***
Мимо, мимо, мимо — Лиза скучающе оглядывает толпу еле живых пацанок, закатывает глаза, задерживает взгляд на уставшем операторе и думает, что идти на этот проект всё-таки было хуёвой идеей. Кто-то типично разбивает кому-то лицо, кто-то не в адеквате валяется на земле, кто-то вообще отъезжает на скорой. Лиза чуть улыбается от мимолётной мысли — как бы тупо это ни звучало, но с мёртвыми ей веселее.***
Лизе скучно, и она безжалостно убивает время, опрометчиво забыв эту странную фразу о том, что время крайне не любит, когда его убивают. Скучающе пролистывает книги, которые знает наизусть, наблюдает за одноклассницами, пытаясь предугадать, кто посрётся в первую очередь, постоянно цепляется к местному оператору и с улыбкой наблюдает за его реакцией. Отвлекается и старательно делает вид, что не замечает вечно изучающего взгляда странной одноклассницы, которая в первый день съёмок благородно вытащила её из ямы. Она уверена — тут уж точно мимо.***
— Скучно? — низкий голос, усмешка. Лиза вздрагивает, отрывая взгляд от книги, смотрит вопросительно, не отвечает. Мишель показывает рукой на книгу с красноречивым названием «Идиот», смеётся слегка: — Нужно дописать к обложке букву «ы». Андрющенко забавно щурится: — Ну, давай попробуем. Тянет руки к сумке, перебирает, матерится — в итоге выуживает на свет чёрный маркер, которым было исписано множество новосибирских подъездов. Улыбается, снимает крышку — и протягивает фломастер однокласснице. Мишель берёт его в одну руку, а второй хватается за корешок книги и тянет на себя; Лиза недовольно шипит — это ведь одна из её любимых! Чуть дёргается вперёд, пытаясь книгу забрать. Случайно вдруг касается руки девушки, и ледяные пальцы обжигают, словно неожиданный кипяток из крана с холодной водой. Лиза хмурится — а одноклассница с усмешкой ведёт пальцами по её ладони. Щекотно — Андрющенко вздрагивает, разжимает пальцы; Мишель в этот момент ловко забирает книгу. И, ни секунды не колеблясь, приписывает к названию на обложке кривую букву «ы», которая смотрится крайне неуместно. Лиза смеётся слишком громко — так, что даже одноклассницы недоумённо оборачиваются. Забирает из рук маркер — снова ледяное касание — и ставит на обложке жирную точку. — Это, типа, они? — спрашивает с усмешкой, дёргая бровями. Мишель чуть придвигается — секунда, — и глупый щелчок по носу заставляет Лизу вздрогнуть. — Это, типа, мы.***
Странный инцидент из головы не выходит, и вечером, уже перед сном, Лиза с недоумением рассматривает потрёпанный томик Достоевского. Кому-нибудь другому за порчу обложки она бы легко сломала конечность, а с Мишель почему-то хочется поговорить. Или сбежать. Лиза вообще постоянно хочет сбежать. Не из школы, в плане, а просто… куда-нибудь; желательно от себя подальше. Она втягивает носом воздух — сначала хмурится, а потом улыбается, быстро понимая, что к чему. Поднимается с кровати; на соседней раздаётся недовольное ворчание. — Кто там, блять, курит, и без меня? — зычный голос одноклассницы вызывает неловкий смех и недоумение одновременно. Лиза одёргивает майку, бормочет горделиво: — Пойду узнаю. — Ну, узнай, — грубит Настя; Андрющенко закатывает глаза. Гулко хлопает дверь ванной комнаты — Лиза нарочито громко двигает защёлку, закрываясь с внутренней стороны. — Не удивлена, — усмехается, рукой разгоняя сигаретный дым. Мишель даже не оборачивается: — Ты же не куришь. — Не курю, — Лиза кивает. — Чего тогда? — Гаджиева оборачивается, хмурится, случайно-двусмысленно задерживает взгляд на плечах одноклассницы. Лиза усмехается: — Просто. Нагло усаживается на подоконник; ногами до пола не достаёт, поэтому просто по-детски болтает ими в воздухе. Мишель протягивает половину тлеющей сигареты: — Будешь? — Ты серьёзно? — Андрющенко смеется, закатывает глаза. — Ну… вдруг ты приукрасила, — звучит неуверенно. — Если бы я хотела приукрасить, то всё было бы наоборот. Мишель хмурится: — Логично. Лиза снова смеётся: просто не может сдержаться, глядя на недоумённое выражение лица одноклассницы. Когда смех затихает, слышится треск сигаретной бумаги, и спустя пару секунд плотный дым вновь заполняет и без того маленькое пространство ванной. — Спалят, — безразлично бормочет Лиза. — Всем похер. Когда Андрющенко не отвечает, Мишель чуть поворачивается — Лиза тут же бросает взгляд вправо, неотрывно наблюдая. Тонкие пальцы обхватывают почти докуренную сигарету; через