За пределы мира и обратно

Толпа гудела, требуя крови — люди, которые еще год назад нещадно толкали друг друга, лишь бы взглянуть на королеву, бросить цветок ей под ноги, теперь точно так же спешили занять место поудобнее, чтобы увидеть, как ее казнят. Королеву грубо пихнули в спину, принуждая взойти на эшафот. Лезвие гильотины обрушилось на горделивую шею, и... ...королева открыла глаза. Ее покои заливал мягкий лунный свет, вокруг было тихо — все, что она слышала, безумный стук собственного сердца. Любая другая на ее месте решила бы, что это всего лишь дурной сон, перевернулась на другой бок и заснула бы снова. Но Вечная королева знала правду. Она подняла руки — чужие, принадлежащие женщине лет на двадцать моложе, унизанные незнакомыми кольцами, — провела пальцами по чужому лицу, округлому и нежному. Пейшенс. Да, терпение — самое подходящее для нее имя. В памяти медленно всплывали и другие имена, образы и лица: прошлое ее нового вместилища, очередной королевы, ставшей сосудом для ее души. Королева (Пейшенс, надо привыкать, хотя это имя ей не придется носить долго, если все пойдет как надо) тщательно разобрала воспоминания, словно рачительная хозяйка. О том, что происходило в королевстве после смерти прежнего тела, новое имело весьма смутные представления, но все же его память могла оказаться полезной. Хотя бы для того, чтобы держаться завтра как обычно — если она будет вести себя странно, то может закончить не лучше, чем в прошлый раз. Цель ее была близка. Очередная смерть станет не поражением, а всего лишь досадной помехой, но ей не хотелось снова откладывать свой триумф. Ради этого она прожила не один десяток жизней, разгадала множество тайн, победила себя саму в колдовской дуэли. Утром она отправится в садовый лабиринт и доведет дело до конца. Мать Всего Сущего сулила исполнение любых желаний, но ей, за сотни лет пресытившейся и властью, и славой, и могуществом, было больше нечего желать, кроме покоя. Покоя, который не могла подарить даже смерть. Пейшенс невольно поднесла руку к горлу. * * * На следующее утро Пейшенс даже не удивилась, когда король за завтраком предложил провести весь день в саду. С милой улыбкой она согласилась, отдала распоряжения слугам, облачилась в лучшее платье и развлекала придворных светской беседой, пока не смогла незаметно улизнуть, скрывшись за стеной идеально подстриженных кустов. Пейшенс всегда любила этот сад — здесь всегда находился укромный уголок, чтобы отдохнуть, вдыхая цветочные ароматы, слушая стрекот кузнечиков, не думая ни о чем, кроме плывущих по небу облаков, — но теперь ей было не до красот. Солнечный луч привел ее к середине лабиринта. Раньше здесь был только небольшой пруд, где лениво плавали золотые и красные рыбки, но теперь на его месте высился монумент из белого мрамора, испещренный странными письменами. Дотронувшись до прохладного камня, Пейшенс прочла: «Чтобы соткать из теней накидку для солнца, покажите часовой механизм времен». Недрогнувшей рукой Пейшенс выудила из складок пышного платья часы судьбы и положила у подножия монумента. Она знала, что должно последовать дальше, но все же ей стало неуютно, когда черная тень закрыла солнце. Цветущий приветливый сад разом потерял всю свою прелесть. На миг Пейшенс даже стало жаль, что она никогда больше не увидит его таким, как раньше. — Мать? — неуверенно позвала она, напоминая самой себе заблудившегося ребенка. Никто не ответил. Значит, пора выбираться, а потом уже решать, что делать дальше. Где вход, там и выход — иного пути из лабиринта не было. Но как найти этот вход теперь, в темноте? Вдалеке завыли собаки, холодный ветер принес запах дыма; раздался чей-то пронзительный крик. Пейшенс зябко поежилась, подобрала юбки и двинулась на звук. * * * «Пророчество гласит, что королева повстречает Мать Всего Сущего в час черного солнца». Затмение длилось уже неделю, и все же никаких знаков с небес не последовало. Народ паниковал, генералы наводили порядок, священники молились, торговцы пытались извлечь выгоду даже из «конца света», и всем им нужна была королева; Пейшенс только теперь сумела улучить время для разговора со жрицей. — И что теперь? — В этом мире встретиться с Матерью Всего Сущего вы не можете, моя королева, — жрица Рошин сделала паузу. — Но я могу отправить вас за грань с помощью темного ритуала. Это запрещено, но в нынешних обстоятельствах... Рошин замолчала снова. В этом молчании, в неуверенном взгляде Пейшенс без труда прочла, чем закончится ритуал. Смертью. Одной больше, одной меньше. Разве она, сама беседовавшая с Матерью раньше, не знала этого и без жрицы? — Тогда сделай это. Я готова. * * * Зелье, которое дала ей Рошин, было горьким, не похожим ни на одно из снадобий, какие Пейшенс только доводилось пробовать, даже однажды проглоченный яд казался слаще; оно жгло язык, даже когда горечь уже ушла. Сквозь завесу боли в ее разум пробивались странные видения. Пляшущие на стенах письмена, совсем как те, что были на монументе. Женщина в чужеземной одежде, с отблесками голубого света на лице. Черное пятно, похожее очертаниями на ее собственное тело, корона, свалившаяся с головы во время судорог и откатившаяся прочь. — Дитя мое, — мягкий глубокий голос донесся из тьмы, и она не знала, смерть ли это уже или еще игра гаснущего разума. Вспыхнули два ярких глаза, так хорошо знакомых, потом показалось скрытое вуалью лицо; вуаль пропала, но лицо оказалось пустым, как у тряпичной куклы, а голову увенчали рога. — Покажи мне свою корону. Пейшенс хотела было обернуться к оставленному телу, где лежала корона — но и позади все окутала тьма. Да и что значит кусок золота? Должно быть, зелье Рошин совсем затуманило ей голову. Колдовская книга сама собой оказалась в ее руках, звезды и луна на обложке превратились в корону — наверное, еще во время затмения, у нее не было времени взглянуть. Пейшенс протянула книгу во тьму, и та растворилась в ней. Мать Всего Сущего, беспрестанно меняя обличья, что-то нашептывала, будто утешая ребенка — что-то о славе, о величии, о лучших решениях, — но Пейшенс уже не слушала, бессмысленно глядя в пустоту. Тьма нежно гладила ее суть, наконец отбросившую телесную оболочку, как тесные туфли, размывая понемногу память о каждой из прожитых жизней. — Не волнуйся о тех, кого оставляешь, — последнее, что услышала Пейшенс перед тем, как соскользнуть в небытие. — С ними все будет хорошо. Забудь их. «Но я никого и не помню», — ответила бы она, если бы это имело хоть какое-то значение. А потом не стало ничего. * * * Буквы, хаотично пляшущие на экране, наконец сложились в последнюю фразу: «Reigns: Her Majesty не является альтернативой каких бы то ни было терапевтических услуг». Пейшенс устало потерла глаза — она засиделась за игрой далеко за полночь, время бежало незаметно. Править королевством, даже маленьким и виртуальным, оказалось не такой уж легкой задачей. «перепрофилировать игру» Щелкнув мышкой, она начала снова. Как-никак, это всего лишь первая из концовок. * * * ...королева открыла глаза. Ее покои заливал мягкий лунный свет, вокруг было тихо — все, что она слышала, безумный стук собственного сердца.