не познало любви и сострадания, не получило необходимой заботы и нежности, в коей всегда нуждалось, но человек обязательно всё это ещё предоставит, заполнит своей искренностью дыры и покажет как это, оказывается, приятно быть искренне любимым. Чонгук первым прерывает поцелуй и отстраняется, но ему и шага не дают ступить, ведь Горгона осторожно перехватывает его запястья и утыкается носом в плечо, пока змейки снова беспорядочно трещат и двигаются из стороны в сторону. Чон так и не открывает свои глаза, поэтому просто глубоко вдыхает ставший родным запах. — Всё хорошо? — взволнованно спрашивает он, но поглаживает свою главную змейку по спине осторожно. — Да. Мне просто хочется так постоять, можно? Когда я обнимаю тебя, то мне очень спокойно, — тихонько кивает Тэхён. — Можно, — улыбается уголком губ человек. — Мне тоже очень хорошо с тобой. — Неужели, я нравлюсь тебе несмотря на то, что являюсь монстром? — Тэ поднимает на него свой озадаченный взгляд и смотрит словно в глубины души, упрямо так, хоть и мягко, и плевать, что чужие глаза плотно закрыты. Он действительно не понимает, как можно любить его, такого страшного и ужасного, со всеми этими чешуйками, крыльями и острыми когтями. Тэхён и сам себя не любит, наоборот — презирает и ненавидит, и была бы его воля, то он бы давно закончил всё это, включая свои мучения, но... Чонгук всё чувствует и остро слышит, поэтому плавно скользит пальцами по чужой пояснице и выше, к шее, нащупывает его чешуйки и поглаживает их трепетно, улыбается от переполняющей нежности к своей Горгоне и шепчет ему совсем-совсем ласково: — Ты прекрасен, Тэ, — он кивает своим словам и улыбается ещё ярче, когда чужие ноготки ведут по его линии подбородка и поглаживают затылок. — Мне нравится наблюдать за тобой, нравится, как ты что-то недовольно бурчишь, как сладко спишь рядом со мной и прижимаешься ближе, словно так всегда и было; нравится смотреть на твоих малышек и то, как ты ведёшь с ними беседы. Я очень счастлив лишь от мысли, что встретил тебя на своём пути, что ты позволил мне остаться с тобой и тянешься ближе с каждым здесь проведённым днём, ведь я чувствую, что мы становимся ближе и, мне кажется, что если бы я и превратился в камень, посмотрев в твои глаза, то лишь потому, что они слишком прекрасны. — Жаль, что я никогда не посмотрю в твои, — грустно выдыхает Ким и снова прижимается ближе.Месяц спустя
— Кто тебе сказал такую глупость? — Тэ с силой жмурит глаза и отходит в сторону, скидывая с себя ладонь возлюбленного. Чонгук предлагает что? — Понимаешь, если это действительно так, да и я сын Зевса, то это действительно может сработать, неужели, ты этого не хочешь? — он снова пытается коснуться Горгоны, но тот дёргается назад и шепчет хрипло: — Я не хочу тебя потерять, и это единственное, чего я искренне хочу, — Тэхён отворачивается и уходит, не в силах перебороть дрожь и страх, оставляет Чонгука в доме одного. Он не знает сколько прошло времени с тех пор, как он ушёл, но когда возвращается – слышит лязги мечей и видит троих мужчин от которых Чонгук пытается отбиться в одиночку. У него ничего не получается, но помимо этого Тэхён замечает на его руке достаточно глубокую рану, которая сильно кровоточит. Змейки на голове снова начинают шипеть, и двигаться вперёд, словно подталкивают своего владельца ко всему происходящему. Тэ сейчас впервые не жалеет о том, что собирается использовать свои силы кому-то во вред, ведь это касается Его Чонгука. Он подкрадывается к одному из мужчин и резко поворачивает его к себе за плечо, тот сразу же обращается в камень, но его предсмертный крик обращает внимание остальных на Горгону. Тэхён поднимает с земли щит и защищается от удара второго, не зная где находит в себе столько силы, чтобы отразить его удар, но толкает на землю и хватает за горло, однако, тот не так прост и явно не собирается открывать глаза, поэтому Тэ прибегает к хитрости и со всей силы бьёт его по ноге; мужчина оказывается стойким поэтому держится из всех сил. Ким ощущает как внутри всё вскипает, когда видит его кровавый меч, и эта кровь ему самому явно не принадлежит, она чонгукова, это кровь его человека, которого он до безумия любит, и который сейчас снова пытается его защитить в одиночку. На этот раз Тэхён такого не допустит. Он поднимает меч с земли и протыкает им чужую руку насквозь; кровь орошает землю с колоссальной скоростью, и мужчина всё же распахивает свои глаза, моментально превращаясь в статую. Остаётся последний. Чонгук щитом отражает его атаку и наносит новую серию ударов, которую тот кое-как отражает, но единственное о чём Чон переживает, так это Тэхён, на которого он сейчас не может взглянуть и убедиться что с ним всё в порядке. В конце концов, последнего выжившего он своим мечом пронзает и пинает его тело в овраг. — Чонгук! — Тэхён моментально оказывается рядом и испуганно рассматривает чужую руку, но не поднимает голову. — Боги, у тебя столько крови... Её нужно срочно остановить, — змейки на голове Кима обеспокоенно трещат, когда видят состояние своего человека, а их хозяин снова горько плачет и винит себя. — Пожалуйста, скажи что мне делать, — шепчет он хрипло. — Всё хорошо, — шепчет Чонгук в ответ и мягко улыбается уголком губ, он пошатывается, но здоровой ладонью касается чужой щеки и мягко поглаживает её, не открывая глаз. — Всё в порядке, Тэ... Тэхён плачет в голос и жмётся к нему ближе, настолько близко, что Чон ощущает его дрожь своим телом, но эта идиллия прерывается негромкими шорохами, на которые человек сразу обращает своё внимание. Уходит доля секунды на то, чтобы он поменял себя и Тэхёна местами. Раздаётся противное хлюпанье и громкий вопль Чонгука, тело которого насквозь пронзает меч, но до Тэ клинок не доходит. От испуга Горгона теряется и распахивает свои глаза, натыкаясь взглядом на чужие — золотистые. За спиной Чона падает замертво последний выживший мужчина, но на это никто внимание не обращает. — Нет, — шепчет Тэ хрипло и сломанно, его глаза вновь сами наполняются слезами. — Нет, нет, нет... Нет! — Тэхён осознаёт, что зажмуривать глаза уже поздно, поэтому жадно смотрит в чонгуковы, такие нежные и в него влюблённые. — Тише-тише, — Чон ему улыбается, ощущая, как немеют ноги, когда падает на колени. — Всё будет хорошо, Тэхён, ты только не плачь, — он прижимает Горгону, который рядом осел, к себе и целует в кончик носа, снова отстраняясь. — У тебя действительно очень красивые глаза, почти прозрачные, Тэ, и они не должны лить слёзы, — маленькие змейки пищат и тянутся к лицу своего человека. Они тоже плачут. — Нет, Чонгук, п-пожалуйста, — всхлипывает Ким и судорожно хватается за любимого, мотая отрицательно головой, дрожащими губами умоляет его остаться и снова заходится в рыданиях, почти не чувствует, как сердце сжимается в тиски. — Останься со мной, не т-так... Так не должно быть! — он срывается на крик и сильнее цепляется за чужие плечи. — Я же обещал, что смогу тебя защитить, — краем глаза он видит, что ниже пояса уже каменеет, медленно наверняка потому, что всё же сын бога. — Я тебя люблю, моя змейка, больше всего в этой жизни любил, люблю и буду любить. — Я д-должен... Это должен быть я! Я т-тебя люблю, слышишь? Чонгук, я люблю тебя!