секунду обветренные губы цепляют фильтр — Лиза неосознанно вздрагивает. Мишель улыбается — улыбается и заботливо выдыхает дым чуть правее девушки. Лиза усмехается: — Все нормально. У меня бывший курил, так что… — Бывший? — брови одноклассницы медленно вверх ползут. — Ну да, — бормочет Лиза. Затем добавляет с усмешкой: — Все ошибаются. Мишель смеётся — смеётся слишком громко, — это странно. Затем аккуратно спрашивает, прощупывая почву: — А сейчас? — Сейчас никого, — Лиза выдыхает. — И слава богу. — Парни не нравятся? — глупо спрашивает Мишель; вопрос просто ради вопроса. — Никто не нравится, — Андрющенко пожимает плечами. — Вот как? — подозрительная ухмылка. Лиза думает, что это не приведёт ни к чему хорошему; Лиза чуть тушуется под внимательным взглядом и, ловко спрыгнув с подоконника, отступает назад — а Мишель, наоборот, делает шаг вперёд. Снова затягивается — фильтр обжигает пальцы, — двигается ещё ближе; Лиза сглатывает. Мишель выпускает тонкую струйку дыма прямо в губы однокласснице; Лиза от неожиданности резко вдыхает его, но тут же, сориентировавшись, выпускает дым обратно, так и не сделав затяжку. Дым плотный, и лицо одноклассницы чуть размывается — Андрющенко хмурится. — Я же сказала, что не курю, — шепчет Лиза. Ответом ей становится лёгкое касание холодных обветренных губ. Твою мать. Мишель на вкус как сигареты со сладким фильтром — и Лиза вдруг нагло проводит языком по нижней губе девушки, пытаясь понять, какие именно это сигареты. Мишель выдыхает прямо в губы. Андрющенко думает: «Кажется, шоколадные». И следом: «Наверное, с собой привезла». Лиза толкается языком вперёд, чувствует на шее ледяные пальцы и следом ногти, что дразняще-легко царапают кожу. Она аккуратно кусает одноклассницу за нижнюю губу, и Мишель от неожиданности чуть отступает назад, выдыхая. Лизе это на руку — она быстро перемещает ладонь девушке на спину, чуть двигается вперёд, а Мишель вдруг упирается поясницей в вечно холодный — как и её руки — подоконник. Окончательно докуренная сигарета оказывается в импровизированной пепельнице; освободившуюся руку Мишель тут же запускает в чёрные, явно крашенные, волосы — сначала пропускает сквозь пальцы, затем легонько тянет. Лиза чуть отстраняется, с усмешкой дёргает бровями, ухмыляется — а после возвращается обратно. Целует-кусает разъёбанные губы, ловит все эти неловкие выдохи, с силой вжимает в подоконник; в очередном тяжёлом вздохе тонет многообещающее «вау». Это почему-то отрезвляет — Лиза отстраняется, смотрит внимательно на одноклассницу, хмурится и сама слабо может понять, почему она вообще ответила на этот странный поцелуй. — И что это?.. — спрашивает слегка смущённо, неожиданно взгляд отводит. Мишель такая смена поведения девушки крайне веселит, а ещё крайне привлекает. — Ты против? — отвечает вопросом на вопрос Гаджиева. Лиза чуть щурится, кусает нижнюю губу, неосознанно проводит языком; Мишель следит за одноклассницей, не позволяя себе даже двинуться. Андрющенко слегка улыбается, чувствуя лёгкий привкус шоколада от сладкого фильтра, и чуть склоняет голову вправо, будто бы раздумывая. Затем медленно качает головой. Мишель легко отталкивается от подоконника, приближается к девушке, и тут уже наступает очередь Лизы постепенно отступать назад. Еле-слышный шёпот на ухо посылает чёртову кучу мурашек по позвоночнику: — Ну, значит не усложняй. Глухо хлопает дверь ванной, а Лиза просто стоит и молча хлопает глазами, думая, что её только что крайне грамотно наебали. Всё ещё мимо?***
На выходных съёмок практически не бывает, разве что редкие своеобразные интервью да глупые кружочки в телеграм-канал, где аудитории вечно показывают то, что ей видеть явно не следует. Лизе, в целом, привычно: слишком уж много проведено в своё время стрёмных стримов, для того чтобы сейчас вообще стесняться чего-либо. Но и слишком много воды утекло с того времени, слишком много всего переосмыслено, переделано, — и поэтому Лиза настойчиво скрывается от вездесущих камер, стараясь лишний раз саму себя не триггерить. Чёртова чёлка вечно лезет в глаза, поэтому Лиза упрямо прячет волосы под забавной красной банданой, снова вспоминая их прошлый с Мишель разговор. — Я тебя когда в первый день увидела, назвала за кадром «красной шапочкой», — девушка смеётся и вдруг взгляд отводит, разглядывая банальный узор на ламинате. — Пиздец… — Лиза от неожиданности даже руками разводит. — Худшее, что я слышала, если честно. Но при этом, смутившись вдруг, бандану снимает. В прошлый раз всё было адекватно: без всех этих спонтанных поцелуев, неуместных ледяных касаний, выдохов и почти-стонов; и Лизе даже начинает казаться, что ей это приснилось. И хорошо если бы так — только вот Мишель всё равно постоянно где-то рядом находится, вечно своего внимательно-изучающего взгляда не сводит, откровенно пялится на сильные руки, татуировками забитые; и Лиза, блять, сквозь землю хочет провалиться, лишь бы не видеть всего этого.***
Стоит только оператору зайти в комнату, как девушки сразу преображаются, — старательно пытаются обратить на себя внимание, чтобы потом, выйдя из школы, поднять как можно больше бабок на рекламе в инстаграме, а ещё через пару лет со стыдом откреститься от этого чёртового проекта. Лиза закатывает глаза — раздражает, — поправляет бандану, складывает руки за голову, лежит прямо поверх покрывала, отказываясь с кем-либо контактировать. Правда, спустя пару минут кровать мягко прожимается, и Лиза чуть приподнимается, с интересом глядя на пожаловавшую вдруг к ней одноклассницу. Мишель чуть улыбается, склоняет голову вправо, будто бы раздумывая, — а Андрющенко в ту же секунду вдруг понимает, что жест этот был нагло у неё самой спизжен и, не сдержавшись, широко улыбается. А после тянет руку и аккуратно её волосы поправляет, вечно на лицо спадающие. Мишель забавно щурится, а Лиза вдруг неожиданно думает, что снова поцеловать её хочет, — и мысль эта в голове вспыхивает красной неоновой вывеской. Лиза уверена была, что вывеска эта давно перегорела к чёртовой матери, — какое-то фатальное замыкание, ремонту не подлежит, только менять, — а тут, надо же, загорается, причём ярко так, — Андрющенко даже пугается от неожиданности. Оценить уровень пиздеца по десятибалльной шкале не успевает: подлетает оператор, наводит камеру телефона — Лиза только недовольно глаза закатывает. Мишель, сориентировавшись, быстро исправляет ситуацию: — Спорим, я выиграю? Знает ведь, как зацепить Лизу — во всех смыслах этого слова, — и Андрющенко, чуть приподнявшись, хмурится недоумённо, пытаясь понять, что именно одноклассница задумала. — Закрой глаза, — типично-хриплый голос возвращает в прошлое, вызывает дурацкие мурашки; Лиза хмурится, мотает головой упрямо. — Да ты сто процентов эту игру знаешь, — фыркает Мишель. — Я пальцами буду по руке вести, а когда дойду до сгиба, скажешь «Стоп». Поняла? Лиза, чуть подумав, кивает: она играла во что-то подобное в свои лет семнадцать, но сейчас почему-то всё равно соглашается, хоть это и глупо-банально до ужаса. Она послушно закрывает глаза; оператор включает запись видео в телеграме; Мишель будто бы нарочито медленно ведёт пальцами по руке одноклассницы. Прикосновения, как обычно, ледяные — какого чёрта вообще? — и Лизе, кажется, щекотно; она бормочет что-то невнятное о том, что обязательно выиграет, прислушивается к своим ощущениям, лишь бы не пропустить тот-самый-момент, смеётся громко. Мишель не отводит внимательного взгляда, нагло пользуясь тем, что у Лизы глаза закрыты. И бормочет вдруг шёпотом: — Ты всегда такая чувствительная? Лиза от неожиданности выдыхает, молчит, делая вид, что не услышала; Лиза думает параллельно, что всё это, конечно, мило и весело, но ей почему-то крайне сильно хочется согреть эти чёртовы пальцы — причём во всех смыслах, какие только Мишель на ум придут. — Стоп! — в комнате слышится смех; Андрющенко от нетерпения аж на кровати подскакивает. — Я выиграла! Мишель медленно головой качает, улыбается мягко, показывает на свою руку — пальцы её замирают чуть выше сгиба; Лиза хмурится. — Мимо, — смеётся Мишель, не сдержавшись. Лиза замирает: — Что?***
От вездесущей скуки деться некуда, а происходящее между Мишель с Лизой нагло игнорируют, старательно делая вид, что ничего вообще не происходит. Только вот Мишель всё равно привычно болтается где-то рядом, отнимает у Андрющенко остатки личного пространства, вечно пытается глупо завести диалог — и Лизе, черт бы её побрал, неожиданно это всё начинает казаться очаровательным. Лиза думает, что им нужно поговорить, но до крайности боится и совсем по-новому смотрит на испорченную обложку с глупой надписью «Идиоты». — Это, типа, мы. Всполохом воспоминание проносится, а Лиза сама себе кивает и, чуть улыбаясь, думает: «И правда, блять, мы». — Хочешь, я тебе погадаю? — девчонка со