— кричит он, задыхаясь. — Я тебя люблю! — моментально жмётся ближе и касается чонгуковых губ, обхватывает его лицо в ладони, но ощущает лишь ответный холод. А когда снова открывает глаза — перед ним лишь холодный камень, некогда его любимый, что хранил в себе тепло. Тэхён растерянно смотрит на него, скользит взглядом по каждой чёрточке и пальцами дрожащими касается статуи возлюбленного; дыхание становится тяжелее, он часто дышит приоткрывает рот и даже змейки замолкают оставляя их в тишине загробной. На лице напротив нет ужаса или же страха, на нём теперь навечно запечатлена любовь, с которой только он смотрел на свою Горгону. Его Чонгук, его любимый человек больше никогда не обнимет и не прижмёт ласково к себе, больше не поцелует в щёку или в висок, не успокоит после очередной волны кошмаров и не прошепчет о красоте. Тэхён больше не увидит его улыбку, взмах длинных ресниц и его прекрасные истории он не услышит, ведь именно из-за него Чонгук сейчас обратился в статую. — Нет, Чонгук! — Горгона снова срывается на вопль: отчаянно бьёт ладонями по земле и кричит, умоляет не заканчивать всё так, молит богов вернуть ему любимого. — Прошу тебя, не надо! — опадает он на землю всем телом и обнимает себя руками, ранит когтями собственную кожу и плачет до срыва голоса, кричит одно протяжное: — Чонгук! Он едва поднимается, обнимает холод и прячет в нём слёзы горячие, сжимает зубы, жмурит глаза и кричит так громко и разбито, что с небес пугаются даже Боги. Это слишком больно, больнее чем тогда, в храме, больше чем сама боль и сильнее всех вместе взятых эмоций. Ким сейчас словно стоит на краю, на ухо шепчет лишь ветер и он вновь обречён на вечное одиночество, только теперь в муках совести, с камнем, некогда любимым, наедине. — Ч-чонгук, я люблю т-тебя, — шепчет он запинаясь, и снова отчаянно кричит: — вернись ко мне, ты же обещал! — он на колени перед человеком своим встаёт и прижимается к нему грудью; змейки дрожат и тянутся к Чону, осторожно проводят язычками по окаменелой щеке и тихо, так жалобно пищат. Он даже не успел сказать, что тоже его любит... Тэхён касается его застывшей ладони и льнёт к ней щекой, смаргивает слёзы болючие и закрывает глаза, ощущая, как тело вмиг ослабевает, он крепче хватается за любимого, но всё равно проваливается в темноту... В который раз, Чонгук просыпается от кошмаров, но нет, не от своих. Он сонно распахивает глаза и приподнимает ткань, которая загораживает обзор, растерянно поворачивается в сторону звуков и замечает, что Тэхён мечется во сне и плачет, цепляется за собственную одежду и даже не замечает, как отчаянно змейки пытаются его разбудить, активно тыча мордочками ему в лицо. Ему снится что-то плохое и явно намного хуже, чем ранее, ведь Горгона рыдает во сне, не в силах очнуться от страшного кошмара. Чон принимает сидячее положение и осторожно касается чужого плеча, пытается растормошить и разбудить, но тот совсем не реагирует, а продолжает плакать и... — Ч-Чонгук... — едва различимым шёпотом, а дальше – громче: — Чонгук, нет... Нет! — Тэ? Тэхён?! — Чонгук закрывает глаза, гладит его по лицу и, приподнимая с постели, прижимает к себе, ощущая сильную дрожь. — Тэ, проснись, пожалуйста, я здесь, я с тобой, слышишь меня? Ким громко кричит и ненароком вырывается из чужих рук, он закрывает глаза руками и слёзы по щекам размазывает, часто дышит и жмурится от боли в груди, которая по ощущениям раскраивается от острого лезвия, а перед глазами всё ещё упрямо стоит образ его Чонгука, который так и остался камнем, которого уже никак нельзя и спасти. Тэ чувствует нежные касания, то, как его снова обнимают и покачивают в объятиях, он боится даже пошевелиться. Неужели, это был очередной сон и... — Я с тобой, маленький, я рядом с тобой, — шепчет Чонгук ему на ухо и целует в щёку часто, гладит маленьких змеек, чтобы успокоить и спускается к спине. — Ч-Чонгук, — шепчет Горгона сорванным голосом, смаргивая слёзы и жадно, боязливо так, прижимается к необходимому теплу. — Т-ты жив, — облегчённо выдыхает он и снова плачет, но на этот раз от небывалого облегчения на душе. — Я не собирался умирать, мой маленький, — человек снова его гладит и хмурится болезненно, когда Тэхён к нему поворачивается и лезет обнять крепко. Теперь он понимает, что так сильно напугало его Горгону. Его напугала чонгукова смерть. — Никогда не смей защищать меня ценой своей жизни, даже если любишь, — Горгона постепенно успокаивается и носом зарывается в чужое плечо, осознавая для себя одну простую истину — он Чонгука действительно любит и до невозможности боится потерять, а это значит, что он должен об этом знать. — Я тебя люблю, Чонгук, — шепчет и жмурится сильнее. Чон замирает и даже поглаживать его перестаёт. Любит?...Тэхён его любит? Внутри всё трепещет и с новой силой разгорается огонь, ведь после этих слов он едва может дышать и воспринимать информацию. Тэхёново "люблю" этим его низким и приятным голосом звучит слишком интимно и чувственно, так непривычно и ново, что Чонгук просто не может поверить своим ушам и своему счастью, только вот его любовь сейчас напугана очень, всё ещё дрожит и ближе жмётся отчаянно. Он прижимается к нему ближе, носом утыкается в лоб и вдыхает запах цветов, гидр его щекочет и целует каждую, которая только тычется к губам. — И я тебя люблю, — несмело касается чужой кожи и крыльев, пальцами проводит по чешуйкам и улыбается слабо. — Знаю, ты ведь мой человек, — его малышки вновь довольно трещат и льнут поближе к лицу Чона, всё сказанное своим хозяином подтверждают. — Успокаивайся, всё хорошо и это был всего-навсего сон, да? Этого никогда не произойдёт в реальности, — человек отпускает его лишь для того, чтобы потуже завязать ленту на своих глазах, и обхватывает ладонями чужое лицо. — Я завязал и закрыл глаза, посмотри теперь на меня. — Я боюсь, — отрицательно мотает головой Ким. — Мне так страшно от мысли, что я могу тебе навредить, что могу обратить тебя в камень того не желая... — Тэ, я люблю тебя, — кончиками пальцев Чонгук чувствует его слёзы и каждую заботливо стирает, поглаживает скулы мягко и накрывает чужие губы своими в нежном поцелуе. Это их второй поцелуй, но со стороны Горгоны он уже более осмысленный. С обеих сторон теперь — взаимный. Тэхён расслабляется, доверяет ему себя и даже слабо улыбается, тянет человека на себя за шею и углубляет поцелуй, языком проскальзывая в чужой рот, пока ладонями поднимается выше, а пальцами аккуратно массирует затылок возлюбленного. Чон от такого напора немного теряется, ведь поцелуй планировался лёгким и мимолётным, только чтобы успокоить свою любимую змейку, но если он хочет по-другому, то Чонгук даст ему всё, что он только попросит. Именно поэтому, он осторожно укладывает свои широкие ладони на его талию и чуть ближе двигает к себе, под довольное шипение гидр; целует не так напористо, а наоборот — замедляет темп и целует его более расслабленно. Какое бы сильное у него не возникало желание в адрес Тэхёна, это не меняет факта о его прошлом, из-за которого человек и вовсе очень боится его напугать или, не дайте Боги, сделать больно этому сокровищу. Он с ним всегда был и будет крайне аккуратен потому, что в приоритете ставит не свои потребности или желания, а тэхёново счастье. Вот что такое любовь, когда чужие желания выше своих, когда сделаешь всё, лишь бы услышать его низкий и басовитый смех. Чонгук до безумия в него влюблён и слишком счастлив, что теперь это взаимно.Десять месяцев спустя