странным именем становится рядом с кроватью, а брови Андрющенко от удивления аж вверх ползут. Как и меняется выражение лица Мишель, что сидит на соседней кровати и скучающе рассматривает свои бледные руки. Лиза кивает, улыбается, поднимается; краем глаза подмечает, что Мишель поднимается тоже, — и это её действие вызывает почему-то слишком яркий всполох эмоций где-то в районе солнечного сплетения. Андрющенко послушно идёт за одноклассницей, по-турецки усаживается на чужую кровать, а Идея на полном серьёзе достаёт карты Таро. Лиза слышит где-то справа легкий саркастичный смешок, поворачивается, цепляется взглядом с привычными-карими — и тут же неловко взгляд отводит, смущаясь неожиданно. Идея тасует колоду — Лиза неотрывно следит за её действиями — и выкладывает по очереди четыре карты лицевой стороной вверх. Лизе почему-то смешно до ужаса, она ведь во всю эту ерунду не верит и просто опять опрометчиво пытается убить время, — будто бы ничему её, упрямую, жизнь не учит. Одноклассница улыбается, показывает на карты: — Обычно… Лизе не нужно даже поворачиваться: она и так прекрасно знает, что чересчур любопытная Мишель подходит ближе, цепляется руками за второй ярус кровати и, склонив голову, смотрит на карты — причём с таким видом, будто бы что-то понимает. Андрющенко закатывает глаза и бормочет, обращаясь явно не к Идее: — Обычно со мной не бывает. Фраза банальная, глупая — она вызывает лёгкий смех девушки напротив и даже широкую улыбку на лице самой Лизы. Правда вот, в следующую секунду Андрющенко тяжело выдыхает, начисто забывая о том, что в комнате они с Мишель — к сожалению — не одни. — Я знаю, — и шёпот этот вместе с типичной ухмылкой вызывает лёгкое покалывание на кончиках пальцев.***
Лиза уже и правда понятия не имеет, чем себя занять; даже ждёт не дождётся очередных съёмок и будущего выгона — так ведь хоть какое-то разнообразие. Странная одноклассница типично из головы не выходит, а Лизе даже вдруг хочется насильно вскрыть свою голову, достать оттуда все эти неприличные картинки и сжечь их к чёртовой матери. Чтение затёртых до дыр классических романов не спасает. Андрющенко думает, что это край, — что дальше уже точно некуда. Она буквально физически ощущает на шее эти холодные пальцы, на губах — губы обветренные, и от всего этого Лизе, как минимум, выть хочется. А как максимум — перехватить Мишель где-нибудь в тёмном коридоре, прижать к очередной вертикальной поверхности, и… Что «и» — Лиза не знает; так далеко она в свои глупые двадцать четыре никогда не заходила. В голове ворохом несутся идиотские мысли, а Лизе, какого-то хрена, чертовски сильно страшно. Она ведь уже проходила через это всё, и ей ведь на самом деле никто никогда толком не нравился даже, — придурочный бывший не в счёт. А ещё она прекрасно знает, чем это всё обычно заканчивается. — Все на месте? — в проёме появляется кудрявая голова странного дворецкого. Своеобразный вечерний «обход» вызывает у Лизы ощущение, что она находится не на реалити-шоу, а в психбольнице для особо буйных. Хотя… Андрющенко оборачивается, и ей хватает буквально пары секунд, чтобы понять, что Мишель в комнате нет. Лиза хмурится, и ей вдруг почему-то кажется, что Мишель с её вечной страстью к адреналину вылетит из проекта гораздо быстрее, чем она сама думает. — Гаджиева? — дворецкий открывает дверь чуть шире; девочки упорно молчат. Лизе хочется ударить его по лицу за то, что он назвал Мишель по фамилии. — Я посмотрю, — бормочет Андрющенко, делая несколько шагов вперёд. Дворецкий хмурится, качает головой, а Лиза в этот момент включает всё своё возможное обаяние. — Я быстро… Пожалуйста, — бормочет, сама не понимая, почему она вечно Мишель защищает: что сейчас, что на первом выгоне. Ответа не дожидается; буквально просачивается в щель между дверью и недоумённым дворецким, несётся на первый этаж. Позади себя слышит характерные смешки, но закатывает глаза, думая, что разберётся с этим чуть позже. Лиза прекрасно знает, где Мишель искать, поэтому, не теряя времени, выходит на улицу и обходит огромное здание с обратной стороны. Так и есть: девушка сидит прямо на земле — курит, конечно же, — и вообще выглядит крайне растерянно. Замечая одноклассницу, чуть поворачивается, улыбается даже слегка. Лиза подходит ближе, неловко мнёт руки, затем всё-таки цепляет их в замок, молчит. — Потеряла? — с привычной ухмылкой проговаривает Мишель, с лица