Чонгук открывает свои глаза и хмутрит брови, не понимая, почему так рано проснулся. Солнце ещё даже не встало, небосвод поражает своей красотой, но главная звезда сейчас спит рядышком — под боком. Прошёл год с лишним с тех пор, как он впервые увидел спящую Горгону, а за это время он занялся постройкой дома, чтобы сделать жильё для него, чтобы тот мог познать и вспомнить все прелести тепла и спать на нормальной кровати, а не холодных камнях. Ким помогал ему в этом, чем только мог, но всё равно не понимал, что для него хочет сделать Чон. Постепенно появился небольшой домик с вполне удобной спальней, в которой так же появились мебель и помещение, где они теперь могут готовить пищу, как нормальные люди. Чонгук помнит, как кормил Тэ и его змеек новой пищей; ловил рыбу, очищал её от костей и скармливал своим любимым, приносил вино и хлеб, много разных ягод, от которых малышки довольно трещали и облизывали пальцы Чона своими маленькими язычками. Тэхён тоже был очень доволен и часто благодарил, особенно радовался, когда Гук приносил инжир, оливки и яблоки, которые до безумия полюбились ему. Чонгук вносит в его жизнь счастье позабытое, заботится так, как о нём не заботились в то время, когда он был человеком. Гук старается делать всё, чтобы его возлюбленный не знал больше горя, делает всё, что в его силах, чтобы печаль не коснулась его бледного лица, чтобы слёзы не орошали его прекрасный лик. Старается излечить израненную душу, закрыть и забрать нежными поцелуями его боль и тревоги, собрать воедино и склеить его хрупкий мир, который однажды разрушили недруги. Поэтому, в очередной раз прилетев из другого города с подарками, он очень удивился, когда обнаружил свою радость в слезах; и позабылось всё остальное — стало неважным и выпало из рук, когда он подорвался к Горгоне и обхватил его плечи своими ладонями, наблюдая, как тот жмурит глаза, и растерянно смотрел на его заплаканное лицо. Как оказалось, Тэ вовсе не печалился, наоборот — не справился с потоком эмоций обдумывая всё то, что для него на протяжении года с лишним делает этот человек, просто так, без какой-либо выгоды. Чонгук его долго успокаивал, говорил что безумно любит и змеек его тоже всей душой, на том и сошлись, успокоились, чтобы после этой встречи брюнет наконец вручил ему то, на что так долго работал и пропадал — золотой браслет, который теперь спокойно покоится у Тэ на тонком запястье, а на нём — змейки. Сейчас же, Тэхён тихо посапывает и прижимается чуть ближе, обнимает мужчину за руку и чуть поморщившись убирает свою голову с чужого плеча, но кладёт её рядом. Его глаза завязаны лентой, а когда он просыпается — ощущает себя слепым котёнком, именно поэтому Чон всегда рядом в такие моменты: он внушает спокойствие, старается не напугать и берёт за руку, аккуратно развязывает глаза и, закрывая свои, целует в лоб. Он смотрит на него и не понимает, как такому светлому существу вообще причинили боль, как посмел Бог опорочить его честь? Как посмел он взять юношу без его согласия, тем самым сломав его жизнь? Порой призраки прошлого преследуют Тэхёна и он содрогается в кошмарах, даже слёзы иногда льёт, но всегда просыпается от ласковых поглаживаний и нежных поцелуев по всему лицу от любимого человека. Сейчас он всё ещё сладко спит, находится так непозволительно близко, а кошмары почти перестали мучать, ведь он привык, что его человек всегда рядом, когда он нужен. Тэ такой красивый и любимый, такой спокойный и открытый, что сердце щемит от безудержной к нему нежности и заботы. Его ладони цепляются за чужой плащ и чуть сжимают его, пока на чувственных губах появляется едва заметная улыбка, которая не может не радовать, а крылья чуть подрагивают. Чонгук не может удержать себя и целует его в щеку мягко, на этот жест змейки разлепляют глазки и чуть трещат, на что брюнет прикладывает указательный палец к губам, намекая на то, что их хозяин ещё спит, и те послушно замолкают. — Не спится? Я вас разбудил, маленькие? — улыбается он им, и те льнут ближе к его лицу, негромко шипят и ластятся ближе, ожидая пока их приласкают. Чон никогда им в этом не откажет, потому он касается их пальцами и наклоняется, чтобы поцеловать каждую в маленькую головку. Тэхён бодает его головой, из-за чего малышки покачиваются, но не успокаиваются — тянутся за поцелуями и лаской, за нежностью, вот же неугомонные и жадные до поцелуев малышки! Однако, Чонгук внимание и Тэхёну уделяет, которого целует в щёки и лоб, в прикрытые веки, которые спрятаны под мягкой тканью; тот поворачивается на бок и обнимает мужчину за талию, прячет лицо от щекочущих поцелуев ему в шею и носом в неё зарывается, такой уютный и очаровательный! Чон тоже на бок поворачивается и сгребает его в охапку, пока змейки на них смотрят довольно и снова располагаются на голове хозяина, но спать они явно не собираются. Ждут чего-то, спросите вы? Разумеется. — Хорошо, знаю же, что не уснёте, — тихо смеётся Чонгук и целует Горгону в кончик носа. — Рассказывал ли я вам о том, что на свете жил один юноша, который был неслыханно богат? — гидры чуть приподнимаются, выдают свою заинтересованность. — Жил он на попечении богов и собой был хорош; люди были от него в восторге, ведь он был добр и учтив, помогал бедным и был с ними на равных, хоть и имел много богатств. Казалось бы, о чём ещё можно было мечтать? Но кто знал, что под покровом ночи он каждый раз обрекал себя на страдания и много слёз проливал? Никто. Он был богат физически, но был беден в плане любви,— змейки затрепетали, уж они то обожают слушать истории о любви, ведь она красивая. — Из-за этого и были его страдания, ведь пока его знакомые и друзья уже находились в браке и имели потомство — он никого ещё ни разу не любил, хотя очень этого желал. Желал отдаться этому чувству всем сердцем, погрузиться в этот омут с головой и не выныривать вовек, лишь бы ощущать на себе касания любимого или любимой. На небесах говорили, что ещё не время, когда он верил, говорили, что рано, когда он веру потерял, но на пути его встретился один прекрасный юноша, — Чонгук переводит взгляд на спящего и улыбается ему влюблённо. — Он выделялся всем, но никто прекрасным его и не считал, кроме мужчины. Юноша был добрым и помогал каждому, кто в этом нуждался, улыбался и не стеснялся ничего, не обращал внимание на то, как другие говорят у него за спиной и даже им делал добро. Наблюдая за ним, мужчина понял одну важную истину: красота — это, порой, глубже, чем на поверхности, ведь она в душе и поступках. К его счастью, юноша в него тоже влюбился и одним лишь своим существом мог осчастливить его жизнь, одной робкой улыбкой, хоть и не мог одарить своим прекрасным взглядом, ведь был слеп. Ходят слухи, что этот мужчина построил для своей любви дом и до сих пор ухаживает за ним, всегда держит за руку, ведь любовь ослепила и его. Он понял, что такое прекрасное чувство, как любовь, способно открыть человеческому взору что-то большее, там, за гранью оболочки тела. Чонгук поднимает голову и замечает, что змейки уже спокойно спят, как и их владелец. — Этот мужчина дал обещание, что во что бы то ни было защитит свою нежную и хрупкую любовь от врагов, но ни за что не оставит его в этом гнилом мире, — Чон целует почти каждую малышку на ночь, тихонечко, ведь боится разбудить, а затем укладывается поудобнее рядом с Горгоной. — Сладких снов, мои красавицы, — улыбается он и двигается к любимому, шепча тихое: — И тебе, моя любимая змейка. Ночь снова укрывает их звёздным одеялом.Месяц спустя