откидывает изрядно надоевшие волосы. Лизе нравится эта её привычка. Лизе и сама Мишель нравится — а мысль эта случайная заставляет тяжело выдохнуть и взгляд отвести смущённо. — Потеряли, — отвечает Андрющенко, неловко проводит ладонью по выбритым на затылке волосам. Мишель хмурится: — А сколько времени? — Как видишь, много, — саркастично бормочет Лиза. Гаджиева затягивается, улыбается вдруг: — Бесишь. — Почему? — Умная слишком. Лиза смеётся; она протягивает однокласснице руку, наивно надеясь, что та поднимется с земли, — но Мишель лишь дым выдыхает да отворачивается по-детски обиженно. — Меня вообще всё это бесит, — выдаёт еле слышно. Лиза закатывает глаза недовольно — далеко не лучшее место и время для выяснения отношений. Андрющенко, в целом, и не хочет ничего выяснять; она ненавидит подобного рода разговоры всеми фибрами своей души — а ещё до одури боится расставлять какие-либо границы в их странных отношениях. Мишель вдруг цепляет девушку за руку, чуть тянет на себя; Лиза выдыхает, но кивает всё-таки и усаживается на землю, чуть левее от одноклассницы. Ровно как тогда — в первый день съёмок. Они обе цепляются характерными улыбками — явно ведь подумали об одном и том же. Гаджиева затягивается, на выдохе глупо бормочет: — Так… что происходит-то? Лиза упрямо пожимает плечами: — В смысле? — Ну… — Мишель хмурится; слова в предложения не складываются. — Не беси меня. Андрющенко громко смеётся, затем, успокоившись, бормочет: — Ты же мне сама сказала… не усложнять. — Я… — у Мишель в голосе такое разочарование, что Лизе даже стыдно становится. — Вот и не надо, — грубит девушка, даже ответа не дождавшись. — Ладно, — Гаджиева кивает легко. Она явно не из тех, кто будет бегать и пытаться что-то там доказать; она поднимается, спокойно докуривает сигарету, тушит её носком ботинка. Лиза поднимается тоже, следит внимательно за действиями — и понятия не имеет, как она вообще во всё это влезла. Мишель спокойно оттряхивает свою огромную бессменную футболку бледно-фиолетового цвета, а потом вдруг разворачивается, чтобы уйти, — но Лиза, конечно же, как-то слишком резко перехватывает девушку за локоть. Не тянет даже — поэтому Мишель стоит спиной к ней, — но при этом не предпринимает ни одной попытки уйти. — Я просто… — Андрющенко выдыхает, мысли в голове путаются. — Боишься? — эта чёртова ухмылка даже сейчас в голосе слышится; Лиза вздрагивает. — Откуда… Мишель наконец оборачивается: — Это логично же. И тебя можно понять, так что… Девушка мягко высвобождается из захвата, отступает чуть назад, поднимает руки будто бы в качестве белого флага. — Всё нормально. Лиза думает: «Нихуя не нормально, если честно». А следом вдруг: «Интересно, это те же самые сигареты, что и в прошлый раз?». Шагает вперёд; Мишель хмурится — слишком уж странное поведение даже для Андрющенко. Лиза бегает взглядом по лицу, что какого-то чёрта так сильно в память врезалось; вверх-вниз — от глаз к губам — и обратно. Мишель хватает пару секунд буквально, чтобы понять, в чём дело, — и её самодовольная ухмылка вызывает раздражённый выдох у девушки напротив. — Передумала? — спрашивает с усмешкой, а Лиза только глаза закатывает, не отвечая. Мишель двигается чуть ближе — Лиза сглатывает шумно, — но останавливается буквально в секунде от поцелуя, будто бы заставляя девушку сделать хоть что-нибудь, чёрт возьми, самостоятельно. Лиза от этого даже улыбается глупо, а затем, окончательно сдавшись, тянется вперёд — и, на самом деле, губы у Мишель снова обветренные, и снова с привкусом шоколада. Лиза вообще не особо-то любит прикосновения, но привычно-ледяные пальцы на шее почему-то посылают ворох мурашек по позвоночнику. Мишель выдыхает прямо в губы нетерпеливо; Лиза же, слегка кусаясь, нагло лезет рукой под футболку, проводит по впалому животу пальцами, ведёт руку выше. Гаджиева отстраняется, хмурится — перехватывает руку одноклассницы и с силой давит на запястье, заставляя убрать. — Охренела? — бормочет. Лиза смеётся: — Только если чуть-чуть.***