Утро начинается весьма необычно, ведь Тэхён привыкший подольше спать, на удивление, просыпается первым. Чонгук всё ещё держит его в своих объятиях и явно никуда не спешит, как это обычно бывает, поэтому, Ким и теряется, не зная, что ему делать и как себя вести, когда его собственные глаза завязаны. Ведь обычно он всегда просыпается позднее влюбленного и тот целуя напоследок, улетает на некоторое время по делам, а потом — приносит что-то новое. Ким панически боится снять с себя повязку и случайно посмотреть в глаза Чонгука, если тот их сонно распахнёт, поэтому не придумывает ничего, кроме как разбудить его ненадолго и надеть повязку на его глаза и, на удивление, это работает, ведь человек как раз поворачивается к нему спиной и Тэ успевает повязать ленту на его глаза. Чон снова погружается в спокойный сон и тихо сопит, но теперь хотя бы безопасно для них обоих. Иногда, это процедура с лентой очень надоедает, но иного выбора у них нет, если они хотят быть друг у друга ещё очень долго. Тэхён наклоняется к нему и оставляет мягкий поцелуй на румяной щеке, как и маленькие змейки, которые даже не шипят, а молча облизывают чужую щёку, прежде, чем покорно прильнуть к хозяину; он поднимается с постели и трёт уставшие глаза. В последнее время, с того момента, как они окончательно сблизились, его волнует одна вещь — влечение, которое никак нельзя преодолеть; Ким знает, что его человек с ним крайне нежен и никогда не причинит боль намеренно, ведь Тэхён ему безоговорочно доверяет. С признания Чонгука прошёл целый год, а признания Горгоны — уже восемь месяцев, и для обоих это непременно большие сроки, ведь вместе они такое же количество времени. Они вместе целых восемь месяцев, а за это время у них ни разу не доходило до интимной близости, когда хотелось кожу к коже, одно дыхание на двоих и сплетённые пальцы. Они знают друг друга почти полтора года, но так и не заходили дальше поцелуев, ведь Чон до ужаса боится спугнуть свою змейку, боится напомнить ему о травмах болезненного прошлого, поэтому не хочет давить и всеми силами оберегает, дарит только целомудренную нежность и ту любовь, которая не напугает измученную душу. Иногда их слишком сильно друг к другу влечёт, слишком манит, словно так и должно быть, словно они две половинки одного целого, которые рано или поздно объединятся. Ким от этого бегать устал, если честно, и готов переступить через себя самого, чтобы Гук был ещё ближе, чтобы мог показать ему, какой на самом деле приятной бывает близость, тем более, с человеком в которого влюблён. Он мечтал об этом давно. Мечтал подарить себя той или тому, кого полюбит, мечтал быть полностью открытым лишь с одним человеком — которого выберет себе в пару, с которым захочет прожить всю оставшуюся жизнь и, кажется, что Чонгук и есть тот самый. Тэхён ему доверяет всё: секреты и тайны, своих малышек и свою жизнь, и себя... Себя он тоже доверяет. Утро начинается удивительно хорошо, и Горгона не может оторвать свой взор от чужого лица. Он не часто смотрит на чоново лицо, не всегда имеет возможность насладиться сменой эмоций на его лике, но исключительно по своей воле, ведь страхи всё ещё занимают своё место и уступать его никому не собираются. Не в силах оторваться, он вновь склоняется над любимым и проводит кончиками когтей по тёплой щеке, так осторожно и невесомо, словно касание крыльев бабочки; рассматривает то, как Чонгук брови хмурит и приоткрывает рот изредка, даже улыбается мимолётно, наверное, снится что-то хорошее. Проскальзывает мысль о том, что он хочет жить как все обычные люди: хочет завести со своим человеком семью, жить где-то рядом с полем и свободно гулять за руки, не опасаясь очередного покушения на свою жизнь. Хочется элементарного спокойствия и тишины, хочется быть обычным. Однако, любимый любит его таким, какой он есть и всё это принимает, выбирает. Можно бесконечно говорить о том, насколько сильно Чонгук любит его гидр, как часто он уделяет им особое внимание: гладит, разговаривает с ними через хозяина и целует каждую. Это всё заставляет сердце Кима гореть, подобно огню. Заставляет верить в себя и в настоящую любовь. Кстати, вышеупомянутый снова хмурит брови и шепчет низким от сна голосом: — Я знаю, что ты смотришь на меня. — Почему ты так решил? — Тэхён с ним так по-особенному слаб, поэтому вновь усаживается на край кровати и уже более смело касается чужих плеч. — Потому, что я делаю тоже самое, когда ты спишь, — улыбается мужчина и утягивает его на себя, обнимая. — Ты хорошо сегодня поспал? — Да, с тобой всегда спокойно спится, — Горгона ему улыбается и наслаждается тем, как человек гладит его шею и затылок, щекоча довольных змеек. — Я много думаю о нас и... — Что-то не так? — сразу же беспокоится Чон. — Нет-нет... Нет, всё хорошо, просто... — Ким к нему ближе тянется, обнимает в ответ и шепчет на ухо: — Я хочу близости с тобой... Чонгук, ожидаемо, замолкает, ведь явно сейчас ошарашен. — Ты уверен, я... Я беспокоюсь о тебе, — он делает глубокий вдох и продолжает: — Просто, боюсь сделать что-то не так и обидеть тебя. — Я уверен, Чонгук. Мы можем попробовать, ведь я готов, только... Если ты этого хочешь со мной. — Только с тобой, любовь моя, только с тобой... Скажи мне, если будет неприятно или больно, ладно? — Чон целует его шею. — Я обязательно остановлюсь. — Хорошо, только... — Тэхён закрывает свои глаза и стягивает с чужих глаз ленту, на ощупь надевает её на свои и завязывает узелок потуже, — Теперь, мы можем продолжить... Чонгук улыбается ему искренне и открывает глаза, не дожидаясь пока они привыкнут к свету — касается мягких губ в чрезвычайно нежном поцелуе и меняет их местами, подминая свою змейку под себя. Маленькие гидры ласкают лицо человека, в то время, как их хозяин теряется в ощущениях, ведь именно сейчас он всё чувствует по-другому. Поцелуй мужчины становится более настойчивым: язык проникает в рот и проходится по ряду зубов, касается нёба и сплетается с тэхёновым; он ладонями осторожно проникает под чужую одежду и касается мягкой кожи, ведёт по ней пальцами аккуратно и поглаживает бугорок соска. Тэхён под ним чуть напрягается из-за непривычки, но ничего не говорит — ждёт дальнейших действий и реакцию своего тела на эти ласки; он запрокидывает голову назад, когда Чон отстраняется и спускается поцелуями к чувствительной зоне — шее, открывает к ней доступ. — Тебе нравится? — шепчет он. — Я всё хорошо делаю? — Мхм, — тихонько кивает Тэхён. — П-продолжай... Гук оставляет после себя алые метки, когда втягивает губами кожу, оставляет за собой влажные следы, когда языком ведёт по пульсирующей венке, и улыбается краешком губ, когда Горгона закусывает нижнюю губу от приятных ощущений. Ладони скользят ниже, к животу, и осторожно его поглаживают, в то время, когда губы поднимаются к левому уху Тэ и обхватывают мочку, посасывая её. Ким теряется в ощущениях. Сам тянется ближе, чтобы коснуться любимого и ощутить его тело своим, тает от всех этих действий со стороны Чона и лишь тихонько вздрагивает, когда одеяние спадает с его тела. Теперь он полностью обнажён и открыт перед своим человеком, что разумеется очень смущает его хрупкую персону. Чонгук с ним крайне нежен: на ухо шепчет всякие глупости и то, как сильно любит, шепчет о том, как красиво его тело; ладонями ведёт по талии и спускается ниже, целует шею и улыбается, когда змейки ласкают его лицо, видимо благодарят за удовольствие, которое он доставляет их хозяину. Тэхён на ощупь касается чужой кожи, действует немного скованно из-за того, что ничего не видит, но ведёт по плечам пальцами аккуратно и рвано дышит ртом, распахивая губы в беззвучном стоне, когда Чон гладит его там и пальцами касается чувствительной плоти. Никто и никогда не касался его так. — Какой же ты прекрасный, — шепчет Чонгук ему в губы. Он придерживает его за затылок и вновь утягивает в поцелуй, в то время, как ладонью медленно ведёт по чувствительному месту вверх-вниз; поддаётся вперёд и накрывает его своим телом, когда сплетает их языки; чувствует, как Горгона ответно подстраивается под движения и явно тоже хочет быть ближе. Человек ловит его вдохи и стоны своими губами, терзает чужие чуть сильнее, когда жар накрывает их тела; пальцами он давит на головку и Тэхён ощутимо вздрагивает, но не отстраняется, наоборот — прижимает мужчину к себе вплотную и цепляется за его плечи. Движения чужой ладони на его о́ргане ощущаются так тонко и чересчур сильно, что при очередном давлении, он закатывает глаза и громко стонет. Чон одной ладонью спускается к его талии и чуть приподнимает, прижимая к своему торсу, а второй — продолжает удовлетворять своего любовника, наслаждаясь его низкими стонами и хрипами; Тэ поджимает пальцы на ногах, задыхается от недостатка кислорода в лёгких, ведь всё вокруг пахнет лишь Чонгуком, который ускоряет темп своих движений и всё же доводит свою змейку до головокружительного удовольствия; его семя пачкает ладонь и человек отстраняется, взглядом застывает на чужом лике и улыбается, когда видит как грудная клетка Тэхёна ходит ходуном, то есть часто вздымается и опускается, как тот облизывает свои припухшие и покрасневшие от долгих поцелуев губы. Его щёки так очаровательно краснеют, создают контраст с прекрасными змейками, которые, по всей видимости, тоже отдыхают, ведь мелко дрожат, устроившись на голове Горгоны. Чон собирает его семя пальцами и ведёт ими меж ягодиц, и пока его змейка отходит от возбуждения, пальцами чуть надавливает на его лоно, проникая лишь одним. У Тэ дрожат ноги, но он податливо раздвигает их и откидывает голову назад, сам не ведает, что творит, ведь ему сейчас слишком хорошо, чтобы думать о последствиях, пока Чонгук его тело поцелуями покрывает, гладит свободной рукой мягкие бёдра и чуть прикусывает нежную кожу, срывая из измученных губ очередные мягкие стоны. — Ты самый красивый, слышишь? — Тэхён вяло кивает. — Я люблю тебя, твоё тело и твой голос, твоих малышек и твою улыбку, твой восхитительный смех... Всё в тебе люблю. Когда первый палец свободно двигается — он осторожно добавляет второй и мягко растягивает стенки, ощущая, как Тэхён под ним дрожит и сводит колени, смущаясь. Его собственное тело ощутимо пылает и накаляется, с каждой секундой становится ещё горячее, он нижнюю губу закусывает и шипит от неприятных ощущений, не сильно болезненных, но совсем-совсем непривычных, однако, поцелуи его человека — лекарство от всех болезней, и они лечат, их много так, что голова с новой силой от контрастов ощущений кружится. Хочется больше, хочется ближе и почувствовать его всего. Он жмурит глаза, когда Чонгук пальцами в него толкается, но спустя несколько секунд, его словно подбрасывает в воздухе, ведь всё это неожиданно оказывается приятнее, чем поначалу. Очередная волна возбуждения подкрадывается слишком неожиданно, дезориентирует и не оставляет и шанса на сопротивление, поэтому Ким царапает чужие плечи и что-то невнятное мычит, то и дело двигаясь на встречу всем телом, душой и сердцем. Три пальца уже беспрепятственно проникают именно туда, и тогда Чонгук вынимает их, не упускает недовольный всхлип своего любимого и шепчет, к нему наклоняясь: — Тебе не больно? — Ч-Чонгук, я... — Горгона пытается отдышаться, — В-верни их, мне т-так х-хочется тебя... — шепчет он хрипло и вновь облизывает свои губы. — Хорошо, — следует нежный поцелуй в подбородок, прежде, чем Чон лишит себя остатков одежды. Сам он осматривает чудо перед собой и улыбается, не в силах отвести взгляд от красивого тела. Смуглая кожа покрыта засосами и укусами, где-то виднеются небольшие царапинки, только непонятно откуда взявшиеся, и если бы сейчас Тэхён не прятал свои крылья, то чешуя бы всяко чуть опала из-за трения с постелью. Чонгук наклоняется и языком касается чужого живота, ведёт им ниже и целует тазовые косточки, чувствует пальцы в своих волосах, которые несильно сжимают смоляные пряди и чуть тянут их от корней. Он обхватывает свою плоть ладонью и проводит вверх-вниз несколько раз, прежде, чем приставить его к чужому лоно; осторожно входит в распалёное ласками тело, но не двигается лишний раз, чтобы дать привыкнуть и поэтому сразу же тянется к любимому, чтобы на всякий случай отвлечь его своей заботой: целует скулы и щёки, глаза сокрытые повязкой и каждую гидру, которая только к нему тянется и шипит. — Д-давай, — шепчет Ким и, на ощупь, касается торса человека: пальцами ведёт по кубикам пресса и уже представляет, как в следующий раз будет смотреть на них, когда завяжет ему глаза. Тэхён распахивает губы и прислушивается к своим ощущениям, рассыпается под чужим напором подобно песку сквозь пальцы, и замирает, перестаёт дышать, когда ощущает в себе нечто большее, чем пальцы; внутри так горячо и приятно, что он вновь не может сдержать свои стоны, когда Чонгук делает первый осторожный толчок и расцеловывает его лицо. Всё это выше его сил и он не знает куда себя деть, когда болезненные ощущения вновь сменяются на приятные до дрожи, когда дыхание в очередной раз сбивается, а Чон накрывает его губы своими и нижнюю кусает, оттягивает и всяко блуждает взглядом по его телу. Верно. Человек его лицо так близко рассматривает, жадно впитывает прекрасные черты лица, капельки пота на лбу и слёзы, стекающие из-под ленты, разглядывает надломленные брови и каждую смену эмоций. Чон не в силах насладиться Тэхёном и его красотой, ведь его хочется испить, как самое дорогое вино, именно поэтому, он наклоняется к его ключицам острым и языком по правой ведёт, прежде, чем укусить. Несильно, лишь для того, чтобы оставить небольшой следик. Чонгук толкается ещё раз, на пробу, и уловив чужое удовлетворительное мычание, двигает бедрами вновь, пальцами обхватывает чужие, поднимает взгляд на Тэхёна и наблюдает, как его змейки от движений покачиваются, иногда переплетаются и снова трещат. Это выглядит так очаровательно и совсем не вяжется с тем, что сейчас между ними происходит. Меж ними стихия — огонь, расстояние — ничтожное. Толчки становятся чаще, а Чон тянет его к себе, чтобы уткнуться носом в шею и оставить на ней очередную порцию поцелуев; он меняет угол проникновения, когда подхватывает Горгону за бедро, и именно тогда последний срывается на крик. Под закрытыми глазами мир взрывается, там всё так сильно кружится, что он и вовсе боится их открыть; а Чонгук толкается чаще, головкой задевает это чувствительное место снова и снова, целует чужие скулы и ключицы, спускается ниже и языком обводит ореол соска, следом закусывая его. С уст Тэхёна срывается очередной бархатный стон, он хрипит что-то невнятное, но явно удовлетворённое, цепляется пальцами за чужие предплечья и откидывает голову назад, губами ловит воздух, которого абсолютно не хватает в лёгких, от частого дыхания. Змейки путаются между собой, прикрывают глазки шипят, мелко дрожат, как и их владелец, теряющий в данный момент остатки самообладания. — Ч-Чонгук! — вскрикивает