И надо бы в комнату вернуться по-хорошему; и так уже слухи дурацкие ходят — что среди одноклассниц, что среди группы съёмочной. Но чисто физически не получается — и Лиза неожиданно смущённо бегает своими тонкими пальцами по такой же тонкой талии, вжимая тело напротив в стену в гостиной. На первом этаже, как обычно бывает по ночам, никого нет, а на втором все давным-давно спят уже, так что шанс спалиться в их случае минимален; однако Лиза всё равно периодически оглядывается, всматриваясь в темноту, будто бы желая разглядеть там разочарованных преподавателей или надоевшего до чёртиков дворецкого. Мишель это бесит; Мишель мягко тянет одноклассницу за подбородок на себя, отвлекает — и тут же целует развязно, а руки привычно помещает на шею. Лизе каждый раз кажется, что на обратной стороне шеи отпечатками горят прикосновения вечно-холодных пальцев и что все обязательно увидят эти следы, как только она вернётся в комнату. А ещё — хотя Лиза, конечно, никогда никому в этом не признается — ей неожиданно чертовски неловко. Образ самоуверенной-и-независимой рассыпается в тот момент, когда руки Мишель нагло лезут под её типичную чёрную майку, — и Лиза вздрагивает, утыкаясь лбом в плечо одноклассницы. — Я… — бормочет шёпотом, неслышно почти — будто бы думает, что Мишель мысли читать умеет. А Мишель, кажется, умеет: тут же руки убирает, кладёт ладони поверх майки на талию и плечом чуть ведёт, заставляя девушку посмотреть на себя. Лиза выдыхает, но слушается, — сама не понимая даже, что это была для неё своеобразная точка невозврата. Гаджиева слегка хмурится: — Ты никогда не… — Что? — Лиза даже усмехается. — Нет, не настолько всё плохо, просто… Мишель молчит, внимательно наблюдая за одноклассницей; та, тушуясь, объясняет наконец: — Давно не было… И не с девушками. Мишель снова хмурится: в голове её этот факт укладываться упорно отказывается. Лиза, с её внешностью и харизмой, наоборот, должна была собирать возле себя кучу девчонок, а тут… Лиза быстро улавливает, бормочет: — Мне просто неинтересно… Мимо. Гаджиева смеётся — нетипичное выражение мыслей для Лизы, это уж точно. — А сейчас? — спрашивает, вопросительно склонив голову. — А сейчас я в ахуе, — растерянно бормочет Андрющенко. Это забавно; Мишель хочется кивнуть и сказать, мол, я тоже, — но тогда Лиза, кажется, точно уж испугается и сбежит, не оборачиваясь. Гаджиева, выдохнув, давит однокласснице на плечи — Лиза послушно отступает назад, хмурясь. Мишель улыбается, кивает, и это своеобразное одобрение почему-то заставляет Лизу шумно втянуть носом воздух, — дурацкая реакция. Мишель приближается медленно, снова целует одноклассницу — и, в целом, уже не спрашивая разрешения, делает пару шагов вперёд. Лиза, наоборот, отступает, хмурится снова и спустя несколько секунд спиной упирается в спинку задвинутого под длинный обеденный стол стула. Пугается, матерится от неожиданности; Мишель смеётся, отстраняется ненадолго, отодвигает этот чёртов стул — и скрипучий звук в тишине гостиной слышится как окончательный для Лизы приговор. Она непонимающе хмурится, а Мишель снова давит девушке на плечи, заставляя чуть отступить. До Лизы доходит смысл происходящего только в тот момент, когда она упирается поясницей в стол, — и девушка тут же отводит взгляд, шумно выдыхая. Мишель всё это забавляет до крайности; она, конечно, слабо могла представить в своей голове такой поворот событий, но сейчас её всё максимально устраивает. Гаджиева протягивает руку, аккуратно тянет одноклассницу за подбородок, слегка проводит большим пальцем по нижней губе и тут же перемещает ладонь на шею, привычно прижимая девушку к себе. Лиза как-то чересчур нервно вздрагивает — и её реакция настолько нетипична, что даже смешно становится. Мишель сама поцелуй разрывает, прижимается ближе, шепчет: — Расслабься ты, господи. А следом: — И сядь. Андрющенко упрямо и по-детски мотает головой; Мишель смеётся. Девушка нагло проводит языком по шее, кусается — подмечает тут же, как резко Лиза дёргается от этого движения неожиданного. — Пожалуйста, — просит мягко, оставляет характерные поцелуи по линии челюсти, слегка спускается ниже. Лиза выдыхает, сжимает зубы, — видно даже, как желваки на скулах ходят от напряжения. Затем прикрывает глаза, сглатывает; секунда — и годами тренированное тело моментально оказывается на столе. Мишель кивает; наружу рвётся какая-нибудь чересчур пошлая похвала, но девушка себя сдерживает, — ведь Лиза тут и так, судя по всему, через себя переступает. Гаджиева жмется ближе, снова вовлекает одноклассницу в поцелуй и каждый раз поражается тому, насколько остро та реагирует на любое, казалось бы, безобидное движение. У Лизы вообще слов не остаётся; она от происходящего в крайнем ахуе, но сил на то, чтобы остановиться и свалить наконец в комнату, у