он, при очередном толчке прежде, чем его семя пачкает их торсы. Чонгук наблюдает, как Ким обмякает под ним, расслабляясь как и его змейки, часто дышит ртом. Он к нему вновь наклоняется, слёзы стекающие сцеловывает и утягивает в нежный поцелуй, мягко сминает его губы и поглаживает затылок пальцами, ласково его массирует, чтобы расслабить ещё больше и отвлечь. Покидая его тело, Чонгук помогает себе рукой и следом падает на постель, утягивает свою змейку под бок и целует в висок; улыбается, когда гидры льнут поближе и укладываются ему на плечо, почти сразу погружаясь в сон. — Надо же, даже без сказки "на ночь" умаялись, — усмехается человек и поднимает свой взор на Тэхёна, который ему блаженно улыбается и тычется макушкой. — Как ты, любовь моя? — Ты смотришь на меня, да? — усмехается Тэ. — Я всегда смотрю только на тебя, — улыбается ему искренне Чонгук и снова целует его. — Ты в порядке? Ничего не болит? — Это было очень приятно, мне... Мне понравилось, — отвечает он и укладывается поудобнее. — Ты был осторожен и боли не было, поэтому, я думаю, что мы можем это повторить, если ты захочешь. — Захочу, — сам себе кивает человек, — ведь мне очень понравился вид и твои малышки, кажется, тоже остались довольны, — смеётся он тихо. — Спасибо тебе, — шепчет Горгона, — что не убил меня, научил любить и показал, как любовь должна выглядеть... Если честно, то я не думал, что когда-либо смогу, ну... Заняться с кем-то любовью. Тот случай тяготил меня все эти годы, но в этот раз я ни на секунду о нём не думал, ведь я думал только о тебе, — тараторит он спешно. — Это было так приятно, что у меня до сих пор дрожат ноги, — смеётся искренне. — Я рад, что ты доволен и это единственное чего я хотел, — Чонгук рассматривает его спокойное и счастливое лицо, улыбается уголком губ и переводит взгляд ниже. Обнажённое тело Тэхёна жмётся к нему, словно он совсем не стесняется и всё это у них не в первый раз; щёки всё ещё пылают, а шея и грудь усыпаны разного характера метками, кричащими о том, что Ким любим и не страшится любить в ответ. Чонгук ставил себе цель — поцелуями перекрыть все фантомные прикосновения Посейдона, показать Тэ, что это вовсе не страшно и дальше они смогут пройти этот путь вместе, что он в любом случае с ним рядом останется. Возможно, это самое счастливое для них обоих утро. Вскоре Горгона так и засыпает на плече любимого, как и его змейки, удобно устроившись в сильных руках. С человеком он действительно чувствует себя сильнее во всех аспектах этого слова, становится более раскрепощенным и не даёт собственным страхам собой помыкать. Он уснул неимоверно счастливым, с мыслью о том, что больше никогда не будет одинок, что теперь рядом с ним есть тот, кто всегда поможет и поддержит в любом случае. Чонгук смотрит на его лицо всё это время и никак не может сомкнуть веки, когда его любимый так близко лежит, такой открытый в своём доверии и такой потрясающий, подарок судьбы, не иначе. И Чон обязан подарить ему что-то в ответ, ведь план в его голове давно созревает, осталось только воплотить, хоть и риск огромен, но главное — чтобы Тэхён больше не страдал от чужих рук, от несправедливости богов, которые когда-то обрекли его на одиночество.Четыре месяца спустя
Ким растерянно осматривает их дом, не в силах успокоить своё сердце. Чонгук ранним утром улетел, поцеловал, как обычно, на прощание, и пообещал вернуться до темноты. Так происходит несколько раз в неделю, но сегодня у Тэхёна особенное предчувствие, словно что-то пойдёт не так; не нужны ему все эти подарки, ведь сейчас он нуждается только в своём человеке, который уже почти день отсутствует, а без него он спать ни за что не ляжет. Сейчас Горгона обнимает себя за плечи с мыслями о том, что хочется крепко обнять любимого и больше никогда его не отпускать, просто быть с ним рядом и вдыхать запах его кожи. Чонгук за это время научил его себя любить, поэтому, теперь чешуйки на ладонях и по всему телу не отталкивают взгляд, он привык к ним так же, как когда привык к своим малышкам. Теперь отражение на поверхности воды он принимает спокойно и не воротит взгляд, теперь каждое место, которое ему в себе когда-либо не нравилось — горит от поцелуев Чонгука, напоминая о том, что всё это — человек в нём любит. Тэ садится на постель и проводит по ней ладонью, глубоко вздыхая; змейки тихонько пищат:«Всё с ним будет хорошо, не переживай»
«Он скоро прилетит, вот увидишь»
«Чонгук хороший воин, в конце концов, он сын громовержца и необычайно силён»
«Он бы расстроился узнав, что ты грустишь»
— И то правда, — кивает им Горгона и ложится на постель. — Просто он был так серьёзен, когда собирался и... Это напугало меня.«Всё будет хорошо, просто подожди ещё немного»
Тэхён снова кивает и поджимает губы, когда гидры язычками облизывают ему щёки, чтобы успокоить. Без Чонгука уже давно непривычно, жизнь не представляется возможной без его объятий, поцелуев и мягких касаний, без его ласкового шёпота на ухо и тихого «люблю». Ким ему всегда говорит о любви, хочет, чтобы Чон знал, что любим и каждый раз имел особый стимул возвращаться к нему, домой. Иногда, становится особо страшно, что однажды он просто не вернётся из-за каких-либо обстоятельств, нет, не из-за того, что разлюбил или что-то подобное, ведь Горгона ему полностью доверяет и в чувствах не сомневается. Знает, что если что-то пойдёт не так — человек обязательно с ним поговорит и всё обсудит, но ни при каких обстоятельствах он не сбежит не объяснившись. И когда Тэхён слышит чужие шаги — он поднимается резко и прислушивается, будучи готовым схватить меч или же снять повязку, однако, вместо угроз он слышит мягкий голос любимого: — Тэ, всё хорошо, это я. — Вернулся, — губы сразу же образуют улыбку и он сам подрывается к возлюбленному, идя на голос, и ощущает, как родные руки его ловят и утягивают в долгожданные объятия. — Я успел очень по тебе соскучиться, — шепчет он, носом утыкаясь ему в грудь. — Ты не успел вернуться до темноты, — обиженно дует он губы. — Я же говорил, что он никому не желает зла, и он никогда не был злом, — Чонгук явно не к нему обращается, из-за чего Горгона напрягается и сильнее цепляется за человека, выдавая свой испуг. — Тэ? Боже, я совсем позабыл объяснить... — Кто здесь? Почему ты не од-дин? — шепчет Ким, прислушиваясь; даже змейки замолкают. — Неужели, всё это действительно было правдой?... — шепчет незнакомый грубый голос, заставляя Тэхёна почти дрожать и вжиматься в своего человека. — Не бойся меня, я не собираюсь тебе вредить, слышишь? — Горгона кивает. — Тэ, — Чон гладит его по плечам аккуратно и прижимает поближе, — это мой отец, и он может снять проклятие Афины. Тэхён замирает, и даже дышать перестаёт. Он распахивает глаза, совсем забыв, что сейчас на них повязка, и просто смотрит перед собой, в темноту; ноги подкашиваются и он оседает на землю, теряясь в пространстве окончательно, ведь не может осознать, что сейчас рядом с ним сам Зевс собственной персоной, что он может помочь... А помочь чему? Кому? Ему? Змейки к нему опасливо прижимаются и трещат, сами не понимают до конца что сейчас происходит, но чувствуют испуг хозяина и пытаются хоть как-то его защитить. — Тише-тише, всё хорошо, — увещевает Чонгук и обхватывает его лицо своими ладонями: поцелуями покрывает и гладит по чешуйкам. — Маленькие, всё хорошо, я вас не дам в обиду, — и они доверчиво приникают поближе и ластятся к тёплым щекам человека. — Тэ, я говорю о том, что ты сможешь избавиться от проклятия зрения, сможешь не превращать людей в камень и они оставят тебя в покое, больше ты никому и никогда не навредишь, если сам того не захочешь. Я не прошу тебя избавиться от облика, ведь люблю тебя таким, и наших... Слышишь? Наших маленьких змеек люблю, но ты давно этого хотел, а я всего лишь выступил против Афины и Посейдона, рассказал отцу правду о том, что произошло тогда, ведь... Афина всё отрицала, а Посейдон и вовсе соврал о произошедшем. — Чонгук, я... — нижняя губа его дрожит, ведь эмоции накатывают волной, и с ними в одиночку он справиться не способен; сейчас он в шоке, всё ещё пытается всё это осознать и принять, прокручивает в голове слова любимого снова и снова, но не может поверить. — Мне так страшно, — шепчет он, смаргивая слёзы, и прячется от чужих глаз в родное плечо, тихо всхлипывая. — Я всегда буду с тобой, пожалуйста, не плачь, любимый мой, — Чон сейчас и сам расплачется, ведь он не в силах вынести слёзы своей змейки. — Выбор в любом случае за тобой, а я тебя поддержу. Громовержец молча наблюдает за ними и, надо же, тоже никак не может поверить в происходящее. Только недавно они всем Олимпом гадали куда пропал его любимый сын, а сейчас он неожиданно появляется в храме, живой и здоровый, хоть и уставший, но просит выслушать его и рассказывает ужасные вещи, то, что было скрыто от глаз и давно забыто, как страшный сон. Историю одного прекрасного юноши, телом которого завладели насильно, не стыдясь нахождения в храме Афины, историю о том, как богиня не вняла его отчаянным молитвам, но наоборот — наказала его, ни в чём не повинного, и посылала воинов убить мальчишку, который и так настрадался от жизни. В такое не сразу верилось, но Чонгук был упрям и серьёзен, когда заявил, что любит Горгону и хочет для него справедливости, хочет, чтобы Тэхён прекратил бояться за свою и его жизнь. И вот, сейчас Зевс наблюдает, как тот самый юноша плачет и крепко обнимает его сына, видит его завязанные глаза и осторожные касания, в страхе навредить. Он видит, как за полтора года с пропажи, его сын вырос и возмужал, действительно стал героем для одного конкретного человека и готов жизнь отдать за то, чтобы Горгону освободить от наказания за красоту. Он гордится Чонгуком слишком сильно и не может сдержать улыбку, когда видит, как маленькие гидры облизывают щёки сына и трутся мордочками о него. — Тэхён, — громовержец садится перед ними на колено и продолжает: — Я помогу тебе, но ты должен сказать чего действительно хочешь. Ким облизывает свои губы и чуть приподнимает голову, поворачиваясь к источнику звука. — Я хочу перестать обращать людей в статуи, хочу жить спокойно и не бояться, что Чонгука ранят или того хуже, хочу хоть раз посмотреть ему в глаза и касаться не переживая о том, что мои ногти могут оставить раны на его коже, — из-за шторма эмоций Горгона тараторит так быстро, что едва удаётся разобрать. — Но я хочу слушать своих змеек, слышать от них о том, как смотрит на меня Чонгук и слышать то, как он рассказывает им на ночь сказки и легенды; хочу, чтобы он перестал изнурять себя, чтобы вернуть мне былой уклад жизни, ведь просто хочу быть с ним рядом, — шепчет он чуть тише. — Я хочу, чтобы он был счастлив со мной... Или без меня. — Не говори глупости, — Чон его крепко обнимает и прикрывает глаза, смаргивая слёзы. — Я не буду счастлив без тебя, Тэ. Зевс снова улыбается и негромко произносит: — Да будет так, — он щёлкает пальцами и касается ладони Горгоны. Тело Тэхёна обвивает слой дыма, а сам он не чувствует никаких изменений, кроме света, который слепит его глаза, но Чонгук ни на секунду его не отпускает от себя, боится отпустить. — Теперь, ты можешь смотреть на людей, и когтей твоих больше нет, — заключает Зевс. — Я... Я могу это как-то проверить? — шепчет Ким растерянно, но обнаруживает что когтей действительно больше нет, когда касается пальцами своей руки; он отстраняется от Чонгука и испуганно касается своих змеек, с облегчением обнаруживая их на голове. — Можешь посмотреть в мои глаза, — отвечает он. — Ведь я своё слово держу. — А если?... Зевс шумно выдыхает и разворачивает Горгону к себе, обхватив за плечи осторожно, он стягивает с него ленту и смотрит на зажмуренные веки, которые, очевидно, тот боится разлепить. — Не бойся, Тэхён, я тебя не обманул, даю слово громовержца и мужчины. — Чонгук? — шепчет ему Ким. — Я с тобой, Тэ, — голос человека внушает спокойствие и уверенность. — Я тебя люблю, — улыбается Горгона уголком губ. Тэ делает глубокий вдох и медленно открывает свои глаза, моргает несколько раз, привыкая к лунному свету и смотрит в золотистые глаза седовласого мужчины перед собой, обнаруживает, что Зевс в камень почему-то не превращается, а значит... На свой страх и риск, он опасливо-медленно поворачивает голову к любимому и натыкается взглядом на такие же золотистые глаза, как и у громовержца; Чонгук смотрит на него неотрывно, без тени страха и сомнений на лице, с безграничным счастьем, которое в его глазах отражается слишком очевидно. В них оказывается действительно видна безграничная любовь и её так много, что в голове не укладывается. Тэхён жадно смотрит на него, так, словно видит впервые после долгой разлуки, так, будто бы нашёл то, что давно искал, так, словно его мечта сбылась. Руки сами тянутся к чужому лицу, а пальцы касаются щек, оглаживают скулы и ведут по ресницам осторожно; зрачки скользят по лику человека и впитывают в себя каждую черточку, словно он его не видел вовсе. Брюнет мягко ему улыбается и рассматривает необычные глаза зелёного цвета с вертикальным расположением зрачка, которые упрямо смотрят в ответ, изредка моргают, словно их владелец боится надолго закрыть глаза. Однако, Тэхён резко переводит взгляд вниз, словно выходит из состояния шока, но ожидаемого окаменения не видит, и в этот момент к нему окончательно приходит осознание ситуации — теперь он может сказать эти три слова, смотря в глаза любимого человека без страхов. — Я люблю тебя, Чонгук... Боги, я так сильно тебя люблю! — он бросается в объятия любимого человека и крепко обнимает его, носом утыкается в плечо и слышит довольный писк своих змеек. Чон его прижимает к себе и поглаживает малышек, которые ластятся к пальцам сразу же, но, затем отстраняет, только чтобы обхватить лицо в ладони, заглянуть в глаза и утянуть в нежный поцелуй. Их счастью нет предела, ведь теперь им не нужно будет по очереди — потому, что Чонгук переживал с ним абсолютно всё — завязывать глаза, боясь из-за проклятия и теперь всё будет иначе. Он ни капли не стесняется сейчас целовать свою Горгону при отце, который сам наверняка смутился, ведь он слишком сильно любит свою змейку и не в силах противостоять его шарму и обаянию, не в силах успокоить своё бешеное сердцебиение и частое дыхание на грани слёз. Тэхён в поцелуй улыбается, чувствуя себя абсолютно счастливым, запускает пальцы в густые волосы Чона и прижимает его ближе к себе, потому, что теперь может себе это позволить. Они нехотя друг от друга отстраняются, и то только потому, что рядом с ними отец Чонгука, который смотрит на них с улыбкой. — Я одобряю твой выбор, если интересно, — смеётся он и разводит руки в стороны, намекая Тэ подойти. Горгона поднимается на ноги и отпуская чонгукову ладонь, несмело подходит к Богу грома; тот сразу же утягивает его к себе в объятия и прижимает к груди. Тэхён