неё не хватает. Желания, кстати, не хватает тоже, и девушка отстраняется, подставляет поцелуям шею, руками на стол опирается и искренне надеется на то, что он, блять, не перевернётся в итоге. Лиза вся как чёртов провод оголённый, а контраст разгорячённой кожи и ледяных пальцев делает этот и без того сумасшедший момент ещё более ебанутым. Андрющенко слабо понимает, почему вообще так реагирует и почему это всё в принципе с ней происходит. Только типично-неловко вздрагивает, когда ладонь одноклассницы сжимает бедро пока что поверх шорт, — и утыкается лбом в чужое плечо, перемещая свои руки Мишель на спину. А та, кажется, только и рада — ухмыляется довольно, пальцами цепляет резинку на шортах, вторую руку запускает под майку, легонько спину царапает, и Лиза вдруг, когда пальцы неаккуратно позвоночника касаются, даже за плечо девушку кусает, пытаясь заставить себя заткнуться. Мишель этого не хочет; Мишель, наоборот, нравится слышать подтверждение правильности своих действий — просто сейчас они обе себе этого позволить не могут, и это злит безумно, до крайности. А ещё Мишель дико всё происходящее нравится: такой вот приятный бонус от обозлённой на весь мир девочки, которая в итоге оказывается безумно чувствительной, словно бы провода, неосторожно воды касающиеся. Мишель её прекрасно понимает — шутка ли, столько лет не спать ни с кем, а потом вдруг неожиданно по уши влипнуть, приехав на какое-то сомнительное реалити-шоу. Она снова проводит по спине короткими ногтями, сжимает свободной рукой бедро, чуть ведёт ладонь выше — и губами ловит неаккуратный, еле-еле слышный стон. У Мишель за спиной куча опыта и вагон разных девушек — но такое всё же впервые. Она прямо в поцелуй ухмыляется, руку наконец запускает сначала под шорты, а затем и под бельё, а после замирает, выдыхая в поцелуй восхищённо. Лиза, конечно же, мокрая — что в целом ожидаемо при такой-то реакции; Лиза цепляется тонкими длинными пальцами за спину, прижимается ближе, выдыхает смущённо. Мишель сначала мягко ладонь прижимает, после ведёт пальцами сверху-вниз, дразнит чуть, — Лиза только дышит тяжело и назад голову откидывает, подставляя чувствительную шею под поцелуи-укусы. Мишель тянется вперёд, проводит языком по шее, двигается выше, на выдохе еле слышно бормочет: — Молчи, ладно? И толкается вперёд нетерпеливо, свободной рукой заботливо придерживая девушку за спину. Лиза шепчет неловкое «Да твою мать» — и искренне недоумевает, почему она вообще раньше с девчонками не спала; потому что это, блять, определённо того стоит. Хотя, возможно, дело в Мишель — ведь её руки двигаются как-то подозрительно умело, будто бы она это всё уже делала раз сто, не меньше. Мысль эта дурацкая вызывает у Лизы какое-то яркое, но при этом крайне неприятное чувство; но затем Мишель вдруг добавляет второй палец, и Лиза, тяжело выдохнув, снова утыкается лбом в плечо, решив, что подумает обо всём чуточку позже. Рост у них практически одинаковый, разве что Мишель выше на пару сантиметров, — но при этом сейчас Лиза чувствует себя какой-то крайне глупой и даже маленькой; и ей безумно неловко, но при этом чертовски приятно. Стол под ней с каждым движением характерно поскрипывает — тихонько совсем, но Лизе кажется, что их слышит абсолютно вся школа, и понятия не имеет, если честно, как вообще потом будет смотреть в глаза одноклассницам. Мишель постепенно ускоряет движение пальцев, свободную руку снова запускает под майку, несильно царапает спину — Лиза сглатывает и нижнюю губу кусает, лишь бы сдержать все эти предательски рвущиеся наружу звуки. Мишель параллельно думает, что было бы охуенно повторить это всё уже после проекта, ведь она почему-то уверена, что у Лизы в её «тихом омуте» чертей гораздо больше, чем у любой другой знакомой ей девушки. Лиза же вообще слабо понимает, с каких это пор спина у неё стала эрогенной зоной. Лизе стыдно — но при этом настолько, сука, приятно, что все силы уходят лишь на то, чтобы не шуметь. Хотя они и так, кажется, спалились окончательно ещё пару дней назад, чего уже скрывать-то. Мишель вдруг поднимает свободную руку, снова привычно тянет одноклассницу за подбородок, заставляя на себя посмотреть, — и Лиза, кажется, даже краснеет слегка, но при этом всё равно смотрит прямо в карие, наблюдая за быстро сменяющимися на лице эмоциями. Мишель в итоге, не сдержавшись, шепчет одними только губами это пошлое «умница», а