смущённо тянет руки и обнимает его в ответ, пока змейки качаются из стороны в сторону и всё же, вслед за владельцем, тянутся к чужому лицу, чтобы потыкаться в щетинистую щёку мордочками. — Береги его, мальчик мой, — шепчет ему Зевс на ухо, — ведь никто из детей моих не был так смел ради того, кого любит. — Обязательно, — смущённо улыбается Тэхён и прячет лицо. Чонгук на них смотрит с теплотой в сердце, не может никак поверить, что теперь будет смотреть на свою змейку постоянно, что больше не будет завязывать Тэ глаза по его собственной инициативе. Зевс отпускает юношу и снова осматривает его с ног до головы, улыбается, когда последний обратно возвращается к его сыну и совсем не отводит взгляд от его глаз. Чон берёт любимого за руку и оставляет мягкий поцелуй на тыльной стороне ладони, смущая своего любимого ещё сильнее, а гидры словно подталкивают Горгону к нему поближе. — Маленькие мои, — улыбается Чонгук и поглаживает крошечных змеек по головкам, ощущая приятную на ощупь чешуйку. — Я бы вас ни на что не променял. — Они знают, — шепчет Тэ и целует возлюбленного в щёку, а после – снова заглядывает ему в глаза. — Они у тебя такие красивые, Чонгук, — он улыбается так ярко, что весь остальной мир для Чонгука меркнет. — Вы у меня очень красивые, — человек обхватывает родное лицо в ладони осторожно и рассматривает его тщательно, теперь он не сможет оторвать взгляд от чужих глаз и даже не захочет. — Люблю тебя, моя змейка. — И я тебя люблю, Чонгуки, — поджимает губы Горгона и прикрывая глаза, потирается своим кончиком носа о чужой, в ласковом жесте. — Вынужден вас оставить, — не утаивая улыбку, говорит Зевс. — Я позабочусь о том, чтобы никто больше не беспокоил вас, чтобы люди не досаждали и не пытались навредить, но взамен, я попрошу у вас кое-что. — Что же это? — поворачивается к нему Чонгук, но не отпускает своего любимого. — Навестить Данаю. — Она испугается меня, — тихо шепчет Ким. — Вовсе нет, душа моя, — Чон целует его в линию подбородка и продолжает: — Уверен, что если отец принял тебя, то и мама сможет. — Думаешь? — Тэ поворачивается к нему лицом. — Знаю, — улыбается ему человек и целует в родинку на кончике носа. — Оставляю вас одних, — кивает громовержец и подзывая к себе облако, встаёт на него. — Рад был увидеть тебя, сын, и твоего избранника тоже. Живите счастливо и не забывайте обо мне, — вновь смеётся он и не теряя времени, улетает на Олимп. — Я не знаю, как тебя благодарить, — Тэхён осторожно тянется пальцами к лицу любимого и убирает чёлку с его глаз. — Неужели, теперь мы сможем жить без страха? Никогда и не надеялся на то, что это прекратится... Что однажды я смогу увидеть тебя полноценно, смотреть в твои глаза и видеть все эмоции, которые упустил... — костяшками он поглаживает чужую щёку и отводит взгляд, чтобы не заплакать. Он дёргается, когда Чонгук перехватывает его ладонь, разворачивает и внутреннюю сторону прикладывает к своей щеке, ей же о неё потирается; свободной рукой мужчина обхватывает острый подбородок Горгоны и поворачивает юношу к себе лицом, смотрит в его глаза наполненные слезами, обращает внимание на дрожащую нижнюю губу и прижимает его к себе, нежно обнимая. — Ты можешь плакать, если счастлив или же тебе грустно, но не прячь это от меня и не проходи через это один, хорошо? У тебя есть я и моя поддержка, поэтому мы справимся со всем этим вместе, как всегда это делали. Тэхён шмыгает носом и кивает, обнимает его двумя руками и вновь прячет лицо в чужую шею, как давно привык. С Чонгуком ему так хорошо и комфортно, как никогда ранее, даже когда он был человеком, никто так трепетно не относился к нему, не стремился заполучить доверие и подарить искреннюю любовь. Именно он увидел в Горгоне нечто большее, не обратил внимание на слухи и росказни остальных, не смог убить, когда Тэхён был перед ним беззащитен и много раз после первой встречи; он никогда не позволял в себе усомниться, ни разу не предавал хрупкое доверие, а наоборот– располагал к себе и постепенно подбирался к, казалось, окаменевшему сердцу "чудовища". Но Чон никогда его чудовищем и не считал, в отличие от тех, кто пытался убить невиновного в своём проклятии, ведь именно таких сын Зевса и видел по-настоящему страшными и ужасными, тех, кто ради "подвигов", ради какого-то одобрения мог, не колебаясь, лишить кого-то жизни. Теперь же, они полноценно будут друг друга беречь, будут целую вечность столько любить. — Приляжем? Ты слишком устал за сегодня, да? — и снова, каким-то образом – просто он слишком внимателен – Чон улавливает его состояние. — Ты ляжешь со мной? И утром никуда не улетишь? — с нескрываемой надеждой спрашивает Горгона. — Я тебя больше вообще не оставлю, — улыбается ему человек и сопровождает к постели. — Ты делаешь меня самым счастливым, — змейки что-то шипят, но так быстро, что Тэхён теряется. — Они с тобой согласны, — смеётся Чон и утягивает своего любимого на себя, падая с ним на постель. — Ты... Ты понимаешь их? — теряется Ким. — Так же хорошо, как и тебя, — мужчина улыбается и внимательно рассматривает перемену эмоций на чужом лице, ждёт, когда его змейка поймёт. — Это сделал Зевс? — осознаёт он и постукивает Чонгука по груди. — Почему не сказал мне? — обидчиво хмурит он брови, но затем улыбается, не в силах противостоять чужому взгляду. — Неужели, ты действительно так часто смотришь на меня всё это время? — Всегда, любовь моя, — брюнет укладывает Горгону рядом и прижимается ближе, когда поворачивается на бок. — Знаешь, кажется, я действительно ослеп от красоты твоих глаз. — Тогда это взаимно, — усмехается Тэ и берёт ладонь любимого в свою. — Спасибо тебе, Чонгук, я вечность буду благодарен... — Мне ничего не нужно, кроме твоего счастья, — Чонгук вновь целует его ладонь и проходится губами по чешуйкам. Глаза в глаза — они не могут оторвать взгляд. Не в силах насладиться этим моментом, они в полумраке молча изучают лица друг друга, просто смотрят и ничего не говорят, поддаваясь интимности этого момента, когда впервые за год и восемь месяцев они видят друг друга целиком и полностью взаимно, а не по очереди, как уже привыкли. — В человеческих глазах я давно не видел ничего кроме страха, а будучи человеком — вожделения, но именно в твоих я вижу любовь, — первым прерывает тишину Горгона. — Она такая красивая и притягательная, не могу отвести взгляд, а глаза сомкнуть боюсь. — Почему же? — хмурится Чонгук. — Очень страшусь, что это всё — сон, и я больше никогда не увижу твою любовь, — улыбается он слабо и часто моргает, устал ведь. — Но когда ты проснёшься — я буду рядом, как всегда. Обниму тебя и поцелую в висок, просмотрю в твои глаза и снова скажу, что люблю тебя сильнее, чем кто-либо на свете, — Чон укрывает его одеялом и прижимает к себе, обнимая свободной рукой, в то время, как другая занята тем, что держит тэхёнову, переплетая пальцы. — Обещаешь? — Тэхён смотрит из-под ресниц так жалобно и одновременно невинно, что человек не в силах ему отказать, никогда не был. — Обещаю, змейка моя, — улыбается мужчина в ответ и всё же поднимает взгляд чуть выше. — К слову, наши малышки уже спят, а значит и тебе пора отдохнуть. — Приятных сновидений, мой герой, — шепчет Горгона уже засыпая. — Самых лучших и тебе, моя любовь, — Чон целует его в лоб и поглаживает пальцами чужие, засыпая следом с мыслью о том, что стать героем для любимого человека — нечто большее, чем то, чего он когда-то хотел.***