Лиза думает, что когда всё закончится, то она её обязательно ударит как следует. Правда совсем не хочется, чтобы заканчивалось, — и девушка сжимает от нетерпения зубы, откидывая назад голову. Мишель снова тянет одноклассницу на себя — и даже замедляется, упрямо дожидаясь, пока Лиза на неё посмотрит. Это смущает, но одновременно становится той самой последней каплей, — и Андрющенко возвращается обратно, в который раз за этот странный вечер вглядываясь в глаза напротив. У Мишель зрачки дико расширенные — как будто бы она давно и плотно сидит на чём-то серьёзном; Мишель вообще кажется, что она сама от всего происходящего сможет легко закончить, — морально, во всяком случае, точно. Она чуть сгибает пальцы внутри, толкается; большим пальцем помогает снаружи, а Лиза в этот момент тянется вперёд, всё-таки разрывая контакт зрительный. Смотреть девушке в глаза в такой ситуации она не может точно — это для неё слишком, — поэтому просто тянется вперёд, целует порывисто, бормочет в губы что-то до одури пошлое и сжимается вокруг пальцев так сильно, что Мишель в который раз за вечер всему происходящему удивляется. Было бы странно, если бы Лиза смогла продержаться дольше, — у неё ведь нормального секса лет сто не было, если он вообще когда-то был, конечно. Она дрожит вся — то ли от эмоций, то ли от ощущений, — руками бледными за стол цепляется, лишь бы не наебнуться с него ненароком, и неожиданно даже пошло-откровенно выгибается, заставляя Мишель удивленно выдохнуть. Мишель двигается чуть медленнее, но при этом грубее, — и движение каждое сопровождается чересчур характерными звуками; правда уже плевать на это совсем, даже если завтра их обеих из этой школы выгонят к чёртовой матери. Существует почему-то только этот момент: грубые движения пальцев, еле слышные выдохи и тонкие руки, цепляющиеся за стол с такой силой, что даже костяшки белеют. Мишель перемещает ладонь на спину, резко придвигает к себе девушку — Лиза от неожиданности выдыхает — и снова сгибает пальцы, нетерпеливо темп наращивая. Лиза думает, что, кажется, умрёт сейчас; она уже привычно утыкается лбом в плечо, чувствуя на спине придерживающую её руку, жмурится, нижнюю губу кусает и спустя пару движений, простонав-пробормотав что-то невнятное, кончает всё-таки, на выдохе с силой вцепившись в плечо зубами. — Ау-ч, — шипит Мишель, но при этом всё равно слишком довольно ухмыляется. Лиза дрожит вся, ей и стыдно, и приятно одновременно, и она даже не может голову поднять, потому что понятия не имеет, как будет в глаза Мишель смотреть после всего произошедшего. А Мишель, наоборот, смеётся мягко, вытаскивает пальцы аккуратно, чуть ведёт плечом, заставляя Лизу поднять голову. Лиза снова слушается — правда, смотрит с каким-то недоверием и опасением что ли, будто бы весь её секс до этого заканчивался пиздецом тотальным исключительно. — Твою мать, — лаконично выдает Андрющенко, снова привычно хмурясь. Мишель усмехается от этого уже хорошо знакомого выражения лица, даже почти не удивляясь резкой смене настроения. — Да ладно тебе, — смеётся. — Хочешь сказать, не понравилось? Лиза закатывает глаза и ловко спрыгивает со стола, старательно делая вид, что ничего страшного только что вовсе не произошло; защитная реакция — что поделать. Качает головой отрицательно: — Можно подумать, если я скажу, что нет, — то ты поверишь. Андрющенко упрямо шагает вперёд, чтобы уйти, потому что прекрасно знает, что на этом спонтанном сексе всё закончится, и из школы свалить лучше прямо сейчас, чтобы не позориться. Мишель терпеливо выдыхает, в последний момент цепляет рвущуюся уйти девушку за запястье, тянет на себя. А когда Лиза поворачивается, то мягко, даже слегка лениво целует, будто бы показывая, что всё в порядке, что с ней беспокоиться вовсе не о чем. Затем разрывает поцелуй, прижимается лбом ко лбу, улыбается мягко — даже мягче, чем обычно. И бормочет: — Расслабься. Пожалуйста. Лиза сглатывает; ей, конечно, страшно до чертиков. Она прикрывает глаза, выдыхает, словно бы перед прыжком в ледяную воду, — и, мысленно собрав внутри всю свою храбрость в кулак, всё-таки кивает. Ответом ей становится едва заметная ухмылка и осторожное касание обветренных губ — а Лиза, не сдержавшись вдруг, улыбается прямо в поцелуй. Бесконечно-бегущая в голове строка с красноречивой надписью «мимо» пару раз устало моргает, бессильно рассыпается искрами. И наконец погасает.